ИСТОРИЯ ЭКОНОМИКИ. Экономическая мысль средневековья

Раздел II. Экономическая мысль Востока в средние века. Средневековая Индия

В Индии в средние века господствовали, по мнению советских историков, феодальные отношения, характеризовавшиеся особой ролью двух взаимосвязанных институтов - сельской общины и касты. В экономике страны сосуществовали два связанных, наложенных друг на друга, но автономных уклада - деревенский и городской. Городской уклад потреблял средства, поступавшие из села безвозмездно в качестве налога.

Ядром сельской (общинной) системы служили отношения землевладельцев (их называли собственниками - мирасдарами, арбабами, маликами, позже - заминдарами) с обслуживавшими их группами кабальных батраков, зависимых арендаторов, ремесленников. Даже торговцы в сельской местности подчинялись власти общины заминдаров и платили ей дань. Наиболее яркой формой внутриобщинных отношений был обмен услугами и продуктами между лицами разных каст, носивший разные названия, а в современной литературе чаще всего называемый системой джаджмани. В этой форме большей частью выражалась эксплуатация низших слоев деревни со стороны "собственников", хотя в их распоряжении были и другие виды эксплуатации. Община, охватывавшая часто не одну деревню, а несколько десятков, представляла собой своеобразное поместье во главе с коллективным феодалом.

Вторая экономическая система надстраивалась над первой. Ее составляли прежде всего отношения сельских собственников с государством и его налоговым аппаратом, чиновниками и военачальниками, его армией. Отношения по сбору налога, переводу его в денежную форму, распределению, перераспределению, обмену, потреблению, в том числе производственному потреблению в городском ремесле, составляли верхнюю, непосредственно осязаемую господствующим слоем экономику. Она-то преимущественно и привлекала внимание тогдашних мыслителей, задумывавшихся над экономическими вопросами.

Экономическая мысль в Индии вплоть до Нового времени не выделялась из комплекса воззрений, охватывавших религиозные и политические вопросы, и играла побочную роль в морально-этических рассуждениях. Жизнь понималась как включающая и загробный мир, поэтому "экономические" выкладки учитывали потусторонние факторы. В средние века подчиненность экономических взглядов религиозным даже возросла по сравнению с предшествующим периодом, что нашло отражение в затухании традиции артхашастры (науки о выгоде) и ее растворении в дхармашастре (науке о благочестии).

Средневековые экономические взгляды в Индии базировались на двух религиозных традициях. Соответствующие две школы до некоторой степени развивались хронологически последовательно и территориально разобщенно. Индусская мысль, заимствовавшая основные свои положения из древней традиции дхармашастр, господствовала до XII в., а затем продолжала существовать главным образом на юге Индии. Общественные воззрения ирано-тюрко-афганской прослойки господствующего класса, составлявшие часть исламского идеологического комплекса, получили распространение с XII-XIII вв. главным образом в Северной Индии. Обе школы продолжали служить, конечно не без определенных модификаций, теоретическим обоснованием практических мероприятий прежде всего потому, что реальная экономика средневековой Индии на известном уровне абстракции могла рассматриваться по тем же параметрам, что и древнеиндийская или ближневосточная. Отмечая существование двух школ, мы тем не менее будем рассматривать их вместе, так как сходство между ними было глубже, чем различия.

Лишь отношения по сбору налога осмыслялись учеными средневековья, общинная же система функционировала чисто эмпирически, без теории, на основе обычая. Даже когда создавались (довольно редкое явление в санскритской словесности) трактаты, посвященные деревне или земледелию, они выглядели как умничанье городского жителя по поводу того, что ему известно о деревне. Следует напомнить, что санскрит был достоянием узкой прослойки, прежде всего брахманов, которые, как правило, не занимались сельским хозяйством.

"Теорией" внутриобщинных экономических отношений служили социальные нормы, связанные с функционированием кастовой системы. Каста и сельская община составляли нерасторжимое целое. Все кастовые правила должны представляться существующими от века и потому оставаться на уровне обычая, подчиняться лишь принципу "так принято".

