Сказки и песни, рожденные в дороге. Цыганский фольклор

Смотрите также:

Пушкин Цыганы

Цыганы шумною толпой. По Бессарабии кочуют...

ЕВГРАФ СОРОКИН. Испанские цыгане

ЦЫГАНКА ПРЕДСКАЗАЛА СПАСЕНИЕ

Цыганы. Пушкин. И всюду страсти роковые И от судеб защиты нет

ИНОРОДЕЦ немец в славянской мифологии

... Именно родством с чертом объясняется черный цвет волос у цыган.

Цыганское гадание. ГАДАНИЯ НА МОНЕТАХ

немецкий художник график Отто Мюллер. Биография и картины ...

именно цыгане стали излюбленными моделями художника...

ШАМАНЫ

К сибирским шаманам близки в формах своей деятельности цыганские шаманки-човали...

Песенный фольклор цыган столь грандиозен по объему, что нет возможности охватить его полностью. Дело в том, что, как и профессиональное искусство цыган, цыганский фольклор надо воспринимать как некую совокупность различных музыкальных и поэтических систем, порой отличающихся коренным образом. Число этих систем едва ли не равно количеству цыганских этно-диалектных групп. Поэтому мы расскажем лишь о двух резко контрастных музыкально- поэтических системах, созданных цыганами,— о фольклоре русских цыган и кэлдэраров.

Если попытаться сравнить песни русских цыган и кэлдэраров, уловить в них хотя бы малейшее сходство трудно. Никогда не скажешь, что они принадлежат этнографическим группам одного народа. В чем здесь причина, сказать сложно. Может, в том, что в далекие от нас годы пути развития культуры некогда единого народа разошлись. Но это далеко не полное объяснение... Фольклор чрезвычайно консервативен, меняется крайне медленно, его темы и сюжеты, как правило, с течением времени не исчезают, они видоизменяются, проникают друг в друга, на них оставляют свои меты разные исторические эпохи. Иногда это проявляется даже в одном произведении. Когда же это случилось? Учитывая нынешнее состояние цыганского фольклора, приходится отодвигать эту дату все дальше и дальше.

Что прежде всего бросается в глаза при сопоставлении народных песен русских цыган и кэлдэраров? Их музыкальная основа. Мелодии народных песен русских цыган на редкость причудливы, глубоко эмоциональны, богато орнаментированы, широки, распевны. В песнях русских цыган — упоение музыкой. Поется не только каждая отдельная фраза как смысловое целое, но каждое отдельное слово, каждый слог в ней. То есть пропевается все, что может пропеться: если попадается гласная, то она непременно обрамляется орнаментальным узором, но если ее нет — поются и согласные звуки; да что там согласные, даже мягкий знак, даже звук «й» и то пропевается. Оригинальна и стилистика песен русских цыган, где заметная на слух «ориёнтальность» гармонично сочетается с приемами русского распева. При подобном отношении к пению, при такой музыкальной «зациклен- ности», естественно, поэзия уходит на второй план, она проста и непритязательна. Недаром академик А. П. Баранников сказал о песнях русских цыган: «Тематика этих песен весьма однообразна и бедна, как и жизнь цыгана». Это было написано в 1931 году. С тех пор собрание цыганских фольклористов увеличилось во много раз, но мало что изменилось в его оценке. Разве что менее категоричным стало мнение о тематической бедности.

Народная поэзия русских цыган, как верно заметил А. П. Баранников, целиком опирается на конкретную жизнь, в ней практически отсутствуют отвлеченные темы (за исключением любовной лирики), совершенно не отражена тема историческая, почти нет эпоса, слабо развита балладная форма. В то же время высочайшего уровня достигает эмоциональный накал, возникающий на стыке слов. Для нецыган это трудно различимо, особенно если читаешь цыганскую поэзию. Она становится гораздо понятнее при слушаний музыки, в ней досказывается то, что не смогли выразить слова. Для цыган же за словами простейших текстов встает огромная насыщенная жизнь. Когда после записи песен мы просили исполнителей рассказать их содержание, то в ответ слышали длинные, подробные, богатые деталями повествования, в которых сюжета было намного больше, чем в самой песне.

