МОНОГРАФИИ БОЯРСКИХ РОДОВ. Древнейшие боярские семьи

С. Б. Веселовский

Смотрите также:

горожане-землевладельцы, служилые по прибору

Служилые люди жалование...

Набор военно-служилого класса...

Карамзин: История государства Российского

Права и обязанности бояр. Вольные слуги и бояре вотчинники...

БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Ключевский: Полный курс лекций по истории России

Царь и бояре...

классы русского общества, сословия бояре

Татищев: История Российская

Покровский. Русская история с древнейших времён

Иловайский.

Древняя история. Средние века. Новая история

Эпоха Петра 1

Соловьёв. Учебная книга по Русской истории

История государства и права России

Правители Руси-России (таблица)

Герберштейн: Записки о Московитских делах

Олеарий: Описание путешествия в Московию

РОД БОЯРИНА ДОБРЫНСКОГО

По родословцам, у Андрея Ивановича Одинца был один брат — Константин, который «по селу» носил прозвище Добрынский, не утвердившееся за его потомками. В летописях, в рассказе о походе 1375 г. вел. кн. Дмитрия на Тверь, упоминается Семен Иванович Добрынский, убитый под Тверью на приступе: «Тогды убиша под городом Тферью Семена Ивановичя Добрынскаго»  . Несомненно, что это был не рядовой человек, если летописцы нашли нужным отметить его смерть, а по Времени он вполне может быть признан братом Константина и Одинца.

О службе Константина ничего неизвестно. О боярстве его не говорят даже частные родословцы, вообще более щедрые на пожалование этим чином, чем титулом князя. Однако, судя по карьере и богатству его сыновей, Константин, несомненно, был значительным человеком. У Константина от первой жены было четыре сына: Дмитрий Заяц, Андрей Сахарник, Василий Гусь и Павел, а от второй жены — пять сыновей: Федор Симский (по своему с. Симам в Юрьевском уезде), Петр Хромой, Иван, Владимир и Никита.

Обзор карьеры Константиновичей создает определенное впечатление, что это были крупные, многовотчинные, выдающиеся люди, которые энергично пробивались в среду великокняжеского боярства, чтобы занять в ней место, которого им не уготовили их ближайшие предки. Многое в их карьере объясняется именно этим обстоятельством: и переход некоторых Константиновичей и их ближайших потомков на службу к удельным князьям, и активное участие их в борьбе кн. Дмитрия Шемяки с великим князем, и дальнейшая судьба отдельных ветвей рода, когда борьба удельных княжат окончилась торжеством великокняжеского единодержавия. Это вносит в историю Добрынских оживление и сообщает ей известный драматизм, который отсутствует в истории таких боярских родов, которые уже в XIV в. успели прочно занять место при великокняжеском дворе.

О Дмитрии Зайце мы не имеем никаких сведений. Выше было упомянуто, что некоторые родословцы даже не показывают его в числе сыновей Константина. Очевидно, что сам он не успел выдвинуться по службе, все его потомство было самой малозначительной отраслью рода, которая приписалась к роду при составлении Государева родословца.

Андрей Сахарник служил кн. Константину Дмитриевичу и был у него боярином. В 1420 г. кн. Констянтин Дмитриевич, в бытность в Великом Новгороде для заключения мира с магистром Ливонии, «посла... в Немцы великого князя наместника Феодора Патрекеевича и своего боарина Андреа Констянтиновича и посадников новогородцких»  . Неизвестно, служил ли Сахарник кн. Константину до его смерти (1433 г.), но только в 1435 г. он был боярином вел. кн. Василия Васильевича (см. боярскую подпись Андрея Константиновича на жалованной грамоте Михаилу Яковлевичу Русалке Морозову)  . Современником Андрея Сахарника был Андрей Константинович Шонуров Козельский, но к указанным фактам он не может быть приурочен, т. к. Константин и Федор Шонуровы служили кн. Владимиру Андреевичу Серпуховскому, а следующие поколения Шонуровых служили кн. Дмитрию Шемяке и кн. Ивану Андреевичу Можайскому (см. очерк «Федор Михайлович и Михаил Матвеевич Сатины»). Больше об Андрее Сахарнике ничего неизвестно, и умер он, по показанию родословцев, без мужского потомства.

Кому слуяшл Василий Константинович Гусь, неизвестно. Указаний на службу его великому князю нет. С другой стороны, известно, что его сын (единственный) Елизар и внуки служили удельным князьям. В 1448 г. кн. Иван Андреевич Можайский по наущению кн. Дмитрия Шемяки послал Елизара Гусева для переговоров к вел. кн. Василию  . Неизвестно, когда он отделил свою судьбу от судьбы удельных княжат, но мы знаем, что он не бежал в Литву с кн. Иваном Можайским и в 1470 г. в Новгородском походе был воеводой кн. Андрея Васильевича Меньшого, которому служил и был, вероятно, у него боярином  . Два внука Василия Гуся были боярами кн. Юрия Ивановича (см. ниже). Эти факты дают основание полагать, что и сам Василий Гусь, подобно его сыну и внукам, не нашел себе места при великокняжеском дворе.