Средневековая Индия унаследовала от древности учение о делении всех людей на 4 варны и об их иерархии, но представления об иерархии видов труда изменились. Если в древних дхармашастрах обязанностью варны вайшьев объявлялась "экономическая деятельность" в целом, охватывающая земледелие, скотоводство и торговлю, а шудрам предписывалось заниматься "услужением" (включая ремесло), то в средние века распространяется убеждение, что дело вайшьев лишь торговля и ростовщичество, а земледелие, скотоводство и ремесло - занятия шудр. Произошло, таким образом, падение престижности земледелия и скотоводства как занятий. Другими словами, подавляющее большинство населения представлялось как люди низкого статуса. Это было связано, по мнению ряда исследователей, с процессом закрепощения сельских хозяев в первые века нашей эры. Однако затем восстанавливается община типично индийского типа во главе с привилегированным слоем, многие представители которого сами не работали. Он состоял из раджпутов (кшатриев по варне), брахманов, а также из каст, считавшихся шудринскими. Это вызывает как новое переосмысление статуса земледелия, так и очередное "уточнение" варновой системы.

"Парашара-смрити", одно из последних сочинений типа дхармашастр (VII-IX вв.), специально останавливается на вопросе о допустимости для брахмана заниматься земледелием и решает этот вопрос положительно, но при условии, что брахман сам не будет вспахивать землю и будет платить сборы: кроме 1/6 урожая в пользу государя еще 1/21 - в пользу храмов и 1/30 - в пользу остальных брахманов (Парашара II. 12; III. 81; V. 118). Это и другие сочинения средневековья показывают, что произошло расщепление понятия "земледелие" на два: руководство земледельческими работами, которое довольно почетно (даже брахман может им заниматься), и непосредственная работа на земле, которая не престижна и даже оскверняюща. Вообще презрение к физическому труду, довольно типичное для докапиталистических обществ, в Индии получило особенно широкое распространение именно потому, что разделение труда было религиозно санкционировано в виде кастовой идеологии. Число каст, по-видимому, резко возросло, достигнув нескольких сот или тысячи, и их иерархия стала усложняться.

Эксплуатация неприкасаемых была фундаментом, на котором развивались другие виды внутриобщинной эксплуатации: чисто рабская, арендная, по системе джаджмани и т. п. "Теорией" экономической организации сельской общины служила, во-первых, идея неизменности данного вида разделения труда, идея наследования профессий и неравенства социальных статусов. Во-вторых, конкретно освящаемая кастовыми правилами, иерархия оказывалась в каждый момент приближенной к реальностям данной общины. Наконец, каста оформляла специфически индийскую форму общинной собственности на землю. Каждый полноправный член доминирующей касты (домохозяин) был практически собственником своего участка. Частные права ограничивались до некоторой степени правом преимущественной покупки земли членом того же коллектива. Но главным проявлением общинного характера землевладения было не это, а неразрывная связь самого факта индивидуального землевладения с принадлежностью индивида к некоему сообществу. Приписывание кастам определенных профессий играло скорее роль общей теории, в которую на практике можно было вносить существенные поправки.

Верхняя экономическая подсистема в отличие от нижней получила определенное отражение и осмысление в письменных источниках двух упомянутых выше школ.

Индусская традиция представлена прежде всего комментариями на дхармашастры, из которых наиболее известны комментарии Куллуки на "Манавадхармашастру" и Виджнянешвары (под названием "Митакшара", XI в.) и Апарарки на "Яджнявалкьясмрити". Новым явлением в средние века было также создание нибандх - обширных компендиумов, классифицировавших все высказанные в дхармашастрах и комментариях к ним мнения. Наиболее известный из таких компендиумов - "Критьякалпатару" Лакшмидхары (XII в.). Интересующие нас сюжеты трактуются также в сочинениях, посвященных государственной политике.

Персоязычная мусульманская литература XIII-XVIII вв. перенимает у санскритской индусской практически те же сюжеты и предлагает идентичные рецепты. Серьезным источниковедческим отличием "мусульманского" периода является большое число хроник, в которых впервые исследователь находит сведения о реальной экономической политике конкретных султанов, шахов и их министров, а следовательно, о воззрениях, господствовавших при дворе. Наконец, в могольский период (XVI-XVIII вв.) появляются административно-налоговые инструкции, а также сочинения, пытающиеся обобщить индусскую и мусульманскую политическую (в том числе экономическую) мысль и разработать ее с учетом индийских реалий.