Возьмем, к примеру, песню «Кон авэла», использованную в драме JI. Н. Толстого «Живой труп». Ее любил А. Блок. Вот дословный перевод этой песни без повторов строк:

Ай, да кто

Лошадей гонит?

Ай, да рысак

Позади пляшет.

Ай, да билеты (деньги)

Он выбрасывает.

Ай, да молодая жена

Да подбирает,

Ай, да в бумажник

Прячет.

Уверены, что ни один из непосвященных читателей не в состоянии понять того исполненного конкретным смыслом действия, о котором идет речь в песне. А смысл вот в чем. Молодой цыган возвращается домой с конной ярмарки. Он удачно провёл день и поменял свою лошадь на породистого рысака. Мало того, в итоге сделки отхватил приличный кущ. Вот он возвращается домой и куражится перед женой — кидает деньги ей под ноги. В этом — выражение его удади, удачливости. Собственно говоря, цыган хочет покрасоваться, похвастаться не столько перед женой, сколько перед соплеменниками. А довольная жена, выражая покорность мужу, идет следом и собирает деньги в бумажник. Эта широкая картина создана четырнадцатью смыслообразующими словами, все остальное лишне для цыгана, он легко воссоздает картину на основании личного опыта.

Подобное возможно лишь при использовании ограниченного круга тем и сюжетов, теснейшим образом связанных с жизнью. Естественно, что тексты песен при этом клишируются, то есть в них появляются устойчивые словесные конструкции, переходящие из песни в песню. Это явление характерно для мирового фольклора, но в песнях русских цыган оно заметно особенно.

Каковы же основные темы народных песен русских цыган? Едва ли не самая излюбленная — тема конокрадства.

Ай, вот он едет, Коней он гонит, Братец мой.

И вот он чувствует погоню за спиной Хозяев лошадей.

Кричит сестра: «Ты оглянись-ка, Братец мой,

И ты услышишь гром погони за спиной Хозяев лошадей».

Я задремал, А мне не спится, Матушка моя,

В глазах мерещится погоня каждый раз Хозяев лошадей.

Тема конокрадства варьируется: бывают песни со счастливым концом и трагическим. Не случайно с этой темой тесно связана и тюремная тема. Но тюремные песни русских цыган нельзя сравнивать с блатными песнями и песнями городского «дна». Цыганские тюремные песни полны глубочайшего трагизма, поются на высоком эмоциональном накале. Ведь отсидка в тюрьме — тягостное наказание для цыгана, невероятные страдания испытывает и его семья, эта цыганская святыня. И не случайно основной мотив тюремных песен — обращение к жене с требованием сохранить семью и сберечь детей, и лишь потом в них звучат личные переживания. Такие тексты особенно жестоки, герой грозно предостерегает, клянется отомстить:

Ай, бог даст, и выйду я на волю — Тебя, молодуха, я разрежу на куски, Ай, разрежу, побью тебя, молодка, За то, что неверно, За то, что неверно жила, побью. Малых детей,

Малых детей по белу свету,

Ай, да умереть мне,

По всему свету ты поразбросала...

Одним из вариантов тюремной темы является тема возвращения или бегства из мест заключения или ссылки. В таких песнях настойчиво варьируются два мотива: неверность жены и воспоминания о матери, не дождавшейся сына. Не случайно литературной подосновой таких песен в ряде случаев стали песни русских каторжан. Процитируем одну из них:

Вот лягу спать, а мне не спится — Во сне приходит мать ко мне: Перед иконою святою Стоит и плачет, как дитя. Стоит и плачет, как дитя.

Вы поглядите на лохмотья И на истерзанную грудь. Я много лет прожил бродягой Вдали от родины своей, Вдали от родины своей.

Уеду в дальнюю сторонку, Где мать моя погребена. Я много лет прожил бродягой Вдали от родины своей, Вдали от родины своей.

Тюремная тема в какой-то мере сливается с темой бесправия, нужды, тягот кочевой жизни. Отсутствие паспортов у цыган делало их беззащитными перед властями. Это отражено во многих народных песнях.

И куда теперь идти, Где мне голову склонить? Нету денег у меня, Нету паспорта...