Павел Константинович был последним сыном К. Добрынского от первой жены. Он потерял мать в детстве и был воспитан мачехой. Возможно, этим объясняется то, что он в молодости ушел от мира и постригся в монахи. (Подобные случаи ухода пасынков в молодости в монастырь можно наблюдать и в других родах, например в семье боярина Михаила Борисовича Плещеева.) Единственный сын Павла, Михаил-Викентий, под влиянием примера отца тоже постригся и прожил много лет чернцом в Троицком монастыре.

Пятый сын Константина, Федор Симский, судя по всему, служил великому князю и был боярином. По своей жене Марье, дочери боярина Дмитрия Васильевича, Федор был в свойстве с Василием Михайловичем Морозовым и Константином Даниловичем Бяконто- вым, женатыми на сестрах Марьи  . В государственном синодике Успенского собора Марья Симская записана в поминании среди таких близких ко двору великого князя боярынь, как кн. Елена Оболенская, Челяднина и Воронцова 4в. Федор Симский упоминается в летописях в 1429 г. как воевода в походе против казанских татар. Для отражения набега татар на Галич и Кострому вел. кн. Василий послал своих дядей, Андрея и Константина Дмитриевичей, а с ними боярина Ивана Дмитриевича Всеволожа во главе своих полков. Воеводы упустили быстро отступавших татар, но кн. Федор Стародубский и Федор Константинович, «утаився у князей и у воевод», по £воей инициативе бросились в погоню со своими полками и нанесли татарам поражение  . В Симеоновской летописи в числе убитых в злополучном Суздальском бою (1445 г.) упомянут боярин великого князя Константин Федорович Добрын- ский  . Едва ли можно сомневаться, что здесь имя и отчество перепутаны, как это нередко встречается в летописных списках, и что следует прочесть Федор Константинович, т. к. К. Ф. Добрынского не существовало.

Еще более крупным человеком был единственный сын Федора Симского Василий Образец, от которого пошли знаменитые в XVI в. Хабаровы. По летописям, разрядам и другим источникам известно много фактов из его жизни, которые хорошо характеризуют его служебную карьеру и положение при дворе Ивана III. В 1471 г., когда вел. кн. Иван выступил в поход «ратью» против Новгорода, Василий Образец служил на Устюге воеводой или наместником. Выступая в поход, вел. кн. Иван послал Бориса Матвеевича Слепца Тютчева на Вятку собрать там ратных людей, «веля им ити на Двинскую землю ратью же, а к Василью Федоровичи) посла на Устюг, чтобы с устюжаны на Двину же ратью по- шол, а съжидал бы ся с Борисом да с вятчаны». Воеводы спустились на судах по Двине, а затем, выйдя из судов, разбили кн. Василия Шуйского и двинян, «потом же и градки их поимаша и приведоша всю землю ту за великого князя>>49. В 1473/74 г. Василий Образец был пожалован сразу в бояре, минуя окольничество  . В следующем году Василий Образец сопровождал вел. кн. Ивана в его походе в Великий Новгород «миром» 51. Когда отношения с Великим Новгородом обострились и в 1478 г. вел. кн. Иван пошел на Новгород ратью, Василий Образец, принимая участие в этом походе в качестве воеводы, сыграл видную роль в ликвидации независимости Великого Новгорода 52. В том же 1478 г. Василий Образец был воеводой на Вятке и принимал участие в походе под Казань  .

Когда началась размолвка вел. кн. Ивана с братьями, В. Ф. Образец был наместником в Боровске. Великий князь «посла из Новагорода грамоту в Боровеск к наместнику к Василью к Федоровичю Образцу и повеле тайно изымати князя Ивана Лыка (отъехавшего к кн. Борису Васильевичу Волоцкому, который отказался выдать его вел. кн. Ивану.— С. В.), где его наедет; село же бе его в Боровсце... И таем объехав, пойма его и окова и на Москву привезе» 54. В следующем году Василию Образцу пришлось принять участие в другом важном этапе размолвки великого князя со своими братьями.

Во время набега царя Ахмата необходимо было помирить братьев и объединить их силы для борьбы против грозного врага. В боярской среде образовались две партии. К великому князю примыкала партия упорной и неуклонной политики великокняжеского единодержавия, хотя бы ценой отступления перед Ахматом. Противная партия требовала решительных наступательных действий против Ахмата и уступок удельным князьям. Василий Образец, не будучи очень ярким представителем политики примирения, примыкал, очевидно, ко второй партии. Вел. кн. Иван пошел на уступки своим братьям только под Давлением высшего духовенства, части бояр и общественного мнения. К удельным князьям были посланы для переговоров Андрей Михайлович Плещеев, а затем ростовский владыка Вассиан и бояре князья Оболенские. Когда этим лицам не удалось уговорить братьев примириться и соединить свои полки с великокняжескими против Ах- мата, то вторично были посланы епископ Вассиан, Василий Федорович Образец и Василий Борисович Тучко Морозов 55. (Об учдстии в этих событиях И. В. Ощеры Сорокоумова и Морозовых см. в характеристиках соответствующих родов).