Политическая теория, ставившая во главу угла фигуру правителя (раджи - в индусских или падишаха, султана - в мусульманских сочинениях), определяла его центральную роль и в экономических размышлениях. В трактатах по политике - от раннесредневековых до "Айин-и Акбари" Абу-л Фазла (XVI в.) - подробно рассматривается вопрос о структуре двора и государева хозяйства, в котором предусматривались помимо прочего сады, скотные дворы, рудники и мастерские. Реальное существование всех этих заведений большей частью сомнительно, но во всяком случае в Делийском султанате и Могольской империи в столице было до сотни кархане (государственных мастерских), в том числе оружейных, ткацких и т. п.

В известной степени сохранилось от древности понимание государства как единого хозяйства, руководимого государем, хотя оно и тускнеет. Отзвуком такого представления о мистической связи облика и деятельности государя с процветанием подданных служит заявление Калханы, автора "Раджатарангини", о том, что правитель страны "обеспечивает пищей все 64 варны" (VIII. 2407)*. Рассуждения о благосостоянии народа продолжают сводиться к описанию мер, которые должен принять государь. Основными проблемами, обсуждаемыми в этой связи, были: как побудить налогоплательщика (который полагался крестьянином) расширить запашку и сколько с него брать в качестве налога, чтобы и ему, и правителю, и городскому люду было хорошо.

Через всю средневековую литературу проходит мысль о необходимости, расширения обработки и подъема заброшенных земель, привлечения новых поселенцев (даже из соседних стран), о предоставлении налоговых льгот поселенцам или старожилам, взявшимся за подъем целины или залежи. В указе Аурангзеба (конец XVII в.) говорится, что налоговый чиновник может употреблять все средства, вплоть до телесных наказаний, для принуждения крестьян обрабатывать землю, помимо того что малик, не обрабатывавший землю, теряет на нее права. В то же время нет советов по улучшению пахоты, по внедрению новых культур, распространению улучшенных орудий, ни даже об орошении. Для восточных стран вообще было характерно экстенсивное развитие производительных сил.

Значение воды для выращивания культур и для всей жизни в Индии было понято еще в глубокой древности. В средние века представления о мистической связи качеств государя с обилием земных и небесных вод исчезли. Строительство государем ирригационных сооружений стало пониматься не как обязанность, а как его милостивое деяние. Надписи, сообщающие о таких строительствах (а их очень много), нередко ничего не говорят о том, сколько земли оказалось орошенной, поднялось ли плодородие почвы, но обязательно указывают, на чей "счет", самого государя или его родителей, надо записать "религиозную заслугу" (пунья).

Несколько изменилось отношение к строительству каналов в Делийском султанате, при Моголах, а также в современной им державе Виджаянагар в Южной Индии. Каналы, построенные Фируз-шахом Туглаком во второй половине XIV в., уже ассоциировались непосредственно с увеличением урожайности.

В целом в сочинениях и инструкциях того времени ирригации уделялось сравнительно небольшое внимание. Гораздо большее значение придавалось привлечению и сохранению населения на земле. Это считалось настолько важным, что государство готово было пойти на значительные расходы. Нуждающимся "крестьянам", не имевшим семян, скота или плуга, рекомендовалось выдавать краткосрочные (на год или два) беспроцентные ссуды. Иногда в количестве таких ссуд, выданных из казны, видели свидетельство рачительности и хозяйственности монарха.

Вторым вопросом экономической теории и практики был вопрос о том, сколько брать с "крестьянина". "Крестьянин" рассматривался собственником земли, он должен был платить налог не потому, что был держателем государственного надела, а потому, что государь "защищал" его. Эта теория "защиты" возникает в древности, затем очень стойко сохраняется в средние века, одинаково как в индусских, так и в мусульманских источниках.

По вопросу о величине налога средневековая мысль сначала основывалась на древних установлениях, что нужно брать 1/6 урожая, хотя дхармашастры отнюдь не налагали запретов на более высокие налоги: и в 1/4, и в 1/3. В начале XIV в. в Северной Индии Ала-уд-дин Хильджи (1296-1316) стал собирать, по словам хрониста, половину урожая, но, насколько это было реально, неизвестно. Во всяком случае после смерти Ала-уд-дина налоги были снижены. Акбар во второй половине XVI в. исходил из необходимости изымать денежный эквивалент 1/3 урожая. В XVII в. при Аурангзебе запрещалось брать более половины урожая.

