Связь между живым и мертвым в биологии. Начало и вечность жизни

Вся электронная библиотека      Поиск по сайту

 

Академик Вернадский - ЖИВОЕ ВЕЩЕСТВО

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Начало и вечность жизни.

 

биосфера

 

Смотрите также:

 

Какое вещество считается живым

 

Живое вещество

 

Живое вещество в почве

 

Все живое из живого – принцип Реди

 

Следы былых биосфер

 

Абиогенное вещество внеземного происхождения

 

Биосфера и ее живое вещество

 

Биогеохимический круговорот. Биогеоценозы...

 

Живое вещество суши

 

живое вещество

 

Живое вещество

 

Биогеохимия. Живое вещество

 

Исследования химического состава живого вещества

 

Зеленое живое вещество в биосфере

 

Вернадский Владимир Иванович

 

ВЕРНАДСКИЙ. БИОСФЕРА

 

НООСФЕРА. ВЕРНАДСКИЙ

  

Связь между живым и мертвым в биологии

 

Отсутствие переходов между живым и мертвым, невозможность создания живой материи исключительно из мертвой не противоречат другому исходному положению, что в земной коре существуют между живым и мертвым постоянные взаимоотношения и что живое почти всегда наблюдается в земной коре в непрерывной связи с мертвой материей. Оставив пока в стороне своеобразные состояния живого вещества, когда отсутствует или почти отсутствует его связь с мертвой материей, остановимся сперва на особенностях обычной связи живого с мертвым в земной коре.

 

С геохимической точки зрения взаимная связь между живым и мертвым очень резко сказывается в обмене химических элементов. Живые организмы непрерывно извлекают химические элементы из земной коры и возвращают их в нее вновь, до известной степени превращая их в новые соединения, неустойчивые вне среды их образования. Это производится организмами двояким путем — частью путем природного обмена, когда организмы проводят химические элементы через свои тела, частью путем изменения природных соединений без проведения их через свои собственные тела. Это последнее явление очень ярко представлено в геохимической работе человечества — таковой является вся его техническая деятельность, создающая современную цивилизацию.

 

В конечном итоге вся задача изучения живого вещества в геохимии сводится к изучению с химической точки зрения их взаимных соотношений. Как это ни странно, наука не подходила до сих пор к этим вопросам систематически и в достаточном масштабе. Ими не занимались ни биология, взятая в самом широком ее понимании, наука о живом во всех его проявлениях, ни науки геологического цикла.

 

Это объясняется ходом истории науки и прежде всего проникновением в науку в готовой форме представлений о неразрывной связи живого организма с окружающей его мертвой материей. Проникшие в науку в готовой форме из религиозных или философских построений, они были восприняты наукой как нечто обычное, всем известное, не были обоснованы на научном исследовании и вследствие этого долгое время не подвергались научному изучению и только изредка, в отдельных случаях, им охватывались.

 

Отчасти это связано было с тем, что в воспринятых наукой религиозных и философских верованиях не было, как мы видим, непроходимой в природных процессах границы между живым организмом и мертвой материей. Живой организм при смерти превращался в мертвую материю и мог был быть из нее природными процессами воссоздан, что-нибудь вроде via plastica Naturae натурфилософов эпохи Возрождения.

 

С этими представлениями вполне совпадали господствовавшие в окружающей научную работу культурной среде мысли о неразрывной и неизбежной связи живого и мертвого. Скептическое отношение ученых к одной части философских концепций не могло не отразиться и на другой их стороне. Искания научной работы направлялись больше на организм, на его внутренние свойства, чем на его проявления и влияние на внешнюю среду.

 

В тех случаях, когда они встречались с этими влияниями, они всецело находились в атмосфере обычных господствующих воззрений своей культурной среды, не приводя их в форму научных положений.

 

В течение тысячелетий мы наблюдаем ярко выражаемую мысль о тесной связи живой с мертвой материей и в религиозных и поэтических представлениях, связанных с бренностью жизни, со смертью, с нравственными переживаниями личности.

