СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС РУССКОГО ФЕОДАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА ДО 18 ВЕКА

Суд русского государства 17 века

Соборное Уложение 1649 года. Суд о крестьянах

Крестьянская война и польско-шведская интервенция начала XVII в. привели страну к полному хозяйственному истощению. Ряд земель отошел к Швеции и Польше. Новое правительство должно было заняться реорганизацией армии, собиранием средств, укреплением местных государственных органов.

 В лице воевод, ранее бывших только на окраинах, появился орган, объединявший военные, административные и судебные функции. Воевода — это уже не хозяин соответствующей территории, а целиком агент правительства. По словам Ключевского, он «назначался ведать уезд не на себя, подобно кормленщику, а на государя, как истая коронная власть».

Но это ничуть не гарантировало население и правительство от старых злоупотреблений. «Воеводы XVII в. были сыновья или внуки наместников XVI в. На протяжении одного — двух поколений могли измениться учреждения, а не нравы и привычки». На деле все воеводство стало «неокладным жалованием под предлогом административной службы». С переходом судебной власти к воеводам судебные коллегии излюбленных голов с целовальниками почти всюду были упразднены. Губное же ведомство, в котором приказный элемент в лице старосты получил решительное преобладание над земским, расширялось

Ряд документов показывает, что вся дворянская администрация никоим образом не являлась плодом местной самодеятельности, она была орудием классового дворянского принуждения: постоянны жалобы торговых людей на чинимые им препятствия.

В губных учреждениях «сыск» берет решительный перевес над «судом», как назывался старый обвинительный процесс. Первоначально, как явствует из текста губных грамот, это не был собственно процесс, а лишь средство поимки и наказания ведомых лихих людей. Но поскольку лихими людьми начали считать не только схваченных на месте преступления, но и рецидивистов и лиц, облихованных общиной, то всех их стали расспрашивать, не совершали ли они прежде преступлений, стали доискиваться мнения общины через повальный обыск. Таким образом, короткая процедура казни ведомых лихих людей превращается в особый вид процесса. К этому присоединяются расспросы пойманных об их сообщниках: суд становится активным, преследуя по своему почину лихих людей.

Правда, еще сохраняется форма суда, то есть обвинительного процесса для дел, не затрагивающих определенно понимаемого государственного интереса: сюда относится и ряд уголовных дел — бой, грабеж. Но там, где казался затронутым интерес государственный — интерес господствующего класса, применяется, все расширяя сферу своего действия, процесс розыскной — «сыск». Судья делается самым активным элементом процесса, «обыскивая всякими сысками накрепко» обстоятельства дела. Права сторон суживаются, за «сговор» с обвиняемым истец сам подвергается пытке. Судоговорение превращается в «допрос» и «очную ставку». Способами доказательства являются: поличное (когда вещь вынута у обвиняемого из-под замка), повальный обыск, то есть поголовный опрос большего или меньшего числа местных людей, сила которого постепенно падает, по мере обращения его в одно из доказательств наряду с другими, и, наконец, собственное признание и тесно связанная с ним пытка. До конца XVI в. собственное признание не было необходимым доказательством, хотя, как указывалось выше, пытка применялась и раньше, главным образом, с целью добиться оговора соучастников. С конца XVI в. пытка сделалась главным средством розыска и практикуется широко и в различных видах.

Вызванные ходом экономического кризиса городские восстания («соляной бунт» в Москве, восстания в Пскове и Новгороде) и бунты закрепощенного в интересах дворян крестьянства, и закрепление сословий на службу абсолютной монархии — повлекли дальнейшее распространение розыскного процесса за счет старого обвинительного.

Наряду с развитием судебных инстанций, подчиненных центру, и устранением из судов представителей местного населения возникает и крепнет бюрократизация суда. Она выражалась в полном господстве дьяков и подъячих, как «законоискусников», могущих вести письменные протоколы сысков", допросов и очных ставок, производстве безгласном, розыскном, не потерявшем в руках «приказных» своего фискального характера и сопровождаемом лихоимством, волокитой и ябедничеством

Для того, чтобы закончить характеристику судебных учреждений конца XVI и XVII вв., надо указать на следующее. Продолжала существовать особая подсудность для особых разрядов лиц и учреждений. На первом месте в этом отношении стояли, конечно, церковные учреждения. Если раньше церковный суд был как бы привилегией, хотя и нередкой, отдельных монастырей, то церковный собор 1667 года обобщил это положение, постановив, что «по правилам святых отець» церковные люди, считая в том числе и крестьянство, сидевшее на церковных землях, подсудны только суду церкви. Из отдельных челобитных посадских людей узнаем, что происходило там, где был этот суд.

