Порядок процесса в эпоху Русской Правды. Древнейшая Правда Ярославичей - Суд Ярослава. Княжеские церковные уставы Владимира и Ярослава

 

 

ИСТОРИЯ СУДА и УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ. СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС КИЕВСКОЙ РУСИ

 

Порядок процесса в эпоху Русской Правды

Древнейшая Правда Ярославичей - Суд Ярослава

 

Древнейшая Правда («Суд Ярослава») сохранила следы живучих обычаев родового строя, которые еще'не были изжиты в раннефеодальном государстве . Ст. 1 признает еще институт кровной родовой мести за убийство, но вводит ограничение круга мстителей ближайшими родственниками убитого.

 

«Убьеть мужь мужа, то мстить брату брата, или сыновни отца, любо отцю сына, или брату чаду, любо сестрину сынови...»

 

Но тут же княжеский закон устанавливает, что в случае отсутствия мстителя убийца должен уплатить денежный штраф в пользу князя: «аще не будет кто мстя, то 40 гривен за голову...».

 

Фискальный мотив ограничения круга мстителей делается, таким образом, очевидным.

 

Допускается также мстить и за нанесение ран и ударов, но только самому потерпевшему («оже ли себе не можеть мьстити, то взяти ему за обиду 3 гривне»). В случае же отказа потерпевшего от мести он может искать возмещения за обиду, доказывая наличие ее либо предъявлением «знамения», то есть следов ударов, либо при отсутствии их — свидетелями

 

«Правда Ярославичей» делает дальнейший шаг к усилению охраны интересов господствующего класса, запрещая месть и вводя вместо нее выкуп кунами, при котором можно провести дифференцированный подход к оценке жизни представителей различных общественных групп .

 

Строй процесса по Русской Правде является бесспорно состязательным (или обвинительным), что характерно для эпохи раннего феодализма.

 

Русская Правда описывала особые формы досудебного установления отношений между потерпевшим (будущим истцом, обвинителем) и предполагаемым ответчиком (обвиняемым). Это так называемый «свод» и «гонение следа».

 

«Свод» состоял в отыскании истцом надлежащего ответчика путем «закличи», свода в тесном смысле и присяги.

 

Статья 34 Пространной Правды говорит так: «Аче кто конь погубить, или оружье, или порт, а заповесть на торгу, а после познаеть в своемь городе, свое ему лицемь взяти, а за обиду платити ему 3 гривны».

 

Смысл нормы таков: если у кого пропадет конь, оружие или одежда и он заявит о том на торгу, а после опознает пропавшее у кого-нибудь в своей же городской общине (в своем же «миру»), то может отобрать свою вещь, а тот, у кого отобрана вещь, должен уплатить собственнику штраф в 3 гривны.

 

Закон исходит из мысли о том, что «закличь» сделается известной для того города или того «мира», где она сделана, в течение трех дней. Поэтому при обнаружении вещи у кого-либо по истечении этого срока, истец не только отбирает вещь, но и получает с владельца вещи 3 гривны «за обиду».

 

«Свод» в тесном смысле слова начинается в случаях: а) если вещь обнаружена у кого-либо до «закличи», б) если вещь найдена до истечения 3 дней после «закличи», в) если вещь найдена не в своем городе (или «миру»).

 

 

В этих случаях предполагается еще, что владелец вещи приобрел ее правомерно. Поэтому закон обязывает его, не выдавая вещи, идти вместе с утратившим ее собственником к тому, у кого владелец приобрел ее. Если это третье лицо, в свою очередь, ссылается на законный способ приобретения вещи, то свод продолжается дальше всеми заинтересованными лицами. Если свод происходит в пределах одного города, собственник участвует в нем до конца. Если же свод выходит за пределы города, истец идет только до третьего свода. Лицо, к которому привел свод, обязано уплатить собственнику цену вещи, а само продолжает свод.

 

Если последний владелец не может доказать, что приобрел вещь законным способом, он признается вором и должен уплатить штраф и возместить ущерб. Если владелец доказал добросовестность приобретения, но не может указать человека, у которого приобрел вещь (а это может быть подтверждено присягой двух свободных людей, свидетелей покупки), он теряет свои деньги, уплаченные за вещь, но сохраняет право иска в случае, если обнаружит лицо, продавшее ему вещь.