Еще гораздо ярче и для всех понятнее подходила мысль человека к связи живого и мертвого, когда вместо человечества мы обратимся к царствам животному и растительному. Здесь исчезают моральные вопросы, и здравый смысл — обыденное знание — вполне совпадает с реальной действительностью, являвшейся объектом научной работы.

 

Тесная связь живого и мертвого, проявляющаяся таким образом со смертью и разрушением организма, являлась готовым субстратом научной мысли, и когда ученым приходилось касаться этого вопроса, она выступала как нечто само собой разумеющееся, но полученная наукой извне, она не была переработана научной мыслью и из нее не были сделаны научные выводы, которые, несомненно, явились бы, если бы этот принцип неразрывной связи вошел в науку в результате научной работы.

 

Поэтому эти представления о неразрывной связи живого и мертвого в земной коре не проникли научную мысль и научное мировоззрение в его целом, а проявились только там, где их вызвали к жизни обстоятельства исторического развития науки.

Благодаря этому мы видим их медленное проникновение в научное сознание даже тогда, когда научная мысль сталкивалась с этими вопросами вплотную, и только благодаря этому становится нам понятным, иначе непонятное, оставление их в стороне в тех случаях, когда применение их казалось бы с научной точки зрения неизбежным и плодотворным.

 

59. Особенно резко сказалось это в тех областях научного знания, которые связаны с изучением живого — в науках биологических. Мы видим здесь, в их истории, на каждом шагу, проникновение этого принципа извне, его независимое происхождение от научной работы.

 

Очень ярко это видно уже на истории определения жизни, попыток формулировки этого понятия, исходного для всех биологических наук, которые постоянно возникали, хотя бы в связи с потребностями преподавания, т. е. при передаче молодым поколениям научных достижений прошлого.

 

В течение XVIII и XIX столетий мы наблюдаем многие десятки таких определений, вызвавших большую литературу. Их в обилии собирали великие физиологи, широко охватывавшие науку: в XVIII столетии—Галлер, в первой половине XIX в.— И. Мюллер, во второй — Клод Бернар.

 

Только во второй половине XIX столетия эти искания уменьшились, вошли в жизнь такие определения этого понятия, которые и сейчас господствуют среди натуралистов. Эти определения как раз заключают в своем содержании принцип неразрывной связи жизни с окружающей мертвой средой. Он вошел в определение жизни после вековой борьбы и все же войдя в него не оказал до сих пор того влияния на научную мысль, которое можно было логически ожидать от его признания.

 

Одним из наиболее обычных, довольно удачных по сжатости и точности определений жизни является сейчас определение ее Г. Спенсером в его «Основах биологии», сделанное в середине прошлого столетия 41. Спенсер рассматривает жизнь как постоянное взаимодействие автономного организма и внешней среды. Спенсер указывает, что аналогичная мысль была высказана раньше него О. Контом, хотя легко убедиться, что Спенсер не вполне правильно понимал Конта и что Конт был яснее и глубже проникнут этой идеей, чем сам Спенсер. Уже после Спенсера и независимо от него и от Конта то же определение жизни в более яркой и очень красивой форме дал Клод Бернар в 1860-х годах, и только с тех пор оно вошло в научное сознание и стало для нас обычным и ясным. К. Бернар рассматривал жизнь как взаимодействие организма не только с земной, но и с космической средой. В этом красивом образе он, может быть, бессознательно для себя высказал глубокую мысль, великие следствия которой до сих пор не охвачены нашим сознанием 42.

 

В сознание натуралистов еще менее проникли последствия из тех более глубоких выражений этой связи живого и мертвого, даваемых теми учеными и философами, которые выдвигают динамический принцип, ярко выраженный в этом взаимоотношении. Его, например, утверждает из новых философов Бергсон. Он говорит: «Жизнь, проявляемая организмом, является определенным стремлением (effort) добывать определенные виды (choes) от мертвой материи (Matiere brute)». В науке господствуют чисто статические определения жизни, каковыми являются определения Спенсера и К. Берпара, а эти определения являются не чем иным, как выраженным на научном языке исконным верованием и пониманием природных процессов человечеством. Тех самых верований, которые ярко выражены были, как мы видели, средневековыми поэтами Востока, иногда даже за 1000 лет до К. Бернара в формулах ученого языка того времени, когда наблюдаемое в живом веществе кругообращение химических элементов было образно представлено в XI в. нашей эры персидским иоэтом Омаром Хайямом в виде вечного перемещения из живого в мертвое и обратно тех четырех элементов средневековой философии и науки, которые отвечают в значительной мере и нашим химическим элементам.