«Старцы» не дают на суд своих крестьян, превращая свои вотчины в воровские и разбойные притоны, «надеяся на мочь свою и на несуди- мые грамоты ездят по посаду многолюдством... и посадских людей бьют и увечат своею управою... а иных хватают по улицам и водят к себе на монастырский двор и в чепь сажают... занапрасно и безвинно... и жилые деревни со святыми иконами и со крестьянскими животы жгут и крестьян разоряют чтобы им... и достал- ными вашими великих государей дворцовыми деревнями и всякими угодьи... мочыо своею завладеть...».

Сохранился также и суд вотчинника и помещика над своими людьми. Из его подсудности были изъяты дела о разбое и другие «губные» дела. Впрочем, и по этим делам вотчинники имели право производить предварительный сыск, в который включалась и пытка

Царствование «тишайшего» царя Алексея Михайловича ознаменовалось рядом восстаний крестьян и волнений низов посадского люда, направленных против политики дальнейшего закабаления.

Изданное в этих условиях в 1649 году Соборное Уложение выражало интересы дворянства и верхушки посадского населения значительно более полно, чем Судебники  .

Оно было составлено летом и осенью 1648 года специальной комиссией из нескольких бояр и дьяков. Источниками для него послужили не только судебники и последующий законодательный материал, накопившийся во всех приказах, но и ряд законов чужеземных, что давало иногда повод отрицать самобытный характер Уложения в целом.

Указав на многочисленные заимствования Уложения из источников иноземных (ряд византийских законов, Литовский статут, а через него и Саксонское Зерцало и др.), Владимирский- Буданов говорит: «Несмотря на такое множество заимствований из чужих источников, Уложение не есть компиляция иноземного права, а кодекс вполне национальный, переработавший чужой материал по духу старо-московского права, чем он совершенно отличается от переводных законов XVIII в.»  .

Уложение является первым полным сборником законов, охватывающим вопросы государственного, административного, финансового, гражданского, уголовного права и судопроизводства. Вопросы судоустройства и судопроизводства охвачены главами X—XV, при этом в главе X изложено и обязательственное право. Главы XXI и XXII составляют кодекс уголовного права вперемежку с нормами, относящимися к судопроизводству по делам «разбойным» и «гатиным». Впрочем, нормы уголовного права разбросаны и по другим частям Уложения.

Нельзя не отметить, что некоторое участие в составлении или, по крайней мере, обсуждении Уложения приняли выборные люди, созванные к 1 сентября 1648 г. в Москву. Здесь были представители всех чинов государства, служилых и торгцво-промыш- ленных посадских, но не было выборных от сельских или уездных обывателей. Часть статей Уложения уже в октябре 1648 года слушалась царем с боярской думой и прочитана была выборным людям. В январе 1649 года таким же порядком были обсуждены остальные статьи проекта.

«Торопились покончить дело, чтобы выборные, поспешили разнести по своим городам рассказы о новом курсе московского правительства и об Уложении, обещавшем всем «ровную» справедливую расправу... Чтобы объяснить такую быстроту законодательной работы, надобно припомнить, что Уложение составлялось среди тревожных вестей о мятежах, вспыхи* вавших вслед за июньским московским бунтом в Сольвычегодске, .Козлове, Талицке, Устюге и других городах, и заканчивалось в январе 1649 года под влиянием тодков о готовившемся новом восстании в столице»

Вполне естественно, что Уложение обращает главное внима» ние на дворянство, как на господствующий военно-служилый и землевладельческий класс: почти половина всех статей прямо или косвенно касается его интересов й отношений.

Если отдельные нормы Уложения как будто ограничивают имущественную зависимость крестьян от землевладельцев, запрещая закладничество и возвращая закладников в тяглое состояние, то это делалось в интересах феодального государства в целом, нуждавшегося в тяглых людях, облагавшихся финансовыми сборами и военной службой. «Государство, воспрещая лицу частную зависимость, не оберегало в нем человека или гражданина, а берегло для себя своего солдата или плательщика. Уложение не отменяло личной неволи во имя свободы, а личную свободу превращало в неволю во имя государственного интереса»  .

