СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС ПОМЕЩИЧЬЕ-БУРЖУАЗНОЙ РОССИИ

Уголовный процесс в общих судебных установлениях

Образцом для построения процесса по общеуголовным делам послужил Французский кодекс 1808 года. В нем характерно разделение производства на предварительное следствие, негласное, находящееся под сильным влиянием прокурора, и судебное разбирательство, в котором в порядке гласного и устного состязания между прокурором и подсудимым с защитником проводилась проверка судом всех доказательств и выносился приговор. Однако составители Устава уголовного судопроизводства внесли в него ряд поправок, смягчивших резко розыскной характер предварительного расследования французского процесса.

Одним из основных положений, провозглашенных при проведении судебной реформы, были отделение «обвинительной власти» от судебной и придание предварительному следствию характера судебной деятельности.

Расследование дела было поручено судебному следователю, который хотя и не имел формального звания судьи («следственный судья» французского процесса), но находился, однако, в организационном и процессуальном подчинении окружного суда, а не прокурора

Он обязан был вести расследование по предложениям прокурора и выполнять все законные указания последнего. Либерализм составителей Устава выразился здесь в том, что закон обязал следователя выполнять все указания наблюдающего за делом прокурора, если они направлены были в пользу обвиняемого.

Так, предложение прокурора об освобождении взятого под стражу обвиняемого было обязательно. Наоборот, с предложением о заключении под стражу следователь мог не согласиться, и тогда вопрос переходил на разрешение окружного суда.

Самое принятие следователем к своему производству уголовного дела считалось как бы актом судебным. Поэтому начатое следователем производство по делу не могло быть прекращено прокурором, который был обязан ставить вопрос о прекращении следствия перед окружным судом.

Следствие было обязательно по .всем делам о тяжких преступлениях, подсудным окружному суду или судебной палате (ст. 249 Устава уголовного судопроизводства)

Устав уголовного судопроизводства нигде не говорит об участии сторон в предварительном следствии. Однако он допускал некоторую активность «участвующих в деле лиц» — потерпевшего, гражданского истца и обвиняемого. Так, следствие могло быть начато следователем и без предварительного полицейского дознания по жалобе потерпевшего. В таких случаях следователь обязан был лишь сообщить прокурору о начатом им следствии. Обвиняемый имел право присутствовать при всех следственных действиях, и лишь в случае необходимости следователь первоначально допрашивает свидетелей в отсутствие обвиняемого. Протоколы таких допросов должны быть прочитаны обвиняемому, и он может просить о предложении свиде- лям дополнительных вопросов, а также представлять доказательства в опровержение собранных против него улик. Обвиняемый имеет .право на получение «опий со всех следственных актов. При окончании же следствия ему предъявляются все акты, и он может требовать дополнения следствия. На все действия следователя обвиняемый может приносить жалобы, которые должны быть немедленно представлены в суд и рассмотрены им.

Такими же правами пользуются на предварительном следствии потерпевший и гражданский истец. Ходатайства всех этих участников процесса, отстаивающих противоположные интересы, и составляют элемент состязательности предварительного следствия по Уставу уголовного судопроизводства, несколько смягчающий его инквизиционный характер  .

В руках полиции было оставлено первоначальное дознание, которое чины полиции производили под надзором прокурора.

Акты дознания не имели формальной силы и служили лишь подсобным материалом для следователя при производстве им предварительного следствия.

Теоретическим основанием для такого различия между действиями следователя и действиями полиции являлось противопоставление судебной власти власти административной, основанное на теории разделения властей. Только действия органов судебной власти, совершенные в установленном процессуальном порядке, могут вызывать правовые последствия. Поэтому только протоколы, составленные следователем, могут прочитываться в суде, и установленные в них факты считаться доказательствами. Протоколы, составленные чинами полиции, такого значения не имеют.