 

Но в действительности эти представления, принятые наукой только во второй половине XIX столетия, явно сознавались учеными много раньше Огюста Конта. История проникновения в науку этих обыденных представлений не изучена, но мы знаем, что уже в XVIII в. идея связи живого с мертвым как характерного проявления жизни на нашей планете, ее основного условия, была научно выражаема отдельными учеными. Ясные указания на понимание этого положения и сознание его значения мы видим в конце XVIII в. у Вик д'Азира *. Ее высказывали в более или менее ясном виде младшие современники Вик д'Азира в самом начале XIX в.— Ламарк, у которого ее находят некоторые его современные поклонники, и Тревираиус, мысль которого запуталась в философских построениях. Наконец, в 1811 г. ее выявляет с небывалой раньше ясностью в яркой и блестящей форме Кювье, давший тогда свое определение жизни, правильно передающее происходящее в природе явление. Кювье рассматривал жизнь как вихрь, проносящий через организм химические элементы мертвой материи и возвращающий их назад в окружающую организм среду.

 

60. В научных определениях жизни другого рода — в определении, например, Биша,— в которых исчезает указание на теснейшую и неразрывную связь живого с мертвой материей, с окружающей организм средой, все проявления жизни переносятся в то неделимое, каким является организм. Только внутреннее его строение и процессы, в нем происходящие, необходимы для понимания жизни, и внешняя среда — окружающая организм мертвая материя — является для него чем-то чуждым и внешним, против чего организм должен защищаться. Для познания жизни и ее основных свойств нет надобности изучать те изменения, какие вносит организм своей жизнедеятельностью в эту чуждую ему стихию, ибо они жизненным проявлением не являются. Организм есть механизм не земной коры, но механизм в земной коре, с ней основным образом не связанный и чуждый происходящим в пей процессам.

 

Сейчас в научной мысли мы переживаем своеобразное явление, которое в значительной мере объясняется только тем, что положение о неразрывной связи живого и мертвого не выведено в науке путем научного поиска, а вошло в нее извне — из философии и обыденной жизни *. Приняв формулу жизни Спенсера и К. Бернара, в науке не сделали из нее неизбежных логических выводов. Фактически и сейчас в науке царят еще в своих следствиях старые представления о живом организме, как чуждом механизме в земной коре, с ней не связанном в своих жизненных проявлениях. Изучая организмы — живую материю,— оставляют без внимания, как не важное для ее понимания явление, изменения, совершаемые ими в окружающей их внешней среде.

 

Несомненно, в таком представлении об организме есть большие удобства для научной работы. Часть истины оно захватывает и во многих случаях можно им довольствоваться, не встречаясь с противоречиями в получаемых при такой работе следствиях. Организмы суть индивиды, они во многом независимы от окружающей среды, автономны, и многие явления, в них происходящие, могут безопасно изучаться только с этой точки зрения. Эта автономность идет, вероятно, очень далеко, и далеко не безразлична с геохимической точки зрения, но она все-таки ограничена, не охватывает всех проявлений жизни.

 

Исторически, однако, сложилось так, что в биологии сейчас под влиянием общих философских представлений и преувеличения автономности организма ученые обычно довольствуются исследованием организма, если можно так выразиться, самого в себе. Даже в физиологии питания и дыхания, которые дают нам огромную массу любопытных наблюдений, факты и наблюдения рассматриваются исключительно почти с точки зрения внутренних процессов организма, их проявления во внешней среде как бы признаются неважными для познания жизни, чисто механическими следствиями, с ней не связанными, и для нее случайными. То же самое в еще более резкой форме наблюдается в других областях биологии.