В задачу А. Е. Преснякова не входило выяснение роли отдельных представителей боярства. Между тем этот вопрос представляет большой интерес. Несомненно, что после бегства царя Ахмата, когда самому Ивану и его советникам уступки, сделанные удельным князьям, могли показаться ненужными и ошибочными, Иван III надолго сохранил нерасположение ко всем сторонникам примирения, а некоторых подверг позже — вероятно, по другим поводам и под другими предлогами — опале. В сравнении с другими «соглашателями» В. Ф. Образец подвергся небольшой немилости. Я' имею в виду роспуск дворов некоторых князей и бояр и испомещение их холопов и послужильцев (избранных, конечно, а не всех) в Великом Новгороде. Есть указания, что эта мера коснулась и В. Ф. Образца. К сожалению, пока не установлены ни время этого интересного эпизода, ни полный список бояр, подверженных немилости, ни количество испомещенных холопов и послужильцев. (Отдельные указания на испомещенных послужильцев разбросаны в «Новгородских писцовых книгах, изданных Археографическою комиссиею».)

Важным, но совершенно не изученным источником является так называемая у генеалогов Поганая книга, дошедшая до нас в нескольких списках, встречающихся в списках разрядных книг и сборниках родословного характера. Эта книга интересна как список худородных служилых людей, происшедших от холопов и боярских послужильцев. Часть «Поганой книги» (по Водской пятине) напечатана в томе «Дела Тайного приказа». В действительности этот документ, как и другие акты этого тома, не имеет никакого отношения к Тайному приказу. Напечатанный отрывок носит заглавие: «Лета 6991-го, апреля в 8 день (1483 г.— С. В.). Как бог поручил великому князю Ивану Даниловичю (так! — С. В.) Московскому под ево богохранимую державу Великий Новъ- город, и по ево государеву изволенью разпущены из княженецких и из боярских дворов служилые люди, и тут им имена и роспись, хто чей бывал послужилец»  . Перед этим отрывком напечатан другой, в котором упоминается один человек «Образцов- ский», т. е. Василия Федоровича Образца  . (Выяснение различных списков и редакций «Поганой книги» и сопоставление ее с писцовыми книгами, наверное, осветит этот интересный эпизод и тогда, может быть, удастся установить точно время и обстоятельства его.)

Если роспуск боярских дворов произошел в 1483 г., как говорят некоторые списки «Поганой книги», то можно сказать, что карьера В. Ф. Образца от этого не пострадала. В 1485 г. он принимал участие в походе на Тверь и в последующей ликвидации независимости Тверского княжения. После захвата Твери великий князь пожаловал Тверским княжением своего сына Ивана «... и намёсника своего посадил в Твери боярина своего Василиа Федоровича Образца Добрынского»  . Это было очень важное и ответственное назначение. Политический смысл пожалования Твери кн. Ивану Ивановичу ясен — он приходился по матери внуком вел. кн. Бориса Александровича Тверского; но кн. Иван был молод, неопытен в делах управления, и В. Ф. Образец был назначен при нем наместником, т. е. в действительности руководителем и проводником политики упрочения завоевания и привлечения тверичей на сторону великого князя московского. В это время Василий Федорович был уже в преклонном возрасте и вскоре, по-видимому, умер. В Новиковском списке думных людей Василий Федорович показан умершим в 6992 [1483/84] г. Это, конечно, ошибка. Кроме наместничества в Твери есть указание, что в 6993 [1485] г. Голова Владимирович Ховрин и Василий Федорович Образец заложили у себя на дворах в Москве «полаты кирпичны».

О близости В. Ф. Образца ко двору свидетельствует то, что его жена Марья (как и мать) в синодике Успенского собора записана среди больших боярынь великокняжеского двора  .

Подводя итог, следует отметить, что имя В. Ф. Образца, не говоря о его долголетней ратной службе, тесно связано с двумя крупнейшими фактами объединения Северо-Восточной Руси — с завоеванием Великого Новгорода и ликвидацией независимости Твери.

Карьера младших Константиновичей, Петра Хромого, Ивана и Никиты, представляет полную противоположность карьере Федора Симского и его сына Василия. Они не довольствуются высоким положением, занятым при великокняжеском дворе, как будто не понимают исторического значения борьбы великокняжеского единодержавия с удельными княжатами, переходят, под влиянием честолюбия или по недомыслию, в решительный момент на сторону княжат, терпят вместе с ними поражение и сходят со всем своим пртомством с исторической сцены.

Петр Хромой первоначально служил великому князю и был у него боярином. В 1433 г. он был наместником в Ростове. В тем- цой и нехорошей истории ссоры и грубого оскорбления кн. Василия Косого на свадьбе великого князя Петр сыграл роль зачинщика, за спиной которого действовали более ловкие и умные люди, чем он сам. Он первый «познал» на кн. Василии золотой пояс и стал, таким образом, сознательным или недальновидным виновником ссоры, от которой «много зла ... почалося»  Захарий Иванович Кошкин сорвал с кн. Василия Косого пояс, после чего кн. Василию и его брату Дмитрию Шемяке ничего не оставалось, как «раззлобиться». Братья уехали к отцу в Галич, где уже делались приготовления для открытой вооруженной борьбы. После истории с поясом братья перестали колебаться, присоединились к отцу д вместе с ним быстро пошли на Москву, когда великий князь еще ничего не подозревал и не был готов дать отпор. «Прибеже же тогда из Ростова к великому князю наместник его Петр Костян!- тиновичь, поведая ему, что идеть на него дядя его князь Юрьи с детми и с многою силою»  .