 

Наконец, если свод приводит к границе государства, последствия те же, что и во втором случае

 

«Гонение следа» описано в Пространной Правде как отыскание преступника, не пойманного на месте преступления, по оставленным следам.

 

Статья 77 говорит: «Не будеть ли татя, то по следу женуть; аже не будеть следа ли к селу или к товару, а не отсочать от собе следа, ни едуть на след или отобьються, то темь платити татбу и продажю; а след гнати с чюжими людми а с послухи; аже погубять след на гостиньце на велице, а села не будеть, или на пусте, кде же не будеть ни села, ни людии, то не платити ни продажи, ни татбы».

 

Здесь закон исходит из предположения, что там, куда приводит след, находится преступник. Если след терялся на большой дороге или в пустой степи, розыски прекращались. Если следы приводили в ту или иную вервь, на нее ложилась обязанность самой отыскать преступника и выдать его властям. В противном случае она платила так называемую «дикую виру» (несомненно, это была круговая порука).

 

Если какая-либо община не «отсочит от себя следа», не укажет его продолжения или силою отстранит истца от розыска («отобьется от следа»), то считается, что тут скрывается вор.

 

И «свод», и «гонение следа» были некогда способами коллективной самопомощи соседских общин, требовавшими участия большого числа близких потерпевшему людей.

 

Надо признать правильным соображение проф. Юшкова о том, что сохранение в XI и XII вв. сводом и гонением следа своего значения объясняется тем, что в их проведении большую помощь пострадавшим оказывали органы судебной власти. Они были заинтересованы в получении вир и продаж с преступников или с. «мира», в котором преступники могли укрыться

Обращаемся к рассмотрению судопроизводства в тесном смысле слова, то есть к судебной борьбе сторон перед соответствующим органом власти.

 

Состязательная (обвинительная) форма борьбы сторон естественно выросла из тех методов разрешения конфликтов, которые существовали еще в эпоху родоплеменных отношений. «Суперники» (или «сутяжники») некогда силой разрешали свой спор, причем сторонами были целые родовые группы. Естественным видоизменением этой формы разрешения конфликтов — уже при участии органов общественной власти — являлась активная помощь родичей «сутяжников» и их «суседей», «мира», поскольку родовые общины превращались в соседские общины, верви. И надо считать весьма вероятным, что еще долго одним из видов разрешения конфликта оставалось вооруженное столкновение, несколько лишь упорядоченное в судебном поединке, «поле». Арабский писатель X в. Ибн-Даста говорит о славянах: «На борьбу эту (судебную) родственники обеих тяжущихся сторон приходят вооруженными и становятся: тогда соперники вступают в бой...»

 

Правда, существование в Киевской Руси судебного поединка отрицается многими исследователями. Их довод, кажущийся очень сильным, — это отсутствие упоминания о поединке в Русской Правде. Но вместе с тем и указания арабских писателей, подобные только что приведенному, и договор с немцами 1229 года (ст. ст. 15 и 16), и юридические поговорки («В поле две воли, кому бог поможет») подтверждают древность происхождения и прочность института судебного поединка.

 

«Несомненно, — говорит Владимирский-Буданов, — что судебные поединки... столь же древни у нас, как война... и, следовательно, отнюдь не заимствованы нами извне. Надобно думать, что судебные поединки, существуя рядом с ордалиями, как их замена, зависящая от произвола сторон, к XIII в. начали вытеснять собою ордалии. Доказательство этого мы найдем в том, что дела, которые вели к полю, совершенно те же самые, которые вели к ордалиям»

 

К этим соображениям можно присоединить и следующее. Сравнительно-историческое изучение права показывает, что везде, где строй военной демократии переходил в феодальную систему, — одним из главных методов судебного разрешения конфликтов делался поединокИ если позднейшая история русского права показывает широкое применение «поля», то, конечно, это не начало развития института, а его закат. С исчезновением последних остатков старой демократии родового строя и поединок приобретает иной характер. Известно, что еще в XVI в. он встречается довольно часто, но в то же время подвергается определенному классовому регулированию: дворяне-помещики стали отказываться «лезть на поле» против крестьян, заявляя, что им «невместно» драться с холопами и смердами.