Удивительно, что приведенный кусочек песни — часть сугубо лирического, любовного текста. Это говорит о мо- заичности песен, о том, что они во многом представляют собой набор клише. Но дело не в этом. Мозаичность отражает и «многомерность» жизни цыгана, в разных ипостасях которой одновременно происходят разные события.

Разговор о цыганской лирике мы не случайно начали с воплощения в ней «негативных» тем. Мало сказать, что в лирических песнях цыган почти не встретишь хотя бы отголосков каких-то светлых переживаний,— поражает их мрачный трагизм, ощущение безысходности, безрадостности жизни, идея предопределенности судьбы. И если тяготы жизни цыган-мужчин в основном отражены в тюремной тематике, то жизнь женщины... Впрочем, обратимся к самим песням.

Как пошла я в лес, Собрала я там грибов, Воротилась их варить — Пьяный муж пришел, Выбросил грибы, Рассердился на меня, Принялся меня он бить. А куда мне бежать? Умер батюшка мой, Матушка уже стара, Матушка совсем слепа. Он мне руку сломал, Серьги — прочь из ушей. Он ребенка убил, Руки все поломал, Выдрал волосы мне — Голова моя гола. Я в больницу пошла, Там никто не помог. Голова моя гола. Мать к себе не берет, Мои братья в тюрьме — Бедная я девочка! Что поделать мне? Молодой, мне жизни нет. Старый батюшка, прими!..

Что прежде всего поражает в этой песне? Ее интонация. Это скорее даже не песня, а причитание, разговор с самой собой — воспоминание сквозь слезы. Строка набегает на строку, порой путаясь, повторяясь. Но какая достоверность! Как зримо предстает картина цыганской жизни! Какая беспощадная правда! Но в этом-то и заключается притягательная сила фольклора. В этой песне — море выплаканных и невыплаканных слез цыганских женщин. Текст ее, казалось бы, говорит о страданиях семейной жизни, но стоит задаться вопросом, что стоит за ними, и станет ясно — речь в ней о глубинах социальной жизни.

Тема семейной жизни цыганской женщины, ее бесправного положения нашла широкое отражение в фольклоре.

Кабы знала свою долю, Я бы замуж не пошла, Голову б не повязала...

Так начинаются многие песни на эту тему. Выйти замуж, повязать голову платком — значит для цыганок навсегда потерять свободу, полностью подчиниться мужу и его родным. Они могут сделать с невесткой все, что захотят. Нет дома денег — и посылают ее побираться:

«Иди к брату-богачу, Возьми уздечку серебряную!» Брат уздечки не дал, Из шатра меня прогнал. Ах, боже мой, что мне поделать?

«Иди к богатому отцу, Возьми перину пуховую!» Отец перины не дал, Из шатра меня прогнал. Ах, боже мой, что мне поделать?

Сами сели есть да пить, А меня послали за водой. Покуда воду я несла, Ведро слезами долила. Ах, боже мой, что мне поделать?

А вот новый аспект той же темы: плач матери, когда забирают в тюрьму ее сына:

Из дома радость улетела, И не вернешь ее назад. Ай, знать, судьба моя такая На роду написана...

Одна из основных «женских» тем цыганской лирики — тема страха цыганок перед соплеменниками, когда целомудрие невесты не доказано.

Выйти страшно, Выйти страшно, Все-то я боюсь Да на улице показаться, Ай, ромалэ. Стыдно мне, Горько и стыдно Людям глаза показать, Ай, ромалэ.

В связи с тем что социальное расслоение в цыганской среде выражено слабо, в фольклоре почти отсутствуют социальные песни. Лишь изредка упоминается о цыганах богатых и бедных. Причем, как правило, слово «богатый» употребляется в позитивном значении, в качестве синонима слов «достойный» или «уважаемый». И тем не менее есть и песни с заметным социальным оттенком.

Ай, как у цыган, ромалэ, у богатых Коней по семь, по восемь, родная. А как у нас, ромалэ, как у бедных У нас, ромалэ, в кармане ни гроша.

Ай, да к цыганам богатым я зашел. За их столом и спеть не дали мне. Из-за стола, злодеи, выгнали меня, И даже клячу, даже клячу они украли...