Бархатная книга сообщает, что Петр Константинович служил кн. Ивану Андреевичу Можайскому, и далее говорит: «А у Петра Костянтиновича сын Семен; был у князя Ивана Андреевича в боя- рях ив Литву с ним съехал» . Это показание относительно Петра Константиновича неточно. Переход его на сторону княжат произошел много позже. Несмотря на то что Москва была захвачена кн. Юрием Дмитриевичем и свергнутый с престола вел. кн. Василий получил небольшой удел (Коломну), Петр Константинович продолжал оставаться верным ему и был, несомненно, в числе тех служилых людей, которые «от мала и до велика» покинули кн. Юрия и потянулись в Коломну к кн. Василию Васильевичу. В 1436 г. мы видим его боярином вел. кн. Василия (см. боярскую подпись Петра Константиновича на одной грамоте, от 1 марта 1436 г., Троице-Сергиевому монастырю)  .

Переход Петра Константиновича на службу к Ивану Андреевичу (если доверять Бархатной книге и признать, что он действительно перешел на службу) относится к последним стадиям борьбы княжат с великим князем. Неизвестно, где и когда умер Петр Константинович. Кн. Иван Андреевич Можайский бежал в Литву весной 1454 г. Между тем до нас дошла данная грамота Петра Константиновича митрополиту Ионе от 15 февраля 1454 г. (т. е. незадолго до побега кн. Ивана) на монастырь св. Саввы в Москве (церковь в Саввинском переулке на Девичьем поле) с Собакинской пустошью, на мельницу на устье р. Сетуни (за Дорогомиловской заставой) и на две деревни у с. Крылатского. Послухами у данной были сородич Добрынских Федор Александрович Белеутов, Елизар Васильевич Гусев (о нем см. выше) и Семен, сын Петра Константиновича 65. Очевидно, незадолго до истории с лишением кн. Ивана Можайского удела Петр Константинович был в Москве и владел вотчинами, которые вскоре после этого были конфискованы.

Поскольку опала и конфискация вотчин Петра Константиновича стоят в связи с опалой, постигшей его братьев Ивана и Никиту, то выяснение указанных выше загадок надо вести одновременно. В числе жалованных грамот вел. кн. Василия Троицкому монастырю на имя игумена Зиновия (1432—1445 гг.) есть две, ва которых стоит боярская подпись Никиты Константиновича, и одна за подписью Ивана Константиновича  . Приблизительно в то же время Никита Константинович упоминается как наместник в Переяславле (недатированная докладная купчая из троицкого архива).

Измена и переход Константиновичей на сторону княжат относятся к 1446 г., когда Никита принял на себя одну из первых ролей в драме ослепления вел. кн. Василия. События этого времени хорошо освещены в литературе  . Возобновляя их в памяти читателя, отмечу только то, что характеризует роль Константиновичей и, в частности, Никиты.

Летом 1445 г. вел. кн. Василий, выступавший с большими силами против татар, подвергся под Суздалем внезапному нападению царевича Мамутяка, был разбит и попал в плен. Царь Улу- Магомет вскоре освободил его, взявши обязательство уплатить крупный выкуп. Выходя из плена, вел. кн. Василий привел с собою много татар, поступивших к нему на службу. Все это подорвало авторитет великого князя и вызвало во всех слоях общества сильное возбуждение и неудовольствие, которое поддерживалось предстоящей раскладкой на все княженье и на всех без изъятия людей тяжелого выкупа. Княжата решили воспользоваться этим для борьбы против великого князя: «Князю же Дмитрею Шемяке вложы диавол в мысль хотети великого княжениа, и начят посы- лати к князю Ивану Можайскому... И тако по диаволю научению обсылающеся, и здумавше сил (т. е. князья Дмитрий и Иван.— С. В.) с своими злыми советники, иже тогда быша у них Костян- тиновичи и прочии боаря их», звать к себе в заговор вел. кн. Бо- рйса Тверского. «Мнози же и от москвич в думе с ними бяху, бояре же и гости; бе же и от черньцев в той думе с ними». Так описывает

Никоновская летопись круг заговорщиков, умышленно не говоря об участии великокняжеских бояр и о том, какие чернцы были в заговоре. Откровеннее и определеннее выражается Ермолинская летопись: в думе с князьями были «от боляр великаго кнйзя, и от гостей московских, и от троецьских старцев Сергиева манасты- ря, во едину мысль, что поимати великого князя, а царю не дати денег (выкупа.— С. В.), на чем князь велики целовал» . Как можно видеть, смута и шатание умов захватили очень широкий круг лиц. Из числа великокняжеских бояр летописи указывают только одного — Ивана Федоровича Старкова-Серкизова, но Никоновская летопись неправильно называет Константиновичей Доб- рынских боярами кн. Ивана Можайского — перед этим событием, как было показано выше, они были великокняжескими боярами.