Однако Устав уголовного судопроизводства ввел правило о замене следователя чинами полиции. Ст. 258 говорила: «В тех случаях, когда полицией застигнуто совершающееся или только что совершившееся преступное деяние, также когда до прибытия на место происшествия судебного следователя следы преступления могли бы изгладиться, полиция заменяет судебного следователя во всех следственных действиях, не терпящих отлагательства, как-то: в осмотрах, в освидетельствованиях, обысках и выемках; но формальных допросов ни обвиняемым, ни свидетелям полиция не делает, разве бы кто-либо из них оказался тяжко больным и представилось бы опасение, что он умрет до прибытия следователя». В таких случаях, когда чины полиции заменяли следователя, протоколы, составленные ими, согласно разъяснениям Сената могли быть прочитаны в судебном заседании.

Следователи могли приступить к производству предварительного следствия не только по сообщениям полиции или предложению прокурора, но и по жалобам потерпевших, а также ввиду явки с повинной или, наконец, по своему непосредственному усмотрению (ст. 297. Устава уголовного судопроизводства).

Наблюдение за предварительным следствием лежало на обязанности прокурора (или участкового товарища прокурора), который сам не производил следствия (ст. 296 Устава уголовного судопроизводства).

Приступив к предварительному следствию, следователь должен был производить его, сообразуясь с обстоятельствами дела (ст. 264 Устава уголовного судопроизводства), привлекая в случае надобности новых лиц. Он самостоятельно проводил все необходимые следственные действия, допросы обвиняемых и принятие мер пресечения, допросы свидетелей, назначение экспертизы, осмотр вещественных доказательств, обыски и выемки, имея право привлекать в необходимых случаях для помощи чинов полиции.

К участию в следствии не допускались ни «депутаты сословий», ни защитник обвиняемого . По буквальному смыслу закона следователь обязан был с полным беспристрастием выяснить как обстоятельства, уличающие обвиняемого, так и обстоятельства, его оправдывающие (ст. 265).

Однако в целом предварительное производство сохранило инквизиционный характер дореформенного следствия. Во-первых, на практике в большинстве случаев обвиняемые из низших классов населения не могли проявлять достаточной активности в отстаивании своих интересов, а защитник не был допущен на предварительное следствие.

Во-вторых, за полицией оставались довольно широкие права по производству первоначальных розысков и дознания, а также по совершению, как было указано выше, следственных действий в порядке замены отсутствующего следователя.

В-третьих, наконец, следователь по Судебным уставам никак не мог стать беспристрастным и не зависимым от прокурора судьей.

В фигуре судебного следователя, как указывали либеральные комментаторы Устава, были смешаны судебные и административные функции, и задача розыска оттесняла в деятельности следователя задачу объективной проверки обстоятельств, говоривших в пользу обвиняемого .

Но если и обрисовка деятельности следователя в Уставе давала мало гарантий его беспристрастия для обвиняемых из эксплуатируемых классов, то очень скоро правительство приняло ряд мер для того, чтобы уничтожить даже тень самостоятельности судебного следователя и превратить его в послушное орудие в руках прокуратуры.

Прежде всего хотя в дисциплинарном отношении следователь был подчинен надзору только со стороны суда и считался на правах члена суда несменяемым, на деле он превратился в легко сменяемого, подчиненного надзору прокуратуры чиновника.

Дальнейшее продвижение следователя по служебной лестнице, например, назначение его на должность члена окружного суда (не говоря уже о должности товарища прокурора), во многом зависело от прокуратуры.

Министр юстиции как генерал-прокурор при всяком назначении запрашивал соответствующую характеристику представленных кандидатов от прокурора судебной палаты, а этот последний обычно исходил из характеристики, данной прокурором окружного суда.

Но, если таким образом можно было воспрепятствовать дальнейшему продвижению неподходящего «по своим деловым качествам» следователя, для увольнения его от должности был изобретен другой метод. Вместо того чтобы представлять кандидата на пост судебного следователя к назначению его «высочайшим приказом», что делало его несменяемым, министр юстиции в соответствующих случаях стал «причислять к министерству» этих кандидатов, а затем своим приказом «командировать их к исполнению должности следователя» в определенный участок. Таким образом, лицо, назначенное приказом министерства, не было уже несменяемым «судебным следователем» и могло в течение ряда лет оставаться «исполняющим должность» следователя. По представлению прокуратуры министр мог в любое время вновь «причислить к министерству» такое лицо, отозвав его от исполнения должности следователя. Если отозванное, таким образом, лицо не получало в течение года нового назначения, оно оставалось за штатом.

