Древняя горная добыча в Средней Азии. Занорыши. Кристаллы горного хрусталя. По Тянь-Шаню и Ферганской долине

 

ПУТЕШЕСТВИЯ ЗА КАМНЕМ

 

 

По Тянь-Шаню и Ферганской долине. Древняя горная добыча в Средней Азии. Кристаллы горного хрусталя

 

Мы привыкли смотреть на Среднюю Азию, как на страну хлопка. Остальные культуры — рис, пшеница, а также садоводство, — все меркнет по своему значению перед белоснежным хлопком. И тот, кто часто бывал в Средней Азии, знает, что, в сущности, все внимание здесь во все времена года приковано к хлопку: к его посеву, поливам и сборам. И когда осенью начинается уборка хлопка и яркими красочными пятнами рассеиваются по полям группы рабочих совхозов и колхозников, а рядом с ними пыхтят новые хлопкоуборочные машины, — тогда только начинаешь понимать громадное значение Средней Азии для легкой индустрии нашей страны, и становится ясно, что в Средней Азии все и должно делаться для хлопка и ради хлопка.

 

Но именно для хлопка и ради хлопка и необходима индустриализация Средней Азии.

Для больших урожаев нужны химические удобрения — фосфорные, азотные и калиевые. Нужна добыча фосфора, калия и азота, нужна химическая промышленность, которая вырабатывала бы серную и азотную кислоты; нужны подсобные химические материалы, нужны строительные, огнеупорные, кислотоупорные и дорожные камни. Нужна нефть для силовых установок, нужен уголь для транспорта, нужны асфальты для асфальтирования и гудронирования дорог, нужна сера для опыления садов, нужен металл, чтобы не возить каждый гвоздь из Сибири или Москвы.

 

И по мере дальнейшего развития культуры тонковолокнистого хлопка, по мере создания своеобразных субтропиков у Кара-Калы и Атрека с гваюлой, винными ягодами и другими растениями сухих субтропиков, наравне с всемирным развитием садового хозяйства, начиная с диких фисташек и кончая высшими сортами дынь и персиков, — наравне со всем этим нужна индустриализация, нужен металл в самых разнообразных его видах для создания той высокой техники, которая нужна для развития края.

 

В наших многочисленных скитаниях по Средней Азии мы на каждом шагу встречались с необходимостью постановки этой задачи, но, чем больше мы думали о ней, тем больше убеждались в том, как мало еще сделано для изучения металлических богатств этого края, как недостаточны еще наши сведения о распространении запасов различных руд и как много нужно еще вложить энергии и труда, чтобы создать новую, индустриальную Среднюю Азию.

 

А между тем внимательный глаз открывает в Средней Азии все больше и больше остатков древней горной промышленности — старых работ.

 

 

Большие пещеры оказываются не чем иным, как крупнейшими подземными выработками рудокопов древности (таковы, например, пещеры Чаувайя и Канымансура), извилистые карстовые ходы — не что иное, как те лазейки, по которым ползком поднимали из глубин руды в корзинках.

 

Очень часто неправильные бугорки при внимательном взгляде оказываются отвалами пустой породы или остатками от выплавки металлов. Во многих местах, в пещерах, в выработках, в ущельях, находят старинные каменные молотки и каменные долота. В остатках старых работ по добыче ртути в Хайдаркане были найдены даже своеобразные сосудики для этого жидкого минерала, а в одном из медных рудников — первобытные масляные лампы.

 

Очевидно, было время, когда в Средней Азии процветало горное дело, — добывались медь, свинец, ртуть, сурьма. Из недр земных извлекались наждак, сера, бирюза и драгоценные камни. Наши советские ученые раскрыли замечательную картину этих старых работ, относящихся преимущественно к IX–XI веку.

 

Потом все замерло. Месторождения были заброшены; и как часто геологи дореволюционного времени, осматривая такие месторождения, говорили: «Оно исчерпано, даже китайцы его бросили»!