Окруженный предательством, вел. кн. Василий, не подозревая заговора, отправился с сыновьями и небольшой свитой к Троице, и этот момент был признан княжатами удобным для выполнения плана. Кн. Иван Андреевич Можайский взялся захватить вел. кн. Василия в монастыре. О надвигающейся грозе великий князь узнал от рязанца Бунка, который прискакал в монастырь, чтобы предупредить великого князя. Великий князь «не ят ему веры, понеже бо тот Бунко за мало преже того отъехал к князю Дмитрею, и рече: „Сии смущают нас, а яз с своею братиею в крестном целовании, то како может то быти так?" И повеле того ис манастыря збити и назад воротити его». Не поверив доносу Бунка, великий князь тем не менее послал стражу в Радонеж, которого не могли миновать едущие из Москвы в монастырь, т. к. через Радонеж пролегала единственная зимой дорога. Чтобы обмануть стражу, кн. Иван прибег к хитрости: снарядил обоз, саней «с рогозинами, а инии с полстьми, а на них по два человека в дос- песе, а третий подле идеть как бы за возом». Сторожа по оплошности пропустили обоз и немедленно были обезоружены выскочившими из саней воинами, т. к. бежать было некуда, «понеже бо тогда снег был 9 пядей». Путь к монастырю был открыт. Кн. Иван с Никитой Добрынским и конным отрядом быстро сделал десятикилометровый путь от Радонежа и неожиданно появился на Кле- ментьевской горе перед стенами монастыря. В монастыре произошел от неожиданности нападения переполох. Все так были уверены в безопасности, что на конюшенном дворе не оказалось для великого князя готовой лошади. Сопровождавшие великого князя верные люди «вси в унынии бяша и в оторопе велице, яко изумлени». Бежать и защищаться было невозможно, и великому князю оставалось искать спасения у алтаря Троицкого собора. «А они убийцы, яко же свирепии волцы, возгониша на манастырь на конех, преже всех Никита Констянтинович, и на лествицу на кони к предним дверем церковным, и ту пошедшу ему с коня, и заразися о камень, иже пред дверми церковными възделаны на при- мосте. И притекъше прочии, въздняша его; он же едва въздохнув, и бысть яко пиан, а лице его яко мрьтвеца бе». Следом за Никитой прискакал кн. Иван со своим воинством.

В дальнейшем рассказе летописей замечается какая-то неувязка. Великий князь как будто не ожидал нападения, не знал о намерении его «поймать», тем более ослепить, а между тем, по Никоновской летописи, Василий, услыхав из церкви голос кн. Ивана, подъехавшего к окнам, «возъпи велми, глаголя: „Брате, помилуйте мя! Не лишите мя зрети образа божиа и пречистые матере его и всех святых его, а не изыду из манастыря сего и вла- си главы своея урежу здеа». Оказывается, великий князь уже знал о намерении княжат ослепить его и предлагал немедленно постричься, только бы его не ослепили. Взяв с гроба Сергия икону, великий князь пытался убедить кн. Ивана отказаться от своего намерения. Все было напрасно; кн. Иван вышел из церкви и, обращаясь к Никите, сказал: «Възми его». «Приступль же злый раб, горкых и немилосердых мучитель, Никита, и ят за плече великого князя, глаголя: «Пойман еси великим князем Дмитрием Юрьевичем». Оному же рекшу: «Воля божиа да будет», он же злодей выйвед его из церкви и с монастыря сведе; и посадиша его в голый сани, а прот'иву его черньца, и тако отъидоша с ним к Москве»  .

Никита Константинович выступает в этом событии, подобно брату Петру в истории с золотым поясом, как импульсивный, решительный и едва ли умный человек. В дальнейших событиях борьбы вел. кн. Василия с княжатами Константиновичи нигде не упоминаются. Нет сомнения, что они, т. е. Петр, Иван и Никита, лишились боярства у великого князя, но также несомненно, что Никита не получил немедленно возмездия за свое участие в ослеплении великого князя. Вся обстановка продолжающейся борьбы была неблагоприятна для крутых и решительных мер по отношению к «отъезжавшим» боярам. В следующем году вел. кн. Василию удалось отделить кн. Ивана Можайского от коалиции княжат, и он заключил с ним договор, в котором провозглашена амнистия, хотя и в общей форме, но, несомненно, распространявшаяся на бояр кн. Ивана. «А што, господине князь велики, по нашим грехом сталося от нас над тобою... и тобе... меня (т. е. кн. Ивана.— С. В.) тем жаловати, того ти... не помнити, ни мстити, ни на сердце не держати» . В другом договоре того же года — та же статья и ряд частных, например: «А что, господине, в нашем размирьи межи нас были войны и грабежи, и тому всему дерть по се наше нынешнее докончание» 11.

Выше было сказано, что в феврале 1454 г. Петр Константинович и его сын Семен были свободны и владели своими вотчинами. Катастрофа разразилась над Константиновичами в 1454 г. в связи с делом кн. Ивана Андреевича и его бегством в Литву. К сожалению, в этом вопросе, как и в деле кн. Ивана, многое остается неясным.

Насильственная смерть кн. Дмитрия Шемяки развязывала вел. кн. Василию руки, и в 1454 г. очередь дошла до кн. Ивана и его слуг и соумышленников. О причинах и обстоятельствах этого конфликта летописи говорят кратко и неясно: «за его (князя Ивана.— С. В.) неисправление», т. е. за нарушение договора или, точнее, какого-нибудь из условий договора, вел. кн. Василий пошел на кн. Ивана «ратью». Узнавши о движении на него рати, кн. Иван взял жену и детей и бежал в Литву. Неисправление состояло в том, что кн. Иван будто бы не явился, как был должен по договору, на службу для обороны Москвы от татар. Едва ли можно сомневаться, что это было благовидным предлогом. Затем, если провинился кн. Иван, то почему одновременно гроза обрушилась не на всех его бояр (на это нет указаний), а именно на Добрынских? Очевидно, что в основе похода вел. кн. Василия на кн. Ивана и бегства кн. Ивана в Литву было какое-то дело, которое было сочтено вел. кн. Василием достаточно серьезным поводом, чтобы согнать с престола кн. Ивана и наказать его ближайших соумышленников и сторонников.