Можно, конечно, оспаривать утверждение, что внутреннее устройство цыганского общества было настолько демократичным и справедливым, что не давало повода для критики. Но в фольклоре цыган мотив социальной несправедливости — большая редкость. Как правило, причину своих бед цыган видит в том, что такова его участь, ее он и винит во всех своих несчастьях. Вспомним классическую цыганскую народную песню «Нет у меня рода-племени». Безродность — злой рок цыганский, расплата за грехи прошлых поколений. И не на кого тут рассчитывать, кроме как на самого себя.

Цыган всегда предъявляет счет либо судьбе, либо самому себе:

До чего я докатился — До вязовой палочки, До клячи-лошаденки...

В бытовой лирике цыган во многом повторяется тематика протяжных песен. Разница в том, что и текст, и музыка песен настраивают слушателя скорее на мажорный лад. На мелодический строй бытовых песен русских цыган огромное влияние оказал русский городской романс, который у нас принято называть цыганским. Подчас они на редкость сентиментальны. И еще одно интересное свойство: в орбиту бытовой лирики цыган нередко вовлекались некоторые русские народные песни. Любителям русской народной песни, должно быть, знаком «жестокий романс» про Катю-пастушку:

По деревне она гнала стадо овец, Деревенская Катя-пастушка, И понравился ей покоритель сердец — Чернобровый красавец Андрюшка...

Далее речь идет о коварстве соблазнителя. Через год, с младенцем на руках, Катя направляется в город на поиски возлюбленного.

Научилась она водку горькую пить.

В это время ребенок скончался.

Научилась она по театрам ходить.

В это время Андрей повстречался.

Ясное дело, такая встреча ничего хорошего Андрею не сулила. Так и случилось.

Закипела в ней кровь во груди молодой,

И кинжал она в сердце вонзила.

— За измену твою, за неправду твою

И за сына тебе отомстила.

И вот такая песня попала к цыганам. Какие изменения она претерпела? Прежде всего, довольно серенькая мелодия обрела широту и заливистость. А текст? По цыганским законам, ничего криминального в поступке Кати-пастушки нет. А потому ничего криминального в тексте не осталось. Особо же подчеркивалось, какие шикарные подарки делал Андрюша своей возлюбленной: «Я куплю тебе темно-синий пиджак и шляпу с полями». Невольно вспоминаются светящиеся радостью глаза одной из цыганских певиц, когда она исполняла этот куплет. Все забыто, все отброшено — кинжал в сердце коварного изменщика, мертвый младенец, главное — шляпа и пиджак.

Особое место среди бытовых песен цыган занимают обрядовые песни. Подавляющее большинство их — свадебные, точнее сказать, сватовские.

—        Добрый день, братья-ромалэ!

На миру беседа краше.

Знаем мы о дочке вашей.

Дочку с богом отдавайте

Или в доме запирайте.

Счастье лишь не прозевайте!

Коль возьмете — позабудете,

А не возьмете — вспомните.

—        Ай, да кнутик есть у нас,

Ну а счастье — у вас...

Так и поются подобные песни — в форме диалога двух сговаривающихся сторон. И в воображении довольно живо встает картина сватовского торга.

Среди других жанров и видов обрядовых бытовых песен назовем плачи, причитания, календарные песни, особенно колядки, широко распространившиеся среди православных цыган.

Как это ни покажется странным, в цыганском фольклоре мало шуточных и плясовых песен. Казалось бы, с эстрады только такие песни и поются! Можем вполне ответственно сказать, что цыганская эстрада почти полностью исчерпала запас фольклорных плясовых цыганских песен. Более того, испытыв,ая «голод» на этот жанр, цыганские эстрадные певцы порой идут на явный подлог, исполняя протяжные песни в несвойственных им ритме и темпе. Так, в частности, произошло с песней «Малярка», изначальное содержание которой вовсе не располагает к веселью. В быту же цыгане исполняют минимальное число плясовых напевов — не более десятка.

Картошка, жарься на жаровне,

А мы подыщем парню ровню.

Не тараторь-ка, не тараторь-ка,

Не выйду замуж, ты не беспокойся!

Эти четыре строчки повторяются бесконечное число раз. Цыгане поют песню без сопровождения, громко хлопают в такт ладошами, а в это время идет буйная пляска.