Этим путем очень быстро было покончено с существованием «независимых» от прокуратуры судебных следователей, и они превратились в послушных агентов прокуратуры

Оконченное предварительное следствие направлялось к наблюдающему за его производством товарищу прокурора, который составлял либо обвинительный акт, либр заключение о прекращении дела. В обоих случаях дело направлялось прокурору окружного суда.

В дальнейшем направление дела могло быть двояким. Если дело было подсудно окружному суду без участия присяжных заседателей, оно вносилось прокурором непосредственно в этот суд. Окружной суд в распорядительном заседании решал вопрос о принятии дела к своему производству.

Если же дело было подсудно окружному суду с участием присяжных заседателей, то оно пересылалось прокурору судебной палаты. Согласившись с обвинительным актом или внеся в него необходимые исправления, прокурор передавал дело на рассмотрение «камеры предания суду», то есть закрытого заседания всех членов уголовного департамента судебной палаты. Здесь дело рассматривалось по докладу одного из членов палаты. При согласии палаты с обвинительным актом на нем делалась надпись об утверждении (обычно в виде штемпеля с подписью члена палаты — докладчика по делу).

В случае необходимости изменить обвинительный акт он заменялся постановлением палаты о предании суду с изложением всех обстоятельств дела. В обоих случаях дело через прокурора судебной палаты и прокурора окружного суда направлялось в окружной суд для рассмотрения по существу.

Неудобства порядка предания суду очевидны. С одной стороны, он вызывал большую волокиту (восхождение дела из всех окружных судов в судебную палату и возвращение обратно). С другой стороны, загромождение камеры предания суду большим количеством дел приводило к поверхностному, почти механическому рассмотрению каждого дела, почему орган предания суду получил в литературе название «камеры штемпелевания». Естественно, что это восхождение дела в «высшую инстанцию» не давало никаких гарантий обвиняемому .

В стадии подготовки дела к слушанию прокурор имел преимущество перед обвиняемым: суд не мог отказать ему в вызове любых свидетелей; соответствующие ходатайства обвиняемого суд мог удовлетворить или нет .

Судебное разбирательство было построено по французскому типу с обязательным участием государственного обвинителя — прокурора (кроме дел частного "обвинения, в которых в качестве обвинителя выступал потерпевший или его поверенный). В отличие от французского порядка судебное следствие начиналось оглашением обвинительного акта без вступительной речи прокурора.

В судебном состязании, кроме прокурора, принимали участие гражданский истец (потерпевший), обвиняемый и его защитник. По закону они пользовались в ходе судебного следствия и прений сторон одинаковыми процессуальными правами.

Они имели право представлять в подтверждение своих заявлений доказательства, отводить по законным основаниям судей, присяжных заседателей и экспертов, задавать вопросы допрашиваемым лицам, делать замечания и давать объяснения по каждому действию, происходящему в суде, опровергать доводы и соображения противной стороны.

Поскольку прокурор считался не только обвинителем, но и блюстителем закона, суд обязан был выслушивать его заключение по каждому возникающему процессуальному вопросу.

Статья 745 УУС отразила недоверие к защитникам (в основном из числа присяжных поверенных), существовавшее в правительственных кругах. Она указывала:

«Защитник подсудимого не должен ни распространяться о предметах, не имеющих никакого отношения к делу, ни позволять себе нарушать должное уважение к религии, закону и установленным властям, ни употреблять выражения, оскорбительные для чьей бы то ни было личности:?. Состязательный характер процесса подчеркивался тем, что согласно закону подсудимый, отрицающий совершение им преступления, не подвергался допросу ни со стороны прокурора, ни со стороны состава суда Эксперты и свидетели допрашивались под присягой. Однако ближайшие родственники обвиняемого, которые вообще имели право отказаться от дачи свидетельских показаний, допрашивались в случае их согласия без принесения присяги.

По окончании судебного следствия суд выслушивал заключительные прения сторон, названные так в законе потому, что они должны были подвести итог всем проверенным на суде доказательствам.