Глава XI Уложения («Суд о крестьянех») окончательно закрепляла крестьян как дворцовых черных волостей, так и монастырских и всех других вотчинников в местах их постоянного жительства, установленных по писцовым книгам. Судам было велено по искам владельцев тех земель выдавать им «беглых» крестьян, не считаясь с «урочными летами», то есть с давностью, если только бывшие владельцы ранее заявляли о своих правах.. Дальнейшая норма Уложения постановляла: «А впредь отнюд ни кому чужих крестьян неприимать, и за собою недержать». С нарушителей закона взыскивалось в пользу владельца крестьян «за всякого крестьянина по десяти рублев на год с возвращением беглых»

В то же время авторы Уложения, созданного непосредственно вслед за опасным «соляным бунтом» 1648 года, подчеркивали свою задачу составить такое Уложение, чтобы «всяких чинов людям от большого и до меньшого чину суд и расправа была во всяких делех всем ровна».

Кроме обещания равного суда, сделанного во вступлении к Уложению, та же мысль повторена в ст. 1 главы X («О суде»): «Суд... судить бояром и окольничим и думным людем и дьяком, и всяким приказным людем, и судьям, и всякая росправа делать, всем людем московского государьства, от большого и до меньшого чину в правду... а своим вымыслом в судных делех по дружбе и по недружбе ничего неприбавливати или убавливати, и ни в чем другу недружить, а недругу немстить, и ни кому ни в чем ни для чего не норовить, дел!ать всякие государевы дела не- стыдяся лица сильных, и избавляти обидящего (!) от руки неправедного».

Но это, конечно, не «единый и равный для всех суд». Уложение различает наказания, исходя из всех обычных для феодального строя привилегий. Глава 22 Уложения устанавливает ряд отличий в наказуемости за общие уголовные преступления в зависимости от сословного и семейного положения виновных. Господин, отец, муж пользуются усиленной охраной против посягательств со стороны подвластных, детей, жены. Подвластный за один умысел против господина карается отсечением руки. Жена за убийство мужа закапывается живою в землю. Уложение лишь обещает суд одинаковый, «нелицеприятный и для боярина и для простолюдина».

В отношении организации суда Уложение исходит из ранее сложившейся системы. Но особа царя теперь еще более отделяется от органов творимого его именем правосудия. Уложение запрещает под страхом наказания обращаться с челобитьями к царю, минуя надлежащие учреждения. Только в случаях, когда в приказе дело не будет разрешено, жалобщику дозволяется «бить челом» государю со ссылкой на отказ в правосудии. «А не бив челом в приказе, ни о каких делех государю никому чело- битен не подавать. А будет кто учнет о каком деле бити челом и челобитные подавати государю в приказе не бив челом, и таким челобитчиком за то чинить наказание бить батоги».

И тут же Уложение оговаривается, что с более именитым жалобщиком надо поступать мягче: «А кто почестнее, и того посадить в тюрму на неделю, чтобы на то смотря иным не повадно было так делать» (гл. X, ст. 20).

Боярская дума обрисована в Уложении как высший суд. Она рассматривает «спорные дела, которых в приказах зачем вершити будет не мощно» (гл. X, ст. 2).

Та же статья устанавливает и коллегиальный характер разрешения дел в думе. «А бояром и окольничим и думным людем сидети в палате и по государеву указу государевы всякие дела делати всем вместе».

Ниже боярской думы стояли приказы, являвшиеся по общему правилу и административными, и судебными органами.

Органами суда на местах были и губные учреждения, и воеводы. Но первые в XVII в. уже переродились из ячеек земского самоуправления в низшие органы приказной системы.

В губные старосты выбирались дворяне, добрые и прожиточные, которые были уволены от службы за старостью или ранами, или такие, за которых служили их дети и племянники. При этом необходимым условием для избираемых должна была быть грамотность.

В городах в выборе губных старост участвовали дворяне, дети боярские, посадские и люди всяких чинов, жилецкие и уездные сошные. Вместе с губными старостами судили губные целовальники и дьяки. В губных делах подсудность определялась не только местом жительства преступника, но и местом совершения преступления и местом поимки. В судах письмоводством занимались дьяки и подьячие, исполнителями судебных решений были неделыцики, приставы, тюремные сторожа и палачй.

Однако нельзя считать, что суд воеводы (или губной), приказ и боярская дума составляли строгую систему трех инстанций. Ряд воевод и губных учреждений на окраинах имели'право окончательного решения всех уголовных дел. С другой стороны, некоторые приказы действовали и в качестве судов первой инстанции. Но все же общим правилом была возможность обжалования приговоров местных судов в московские приказы.

Мы останавливаемся несколько подробнее на уголовном судопроизводстве по Уложению 1649 года потому, что многие его правила продолжали действовать в течение всего XVIII и пер- - вой половины XIX вв., то есть вплоть до издания Свода Законов Российской империи.