Конфискация вотчин распространялась на Петра, Ивана и Никиту. Списка конфискованных вотчин мы не имеем. Только в первом договоре вел. кн. Василия с кн. Василием Ярославичем, написанном вскоре после бегства кн. Ивана в Литву, быть может в том же 1454 г., упоминается с. Башарово в Бежецке, бывшее владение Никиты Константиновича, проданное великим князем Федору Михайловичу Челядне  . В первой духовной вел. кн. Василия (1462 г.) упоминаются в Юрьеве с. Добрынское, очевидно то самое, которое принадлежало Добрынским, и села Петра Константиновича — на Шексне, на Истре, в Юрьеве — Матвеи- цево, Ворогово и другие. Наконец, во второй духовной упоминаются дворы в Москве Петра, Ивана и Никиты Константиновичей 

В известном сборнике митрополичьих посланий есть рассказ о побеге Никиты Добрынского в Литву. Великий князь «опалился» на Никиту и дал его за приставы держать своему введеному дьяку Алексею; «и Алексей великому князю изменил: сговоря с Никитою, да побежали ко князю Ивану Андреевичу в Можайск. И Никита, и с детьми, в Литву побежал»  . Из этого рассказа видно с несомненностью, что Никита был арестован и успел бежать до похода вел. кн. Василия на Можайск, что в свою очередь дает основание предполагать какое-то дело и расследование по нему, результатом которых был поход на Можайск «ратью». Одновременно ли с Никитой были замешаны в дело Петр и Иван, неизвестно. Возможно, что они подверглись опале несколько позже, когда сын Петра, Семен, боярин кн. Ивана Андреевича, бежал вместе со своим князем или вслед за ним в Литву.

В заключение анализа отдельных моментов этой драмы хочется высказать предположение относительно вклада 15 февраля 1454 г. Петра Константиновича митрополичьему дому. Следует заметить предварительно, что вообще вклады частных лиц митрополитам были редким явлением и в образовании огромных владений митрополичьего дома играли очень небольшую роль. Во всех известных подобных вкладах можно предполагать какие-то особые отношения вкладчиков к митрополитам и особые цели вклада, кроме обычной цели — устроения души вкладчика и его родителей. Известны, например, вклады митрополитам людей, подвергавшихся опале или немилости великого князя, с тем, чтобы получить в лице митрополита заступника и в случае надобности поручителя перед великим князем. Возникает предположение, что и вклад Петра Константиновича связан с опалой, постигшей Добрынских; Петр сделал его тогда, когда следствие начиналось и аресты захватывали все большее и большее количество лиц. Однако это не спасло Петра, и после бегства в Литву его сына Семена и брата Никиты все вотчины его и его братьев были конфискованы, а сам Петр и его брат Иван умерли, вероятно, «в пои- манье» или «в нятстве», как тогда говорили.

Подведем итоги карьере младших Добрынских и их сыновей. У Петра по родословцам показано два сына: Семен, бежавший в Литву, и бездетный Михаил. Отметка о бездетности Михаила показывает, что он умер на родине, быть может, тоже не своей смертью. Иван Константинович в родословцах показан тоже бездетным, но это едва ли верйо.

В некоторых летописях в рассказе о бое с татарами в Муроме в 1445 г. есть такое сообщение: «Тогда застрелили Александра Иванова Костянтиновича в рот»  . Этого Александра, по-видимому воеводу, во всяком случае не рядового человека, можно с большой вероятностью счесть за сына Ивана Константиновича Добрынского, тем более что ни в одном другом боярском роду такое лицо неизвестно.

У Никиты Константиновича по родословцам было два сына: Федор и Василий, оба бездетные. Неизвестно, действительно ли они бежали в Литву вместе с отцом (см. выше). Во всяком случае, если Никита и взял их с собой, то позже они выехали обратно на

Русь и окончили свои дни на родине, в полной безвестности. Относительно Василия есть интересная запись в синодике Переяславского Горицкого монастыря под 15 сентября 1516 г.: «Дала Елена Ивановна Ивановича, а жена Василия Никитича Добрынского» с. Ярполец. Среди лиц, подлежащих поминанию, упомянуто пять княжеских имен (очевидно, родственников Василия по жене или по матери) 76.

Так Петр, Иван и Никита Константиновичи со всеми потомками сошли с исторической сцены.

Делая общий смотр Добрынским, мы видим, что они прошли через XV в. фалангой выдающихся людей: из девяти сыновей Константина не менее пяти были боярами. Создается впечатление, что они энергично пробивались в среду великокняжеского боярства, имели много данных занять в ней прочно видное положение, но им чего-то не хватало. За исключением, быть может, Федора и безнаказанных отъездов и не было, очевидно, способности понять новые условия государственной жизни и боярской службы и приспособиться к ним. Константиновичей, за указанным исключением Ф. Симского и его сына Василия Образца, можно рассматривать как ярких и типичных представителей боярства удельных времен. Поэтому после крушения удельного строя все Добрынские, за исключением Ф. Симского и его сына Василия Образца, которые были неизменно верны великим князьям и принимали видное участие в создании Великорусского государства под властью московского великого князя; или сходят со сцены со всем своим потомством, как Петр, Иван и Никита, или оттесняются, как Гусевы, и довольствуются службой при дворах удельных князей.

