<<< ИСТОРИЯ РОССИИ 19 ВЕКА. Правление Николая 1

Цензура бутурлинского комитета. Ссылки. Аресты Самарина и Аксакова. Система обскурантизма и гнета в конце правления Николая 1

Цензура свирепствовала беспощадно, но комитет 2 апреля отыскивал старые грехи отдельных цензоров, которых бесцеремонно сажали на гауптвахту невзирая на солидный возраст, чин и профессорское звание.

Так, профессору Куторге, который даже уже не был цензором, пришлось высидеть под арестом за то, что он раньше пропустил какие- то двусмысленные немецкие стихи... Следы крамолы находили не только в университетах, но даже в привилегированных учебных заведениях — в Училище правоведения и в Александровском лицее, и воспитанников этих училищ отдавали в солдаты, исключали, подвергали исправительным наказаниям.

В эти годы подверглись разным карам многие писатели. Салтыков был отправлен в Вятку на службу, Тургенев за удачную попытку обойти бдительность цензуры был в 1852 г. посажен под арест в полицейскую часть. Юрий Самарин за резкие отзывы о действиях остзейской администрации был посажен на несколько дней в крепость, а Иван Аксаков, по поводу некоторых неосторожных выражений в переписке с родными (об аресте Самарина), арестован при III отделении.

Аресты Самарина и Аксакова кончились лично для них довольно благосклонно: назидательной личной беседой самого императора Николая с Самариным и весьма любопытными резолюциями его же на показаниях, отобранных «по пунктам» у Аксакова, причем резолюции эти заключены 0ыли кратким распоряжением кн. Орлову: «Призови, прочти, вразуми и отпусти».

Но сравнительно милостивое окончание этих дел не помешало правительству после издания вполне невинного славянофильского сборника 1852 г. лишить Ивана Аксакова права быть редактором каких бы то ни было изданий, а участников сборника: Константина Аксакова, Юрия Самарина, Хомякова, Кошелева и др.,— права доставлять в печать свои произведения. Гораздо строже и беспощаднее действовало правительство в это время в тех случаях, когда оно усматривало признаки явной крамолы. Это проявилось с особой резкостью в деле петрашевцев, из которых 20 человек были присуждены к каторжным работам, ссылке в Сибирь и разжалованию в солдаты, причем предварительно над всеми ими проделаны были, в видах их устрашения, все приготовления к смертной казни.

А между тем в деле этом, хотя оно и именовалось заговором, не было никаких данных для вменения участникам его каких-либо действий, так что даже барон Корф, относившийся к петрашевцам чрезвычайно отрицательно, называет их дело «заговором идей». По процессу петрашевцев отправлен был в каторжные работы, между прочим, Ф. М. Достоевский. Столь же строго покарало правительство членов «Кирилло-Мефодиевского общества» в Киеве, обнаруживших федералистические стремления. В числе членов этого общества серьезно пострадали Шевченко, Костомаров, Кулиш, Белозерский, Маркович и др.

Независимо от стеснительных и обскурантских мер, принятых по ведомству народного просвещения против печати и университетов, из реакционных мероприятий этого периода следует упомянуть еще запрещение выезда за границу иначе, как с высочайшего соизволения, которое давалось лишь в самых редких случаях, и введение в устав о службе гражданской так называемого 3-го пункта, по которому начальству предоставлялось увольнять от службы чиновников, признанных неблагонадежными, без следствия и суда и даже без объяснения причин, причем не принимались и жалобы на такое увольнение...

«Сердце ноет при мысли, чем мы были прежде и чем стали теперь»,— писал в 1853 г. Грановский Герцену.

Иван Аксаков выразил свое настроение в 1850 г. в следующих стихах, будто бы переведенных с санскритского, и, конечно, не предназначавшихся для печати, а читавшихся лишь близким друзьям:

Клеймо домашнего позора Мы носим, славные, извне... В могучем крае нет отпора, В пространном царстве нет простора, В родимой душно стороне... Бе в своем безумье яром Гнетут усердные рабы... А мы глядим, слабеем жаром И с каждым днем сдаемся даром, В бесплодность веруя борьбы... И слово правды ослабело, И реже шопот смелых дум, И сердце в нас одебелело; Порывов нет, в забвеньи дело, Спугнули мысль, стал праздней ум...

Общественная прострация и сознание своего полного бессилия перед ужасным гнетом реакции были так сильны в тогдашнем образованном обществе, что даже люди, вполне патриотически настроенные, как, например, славянофил Кошелев, признавались впоследствии, что неудачи, которые испытывали русские войска в начавшейся в 1853 г. войне с турками, не слишком их огорчали. Они замечали, напротив, что чем грознее становились внешние конъюнктуры, тем яснее чувствовалось ослабление внутреннего гнета. Вот до чего довела общество эта система обскурантизма и гнета.

Смотрите также:

Всемирная история