ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРАВА. ОТ УЛОЖЕНИЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА ДО ИЗДАНИЯ СВОДА ЗАКОНОВ

ПОЛОЖЕНИЕ РУССКОГО ОБЩЕСТВА В 17 ВЕКЕ ДО ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Централизация Иоанна 3 и искусственная децентрализация его внука, Иоанна 4, до того довели русское общество к концу XVI столетия, что оно готово было утратить естественные связи целого и частей; а почти беспрерывные и крайне отяготительные войны Иоанна IV так разорили народ и так истощили население разных областей, что иные области почти опустели, а вдругих жители, разоренные страшными поборами и на государя, и на приказных люден, скрывались в лесах, оставляли свои промыслы и предавались грабежу, против которого были бессильны все строгости закона. К тому же, в царствование Бориса Федоровича Годунова, присоединился страшный трехлетний голод, по свидетельству разных современников истребивший до 400000 человек. Наконец, в довершение всех бедствий, явился самозванец и, поддерживаемый поляками и русскими изменниками {которых было очень много), завладел Москвой и истребил все семейство Годунова. Все это так расшатало русское общество, что оно всколыхнулось до дна и не знало, на чем утвердиться, к чему примкнуть и как устроить разрушенный порядок.

Предшествовавшие царствования Иоаннов, блистательные снаружи и крайне тягостные и разрушительные внутри, приготовили разделение русского общества на два враждебных стана: к« служилых людей и не-Служилых, Первые, как органы правительства, хотели править неслужилыми и тогда, когда в начале XVII столетия правительства уже не существовало, когда по смерти Годунова и по убиении самозванца нужно было искать государя. Но «JTO желание служилых людей не могло исполниться; напрясно они выбирали в царя то князя Василия Ивановича Шуйского, то королевича Владислава, то пристраивались к разным самозванцам, дело общественного устройства от этого нискольконе продвигалось вперед; беспорядки и бедствия росли в страшных размерах, все, еще от прежнего времени наболевшие общественные раны приняли самый опасный характер, русские, разделенные на ттртии, стали терзпть друг друга гораздо ожесточеннее, чем терзали их иноплеменники, нахлынувшие на Русскую землю с разных сторон.

Наконец, семь лет продолжавшиеся междоусобия образумили, открыли глаза всем служилым и неслужнлым людям; городские и сельские общины, долго молчавшие, подали свой голос, города стали пересылаться друг с другом, собирать деньги и войска, чтобы выгнать поляков из Москвы и очистить землю Русскую от иноплеменников и своих изменников; к городам присоединились и служилые люди, наученные своим прежним неудачным опытом, и вот все слуншлые и неслужилые дружно поднялись, как один человек. Разрозненные города и селения, не имевшие ни денег, ни войска, как бы каким-то чудом отыскали и достаточно войска, и нужные средства на его содержание, нашли и достойных военачальников; общины для восстановления порядка пожертвовали всем, даже многими своими исконными правами, и порядок восстановился.

Враги, готовые поглотить Россию, с бесчестием отступили перед единодушием служилых и неслужилых людей; отыскалась и верховная власть по воле всего народа и, что главное, отыскалась и утвердилась между своими, чего не могли сделать служилые люди, думавшие устроить государство мимо общин и неслуэкилых людей. Приговор всего Русского мира произвел то, чего не могли устроить сильные мира, вепомоществуемые чужеземными королями л иностранными войсками.

Шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов был выбран в русские цари собором всей Русской земли, в котором участвовали и подавали голоса как выборные служилые люди, так и выборные от городов. Таким образом, неслужилые люди, отодвинутые прежней централизацией на задний план, теперь опять выступили вперед и приняли непосредственное участие в делах государственного управления; голос общества снова занял свое место в общем деле государства н не только н выборе царя, но и в поддержании выбора. Продолжительные войны с польским и шведским претендентами иа московский престол, а также усмирение казаков и других изменников, бродивших многочисленными шайками по Рус-ской земле, решительно лежали на плечах общества. Городские и сельские общины во все это время должны были поддерживать вновь избранного государя всеми своими силами: они для этого жертвовали всем, чем могли, собирали пятую и десятую деньгу с капиталов, наряжали даточных людей, готовили запасы для войска и делали другие пособия и деньгами, и вещами, в чем, конечно, также принимали участие и бояре, и духовенство, и все служилые люди, посильно жертвуя своим достоянием на пользу государства.

Все это так выдвинуло общество и поставило его в такое положение, что все важные государственные дела и особенно те, в которых раосуж-далось о денежных и других сборах, решались не иначе, как по соборному приговору выборных людей от всей Русской земли, как служилых, так и неслужилых. Дошедшие до нас памятники ясно свидетельствуют, что с 1613 года, во все продолжение царствования Михаила Федоровича, все важные государственные дела решались по указу государеву и по соборному приговору, так что власть государя стояла рядом с властью общества, с властью всей Русской земли, иочтн постоянно присутствовавшей на земских соборах в лице своих выборных людей. А посему псе царские грамоты о важных государственных делах писались в это время по следующей форме: «По нашему (т. е. царскому) указу и по приговору богомольцев наших, Московскаго государства митрополитов, архиепископов и епископов и всего освященнаго собору, и бояр наших и окольничих и дьяков, и дворян, и гостей, и посадских торговых и всяких жилецких людей, посланы по городом для денежных сборов ратным людям на жалованье». Или еще иначе: По всемирному приговору со всего Московскаго государства: с городов, и с посадов, я с уездов, с гостей, и с торговых, и со всяких посадских людей, и с дворцовых, и с конюшенных, и со всяких слобод с торговых людей, чей кто нибуди, никого не обходя, беао всякаго вывету и отдачи собрати с животов служилым людям на жалованье пятая деньга деньгами, а не товаром, а с уездов, с сошных людей, по сошному разводу, посту по двадцати рублевссохи» {№ 79).

Или в царской грамоте 1637 года на Устюжну Железнопольскую государь пишет: «И мы, великий государь, учинили о том собор, и говорили на соборе отцу своему и богомольцу святейшему Иоасафу, патриарху московскому и всея Русии, и митрополитом, и архиепископом и всему освященному собору, и бояром, и окольничим, и думным людям, и дворяном и детем боярским из городов, и гостем и торговым и всяким жплецким людем объявили, как нам для избавления православных христиан против Крымскаго царя стоять, и какими обычаи ратных людей обирать и чем строить». И собором приговорили «взять с церковных вотчин даточных людей пеших с десяти дворов по человеку, а с поместий и с вотчин служилых людей и с дворцовых с двадцати дворов по человеку, а с городов, с посадов и с уеадов с черных волостей указали есмя взяти, ратным людем на жалованье, с десяти дворов за даточнаго человека, по двадцати рублев — с двора по два рубли» (№ 275).

Мало этого, государь, ежели когда и писал грамоты только от своего имени, без соборного приговора, то в этих грамотах он почти постоянно прямо относился к обществу, мимо своих наместников и приказных людей, и обыкновенно просил или о помощи на государственные нужды, ила о даче взаймы на чрезвычайные расходы; даже о сборе недоимок в обыкновенных податях скорее просил, нежели повелевал.

Так, в царской грамоте 1613 года в Углич сказано: «От царя и вели-каго князя Михаила Феодоровича всея Русии на Угличь, старостам, и целовальникам, и всем посадским людям и волостным крестьянам. Бьют нам челом на Москве дворяне я дети боярские и всякие ратные люди, что они от многих служеб оскудели; а в нашей казне, на Москве, денег и пея-ких запасов в житницах нет, и служилым людям жалованья дать нечего.

