СУД И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС ФЕОДАЛЬНОЙ АНГЛИИ

Когда появился суд присяжных

Развитие процессуальных форм в суде с присяжными в Англии

Постепенная смена старых процессуальных форм и развитие суда присяжных как основного вида суда по всем более значительным преступлениям приходятся на XIII—XV вв. Это развитие происходит на фоне классовой борьбы крепостного крестьянства и городских низов против феодальной эксплуатации, борьбы, иногда выражавшейся в открытых восстаниях. Политическая и социальная история Англии осложнялась длительными войнами с Францией («столетняя война») и борьбой отдельных групп внутри господствующего класса феодалов.

Только имея в виду все эти события социальной и политической истории английского общества, можно понять и противоречивый характер законодательства, касавшегося основных вопросов феодального правопорядка и форм суда и процесса. При этом история суда присяжных по уголовным делам не может рассматриваться в отрыве от истории суда по гражданским делам . Кроме того, не представляется возможным точно придерживаться определенных хронологических рамок при изложении некоторых подробностей сложного пути развития института присяжных и форм его деятельности.

Как указывалось выше, первые зачатки новой формы процесса появились при Генрихе II (1154—1189 гг.), который ввел расследование через местных людей по земельным делам, а затем и по уголовным.

Это расследование было тесно связано с деятельностью королевских юстициариев — разъездных судей, представлявших королевскую курию.

Суд присяжных в его позднейшей форме прошел длинную историю. В течение XII—XVI вв. среди хаоса феодальных усобиц королевская власть то уступает требованиям феодалов о расширении подсудности их курий, то усиливает свое влияние в суде через разъездных судей и шерифов. При этом используется круговая порука сотен. Первое время участие созываемых судьей местных людей в оценке поведения лица, заподозренного в совершении преступления, уживается со старым англо-саксон- ским способом доказывания — очистительной присягой с сопри- сяжниками и ордалиями и с нормандским способом доказывания — судебным поединком.

Разумеется, развитие суда в новом направлении шло медленно и с отступлениями. Но в соответствии с ходом общеполитического развития Англии «и судебное устройство, и процесс получили направление, резко расходившееся с развитием их во Франции, где в XIII—XV вв. укрепился розыскной процесс.

Основная процессуальная тенденция XIII—XV вв. в Англии — это вытеснение старых формальных методов доказывания посредством ордалий и поединков новым методом, состоящим в решении дел определенной группой лиц из местного населения, «присяжными».

Применение этой процедуры к решению уголовных дел прошло ряд этапов. Долгое время в уголовных делах требовалось согласие обвиняемого на передачу решения его дела на «суд отчизны», то есть на решение созванных судьей местных рыцарей и горожан. Очевидно, обвиняемые в тяжких преступлениях лица, не принадлежащие к привилегированным классам, весьма неохотно соглашались на такое решение дела.

Для уяснения того, как складывались предпосылки ко все большему расширению деятельности присяжных, надо вспомнить характерные особенности двух порядков преследования уголовных преступлений.

С одной стороны, потерпевший от преступления (или в некоторых случаях тот, кто его заменял) имел право предъявить прямое обвинение против определенного лица (appeal). С другой стороны, издавна существовал порядок, при котором гражданин мог изобличаться «представлением присяжных свидетелей» (presentment), основанным „на людской молве, в совершении одного из тяжких преступлений (государственная измена, убийство, поджог, разбой, кража, изготовление фальшивых денег, изнасилование). Согласно нормам общего права, действовавшим в XII в., в первом случае обвиняемый должен был выйти на поединок с обвинителем. Во втором он должен был подвергнуться испытанию раскаленным железом или водой. Такой порядок был зафиксирован в Кларендонской ассизе Генриха II (около 1166 г.) Этот порядок сохраняется и при сыновьях Генриха II, что видно из отчетов разъездных судей того времени  .

Положенное при Генрихе II начало проверки выдвинутого обвинения посредством присяжных привело в царствование Генриха III ("1216—1272 гг.) к изменению в доказательственной системе. Оно ясно видно в упомянутой выше работе судьи Брэктона.

Он указывает, что ордалии полностью отпали и что доказательство при помощи «суда отчизны» (jurata patriae) стало нормальным  .

Из описания Брэктона видно, что при обвинении в порядке appeal обвиняемому предоставляется выбор: либо положиться на «суд отчизны», либо выйти на поединок . Но, если обвинение выдвинуто представлением присяжных сотни (indictment или presentment), у обвиняемого нет такого выбора: он должен положиться на решение присяжных .

И точно так же обвиняемый обязан подчиниться решению отчизны в том случае, когда обвинение возбуждено посредством appeal, но обвинитель умер, а «король возьмет это обвинение на себя», то есть когда судья продолжает ведение дела ex officio  .