 

О причинах отсутствия указаний на поединок в «Русской Правде» можно только строить предположения. Нельзя отрицать возможности некоторого воздействия, так сказать, механического порядка на текст «Правды» со стороны церковников. Поединок, бесспорно имевший место в жизни Киевской Руси XI—XII вв., должен был отразиться в современных законах и в их первой кодификации — в Русской Правде. Но затем он мог исчезнуть со страниц этого сборника или почти исчезнуть, как наиболее противный духу христианства, под пером первых благочестивых переписчиков памятника

 

Выходить на поединок должен был, с одной стороны, ответчик, с другой — истец или его послух. Победитель признавался во всех случаях правым.

 

Наряду с поединком другим процессуальным методом состязания являлись ордалии в тесном смысле слова, то есть испытания истины с помощью сил природы. Метод этот, как показывает сравнительная история права, применялся еще в языческие времена, а затем был приспособлен церковью к христианскому вероучению, и только значительно позже церковь стала возражать против применения ордалий как искушающих бога методов. В Киевской Руси были в ходу только испытания железом и водой, Первое (иначе называемое «испытание огнем») осуществлялось дачею в руки куска раскаленного железа («аже не ожь- жеться»...) .

 

Порядок испытания водой не определялся в законе. Можно думать, что применялось только испытание холодной водой. О его форме говорит обращенное против этого вида доказательства поучение Серапиона, проповедника XIII в. .

 

По аналогии со всеми памятниками феодального права надо думать, что при этом испытании обвиняемого (ответчика), определенным образом связанного, опускали в освященную воду. Если он шел ко дну, то считался невиновным, так как чистая стихия («вода крещения») принимала его, и тогда он вытаскивался из воды оправданным и выигравшим тяжбу.

 

Применение этого вида ордалий связывается в ст. 22 Пространной Правды с меньшим размером искового требования, но не по делам об убийствеТолько в процессе с поличным испытания не могли иметь места.

 

Наконец, последним из способов религиозно-формального разрешения судебной тяжбы была рота. Согласно указанию Вла- димирского-Буданова слово «рота» не вполне соответствует нынешнему понятию присяги. «По древним толкователям, рота означает спор, битву. Она служила первоначальным источником, из которого развились впоследствии ордалии и судебные поединки. Мы не можем восстановить этого первоначального способа совершения роты. В наших древнейших памятниках она является в виде клятвы...»   О применении присяги говорится в договоре Игоря с Византией: русские, присягая, снимали с себя щиты и клялись Перуном. С принятием христианства присяга сопровождалась целованием креста.

 

В первом разделе книги нами был описан древнейший вид присяги в обычном праве казахов, называвшийся «джан-берю» — «душедаяние». Сопровождающее это описание истолкование обряда, сделанное проф. Фуксом, убедительно показывает происхождение позднейшей присяги из доклассового способа разрешения межродовых конфликтов с помощью посредников, допускавших ограниченное определенными рамками столкновение враждующих сторон.

 

Сопоставление «джан-берю» с намеками на первоначальное значение термина «рота» древнерусского права показывает правильность мнения, согласно которому рота — присяга Русской Правды была в отдаленные времена каким-то более активным столкновением- тяжущихся.

 

Но отсюда же надо сделать и другой, более общий вывод. Право Русской Правды уже значительно ушло вперед от примитивных обычаев доклассового общества и представляло собою развитую правовую систему, в которой можно говорить о суде, о процессе, о судебных доказательствах.

 

Среди них занимала самостоятельное место и присяга, поставленная уже на более скромное место по сравнению с поединком и ордалиями.

Остается спорным, кто присягал в тех случаях, когда при отсутствии послухов рота являлась самостоятельным способом разрешения тяжбы. Если брать отдельные постановления Правды, то мы найдем в них и присягу истца — по делам о взыскании долга не свыше трех гривен — и присягу ответчика — по искам о поклаже («тому ити роте, у кого лежало», — ст. 49 Троицкого IV списка), по обвинению в даче приюта беглому холопу. Наконец, предусматривается случай, когда один человек обвиняет другого в нанесении удара, но не будет ни следов от удара, ни свидетелей. Тогда жребий определяет, кому из «сутяжников» принимать присягу

 

Как известно, во всех тех случаях, где от судьи прямо (оценка улик) или косвенно (жребий) зависит выбор стороны, которая должна будет подвергнуться испытанию или которая получит право принесения присяги, — возможно более или менее явно выраженное пристрастие суда к одной из сторон, имеющее классовую основу. Судебная практика-в этих вопросах, несомненно, была достаточно запутана; поэтому же нет полной ясности и в законодательных текстах.