И как к вам ся наша грамота придет, и выб с посаду таможенный и кп-бацкия и полавочныя деньги и всякие денежные доходы за прошлые годы, чего не взято, и на нынешний год по окладу сполна но книгам дали Ивану Савостьянову тотчас; да для образа пречистый Богородицы и пря-вославньш христианский веры и избавы крестьянский от врагов, дали-бы естя, сверх всяких наших доходов, нам взаймы служилым людям на жалованье денег, и хлеба, и сукой, и рыбы, и соли, и всяких товаров, как кому ся может, обложась по своим прожиткам и по промыслам; и которые известные люди, и тем бы нам послужити и правду свою к нам и ко всей земли показати, дати из животов своих нам взаймы, сколько им моч-но, и о том не поскорбети, в которую пору в нашей казне деньгами и хлебом скудно, и в те б поры нам взаймы дати. Лучше милостыни, что ратным людем помочи, и своею помочью святыя божий церкви в лепоте и святую хрестьянскую веру в целости учинить (№ 5).

Таким образом, общество во всем своем составе, т. е. как служилые, так и неслужилые люди, во все продолжение царствования Михаила Федоровича принимало весьма деятельное участие в важнейших государственных делах. Государственные нужды так были велики и настоятельны, что правительство никак ке решалось принять на себя всю ответственность по общим распоряжениям. Михаил Федорович первоначально даже изъявил желание предоставить обществу полное самоуправление; мы имеем его указ, которым предписывалось, чтобы все города и волости выбрали сами из своей среды судей и правителей и чтобы везде бь1ли отменены государевы наместники и воеводы и приказные люди. Но это желание государя не имело успеха; предшествовавшая опеки администрации так сильно расстроило общества, что немногие города могли согласиться ял выбор правителей из среды своего общества, а большая часть городов просили государя прислать для управления своих приказных людей. Таким образом, государев указ не был исполнен повсеместно, городам было предоставлено на волю управляться ли своими выборными людьми или государевыми наместниками. Впрочем, и во время управления воевод и наместников в царствование Михаила Федоровича мы еще встречаем замечательные случаи единодушия в обществе между служилыми я неслужилыми людьми, свидетельствующие, что безнарядье междуцарствия и самозванщины возбудило деятельность общества и до некоторой степени сблизило интересы служилых и неслужилых людей, прежде разрозненные опекой администрации.

По смерти царя Михаила Федоровича русское .общество, в начале царствования его преемника, оставалось при прежнем своем положении и принимало деятельное участие в важнейших делах правления, —- земские соборы по-прежнему продолжались.

Само утверждение на престол единственного наследника Михаила, его сына Алексея Михайловича, было учинено по приговору земского собора. Для этой цели были созваны в Москву выборные со всех городов Русской земли. Современник Алексея Михайловича, подьячий Посольского приказа, Григорий Котошихин прямо говорит: «По смерти же царя мало время минувше, патриарх и митрополиты и архиепископы и епиоконы, и архимандриты и игумены, и вссьдухоиный чин соборовали, и бояре, и окольничие, и думные люди, и дворяне и дети боярские, и гости, и торговые, и всяких чинов люди, после смерти прежняго царя на царство обрали сына его, нынешняго царя, и учинили коронование в соборной церкви. А было тех дворян и детей боярских и посадских людей, для того обранья, человека по два из города» (стр. 4), Потом в 1648 году был созван земский собор для составления общего Уложения, а в 1653 году опять был созван земский собор со всего государства по случаю присоединения Малороссии, на котором бояре и все служилые люди и выборные от городов приговорили принять Богдана Хмельницкого и всю Малороссию под Российскую державу и воевать с Польшей, ежели они добровольно не отступятся от Малороссии, причем служилые и неслужилые люди говорили, что они готовы умереть за честь своего государя.