 

Морфологическая точка зрения на организм, как на автономное неделимое, преобладает среди современных натуралистов. Натуралист привыкает изучать организм отделенным от окружающей среды и забывает, что живой организм ни на одну минуту не прекращает своей с ней связи, к ней приспособляется, извлекает из нее химические элементы и вносит в нее другие элементы, что эта измененная им самим, измененная другими организмами — жизныо — внешняя среда, природа, могущественным образом влияет и на все его функции, и на его форму. Благодаря тому, что в огромной массе проблем биологии зависимость организма от внешней среды исчезает из ноля нашего зрения, вместо живого организма изучается в ней искусственно отделенное от внешней среды тело, не отвечающее реальному объекту Природы.

 

Сейчас в биологии только в одной области сознание теснейшей связи внешней среды с жизнью организма проникло достаточно глубоко для того, чтобы повлиять на характер научной работы. Это мы видим только в микробиологии.

И как раз здесь, где одновременно точно изучается одинаковыми химическими методами влияние организма на внешнюю среду и влияние внешней среды на организм, достигнуто наибольшее проникновение в явления жизни, может быть, именно вследствие того, что здесь мы никогда не отделяем организм от внешней среды в нашем изучении, как это мы делаем в других областях биологии. Передко здесь мы изучаем эту среду даже больше, чем сам организм. По крайней мере с химической точки зрения среда, в которой живут микроорганизмы, изучена больше и лучше, чем сами микроорганизмы. Мы не имеем, например, точных анализов микроорганизмов или, вернее, имеем их немного и очень неполные, хотя химические явления, идущие в окружающей их среде, нередко изучены достаточно точно.

Эти изменения внешней среды до такой степени оказываются характерными для познания микроорганизмов, что постоянно служат превосходными видовыми признаками, не менее точными, чем морфология организма. В вызываемых микробами болезнях или в связанных с их жизныо химических процессах мы можем изучать вид организма более точно, чем всеми другими способами. Достаточно с этой точки зрения вспомнить те тонкие проявления различия, какие открываются нам в продуктах брожения бродильных грибков, и те выводы, которые мы делаем отсюда о существовании определенных рас дрожжей.

Во всех этих вопросах микробиологии мы для получения нужных результатов для изучения изменения среды под влиянием организмов идем одним путем. Мы изучаем не влияние отдельного организма, а проявление массового воздействия их совокупности. Отдельный организм слишком слаб и ничтожен по сравнению с мощной земной средой, его окружающей. Мы можем удобно наблюдать его проявление в ней только тогда, когда эффекты отдельных неделимых складываются и дают суммируемое проявление. Очевидно, все организмы одного и того же вида действуют на окружающую среду в одном и том же направлении, в среднем одинаковым образом, и для того, чтобы получить средний эффект одного неделимого (т. е. видовой или расовый признак), нам необходимо разделить суммарное проявление совокупности неделимых во внешней среде на количество всех неделимых этой совокупности.

Очевидно, на тот же самый путь, как и микробиология, должны вступить и другие отделы биологии, в которых могут быть получены данные о связи живого и мертвого. Они собираются в физиологии яи1 вотиых и растений, отчасти в прикладных их отделах — в агрономии и зоотехнике, но, вообще говоря, эти данные относятся к индивиду; при этом большей частью они изучаются только с точки зрения того эффекта, который они производят в организме, а не в их массовом проявлении, как это мы видим в микробиологии. Для того чтобы иметь возможность пойти но этому пути, необходимо внести в науку новые понятия, в ней отсутствующие [8]. (Ф. 518, on. I, д. 49, крымский текст, лл. 72-79).

 

 

 

К содержанию книги: Владимир Иванович Вернадский: Живое вещество

 

 

Последние добавления:

 

Вернадский - химическое строение биосферы

 

Тайны ледниковых эпох

 

ЭВОЛЮЦИЯ ПОЧВ В ГОЛОЦЕНЕ

 

Тимофеев-Ресовский. ТЕОРИЯ ЭВОЛЮЦИИ

 

Ковда. Биогеохимия почвенного покрова

 

Глазовская. Почвоведение и география почв

 

Сукачёв: Фитоценология - геоботаника