О характере деятельности присяжных по уголовным делам имеются подробные указания в той же работе Брэктона.

В этих указаниях отразилась попытка правительства Генриха 11 превратить представителей местного населения в розыскной орган, полностью подчиненный королевским судьям.

«Судья, — говорит Брэктон, — если он добросовестен, в случае, когда приходится разузнать от местных людей, на основании слухов и подозрений, верно ли то, что известное лицо виновно, или нет, должен, прежде всего, если он сомневается и не верит присяжным, выведать от них, от кого они, двенадцать присяжных, узнали то, что они на кого-нибудь показали. Услыхав их ответы по этому вопросу, судья легко откроет, нет ли какой-нибудь злости или несправедливости в показании присяжных. Может случиться, что один или многие присяжные скажут, что они узнали то, что поведали, от одного из своих товарищей неприсяжных, который, будучи спрошен, в свою очередь, скажет, что он узнал указанное обстоятельство от того или другого. Таким образом, посредством опросов и ответов можно идти все дальше, пока не натолкнешься на какое-нибудь подлое и презренное лицо, которому нельзя давать никакой веры».

Уже из этого отрывка описания Брэктона видно, что присяжные, выдвигая обвинение заподозренного лица, действовали не в качестве судей, а скорее как свидетели, основывающие свой вывод на личных знаниях обстоятельств дела. Так, очевидно, смотрел на них и допрашивающий их разъездной судья.

Из дальнейшего описания видно, что решение вопроса о виновности привлеченного лица принадлежало 12 присяжным. Но трудно сказать, были ли это те же 12 присяжных, которые предъявляли обвинение, или дело передавалось на рассмотрение других присяжных.

Из описания разбирательства дела по существу видно, что и в этой стадии процесса присяжные не стали еще судьями в современном смысле слова, а выполняли обязанность сообщения председательствующему своих, основанных на личном знании, впечатлений. Председательствующий имел право разъединять присяжных и опрашивать каждого поодиночке, чтобы проверить обоснованность его вывода о виновности или невиновности подсудимого

По мнению английских комментаторов Брэктона, такой порядок опроса председательствующим каждого присяжного послужил основанием для института отвода присяжных обвиняемым. Он мог возражать против высказанного отдельным присяжным решения, ссылаясь на то, что последний действует по мотиву личной вражды или корысти  .

Но если лицо, обвиняемое потерпевшим (в порядке appeal), не соглашалось ни на поединок, ни на «суд отчизны» или когда лицо, обвиняемое присяжными сотни (indictment), не соглашалось на «суд отчизны», оно в силу старого англо-саксонского правила считалось молчаливо признавшим свою вину (by standing mute), как говорят позднейшие источники, и приговаривалось к наказанию судьей.

Начиная с царствования Эдуарда I, мы встречаем ряд законодательных постановлений, направленных на расширение и укрепление формы расследования преступлений через присяжных (inquest).

Очень интересна в этом отношении ст. 12 Вестминстерского Статута 1275 года. Тяжкие преступники, «явно имеющие дурную славу», в случае отказа от расследования через присяжных по обвинению в совершении преступлений, должны подвергнуться «строгому и суровому тюремному заключению, как отказывающиеся отвечать по общему праву страны». Законодатель оговаривает, что это постановление не относится к заключенным; «которые арестованы по слабому подозрению».

Это постановление Статута представляет большой интерес для истории английского уголовного процесса. Оно показывает, что в конце XIII в. разбирательство дел о тяжких уголовных преступлениях .через присяжных признавалось уже институтом общего права. Статья упоминает о «строгом и суровом» заключении как мере понуждения обвиняемого к согласию на расследование через присяжных, выдвинутого против него обвинения, подкрепленного его «дурной славой». В подобных случаях обвиняемому не предоставлялось права вызвать обвинителя на поединок

Дальнейшее развитие и укрепление форм деятельности присяжных по уголовным делам происходило в тесной связи с уточнением функций разъездных ассизных судей, а также с развитием деятельности мировых судей.

Медленный ход развития института присяжных привел к изменению взаимных отношений между судьей и местными присяжными людьми, между потерпевшим и судьей, наконец, между потерпевшим и присяжными.

Обвинитель-потерпевший из средних слоев английского общества был, как правило, заинтересован в том, чтобы производство дела не привело его к необходимости выступать на поединке. Мы знаем, что местное население отрицательно относилось к этому завезенному .нормандскими завоевателями способу доказывания

Но для того, чтобы избежать вызова на поединок со стороны обвиняемого, у обвинителя была только одна возможность. Он должен был добиться того, чтобы выдвигаемое им обвинение приняли на себя выделяемые сотней присяжные. При таком обвинении исключалась возможность поединка. А для того, чтобы присяжные сотни поддержали обвинение, необходимо было представить им доказательства, подтверждающие совершение преступления заподозренным лицом.