Но в одно время с земскими соборами по голосам общества в делах государственных при даоре Алексея Михайловича уже образовалась партия царских любимцев, которая старалась отделить государя от народа, отодвинуть общество на задний план, чтобы управлять всеми государственными делами при помощи одной приказной администрации, не советуясь с обществом и не спрашивая голос его представителей. Уже в 1646 году, т, е. на другой год но избрании Алексея Михайловича на царство, при издании Писцового Наказа, этой важной меры, касающейся всего государства и вводившей новое важное законоположение, но которому вместо прежней пятилетней давности для вывода беглых крестьян была назначена новая, десятилетняя давность, не было созвано земского собора и Наказ был издан только по указу государя и по приговору бояр; тогда как в царствование Михаила Федоровича подобная же мера — рассылка дозорщиков и писцов была сделана по приговору созванного для сего земского собора. Также окружная царская грамота 1661 года о том, чтобы из всех понизовых и украйных городов везли хлеб s Москву но случаю дороговизны, была дана по указу государя и по приговору бояр. Мало этого, в 1661 году мы уже встречаем царскую грамоту о сборе 5-й деньги с торговых людей и с крестьян по полтине с двора, даже без боярского приговора; в грамоте прямо сказано: «указали мы, великий государь, взять для нашей службы по полтине с двора, а с торгов и всяких промыслов пятую деньгуЩУ, № 137).

Само издание соборного Уложения 1649 года служит лучшим свидетельством о падении общества в царствование Алексея Михайловича; в целом Уложении нет ни одной статьи, которой бы юридически обеспечивалось значение общества в делах государственных. Современник царя Алексея Михайловича, его доктор Кол-линс, долго живший в Москве, правильно говорит, что русский царь, у которого он жил, неограничен во власти, но следует, однако же, мнениям совета и в государственных, и в частных делах. Подлинные акты, дошедшие до нас от того времени, свидетельствуют то же самое. Царь Алексей Михайлович не приглашал на совет общество даже в таком чисто общественном деле, каким было введение медных денег по одной цене с серебряными. Указ о введении медных денег в 1656 году был издан без соборного приговора, только от имени царя, по совету боярина Ртищева. Мало этого, по Уложению 1649 года даже отменено участие общества в судебных делах; по Судебникам и по всем прежним законам на суде наместничьем непременно должны были присутствовать выборные от общества старосты и целовальники со своим земским дьяком, каждое судное дело писалось в двух экземплярах: один — рукой земского дьяка за руками старост и целовальников, а другой — рукой наместничьего дьяка за наместничьей печатью; по Уложению же суд предоставлен решительно одним воеводам и их приказным людям и сделался более или менее произвольным, со множеством канцелярских форм, страшно распространивших писанье и запутанность дел. Даже вызов в суд, сперва много зависевший от общества, без согласия которого по Судебнику нельзя было взять вызываемого в суд, по Уложению стал вполне зависеть от воевод и приказных людей которые, не спрашиваясь никого, насильно волочили в суд кого вздумается, и общество не имело уже никакого голоса в защиту своих членов. Правда, по Уложению полицейский служитель не мог войти в дом вызываемого в суд, ежели он не сказывался дома, и должен был ждать, когда он пойдет со Двора; но это мало помогало при безгласности общества, одиночная личность была слишком слаба против приставов, которые могли брать себе в помощь понятых и далее стрельцов и других воинских людей но усмотрению и надобности. Самый сбор податей, при прежних государях непосредственно лежавший на обществе, при царе Алексее Михайловиче вполне передан воеводам и приказным людям, так что ежели воевода или другой приказный человек чего не доберет по окладу, то весь такой недобор доправлялся на самом воеводе или приказном человеке, вследствие чего эти слуги администрации страшно давили общество своими поборами и на них мудрено было искать управы.