 

Сделанный обзор показывает, что в Русской Правде имеются все типичные для обвинительного процесса строго формальные доказательства, проникнутые религиозной «идеологией.

 

Эти же черты — формализм и религиозная окраска — характеризуют порядок использования послухов и видоков.

В литературе нет общего мнения по вопросу о значении этих терминов. Одни исследователи полагают, что «видок» — очевидец совершившегося факта, «послух» — человек, свидетельствующий по слуху

 

Более обоснованным кажется взгляд, по которому видок есть простой свидетель в современном смысле, а послух — пособник, на которого «послался» истец или ответчик. Процессуальная роль последнего иная, чем свидетеля, гораздо более активная. Как указывалось ранее, послух может быть вызван противной стороной на поединок. Такая точка зрения подтверждается и тем, что закон прямо требует определенного числа послухов в различного рода делах: в делах об убийстве — семь (ст. 18 Пространной Правды), в делах о личных оскорблениях — два (ст. 31 Пространной Правды). Послух обязан был явиться в суд — неявка его влекла проигрыш тяжбы стороной, сделавшей на него ссылку. Он должен был полностью подтвердить на суде все, заявленное стороной, которую он поддерживает: «слово противу слова», говорит ст. 29 Пространной Правды. Как видно из позднейшего памятника («Псковская Судная грамота», ст. 22), если послух «не договорит» или «переговорит», послушество его теряет всякое значение .

Если послухи обеих сторон покажут согласно со словами тех, кто их поставил, послухи идут на роту.

 

Все описанное дает понятие о судебном процессе, как тяжбе сторон перед князем или поставленными им судьями, независимо от предмета спора: в эпоху Русской Правды уголовный и гражданский процесс не различались. Можно сказать, что каждый «иск» являлся, в сущности, «обвинением»: всякое притязание носило деликтный характер.

Наиболее спорной и по содержанию и по смыслу описанного в ней института оказалась ст. 15 Краткой Правды, говорящая об «изводе перед 12 мужами».

 

Указание на 12 человек вызвало различные толкования. В частности, ряд исследователей считал, что здесь описывался старинный способ решения дела общиной («добрые люди» — общинные судьи — Д. Иванишев, В. Ф. Владимирский-Буданов, Гетц, Б. И. Сыромятников, С. В. Юшков). Н. М. Карамзин прямо говорил о «суде присяжных»

 

Другие ученые видели в 12 мужах «суд посредников» («третейский»), образуемый каждый раз самими тяжущимися, то есть то, что мы считаем .не судом, а доклассовым способом разрешения конфликтов (А. Рейц, А. Куницын, С. П. Пахмаи, М. Ковалевский и М. Покровский).

 

Наконец, было высказано мнение, согласно которому 12 человек — не судьи, а свидетели, при помощи которых потерпевший доказывает наличие, убытков, причиненных ему пропажей вещей, а вовсе не неуплатой долга, как обычно толкуют статью 15 Правды  .

 

Архаизм постановления ст. 15 Правды бесспорен: этот институт — остаток более древнего — докняжеского обычая. Но какого? Института обязательного послушества  или широко распространенного и у славян, и ,у германцев института посредничества  .

Последнее более вероятно. Князь еще считается с древним обычаем и позволяет в определенных случаях прибегать к посредникам. Но этот институт быстро исчезает везде, где происходит дальнейшее укрепление княжеской власти. Суд князя решительно подчиняет себе все тяжбы.

 

На такое изменение процессуального порядка в интересующем нас вопросе имеется указание в ст. 47 Пространной Правды. Она читается так: «Оже кто скота взищеть. Аще кто взищеть кун на друзе, а он ся начнеть запирати, то оже на нь выведеть по- слуси, то ти поидуть иа роту, а он возметь свое куны; зане же не дал ему кун за много лет, то платити ему за обиду 3 гривны».

