КИТЫ

ЯНВАРЬ. Что такое амбра кашалота

Наш герой ежедневно подрастает и прибавляет в весе. Подплыв к матери, он тыкается носом в ее бок и находит сосок; насосавшись досыта жирного материнского молока, он отпускает мать; тонкий слой кости нарастает на корне каждого из его зубов, храня память об очередной трапезе.

Но о чем он думает? Знакомо ли ему чувство страха? Какие новые волнующие картины разворачиваются перед его воображением? Какие новые связи образуются между нейронами его мозга? Например: что он различает раньше – цвет или форму? Увы, как мало мы знаем! И как мало нам суждено узнать! Человеку никогда не удастся проникнуть в сознание существа, эволюция которого хотя и вела его по пути максимального развития всех способностей, однако не поспела за нашей эволюцией.

В начале января гарем начинает перемещаться к северо-западу – зигзагами, как будто без определенной цели, проделывая всего несколько миль в день. Киты оставляют архипелаг Ревилья-Хихедо до будущего года.

Когда четыре месяца тому назад родился наш китенок, в семье было шестнадцать самок; теперь их четырнадцать. Мать годовалой китихи, пойманной и увезенной в бассейн «Ареной жизни», искала свое дитя до тех пор, пока ее не перестали беспокоить молочные железы. Но к этому времени она была уже далеко от своей семейной группы. Целый месяц она одна путешествовала в субтропических водах и наконец присоединилась к проплывавшему мимо стаду китов, среди которых было много незнакомцев, но также и несколько китов, знакомых ей по прошлым встречам.

Еще одной самки уже нет в живых. Она околела на седьмом месяце беременности, и ветер и волны отнесли ее раздувшуюся тушу к скалистому берегу возле Мансанильо, где вороны, чайки, одичавшие собаки и скунсы много недель лакомились разлагающимся китовым мясом, а когда мясо кончилось, еще неделю пожирали куколок мясной мухи, подбирая их в песке под скелетом китихи.

Возможно, она погибла от внематочной беременности – чрезвычайно редкого случая беременности, при котором зародыш препятствует нормальному кровообращению матери и в конце концов убивает ее. Причина гибели этой самки точно неизвестна. Кости ее скоро выбелило безжалостное мексиканское солнце, и однажды бродячий охотник на черепах использовал ее длинные ребра, набросив на них пончо и устроившись на ночлег в этой импровизированной палатке.

Двенадцатого января семья нашего героя догнала большую группу кашалотов, насчитывавшую более двухсот голов. Встреча не была неожиданной, ибо это стадо давно уже сообщало о себе многочисленными звуковыми сигналами – приглушенными ударами, низкими стонами, щелчками, скрипами и потрескиваниями, составляющими бесконечную фугу бродячего китового оркестра,- и вещественными следами – мочой, расплывающимися в воде желтоватыми облаками испражнений, плавающими по поверхности кусками амбры, чрезвычайно своеобразного вещества.

Иногда в кишечнике кашалота появляется серая воскообразная масса – амбра; ни у одного другого вида китообразных не обнаружено этого вещества. Сгустки амбры весом до четырехсот килограммов встречаются иногда на поверхности моря. Ее резкий гнилостный запах обманчив, ибо, будучи очищена в лаборатории, амбра превращается в ароматное вещество, применяемое в производстве духов и стоящее не меньше десяти долларов за унцию. «Аромат амбры,- писал Кристофер Эш,- напоминает мне весенний запах английского леса, сорванного мха, прохладной, влажной земли.»

Еще легче увидеть другой след прошедшего стада китов – стаи птиц, которые ныряют, подбирая недоеденные китами остатки пищи, и стаи акул, которые тоже не брезгуют падалью. Когда одни мусорщики отстают, их место тут же занимают другие. Целую неделю следует за китами огромный кархародон – десятиметровая акула, которая надеется, что от стада отстанет какой-нибудь больной или искалеченный кит. Через неделю акуле надоедает преследование, и она сворачивает в сторону. Вот рядом со стадом плывет так называемая гигантская акула, самая крупная из всех рыб, какие водятся в морях умеренного пояса (длина ее достигает четырнадцати метров). Акула уверенно плывет вблизи поверхности. Охота для нее – процесс несложный: разинув пасть и глядя перед собой круглыми глазами, она попросту пропускает воду через жабры, на которые красными комьями налипает планктон; постепенно планктон проникает в глотку акулы и исчезает в ней.

Когда китенок голоден, он держится почти вплотную к матери, всего в нескольких сантиметрах от ее величественного тела. Мать и сын молча разрезают волны, двигаясь как одно существо. На поверхности вскипает водоворот, его тут же захлестывает другой водоворот, поменьше, потом оба исчезают в кружевной пене, и снова ничто не нарушает поверхности океана. Низкие ветвистые фонтаны пара ненадолго повисают в воздухе – и опять лишь небо и море кругом.

Пятнадцатого января маленький кашалот становится свидетелем страшной сцены – настоящего сражения между двумя самцами. В будущем ему не раз придется наблюдать такие сцены, а когда он вырастет, придется и самому участвовать в них, но сейчас он впервые видит, как гигантские самцы награждают друг друга могучими ударами. Остальные киты не участвуют в сражении, но тоже приходят в волнение, видя и слыша схватку самцов-первую битву этого года (до разгара сезона спаривания еще целых три месяца). Взрослые самки громогласно фыркают. Молодые самки и молодые самцы с началом схватки трусливо отступают и держатся у самой поверхности.