Мы уже говорйли о том, что цыгане часто использовали слова и, реже, мелодии русских народных песен. Порой они становились своеобразными хранителями русского фольклора. Вспомним хотя бы песню «Не вечерняя». Нынче она считается цыганской классикой. Между тем эта старинная русская народная песня встречается в песенниках еще XVII века. Но и цыганский фольклор питал русскую культуру. Мелодии цыганских народных песен не раз цитировались в произведениях русских композиторов. Однако мы хотим привести иной пример, на наш взгляд, он говорит о многом. У цыган и по сей день очень популярна шуточная песенка «Комарик». И мелодию,i и текст этой песни цыгане заимствовали из украинского фольклора. Однажды эту песню услышал Демьян Бедный. Вспомним, что жена его, Вера При- дворова, происходила из известногЬ рода петербургских хоровых цыган Ильинских. Песня настолько понравилась поэту, что он взял ее в качестве подосновы самого популярного своего стихотворения «Проводы». И родилась песня «Как родная меня мать провожала». Могла ли она не стать народной? Какому народу она принадлежит? Эти вопросы не требуют ответа. А нам остается лишь поражаться: воистину, пути фольклора неисповедимы.

Читатель, должно быть, помнит, что, начиная рассказ о фольклоре русских цыган, мы в известной мере противопоставили его фольклору другой цыганской этногруппы — кэлдэраров. Действительно, мелодии песен и баллад кэлдэра- ров несравнимо беднее. В них не найти причудливой узорчатости рисунка, они просты, несколько монотонны, ритмически на редкость однообразны. Достаточно сказать, что подавляющее большинство народных песен кэлдэраров написано в ритме молдавской «дойны», что в поэтической метрике соответствует четырехстопному хорею. Если же учесть, что объем кэлдэрарской поэзии поистине грандиозен — буквально сотни тысяч строк,— то мажет показаться, будто эти цыгане живут в ритме дойны, думают четырехстопным хореем. Изредка, словно «подарок судьбы», встречается трехстопный хорей. Но уже скоро начинаешь понимать, что это — та же дойна, только, если можно так выразиться, «хромоногая». Ничего общего с «безразмерным» стихом песен русских цыган поэзия кэлдэраров не имеет. Но ощущение однообразия и унылости мгновенно улетучивается, едва ^начинаешь вникать в суть и образную ткань поэзии кэлдэраров. Если про русских цыган справедливо сказать — народ музыкантов, то про кэлдэраров — народ поэтов.

Подлинными жемчужинами в своде кэлдэрарской поэзии являются баллады. Под жанром баллад подразумеваются и героические легенды, и сказки, облеченные в поэтическую форму, исторические предания. Героями баллад порой выступают некогда популярные в народе люди. Так, широко распространен у кэлдэраров сюжет о некоем бароне Душано

или сюжет о Корбе — ловком воре, или о Мануйле-камен- щике. Попытаемся пересказать последний сюжет.