 

Но, когда пришли новые геологи, с новыми идеями и с новой верой в природные богатства этого края, они стали говорить иначе: «Еще китайцы разрабатывали эти месторождения, — значит, здесь есть серьезные запасы руд».

 

Так, в борьбе за Среднюю Азию создавалось новое представление о ее горных богатствах, и постепенно, шаг за шагом стали выявляться отдельные металлы, неметаллические ископаемые, соли.

 

Сейчас перед нами уже длинный список тех полезных веществ, которые несут в себе недра Средней Азии, и некоторые из них давно уже ждут своей очереди стать объектом горной промышленности.

 

Я совсем не собираюсь утомлять читателя длинным описанием месторождений угля, нефти и разных металлов в этой благодатной стране. Я хочу лишь дать несколько отдельных, отрывочных, неполных воспоминаний, научно обобщить которые — задача будущего.

 

Сплошной грандиозной стеной стоят перед нами покрытые снегами хребты Таджикистана.

 

Мы едем в Харангон — знаменитое ущелье, где открыты гранитные погреба с горным хрусталем. Нас очень много. Нас окружает охрана. Крепкие лошади то и дело пересекают бурную реку, с трудом выбираясь на крутой берег.

 

В некоторых местах я схожу с коня и пробираюсь пешком по вьющейся по склону тропинке. В нестерпимую жару медленно и долго поднимается в гору наш караван. Все более бурной делается речка Харангон. Все реже становится растительность, появляются отдельные кусты можжевельника. Свежий, холодный ветер говорит о приближении к вечным снегам.

 

По дороге нам встречается караван ишаков. Они чем-то тяжело нагружены, но спокойно и уверенно несут вниз свою ношу. С курджумов стекают тяжелые капли воды. Мы спрашиваем проводников, что везут они с, казалось бы, бесплодных вершин снежных хребтов. «Моржен», — отвечает мне один из них. Это слово меня не удовлетворяет: я ничего не понимаю. Но местный проводник очень скоро объясняет мне его смысл: «Моржен» значит мороженое. Ишаки везут лед с глетчера в Сталинабад для приготовления мороженого.

 

Мы продолжаем наш путь вверх и к вечеру уютно устраиваемся на ночевку на камнях.

Как люблю я эти ночевки среди природы, на камнях, под деревом около костра!.. Спишь, правда, довольно плохо, так как твердо и неудобно, вечером жарко от костра, а утром так холодно, что зуб на зуб не попадает. И всё-таки эти ночевки замечательно хороши.

 

Вечером все сидят у костра. Яркий огонь, шум воды, звездная ночь. Начинаются рассказы об экспедициях, поездках, небылицы сплетаются с былью; постепенно затухает огонь, затухает и разговор… Сквозь сон слышишь последние рассказы. Тихо, тихо раздается пение туркмена или киргиза. Все сильнее и громче звук водяного потока. Лагерь засыпает…

 

Снимаемся мы очень рано. Утренний холодок быстро поднимает всех. Еще нет 6 часов, а уже горит костер. Горячий чай разливают по пиалам. Все готовятся к выступлению.

Медленно ползем мы по крутым безлесным склонам к хрустальным погребам. Под нашими ногами в розовом граните мы то и дело встречаем маленькие пустотки, которые минералоги называют миаролами. Полости этих пустот в миниатюре напоминают те погреба, которые доставили славу швейцарским месторождениям горного хрусталя и которые нашими уральскими горщиками так остроумно прозваны «занорышами». Их стенки выстланы красивыми кристаллами дымчатого кварца и полевого шпата. Изредка среди них блеснет зеленоватый берилл или, как редкое пятнышко, бурый кристаллик оловянного камня.

 

Мы видим, как порода перемежается то белыми, то более темными пятнами. Мы понимаем, что здесь когда-то кипела расплавленная магма, выделяя летучие пары и накапливая их в отдельных пустотах, а сейчас здесь холодно, в отдельных расщелинах под нашими ногами лежит снег.

 

Кусты можжевельника попадаются все реже и реже. Мы подходим к границе вечных снегов, и здесь, в обрывистых скалах Харангона, мы, наконец, увидели первый хрустальный погреб.