Как показывают эти данные, налоги в Индии значительно превышали уровень, обычный для других стран Востока, но их нельзя принимать буквально. До раздела урожая между "крестьянином" и правительством из урожая изымали зерно на оплату общинной верхушки, ремесленников, пахарей, в семенной фонд, в общинный фонд, так что при ставке в 1/3 при Акбаре, так же как и при ставке в 1/2 позже, из деревни в казну реально поступала только 1/4 урожая.

Высокий уровень налогообложения обосновывался либо особой плодородностью земли Индии, либо заботой о нравственности крестьянина. Абу-л Фазл, автор "Айин-и Акбари", дал общие положения, близкие к учению о дифференциальной ренте: "А поскольку условия правления и прерогативы государства различаются, а почвы разные - одни производят много при небольших усилиях, а другие - наоборот - и существует разница в отдаленности или близости воды от обрабатывающихся полей, то правительство каждой страны должно все эти обстоятельства учесть и установить соответственно свои требования".

Довольно распространенным было мнение, что сельское население должно довольствоваться прожиточным минимумом и следует весь излишек из деревни забирать. Калхана, автор "Раджатарангини", вкладывает в уста кашмирского правителя VIII в. Лалитадитьи следующую сентенцию: "Нужно следить за тем, чтобы у крестьян не было зерна больше, чем требуется на год, и больше быков, чем нужно для обработки земли... Крестьяне не должны приобретать одежду, украшения, шерстяные одеяла, пищу, лошадей, женщин, жилища, которые подобают городу" (IV. 347-349). Ала-уд-дин Хильджи, вводя свой громадный налог, оправдывал это тем, что верхи деревни слишком разбогатели и ведут неподобающий образ жизни. Кстати, это хороший пример того, как представители верхнего слоя господствующего класса замечали, что им противостоит не "крестьянин", а гораздо более влиятельная фигура, только тогда, когда хотели повысить налог.

Итак, при дворе твердо считали, что следует брать из деревни максимум того, что она может дать. В противном случае крестьяне "портятся". Однако при этом надо быть умеренным, не устанавливать чрезмерные налоги, защищать "крестьянина" от незаконных поборов и от лихоимства сборщиков.

Попытки на практике осуществить теоретическое положение о высоком, но необременительном обложении делались Шер-шахом (XVI в.), Акбаром и Маликом Амбаром, главным министром малозначащего государства Ахмаднагар в 1604-1626 гг. Однако чаще всего на протяжении доколониальной истории размер налога определялся гораздо проще: "от достигнутого". Сумма, собранная за прошлый год, увеличивалась, если это было возможно, или уменьшалась, если заминдарам удавалось убедить или подкупить сборщика. Состояние постоянной борьбы-торга между общиной и сборщиком стало особенно распространенным в Маратхской конфедерации и других государствах в XVII-XVIII вв.

Количеством средств, которые можно было собрать в качестве налога, определялись и другие вопросы экономической политики: сколько земли оставить в ведении казны, а сколько раздать в военные лены; следует ли оставлять ленникам прежние владения или переводить их на новые; не следует ли сократить количество земель, освобожденных от налога; затевать ли захватническую войну.

Политика индийских государей в отношении городов отчасти напоминала политику в деревне. Города и торговля рассматривались как источники дохода, и потому считалось необходимым основывать новые города, рынки, строить дороги и караван-сараи. Абу-л Фазл отдельно в этой связи упоминает о привлечении "умелых" иностранных мастеров с их "улучшенными методами работы". "Амуктамальяда" в Южной Индии призывает махараджу уделять внимание морским портам, способствуя тем самым увеличению ввоза лошадей, слонов, драгоценных камней, сандалового дерева, жемчуга, устанавливать дружеские отношения с иностранными купцами (почти наверняка имеются в виду португальцы), даровать им деревни, роскошные дома в столице, аудиенции, подарки, чтобы те ввозили слонов и лошадей в это государство, а не в соседние. Частные лица, построившие рынок или караван-сарай, получали освобождение от пошлин на некоторый срок.