 «Великий мастер-каменщик Мануйля с двадцатью тремя помощниками стали поднимать монастырь. Что за день поднимут — за ночь теряют. Год прошел, а работа ни с места. Тогда говорит мастер Мануйля своим рабочим: «Оставляйте работу и ложитесь спать. Может, бог пошлет нам хороший сон, подскажет, как поднять монастырь». Послушались его рабочие и легли спать. Назавтра все встают, и Мануйля спрашивает: «Говорите всю правду. Если солжете, то себе хуже сделаете. Что вы видели во сне?» Стали все по очереди рассказывать. И вышло так, что всем приснился один и тот же сон, будто надо пойти в деревню к старухе-ворожее, мол, она подскажет, как поднять монастырь. Тогда Мануйля-камен- щик говорит так: «Правду сказали, и мне снился тот же сон». Взял Мануйля с собой двоих рабочих и пошел в деревню к старухе-ворожее. Та говорит им: «Слушайте меня, я научу вас, как поступить. Идите и работайте. А ту женщину, что первой для вас еду принесет, поставьте в стену и замуруйте». Вернулись трое и рассказали всем. Назавтра все снова вышли на работу. А Мануйля-каменщик знает, что его жена раньше придет, чем другие женщины. Просит он у бога: «Боже святой, пошли ей навстречу большого волка, чтобы она испугалась и еду опрокинула, чтоб обратно домой пошла». Так бог и сдрлал, послал он ей навстречу волка. Испугалась женщина, еду опрокинула и домой пошла. А еда была у ней готова. Снова наполнила она посуду и отправилась нести еду своему мужу, Мануйле-каменщику. А тот снова бога просит: «Боже святой, пошли ей навстречу большую змею, чтобы она испугалась, еду опрокинула и домой пошла». Выползла навстречу женщине змея, испугала ее. Но та не опрокинула пищу, стороной змею обошла. Вот приходит туда, где кипит работа. Говорит Мануйля жене: «Спасибо тебе за еду. А теперь лойди посмотри, как мы работаем». Подходит она к стене. Говорит Мануйля: «Встань-ка сюда». Та встает. Кричит Мануйля-каменщик рабочим: «Давайте мне извести, кирпича и мелкого камня!» Стал он жену замуровывать в ст^ну. До колен замуровал. Та думает, что шутит муж, и говорит: «Что ты делаешь, муж мой?» А тот знай кричит: «Извести давайте, кирпича и мелкого камня!» Когда по бедро ей было, поняла женщина, что не шутка это. Говорит она: «Что ты делаешь, муж? Что раньше ласкал, то теперь муруешь!» А тот не слушает ее, лишь кричит: «Извести, кирпича, мелкого камня!» Вот уже одна голова осталась незамурованной. Тогда говорит жена Мануйли: «Теперь, муж мой, я понимаю, зачем ты меня муруешь. Ты хочешь так монастырь поднять. Прерви работу и послушай меня. Может, бог и поможет тебе поднять монастырь. Получи свои деньги и живи долго. Но монастырь этот пустым останется. Только свиньи из деревни будут сюда приходить и об эти стены чесаться. Люди не будут ходить сюда. А когда придут священники службу служить, то они онемеют». Выслушал Мануйля слова жены и крикнул: «А ну, извести мне, кирпича и мелкого камня!» Замуровал он жену, построил монастырь. Взялись в монастыре службу служить двенадцать священников и двадцать четыре дьякона, да все разом онемели, по домам разошлись. Опустел монастырь. Только свиньи из соседней деревни стали ходить сюда чесаться о его стены».

«Помилуйте! — воскликнет читатель.— Да это же пересказ сюжета фильма «Сурамская крепость» Сергея Параджанова!» Да, действительно, очень похоже. Кэлдэрарский фольклор — едва закрашенное пятно на карте фольклористики. Но тем интереснее знакомство с ним.

Обратите внимание, сколько места занял наш пересказ. В нем нет ни единого придуманного нами слова, это сокращенный подстрочник баллады. Если продолжительность звучания песни — пять, от силы десять минут, то кэлдэрарские баллады поются в среднем полчаса, а, бывает и до часа. Но сюжет их настолько динамичен, так ярок их образный язык, что о времени забываешь. И нет никакого дела до монотонной мелодии.

Трудно говорить обобщенно о кэлдэрарской балладе, поскольку здесь каждое произведение уникально. Чего стоят хотя бы удивительные «разбойничьи» легенды или «гайдуцкие песни» кэлдэраров.

Нам не раз приходилось сталкиваться с интересным и важным фактом: некоторые кэлдэрарские баллады создавались на основе подлинных событий, в них сохранены подлинные имена живших некогда людей. Так, в книге «Образцы фольклора цыган-кэлдэрарей» приводится «Песня о ребре». Содержание этой шутливой баллады сводится к следующему:

«Было два цыгана. Одного звали Бандула, а другого — Гэрица. Однажды Гэрица сговорился с крестьянкой, что та продаст ему свиное ребро. Но следом за ним пришел Бандула и перекупил мясо. Время было голодное, и Гэрица возмутился поступком Бандулы. Но тот успокоил его: «Ничего, Рождество придет, я сварю ребро и накормлю тебя». Пришло Рождество, и Бандула попросил отсрочки до кануна поста, потом попросил передвинуть это событие до Пасхи. Пришла Пасха, цыгане тронулись с места, и повозка Бандулы застряла в грязи. «Помоги, Гэрица,— кричит он,— и я сварю тебе ребро». Но тот крепко обругал ребро и оставил Бандулу сидеть в грязи».