Два брата, Андрей Сахарник и Владимир, умерли без мужского потомства. Трое, Петр, Иван и Никита, извелись с потомством в авантюрах и опалах. Таким образом, осталось четыре ветви: Зайцевы, Гусевы, Викентьевы и Симские.

От Дмитрия Зайца пошли фамилии Зайцевых, Бирдюкиных- Зайцевых и Телегиных. О службе самого Дмитрия Зайца и большинства его потомков ничего неизвестно. Вообще эта отрасль рода была самой незначительной, что и отразилось в малой достоверности и неполноте ее родословия. В XVI в. из этой отрасли вышло два выдающихся человека: Иван Юрьевич Шигона Под- жогин (Телегин) и Петр Васильевич Зайцев. Оба они могут быть с полным основанием названы фаворитами, обязанными возвышением своим личным качествам и исключительной милости государей.

И. Ю. Шигона хорошо известен в литературе как сын боярский, пущенный в думу великого князя, по позднейшей терминологии — думный дворянин. На воеводствах он нигде не бывал — очевидно, это не было его специальностью. Зато он не раз выступает как лицо, пользующееся особым доверием вел. кн. Василия Ивановича и исполняющее различные доверительные и ответственные поручения. Так, великий князь посылает его в армию к воеводам «с речами», т. е. со своими распоряжениями  . Ему же великий князь доверяет щекотливое поручение — свои «речи» кн. Василию Ивановичу Шемячичу и кн. Дмитрию Ивановичу Жилке  . Брат Шигоны, Василий Юрьевич Поджогин, в 1522 г. был послом в Казань, где и убит весной 1523 г. Саип-Гиреем. Род Василия записан в синодике Иосифова Волоколамского монастыря. Василий, как пострадавший за веру и отечество, записан в синодике Успенского собора.

Очень интересные сведения о близости Ивана Юрьевича Шигоны к вел. кн. Василию находятся в Царственной книге, где подробно описаны болезнь и смерть великого князя. Уже сильно недомогавший великий князь поехал тешиться охотой на Волок, и там «бысть пир на великаго князя у Ивана Юрьевичя у Шигоны, у дворецскаго тверскаго и волотъцскаго». Лечение не помогало, здоровье великого князя ухудшалось, и он стал думать о духовной грамоте. Он тайно приказал дьяку Меньшому Путятину привезти к себе духовные грамоты прежних князей: «И пусти в думу к себе к духовным грамотам дворецского своего тферскаго Ивана Юрьевича Шигону и диака своего Меншово Путятина, и нача мыслити князь велики, кого пустити в ту думу и приказати свой государев приказ». Во всех дальнейших решениях и действиях великого князя Шигона был в думе и принимал близкое участие. С Михаилом Юрьевичем Захарьиным и кн. Михаилом Глинским Шигона присутствовал при самых интимных минутах последних дней и часов жизни вел. кн. Василия. Великий князь послал его к духовнику за дарами, советовался с ним о пострижении, причем Шигона высказался против пострига. После пострига великий князь причастился святых тайн, «и тогда просветися лице его, яко свет, вкупе же и душа его с миром к богу отъиде; и стояще же близ его Шигона, и виде Шигона дух его отшедш, аки дымець мал»  .

Иван Юрьевич Шигона умер бездетным, и его возвышение как совершенно личное не отразилось на судьбах и карьере его родичей. Перед смертью Иван Шигона постригся в Волоколамском монастыре — в иночестве Иона — и дал монастырю по себе и своем брате Федоре три деревни в Тверском уезде, в Хорваче  .

Петр Васильевич Зайцев представляется фаворитом другого характера и облика. В Новгородском походе 1494/95 г. среди молодежи из княжеских и боярских родов упокинаются как дети боярские у постельничих (в частных разрядных книгах они иногда называются жильцами) братья Василий Ярец и Ушак Федоровы Зайцевы. В 1501 г. великий князь послан Василия Ярца в Великий Новгород к воеводам сообщить свои распоряжения  . Это все, что известно о службе отца Петра Васильевича. Таким образом, можно сказать, что Петр своим возвышением был обязан исключительно самому себе.

В молодости П. Зайцев отличился в дурном деле. Князья Шуйские, захватившие в 1542 г. власть, стали расправляться со своими противниками: сослали кн. Ивана Вельского на Белоозеро, а его советников в разные города; митрополита Иоасафа обесчестили, едва не убили и отправили в Кириллов монастырь. «И по- слаша бояре на Белоезеро князя Ивана Бельскаго убити в тюрме Петрока Ярцова сына Зайцова да Митьку Иванова сына Клобу- кова да Ивашька Елизарова сына Сергеева; они же, ехав тайно, без великаго князя ведома, боярьскым самовольством князя Ивана Белскаго убили»  . В 1550 г. Петр из детей боярских третьей статьи по Переяславлю [Залесскому] был зачислен в тысячу и испомещен под Москвой  .