 

Длинная, вытянутая пещерка высотой в полметра, неправильной формы, тянется по склону. Она выстлана большими кристаллами горного хрусталя, к сожалению, нещадно обитыми какими-то «самодельными» геологами.

 

Горный хрусталь своими острыми пирамидками образует целые щетки; кое-где зеленые хлориды покрывают его поверхность, и он кажется зеленоватым, мутным и непрозрачным. Но стоит только разбить его — и перед нами чистый, как стекло, камень с острыми, режущими краями.

 

И невольно рисуется его дальнейшая судьба.

 

В кристаллографической мастерской особыми пилами, заправленными алмазами, распиливают его в строго определенных направлениях на тонкие пластинки. Эти пластинки травят кислотой и из них вырезают чистые однородные кусочки, потом искусно полируют до большой тонины, вставляют в радиоприборы. Электромагнитные волны улавливаются ими так же, как звук — мембраной телефонной трубки или барабанной перепонкой нашего уха. Но они отвечают не на все колебания. Они могут передать только волны определенной длины; они могут заставить говорить радио только тогда, когда их волна созвучна волне эфира.

 

Мы убеждаемся, что действительно здесь, в горах Харангона, имеются чистые кварцы, необходимые для нашей промышленности. Мы обдумываем пути дальнейших поисков и разведок. Быстро спускаемся вниз, чтобы согреться у костра, попить кок-чая и пуститься обратно в путь.

 

По дороге все те же караваны ишаков с самым дорогим для Сталинабада камнем — кристаллическим льдом.

 

Вот мы уже в широкой долине. Виднеется узкая линия шоссе, ведущая по Дюшамбинке в горы, а на шоссе уже стоят поджидающие нас автомобили.

Усталые от непривычной верховой езды, от бессонной ночи и карабкания по скалам, мы не без труда слезли с лошадей.

 

Неверной походкой направляемся мы к автомобилю и — о счастье, о радость! — как хорошо сидеть в уютном открытом автомобиле! Машина быстро поднимается в гору по прекрасному шоссе. Нет, это не просто шоссе. Это автомобильная дорога, которая пересекает хребты Гиссарские, Зеравшанские и Туркестанские, идет по течению реки Зеравшана и вновь поднимается через перевал хребта, чтобы спуститься в низовья Туранской низменности у Ура-Тюбе. Эта дорога соединяет Сталинабад с долиной Ферганы, северным Таджикистаном и Ташкентом.

 

Эта замечательная дорога вьется все выше и выше. Мы видим налево вдоль бурной реки старую горную тропу. Она то нависает легкими оврингами, то видны на ней еще сохранившиеся остатки своеобразных висячих мостов, переброшенных через дикие ущелья и водопады. Горные кишлаки таджиков разнообразят эту картину дикого ландшафта.

 

50–70 километров пролетают незаметно. От усталости отяжелели веки, и нужно большое усилие, чтобы держать глаза открытыми.

 

Один ландшафт быстро сменяется другим. То показывается налево месторождение плавикового шпата, и наши спутники рассказывают нам о замечательной находке прозрачных кристаллов этого минерала несколько севернее нашей дороги, на берегах сказочного Искандеркуля, то они обращают наше внимание на контакты гранитов с темно-зелеными породами, то показывают вдали месторождение свинцовых руд в мезозойских известняках.

 

Сколько новых богатств будет открыто здесь, после детальной разведки! Но как трудно здесь работать, как дики и отвесны ущелья, как грозны и непроходимы потоки и водопады!

 

Поздно вечером, полусонные, мы возвращаемся в Сталинабад.

Яркими огнями горит строительная площадка Дюшамбинской электростанции, которая должна дать энергию новому городу.

 

 

К содержанию: Ферсман: "Путешествия за камнем"

 

Смотрите также:

 

Поделочные камни    Кремень и яшма    камни    геология и палеонтология   

 

Геология неметаллических полезных ископаемых   Геология месторождений драгоценных камней