Прения состояли из обвинительной речи прокурора (или частного обвинителя), объяснений гражданского истца и защитительной речи защитника или объяснений самого подсудимого.

Интересно, что хотя по мысли Устава прокурор должен был являться блюстителем закона, не только практика, но и теория царского процесса превращали его в одностороннего обвинителя, который мог поддерживать обвинение и при наличии сомнений в виновности подсудимого .

В обвинительной и защитительной речи по делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей, стороны не имели права касаться вопроса о наказании, чтоб,]ы не повлиять этим на решение присяжными вопроса о виновности

По делам, рассматриваемым без присяжных заседателей, стороны в своих речах касались не только вопроса о доказанности преступления подсудимого, но и выдвигали свои соображения о размере наказания. Общий порядок судебного разбирательства осложнялся в делах, которые разбирались окружным судом с участием присяжных заседателей.

Каждая сессия суда с участием присяжных заседателей начиналась с торжественного приведения их к присяге и разъяснения председательствующим их обязанностей. На сессию вызывались 30 заседателей по заранее составленному путем жеребьевки сессионному списку (жеребьевке подвергались все лица, внесенные особой административной комиссией в годовой список).

Перед началом каждого дела стороны могли отводить заседателей из предъявленного им сессионного списка.

По вопросу об отводе сторонами присяжных заседателей авторы Судебных уставов указывали: «Одно из самых важных условий хорошего суда присяжных состоит в предоставлении сторонам возможно широкого права отвода их. Хотя присяжные и назначаются жребием, но для полного доверия к правильности их приговора... необходимо, чтобы и обвинением и защитою они признаны были за судей беспристрастных... Посему в отношении ПРИСЯЖНЫХ заседателей общие законные причины к отводу судей были бы далеко не полны»  .

Поэтому в Устав уголовного судопроизводства было введено такое правило: «Присяжные заседатели могут быть отводимы сторонами без объяснения причин отвода, который производится вычеркиванием на списке имен отводимых заседателей» (ст. 655).

При этом прокурор (или частный обвинитель) имел право отвести не более шести заседателей; подсудимому (или всем > подсудимым вместе) разрешалось отвести столько заседателей, чтобы из общего числа 30 осталось не менее 18 неотведенных . лиц (ст. 656).

Оглашать в суде имена присяжных, вычеркнутых сторонами, не полагалось.

По закону 1884 года это широкое право сторон на отвод было сужено. Прокурор (или частный обвинитель) мог отвести не более трех заседателей, и столько же заседателей мог отвести подсудимый (или все подсудимые вместе). Такое изменение ст. 656 Устава уголовного судопроизводства объяснялось желанием уравнять права сторон.

Скамья присяжных по каждому делу составлялась путем жребия: председательствующий вынимал из урны, куда были опущены билеты с фамилиями всех неотведенных присяжных, 14 билетов (12 очередных присяжных и 2 запасных).

Все присяжные могли в ходе судебного следствия задавать вопросы допрашиваемым лицам и участвовать в осмотре вещественных доказательств, в совещании же по существу дела принимали участие только очередные заседатели, запасные же могли заменить выбывших по болезни очередных.

Решение всех процессуальных вопросов производилось только коронным составом суда.

Функцией присяжных заседателей было решение вопроса о виновности подсудимого на основании установленных в суде доказательств. Закон не требовал от присяжных мотивировки их решения. Оно выносилось в форме вердикта, то есть ответа на вопрос (или вопросы) о виновности, сформулированный судом в итоге судебного следствия и прений сторон. Для облегчения присяжным выполнения их функции закон возлагал на председательствующего в суде обязанность дать присяжным перед самым уходом их в совещательную комнату, то есть после вы- слушания прений сторон и последнего слова подсудимого, напутственное наставление (резюмэ). В нем председательствующий должен был разъяснить присяжным порядок их совещания, напомнить им основные, установленные в суде обстоятельства, дела и указать общие, выработанные судебной практикой, правила оценки доказательств (ст. 801 Устава уголовного судопроизводства). При этом председатель не имел права высказывать своего личного мнения о виновности или невиновности подсудимого.