 По свидетельству Коллинса, общество в царствование Алексея Михайловича до того было подобрано под опеку приказной администрации, что знакомые, видя пьяного, валяющегося на улице среди жестокой зимы, не осмеливались оказать ему помощь, опасаясь, чтобы он не умер у них на руках и боясь подвергнуться беспокойству расследований, потому что Земский приказ умеет взять налог со всякого мертвого тела, поступающего под его ведомство. По свидетельству того же Коллинса, царь Алексей Михайлович до того опутал общество полицейским надзором, что у него были шпионы по всем углам, и ничего не делалось, ни говорилось, ни на пирах, ни на сходбищах, ни на похоронах, ни на свадьбах, чего бы он не знал; у него даже были шпионы во всех войсках, чтобы следить за их движением и подробно доносить об их действиях. Насколько верны настоящие показания Коллинса, для нас лучшим свидетельством служит то, что при Алексее Михайловиче в первый раз был учрежден ПриказТайных Дел, около 1662 года, с его пытками, застенками и страшным словом и делом, в первый раз появившимся на Руси и смущавшим русское общество в продолжение полутораста лет. На основании таких свидетельств мы не можем сомневаться в том, что современное Алексею Михайловичу русское общество было слишком стеснено и деморализовано чрезмерно приказной администрацией и могуществом придворных временщиков, слишком злоупотреблявших доверенностью доброго и доверчивого государя; особенно много терпели низшие классы общества, не состоящие в службе, вовсе оставленные высшими классами. Прямым свидетельством тому служат многочисленные возмущения в Москве и в других городах; возмущения эти прямо указывают на деморализацию общества, не пользовавшегося доверием правительства, думавшего все устроить при помощи одной административной опеки. Но свидетельству летописей и других памятников, ни в одно из прежних царствований московских государей, разумеется, исключая времена самознанщи-ны и междуцарствия, не было столько народных возмущений, как в царствование Алексея Михайловича; исчислять их я не имею нужды, они всем известны.

Впрочем, несмотря на утрату своего прежнего значения в делах государственных и вообще деморализацию целого русского общества, те или другие классы этого общества еще не потеряли силы отстаивать частные интересы того или другого класса, административная опека еще не совсем лишила их понимания своих интересов; ежели и пошатнулась связь целого общества, то тем не менее частные союзы членов того или другого класса были довольно живучи и сильны. Так» например, до нас дошла общая челобитная всех служилых людей, поданная государю в первый год его царствования, об отмене урочных лет для вывоза беглых крестьян. Потом мы имеем еще общую челобитную от всех торговых людей русского царства, поданную в 1646 году, в которой торговые люди просили государя, чтобы он защитил русских торговцев и повелел англичанам и другим немцам, чтобы они торговали только в корабельной пристани у города Архангельска, а по другим бы городам не ездили и торгу бы у русских людей не отымали. Далее мы имеем еще общую челобитную всех торговых людей Московского государства, поданную в 1667 году, об обороне их от иноземных торговцев, при которой были поданы статьи, или правила, о порядке торговли с иноземцами, за руками гостей и лучших торговых людей и черных слобод, которые статьи и были приняты, утверждены и изданы от государева имени под названием Новоторгового Устава. Но этому Уставу русские торговцы получили почти полное самоуправление в торговых делах через своих выборных начальников без участия приказной администрации. Кроме того, мы имеем довольное число общих челобитен от разных городов и волостей, в которых также дружно защищались местные интересы той или другой общины. Вообще в продолжение всего царствования Алексея Михайловича приказная администрация, несмотря на свое страшное развитие, еще не могла отбить память у общества о прежнем его значении. Хотя общество уже не призывалось нп совет в лице своих представителей — выборньи людей, или призывалось весьма редко, тем не менее оно но разным своим частям, правильно или неправильно, еще продолжало подавать свой голос. Все были довольны царем Алексеем Михайловичем, который споей привлекательной личностью во всех вселял доверие и любовь к себе, но в то же время общество еще не признавало себя таким малолетком, каким хотела его сделать приказная администрация, и заявляло, так или иначе, свои прежние права; это заявление, в большей части случаев, призывалось благодушным государем.