Барон Ристо Петрович из-под Калинина уверял нас, что речь в балладе идет о подлинном случае и что Гэрица был родным братом уже упомянутого нами Гого ла Каляко — основателя рода «сапорони». Завершая рассказ о кэлдэрар- ском песенном фольклоре, скажем несколько слов о лирических балладах. И здесь постоянно натыкаешься на маленькие шедевры. Вот краткое содержание популярной кэлдэрарской баллады о красной змее:

«Лег цыганский паренек под деревом и заснул. В это время подползла к нему красная змея и залезла за пазуху. Вскочил парень и к матери побежал: «Мама, ради бога, залезь ко мне за пазуху и вытащи красную змею». «Не могу, сынок,— говорит мать,— лучше сына лишиться, чем руки своей». Пошел парень к отцу с той же просьбой, но и он ему ответил так же. Тогда он пошел к сестре, но и она ему отказала, сказав: «Иди к любимой своей». Побежал цыган к любимой: «Милая, сунь мне руку за пазуху, вытащи красную змею». Подбежала любимая к сундуку, вытащила шелковый платок, обвернула им руку, полезла парню за пазуху и вытащила красную змею. Потом швырнула ее на землю, и та рассыпалась на золотые монеты. Сказал ей парень: «Не та мать, что родила, а та, что спасла!» Пошел он в церковь и повенчался с девушкой».

Так счастливо закончилась эта история, грозившая обернуться бедой. И остается только жалеть, что поздно, очень поздно был начат широкомасштабный сбор материала в среде цыган, живших в СССР. Вот бы века полтора назад, вместе с В. Далем и А. Афанасьевым! Даже если сравнивать записи, разнящиеся по времени на полвека, потери заметны невооруженным глазом. А собирание кэлдэрарского фольклора и вовсе началось у нас в стране лет двадцать назад. Правда, здесь мы не опоздали, хотя, если можно так выразиться, «вскочили на подножку уходящего поезда». Нам довелось общаться с первыми переселенцами из Румынии в Россию. Но они очень стары, покидают этот мир один за другим. И надо спешить, ибо следующее поколение цыган знает фольклор на порядок хуже, а третье и вовсе им не интере суется. Так что пройдет еще лет сорок — пятьдесят, и с кэлдэрарским фольклором будет покончено, он сохранит я лишь в глубинке, собирать его будет крайне затруднительно.

Собирание фольклора — так уж повелось у нас — зачастую отдавалось на откуп энтузиастам-любителям. Они прокладывали первые, самые трудные пути, на их плечи обычно ложилась наиболее сложная работа. Думается, что грядущие поколения цыган, да и мы с вами, дорогие читатели, отдадим должное цыганской семье Деметров, Григорию Канте — цыгану из Молдавии, вспомним Екатерину Александровну Муравьеву, дочь знаменитых Ашукиных, которая в годы войны собрала прекрасную коллекцию народных цыганских песен, помянем добрым словом наших коллекционеров- филофонистов Ю. Б. Перепелкина из Ленинграда, киевлянина В. П. Донцова и других. Энтузиазм — дело прекрасное. Но где же наши профессионалы? Они обращаются к цыганской теме, как правило, эпизодически и делают это порой на весьма невысоком уровне.

Это тем более обидно, если обратиться к опыту наших зарубежных коллег. В Венгрии фольклористикой занималась целая группа исследователей — братья Ченки, Йожеф Векер- ди, Ласло Сегё и многие другие; в Чехословакии — Милена Хюбшманнова; в Италии — Джулио Соравиа; а в Великобритании и Франции исследователей-цыганологов было столько, что даже перечислить их невозможно. Упомянем о неутомимой издательской и популяризаторской деятельности доктора Риши из Индии, главного редактора журнала «Рома», составителя цыганского словаря с параллельным переводом на многие языки мира (в том числе и на русский). Журнал «Рома» многие свои страницы отдает цыганскому фольклору. Как, впрочем, и специальные издания в Италии, Франции и Югославии. Долгое время аналогичный журнал издавали англичане. В ГДР, где цыган проживает чуть ли не в десять раз меньше, чем у нас, вышла в свет четырехтомная антология цыганской сказки. Нет, мы нисколько не умаляем наших достижений в цыганологии, однако в СССР работа идет слишком уж хаотически, самостийно.