Вердикт присяжных постановлялся простым большинством голосов; при разделении голосов поровну выносился оправдательный вердикт. Присяжные имели право указать в своем ответе о виновности подсудимого на то, что по обстоятельствам дела он «заслуживает снисхождения», и в таких случаях суд обязан был снизить наказание, назначаемое законом за данное преступление. Присяжные также имели право исключать своим вердиктом те или иные обстоятельства, отягчающие преступление, например, указать, что кража была совершена без взлома.

или что убийство было совершено без заранее обдуманного намерения.

Ответы присяжных скреплялись подписью избираемого ими по каждому делу старшины, и после выхода присяжных в зал суда вопросный лист передавался председателю. Если суд находил, что в своих ответах присяжные впали в противоречие, председатель разъяснял присяжным, в чем состоит допущенная ими ошибка, и вновь направлял их на совещание.

В Уставе было еще одно правило, заимствованное из французского кодекса и направленное в пользу обвиняемого. Если состав суда находил единогласно, что вердиктом присяжных осужден невиновный, суд тут же выносил определение, отменяющее обвинительный вердикт. Дело после этого передавалось для нового рассмотрения в ином составе присяжных, и вердикт, вынесенный при этом, считался окончательным   (ст. 818 Устава уголовного судопроизводства).

Во всех прочих случаях вопросный лист подписывался председателем и затем оглашался старшиной присяжных.

Если был вынесен оправдательный вердикт, суд обязан был немедленно краткой резолюцией провозгласить подсудимого оправданным и освободить его из-под стражи, если он находился до суда в заключении .

При вынесении обвинительного вердикта прокурор и защитник высказывали свои мнения о том, какой закон должен быть применен к осужденному и какое наказание они предлагают назначить. После этого коронный состав суда удалялся на совещание для постановления приговора о применении наказания, в соответствии с вердиктом присяжных.

Процедура постановления приговора упрощалась в окружном суде без присяжных или в судебной палате с сословными представителями. Здесь председатель не произносил резюмэ, а в число вопросов, которые должен был разрешить суд, включался и вопрос о наказании. Все вопросы о виновности и наказании решались совместно судьями с сословными представителями, о чем было уже сказано выше.

Отменяя принятую в Своде законов формальную теорию доказательств, составители Устава уголовного судопроизводства признали, что единственным критерием при оценке судом всех собранных по делу доказательств может быть только внутреннее судейское убеждение

.

Однако составители опасались, что новизна такой оценки может вызвать ряд практических затруднений в судах, особенно в тех случаях, когда оценка доказательств должна будет производиться присяжными заседателями, то есть людьми, не имеющими юридического образования. Поэтому составители Устава решили, что в нем надлежит (хотя и не в самом тексте, а в виде особого приложения) поместить главнейшие правила оценки доказательств, не имеющие силы закона, но основанные на житейском опыте и логике. Они должны были помогать судьям и присяжным разбираться в сложных делах и приходить к правильным выводам в вопросе о доказанности совершения преступления подсудимым.

В числе намеченных составителями правил об оценке доказательств были следующие положения:

а)         Подсудимый признается невиновным, доколе противное не будет доказано. Всякое сомнение о вине или о степени виновности подсудимого объясняется в его пользу

б)        Указывался ряд обстоятельств, при наличии которых «собственное признание подсудимого не принималось в уважение».

в)         Указывался также ряд обстоятельств, при наличии которых «показания свидетелей не принимались в уважение».

г)         Признавались достоверными акты, составленные в присутственном месте или у должностного лица в отношении удостоверяемых ими фактов, «доколе противное не будет доказано».

д)        Давалось следующее определение улик и их доказательственной силы: «Уликою признается всякое обстоятельство, из которого можно вывести заключение или о событии преступления или о вине подозреваемого лица. Те только улики могут быть приняты во внимание при решении дела, которые имеют несомненную связь с предметом суждения».

е) «Ни собственное признание подсудимого, ни показание свидетелей не принимаются в уважение; если оно сделано не на суде, а при предварительном следствии, без присутствия при том посторонних лиц».