 

Комментируя это место, В. Ф. Владимирский-Буданов указывал: «Договор займа совершается перед послухами, которые теперь заменяют собою формальные акты последующих времен». И далее, в соответствии со своим взглядом на 12 мужей, упоминаемых в статье 15 Краткой Правды, как на судей, автор добавлял: «Но их роль судей в случае спора... сменяется ролью простых свидетелей, которые подтверждают существование сделки-и ее неисполнение присягою пред общественной властью»

 

Такое превращение «судей» (точнее «посредников») в свидетелей на суде княжеских наместников и тиунов характерно для дальнейшего развития феодального права.

Таковы основные черты судебного процесса по Русской Правде. В них сохранились формы активного участия лиц, заинтересованных в разрешении конфликтов, свойственные порядкам доклассового общества. Но в то же время все более усиливается классовое регулирование, проводимое в интересах господствующего класса землевладельцев в обществе, распавшемся на враждебные классы, в котором возникло и развивается феодальное государство.

 

Надо еще отметить, что постановления Русской Правды полностью не исчерпывают сведения о судопроизводстве данной эпохи.

Несомненно, что в делах о преступлениях, наиболее затрагивающих интересы господствующего класса, княжеская власть применяла более активные формы производства.

 

Как известно из рассказа летописца, приведенного нами выше, еще Владимир Святославович ввел по совету епископов смертную казнь за убийство, носившее разбойный характер. Несомненно, что отыскание в таких случаях преступников требовало розыскных действий со стороны княжеских агентов. Замена смертной казни по настоянию бояр Владимира денежными вирами, идущими в княжескую казну, не упраздняла сама по себе розыскных действий власти, заинтересованной в раскрытии преступлений.

Источники не сохранили указаний на формы этого, вероятно, примитивного розыска. Но существование его по делам, затрагивающим интересы власти, несомненно. Летописный рассказ под 1071 годом о ведении княжеским воеводой Яном Вышатичем дела белозерских волхвов-смердов является одним из примеров такого розыска  .

 

Известно также, что при первых князьях-христианах (Владимире и Ярославе) по настоянию духовенства были приняты церковные уставы, широко определившие юрисдикцию церковных судов. Церковь способствовала укреплению власти князей-земле- владельцев. Естественно, что князья всячески старались укрепить церковь и охранять как ее материальную базу — земельную собственность, так и вводимые христианскими епископами основы новой религии и морали.

 

Часть законов, которые должны были регулировать церковные дела, была заимствована из Византии в более или менее свободной передаче. Некоторые из заимствованных таким образом норм были обязательны для всего населения, некоторые относились специально к «церковным людям»

 

Княжеские церковные уставы (Владимира и Ярослава) признали довольно широкую категорию людей, подсудных только церковному суду.

Далее, уставы признали подсудность церковным судам дел о ряде преступлений, затрагивающих христианское вероучение и основанные на нем брачные и семейные отношения.

В уставе Ярослава все эти дела делились на две категории: а) дела, которые подлежали совместному ведению епископа и князя (например, похищение женщины или изнасилование),

 

причем виновный подвергался наказанию и со стороны княжеского суда, и со стороны суда епископа; б) дела, подлежавшие исключительно церковному суду (например, противоестественный разврат).

Церковь Киевского государства внесла в свое судопроизводство ряд черт процесса, усвоенного ею в Византии.

 

Как указывалось в разделе втором настоящей работы, процесс императорского Рима постепенно проникся розыскными началами. Они перешли и в канонический процесс, в частности в производство дел о церковных ересях.

Вполне понятно, что и на новой почве православная церковь в тесном союзе с княжеской властью прибегала к активным мерам розыска в борьбе против всех деяний, угрожавших ее материальным и идеологическим интересам.

 

Как видно из сообщений летописи, русская православная церковь проводила инквизиционные методы процесса в делах против еретиков и приравниваемых к ним преступников. В частности, имеются указания на то, что церковные суды прибегали к пытке для изобличения виновных

 

 

К содержанию книги: Чельцов-Бебутов. Очерки по истории суда и уголовного процесса

 

Смотрите также:

 

Древнерусский суд. ГОСУДАРСТВО И ПРАВО ДРЕВНЕЙ РУСИ.  Редакции Русской Правды  Русские Судебники  Церковные уставы князей Владимира и Ярослава...  Общественный и государственный строй древнерусского...

 

Книги по русской истории. Ключевский - Русская история, полный...