В 1558 г. Петр получил чин ясельничего, а в 1564 и 1570 гг. упоминается как думный дворянин. В Полоцком походе 1563 г. он был «в суде у бояр», т. е. был судьей походного разряда, а после взятия Полоцка ему было поручено в Полоцке «город делати». В списке думных людей, напечатанном Новиковым, П. Зайцев показан окольничим с 7071 (1563) г. и «выбывшим» — в 7083 (1575) г. Оба эти показания сомнительны. Окольничество П. Зайцева, хотя бы и в опричнине, вызывает сомнения. В разряде царского похода 1567 г. мы видим его рядом с видным опричником, оружничим кн. Афанасием Ивановичем Вяземским, в 1570 г. он упоминается как опричный воевода, но в обоих случаях окольничим не называется  . Год его «выбытия» из думных чинов, т. е. вероятной смерти, неверен. Во вкладйой книге Троицкого Сер- гиева монастыря записано, что 18 июня 1571 г. Петр Васильевич дал 20 рублей, а 7 сентября того же года «по Петре Зайцеве дал вкладу старец Паисий Мичурин денег 23 рубля». (В кормовой книге Кириллова монастыря записан недатированный вклад, 100 рублей, самого Петра, да после его смерти жена его Евдокия дала по нем шубу и два «кафтана камчатые» .) Таким образом, можно считать вероятным, что П. Зайцев погиб во время летних казней 1571 г. Так окончил свою карьеру при неизвестных обстоятельствах этот ревностный, как выражается Н. М. Карамзин, опричник. Петр умер бездетным, и' его фавор как личный не оказал влияния на служебное положение родичей.

Выше было упомянуто, что Елизар Васильевич Гусев служил кн. Ивану Андреевичу Можайскому, а позже — кн. Андрею Васильевичу. У Елизара Васильевича было четыре сына: Юрий, Владимир *, Василий и Михаил. Юрий бежал при неизвестных обстоятельствах в 1492 г. в Литву  . Быть может, это бегство было проявлением того мятежного духа, который присущ многим 'Доб- рынским. Трагически окончилась жизнь и Владимира, знаменитого как составителя первого Судебника. Неизвестно, на какой основании Н.М.Карамзин называл < Владимира Гусева дьяком. Это не подтверждается источниками. В 1495 г. Владимир в числе других родовитых детей боярских побывал в Литве, в свите, сопровождавшей кн. Елену . В 1497 г. он был замешан в дело вел. кн. Софьи и казнен в числе других лиц. «В лето 7006, декабря, по диаволю действу и наважению и лихих людей совету всполелся князь великий Иван Васильевичь на сына своего на князя Ва- силья, да и на свою жену на великую княгиню Софию, да в той въспалке велел казнити детей боярских: Володимера Елизарова сына Гусева, да князя Ивана Палецкого Хруля, да Поярка Ру- нова брата, да Щавьа Скрябина сына Травина, да Федора Стро- милова, диака введеного, да Афанасия Яропкина; казниша их на леду, главы их ссекоша»  . Из упомянутого летописного текста видно с несомненностью, что Владимир Гусев не был дьяком. К сожалению, никаких других подробностей об этом замечательном человеке мы не имеем. Совсем молодым человеком принял он участие в составлении Судебника и в общем прекрасно справился со своей задачей. Как известно, Судебник, как и Царский, слабо отразил нормы материального права, что и не входило в их программу. Их задачей был «правый суд», т. е. процессуальное право. И со своей задачей Владимир Гусев справился прекрасно, так хо- рощо, что Царский судебник, составленный через полстолетия, в основе повторил Судебник В. Гусева и если дал к нему дополнения, то сделал их, не изменяя плана и расположения материала. Ценным качеством первого Судебника является отчетливая, простая и в общем удачная формулировка норм тогдашнего процесса, и это надо поставить в большую заслугу Владимиру Гусеву  .

Братья Владимира, Василий и Михаил, служили кн. Юрию Ивановичу и были у него боярами  , что подтверждается источниками. Михаил Елизарович как воевода кн. Юрия Ивановича участвовал в Казанском походе 1506 г. Как боярин кн. Юрия он упоминается несколько раз в актах Калязина монастыря с 1522 по 1533 г.   Умер Михаил Елизарович в 1533 г., и 1 июля 1533 г. по нем дан вклад Троицкому Сергиеву монастырю: бурый иноходец, нагольная соболья шуба и камчатый терлик с серебряными пуговицами.

Следующее поколение Елизаровых переходит на службу к великому князю и служит как добрые родословные, но не выдающиеся служилые люди. Андрей Васильевич однажды был (в 1543 г.) полковым воеводой, а его брат Федор Васильевич в 1534 г. был наместником в Путивле. Следующее поколение спускается еще ступенью ниже: сыновья Федора, Василий и Иван, участвуют в Ливонских походах как полковые головы и стратилатского чина не достигают  .

Менее значительной отраслью были Викентьевы. Если деградация Гусевых объясняется их службой удельным князьям, то деградация Викентьевых может быть объяснена тем, что Павел Константинович и его сын Михаил-Викентий уходили от мира и службы в монастыри и потеряли свое место в служилой иерархии боярских родов. Из этой отрасли следует отметить только Федора Михайловича, второго сына Викентия, который в 1495—1498 гг. был у великого князя ясельничим. Один из внуков Федора Михайловича, Потап Васильевич Угрюмов, в 1560 г. был головой у порохового наряда (артиллерии), а сыновья Потапа были городовыми воеводами — Гаврила в 1602 г. на Белоозере, а Григорий в 1601 г. в Березове.

К содержанию книги: Степан Борисович Веселовский - ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ КЛАССА СЛУЖИЛЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