Однако при окончательном обсуждении проекта Устава уголовного судопроизводства мысль о помещении в Уставе или в приложенной к нему инструкции каких бы то ни было правил об оценке доказательств была отвергнута. Такие правила, очевидно, создавали бы какую-то промежуточную теорию доказательства между отвергнутой теорией формальных доказательств Свода законов и принятой в проекте Устава теорией оценки доказательств по совести и внутреннему убеждению суде.й.

Было также признано, что, кроме теоретической ошибочности, инструкция об оценке доказательств приносила бы и практический вред делу правосудия. Она предоставляла бы судьям и присяжным «легкий способ постановления решений подведением обстоятельств дела под известные и единожды навсегда установленные формулы, без самостоятельного разбора значения каждого обстоятельства и без тщательного соображения силы всех обстоятельств в совокупности» >.

Поэтому при окончательном редактировании Устава уголовного судопроизводства из него были исключены всякие указания на силу и значение отдельных доказательств. Суд должен был решать вопрос о виновности подсудимого, не будучи связан ни сознанием последнего, ни отказом обвинителя от поддержания обвинения, исключительно по внутреннему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела • (ст. 766 Устава уголовного судопроизводства).

Поскольку председатель обязан был объяснить присяжным заседателям «общие юридические основания к суждению о силе доказательств, приведенных в пользу и против подсудимого» (ст. 801), закон выдвигал следующее требование: «Общие основания к суждению о силе доказательств объясняются председателем суда не в виде непреложных положений, но лишь в смысле предостережения от всякого увлечения к обвинению или оправданию подсудимого» (ст. 803).

Способом обжалования для неокончательных приговоров (то есть постановленных мировым судьей или окружным судом без присяжных заседателей) являлась апелляция Способом обжалования приговоров окончательных (то есть постановленных окружным судом с присяжными заседателями, судебной палатой с сословными представителями, а также съездом мировых судей и Судебной палатой в качестве судов второй инстанции) являлась кассация.

Апелляционная инстанция рассматривала дело только в пределах отзыва осужденного или протеста прокурора и могла принять к рассмотрению новые доказательства, а также передопросить ранее допрошенных свидетелей. Однако на практике производство ограничивалось пересмотром письменных материалов дела. Повышение наказания могло быть только в случае направленного на это протеста прокурора или отзыва частного обвинителя; при пересмотре приговора по отзыву подсудимого наказание могло быть уменьшено или отменено.

Приговор, вынесенный судом с участием присяжных заседателей или сословных представителей, мог быть обжалован в Сенат только в кассационном порядке. Приговор подлежал отмене в случае «явного нарушения прямого смысла закона и неправильного толкования его» и в случае «нарушения обрядов и форм столь существенных, что без соблюдения их невозможно признать приговор в силе судебного решения» (ст. 912 Устава уголовного судопроизводства).

Таким образом, кассационный суд не имел права входить в рассмотрение существа дела, а также смягчать назначенное наказание.

По делам, рассмотренным с участием присяжных заседателей, Сенат мог в отдельных случаях отменить приговор лишь частично. Такая отмена не касалась вердикта присяжных, а только вынесенного на основании этого вердикта приговора коронного состава суда. К случаям этого рода относились неправильное применение карательного закона судом, неправильное разрешение вопроса о гражданском иске. В таких случаях при» новом рассмотрении дела суд должен был исходить из ранее вынесенного присяжными вердикта о виновности подсудимого. Суд выслушивал соображения прокурора и защитника о применении законов в соответствии с этим вердиктом и выносил новый приговор.

Во всех остальных случаях, отменяя приговор, Сенат должен был указать, с какой стадии дело подлежало новому рассмотрению, в зависимости от того, в какой стадии были допущены нарушения, повлекшие отмену приговора.

Суд, в который после отмены приговора дело было направлено для нового рассмотрения, обязан был подчиняться указаниям Сената по разъяснению смысла материального и процессуального законов.

В отличие от французского кодекса Устав уголовного судопроизводства не знал кассации «в интересах закона», так называемой «платонической кассации» в отношении оправдательных приговоров суда присяжных. Если такой приговор отменялся Сенатом по протесту прокурора, то подсудимый судился вторично на общих основаниях