Один молодой самец, которому исполнилось уже пятнадцать лет, прежде путешествовал с группой робких молодых самцов, не решаясь приблизиться к большому стаду, но несколько месяцев назад отделился от своей группы и с тех пор держится рядом с нашими китами. В течение последней недели он охотился урывками, потому что все чаще поднимался на поверхность, чтобы часами кружить среди самок гарема. Несколько раз он, после краткой схватки, отпугивал других молодых самцов группы, которых он превосходит энергией и решительностью. Вчера он оказался в первых рядах мигрирующего стада и, поддавшись внезапному порыву, ни с того ни с сего нанес удар в бок взрослому самцу. Как ни странно, самец отступил. Молодой кит не стал больше демонстрировать свою силу и спокойно поплыл дальше. Уступчивость противника предотвратила драку.

Теперь, в середине ясного зимнего дня, он направляется к отцу нашего китенка, плывущему в двухстах метрах от гарема, с подветренной стороны. Молодой кит чувствует раздражение, подступы прежде неведомой ему страсти; неутоленное чувство побуждает его к решительным действиям. Приблизившись к огромному самцу, он начинает вращать плавниками и изгибает вверх хвост. Затем поднимает голову над водой – так высоко, что даже глаза его оказываются в воздухе.

Старый самец уже знает, что дело идет к драке. Громкий, хриплый сигнал вызова оскорбляет его слух. Пока кит только раздосадован – но вот и он чувствует возбуждение. Его организм рефлекторно реагирует на ситуацию. Широкий хвост самца, достигающий четырех метров в размахе, блестит на солнце – кит уходит под воду. Он ныряет метров на семьдесят, затем разворачивается и стремительно направляется к поверхности. Точно громадная черная цистерна, вздымается в воздух его голова, все выше и выше, метров на пять поднимается над водой. Он не спешит возвращаться в родную стихию и, блестя глазами, медленно кружит, мощно поводя хвостом и грудными плавниками.

Молодой кит поворачивается на левый бок и бросается в атаку. Челюсти его крепко сжаты, зубы вдавлены в твердые белые гнезда на верхней челюсти. Старый самец ложится на спину, обращая брюхо к небу, и отвечает ударом, звук которого на много миль разносится над морем. Его огромная нижняя челюсть опускается на девяносто градусов. При столкновении гигантских тел, общая масса которых доходит до сотни тонн, в небо взлетает зеленая стена воды. Секунда, другая – и движения китов уже невозможно различить за сплошной завесой пены. Каждый из разъярившихся борцов старается ухватить другого за челюсть или за плавник; невозможно разобраться, кто из них берет верх.

Вот киты исчезают в гигантском водовороте, затем снова всплывают и стремительно расходятся в разные стороны. Море бушует, точно во время шторма в скалистом проливе.

Развернувшись, противники сталкиваются на полной скорости, обрушивая друг на друга всю свою мощь. Старший самец теснит младшего. Голова старшего на двадцать секунд повисает в воздухе – огромный черный цилиндр, расцвеченный кровью и белыми полосами обнажившегося жира. Из водяной воронки, в которой дерутся киты, поднимаются к небу рев и стоны.

Третий изнурительный раунд. Бросаясь из стороны в сторону, киты, забывшие обо всем на свете и целиком отдавшиеся драке, оказываются на пути стада. Стадо испуганно рассыпается. Теперь челюсть старого самца крепко сцеплена с челюстью молодого; дрожа от напряжения, оба погружаются в море в последней, решающей схватке.

И вдруг молодой самец сдается. Он молчит, он словно оцепенел и уже не сопротивляется, хотя старый самец рвет и треплет его обмякшее тело. Двигаясь неуверенно и неуклюже, побежденный кит покидает поле боя. Его нижняя челюсть сломана (со временем перелом зарастет). Сломаны и три ребра. Вода смывает кровь, на боках обоих китов проступают ряды белых полос подкожного жира, который светится в разрывах кожи.

Наконец побежденный кит собирается с силами: он выравнивается и медленно погружается в глубину, не шевеля плавниками. Проплыв под водой милю, другую, он с трудом поднимается на поверхность и одиноко пристраивается в хвосте стада. Длинные тощие тени некоторое время кружат вокруг него, потом исчезают: синие акулы, которых привлек было запах крови, испугались могучих движений его плавников.

В смятении битвы маленький кашалот следовал за своей матерью – во всяком случае, так ему казалось. Теперь он обнаруживает, что ошибся,- это какой-то чужак. В панике он начинает рыскать среди плывущих китов, выискивая пропавшую мать. Но она охотится в глубине, и лишь когда мягкие краски вечера одинаково расцвечивают и небо, и море, китиха вновь появляется рядом со своим детенышем.

Хозяин гарема плывет со своей обычной скоростью, хотя это дается ему нелегко. Его беспокоит боль в основании нижней челюсти. У него начинается жар, который на неделю притупляет все его чувства. Кит не может зализывать раны – строение гигантского тела ограничивает его движения; эволюция словно надела на него кандалы. Кит ровно ничему не научился в этом сражении, он лишь послушно сыграл свою роль, ни в чем не отступив от программы, точно им все время командовал невидимый режиссер.