В последнее время все чаще слышишь о том, что фольклор умирает. Чем этр вызвано? Почему устное творчество, многие века спасавшее душу народа, теряет свое значение? Объяснять этот процесс все возрастающей ролью средств массовой информации — значит чрезмерно упрощать проблему. По- видимому, причина — в изменении образа жизни, сознания, философии и психологии человека наших дней, приведших к разъединению общественных связей. Этот распад в наши дни дошел до своей критической точки, отдельная семья стала чуть ли не самым крупным общественным формированием, ощущаемым человеком. Произошло опасное разобщение человеческого общества^ В такой ситуации некоторые формы общественного сознания (в том числе и фольклор) теряют свое значение и на передний план выступает индивидуальное творчество. Так или иначе, в наши дни фольклору грозит вымирание. Даже в цыганской среде, где все еще велика роль крупных общественных форм, где самосознание отдельного человека охватывает весь спектр общественных связей, многие из которых начисто стерты в сознании других народов, даже здесь в наши дни заметен процесс индивидуализации творчества. Среда все чаще выдвигает талантливые и творчески яркие личности, произведения которых становятся предметом общественного потребления.

Эти слова могут удивить читателя. В самом деле, что в этом плохого? Можно только радоваться, если у цыган появятся свои Роберты Бернсы и Жаки Брели. Да, конечно. Более того, нет сомнения, что у истоков любого фольклорного произведения стоял неизвестный нам талантливый человек. Опасность в другом. Давайте попробуем заглянуть в историю, например, русской и советской эстрады. Много ли произведений ее стали любимы народом, остались в памяти? Ничтожно малая толика! А ведь создавались тысячи, десятки тысяч произведений. Какие-то из них жили день, какие-то — дольше. Но чтобы на века? Таких считанные единицы. Но весь этот поток авторской продукции таким тяжким прессом обрушился на фольклор, что безжалостно раздавил его, превратил в тончайший, едва заметный слой русской культуры.

Не знаем, сколь долгая жизнь суждена произведениям таких самобытных цыганских композиторов, выходцев из народа, как Николай Жемчужный, Виктор Бузылев, Виктор Ездовский, Гога Томаш и другие. Нам хотелось бы, чтобы время было милостиво к ним. Песни этих авторов поются нынче цыганами и в городских квартирах, и у таборного костра. Попутно отметим, что в фильме «Табор уходит в небо» наряду с народными цыганскими песнями звучит песня Н. Жемчужного «День и ночь», а лейтмотивом в фильме «Мой ласковый и нежный зверь» звучит песня В. Бузылева «Пятеросыновей». Композитор Евгений Дога к этой музыке не имеет никакого отношения. Мы говорим это для того, чтобы читатель знал — песни Виктора Бузылева и других цыганских бардов давно стали нашим всеобщим достоянием.

Однако человек живет сегодняшним днем, определяющим его духовные потребности. Отлично помним повальное увлечение цыган прекрасным греческим певцом Руссосом лет эдак десять назад. Теперь — тяжелый рок. Что будет завтра, не знает никто.

Такова сегодняшняя жизнь. Никого невозможно заставить петь в быту народные песни, рассказывать сказки на досуге, если к этому не лежит душа, если социальные условия меняются настолько, что пропадает среда, питающая атмосферу бытования фольклора: уходят в прошлое национальные обычаи и обряды, расшатываются прежде незыблемые традиции, способствовавшие сохранению национального единства. Не будем прогнозировать дальнейшее развитие человеческого общества, хотя люди все чаще обращаются к своим истокам — к истории народа, его древней культуре. А потому и считаем, что в наши дни одной из важных задач является сохранение для будущих поколений драгоценнейшего культурного наследия народов — цыганского фольклора

ффф1

К содержанию книги: Ефим Друц и Алексей Гесслер - очерки о цыганах