Около 80% доходов и государь, и основные его вассалы тратили на содержание армии. Армия была важнейшим потребителем товаров. Поэтому необходимость получения средств из деревни именно в денежной форме стала ощущаться раньше, чем товарные отношения охватили сельскохозяйственное производство. В Южной Индии денежный налог стал преобладать с начала XIV в., в Северной Индии - с середины XVI в. Абу-л Фазл поместил в своем сочинении целый панегирик деньгам, несколько наивно преклоняясь перед их могуществом. Погоня за деньгами пронизывала общественную жизнь верхов Могольской империи. Ради накопительства они не считали зазорным участвовать в торговле, пытаясь привнести в нее, правда, феодальные методы. Торговля, и по мусульманским представлениям, и по варновой индусской теории, имела довольно высокий статус. Благодаря этому участие феодалов в торговле приобрело в Индии особенно широкий размах.

Ростовщичество в Индии благодаря влиянию индуизма также занимало вполне благопристойное место даже среди мусульманских воззрений. Многие вельможи не гнушались давать деньги в рост, совмещая это занятие с феодальным грабежом.

Накопление денег и драгоценностей рассматривалось как одна из обязанностей правителя. В индусских дидактических сочинениях рекомендовалось, чтобы царь откладывал в сокровищницу 1/4 своих доходов. Страсть к накопительству не могли остудить даже непременные конфискации в казну значительной части наследства вельмож после их смерти. Конфискации тоже служили накопительству, но уже в руках правителя. Феодальный характер этого накопительства ярко проявлялся в том, что оно органично сочеталось с мотовством, раздачей даров, подчеркнуто щедрой благотворительностью.

Денежная ориентация господствующего слоя не означала полного преобладания меновых отношений даже в его среде. Многие свои потребности представители этого слоя могли удовлетворить лишь в натуре. Даже такой поборник денег, как Абу-л Фазл, оговаривался, что налог не должен собираться весь в деньгах, но также и в натуре; "чтобы воспрепятствовать нехватке продовольствия (в городах), а также чтобы кормить царских животных", т. е. слонов и лошадей, и с этой целью советовал строить зернохранилища в провинциальных городах.

Концентрация средств в натуральной форме в столице и главных городах имела в виду еще одно важное направление экономической политики - поддержание низких цен на продовольствие. Низкие цены в хрониках Делийского султаната и Могольской империи служат показателем экономического процветания и правильной политики султана (падишаха). Наиболее всеобъемлющее законодательство по регулированию цен было принято при Ала-уд-дине Хильджи. Хронист Зия-уд-дин Барани объясняет эту меру политическими факторами: нападения монголов на северо-западную границу заставляли содержать огромную армию. Чтобы прокормить ее, султан уменьшил жалованье солдатам и военачальникам и заставил снизить цены на продовольствие на рынках. По другому источнику эта мера была чисто благотворительной: султан решил, что должен сделать нечто такое, что облагодетельствует всех и каждого в его империи. Как говорилось выше, был введен высокий налог в натуре. Зерно, полученное в счет налога, складывалось в государственные амбары. Султан сам установил максимальные цены на все товары, исходя из "стоимости производства". Ежедневно он получал из трех независимых источников сведения о состоянии цен. Если торговцы поднимали цены выше установленного максимума, они подвергались страшным наказаниям. Но одновременно султан выбрасывал на рынок зерно по твердым ценам, чем наказывал их также экономически. "Пока Ала-уд-дин был жив, приходил муссон или не приходил муссон, все равно не случалось ни малейшего повышения цен. Постоянство цен на рынке зерна было чудом века". Позже к таким мерам султаны и падишахи не прибегали, хотя их право и обязанность регулировать цены признавались.

Экономическая мысль в средневековой Индии, насколько она отразилась в политических и религиозных воззрениях и в экономической политике, не касалась вопросов организации сельскохозяйственного производства. Предполагалось, что это производство будет развиваться само собой, по заведенному порядку, коль скоро будет в наличии "земледелец", организатор хозяйства. Отношения хозяина со своими домочадцами (включая зависимых и рабов) перестали привлекать внимание мыслителей, если только последние не занимались комментированием древних источников, где этим сюжетам уделено заметное место. Напротив, вопросы, связанные с налогообложением: о размере и форме налога, о способах его фиксации, о распределении между казной и ленниками-военачальниками, о связи налогового сбора со снабжением городов (и армии) продовольствием и другими товарами, с состоянием цен и т. п. - разрабатывались детально, хотя нередко тоже в отрыве от реальной ситуации.

В целом экономическая мысль Индии была направлена на стабилизацию строя восточной деспотии. Стороны же экономики, непосредственно не связанные с процветанием господствующего (управляющего) слоя, оставались в тени.