Таким образом, присяжные, которые раньше действовали в силу личного знания ими обстоятельств дела, постепенно превращались в лиц, решавших вопрос об основательности обвинения по представленным частным обвинителем доказательствам. Иными словами, начиналось превращение присяжных из свидетелей отдельных фактов в судей, изрекавших вердикт по убеждению, сложившемуся на основе представленных им доказательств обвинения.

Присяжные в таких условиях переставали быть собранием разрозненных свидетелей, которых судья допрашивал поодиночке, а превращались в единую группу, высказывавшую свое мнение от имени сотни.

Таким путем жюри присяжных теряло свой характер органа розыска и превращалось в орган обвинения, заменявший частного обвинителя-потерпевшего.

Завершением этого преобразования было утверждение в конце XV в. правила об обязанности частного обвинителя представлять жюри присяжных проект обвинительного акта в письменном виде (bill of indictment)  .

Во внутренней связи с таким преобразованием функций присяжных стояло оформившееся значительно раньше выделение двух видов жюри. Рядом с обвинительным жюри, выдвигавшим против обвиняемого indictment, организовалось и второе жюри — жюри приговора, которое по рассмотрению дела под руководством разъездного (ассизного) судьи, а позднее и перед судом четвертных сессий выносило приговор по существу дела — о виновности или невиновности подсудимого.

Первоначально созыв обвинительного жюри приурочивался к собраниям графства, все более регулярно созываемым королевскими разъездными судьями. Они собирали отдельно сотни и полученные от людей сотни «представления» (presentments) о конкретных преступлениях должны были рассматриваться выбранными сотнею жюри (то есть группой присяжных). Но постепенно роль большого жюри перешла от выборных сотен к выборным из собрания целого графства (третья четверть XIV в.) Большое жюри, Grand inquest графства, принимает на себя функцию обвинения, и в соответствии с этим все более умаляется роль частного обвинителя.

К 1368 году следует отнести начало деятельности уже сформировавшегося института большого жюри из жителей всего графства.

В этом году перед юстициарием, направленным решать все дела о преступлениях против прав короля и народа (d'oier et terminer toutes manieres de treason, felony... fait al roy et al peuple), шериф собрал 24 рыцаря из целого графства и назвал это собрание большим судом присяжных, точнее «большим следствием» (grand inquest). При этом, как видно из источников, еще некоторое время спустя продолжают к приезду юсти- циария созывать и 12 присяжных сотни, и 24 присяжных графства.

Трудно установить причину такого удвоения числа присяжных. Возможно, что их появление в качестве постоянного органа связано с порядком повторного решения дела в случаях, когда оказывалось, что присяжные сотни дали ложные показания вследствие вражды или подкупа. Жалобы на такие злоупотребления постоянно отмечались в документах эпохи  .

Очень вероятно, что это нововведение, как и другие мероприятия Эдуарда III после 1348 года, года «черной смерти» (чумы), вызвавшей острый недостаток рабочих рук и попытки регулирования заработной платы, было направлено на усиление судебной репрессии. Дело в том, что жители сотни часто оказывали пассивное сопротивление властям, не выдавая лиц, совершивших правонарушения.

Очень скоро новое обвинительное жюри из состава графства вытеснило жюри сотни.

За большим жюри графства было признано право, независимо от обвинения перед ним определенного лица, возбудить обвинение и предать суду всякое частное ил^ должностное лицо, которое, по дошедшим до жюри сведениям, виновно в совершении правонарушения.

С изменением состава большого жюри связано и развитие системы доказательств. Переставая быть свидетелями, присяжные должны были черпать доказательства из других источников. Уголовный процесс позаимствовал и здесь то, что было установлено практикой суда по гражданским делам. Там уже издавна основным доказательством являлись письменные документы, удостоверявшие и владение землей, и наличие различных договоров. В связи с тем что документы скреплялись подписями и печатями свидетелей, эти последние нередко вызывались в суд при разборе тяжбы, основанной на документах. Практика эта существовала уже в XIII в., что подтверждается Статутом Эдуарда I (1285 г.). Запрещая вызывать в качестве присяжных лиц бедного состояния, Статут делает исключение для вызываемых в суд «свидетелей, поименованных в документах», которые всегда должны быть вызваны.

На то, что свидетели вызывались и допрашивались перед присяжными, которые на основе этих показаний выносили решения и таким образом превращались в судей, указывает одно судебное постановление 1350 года. Этим постановлением одной из сторон в ходе процесса было отказано в требовании отвода свидетеля поименованного в документе. Отказ был мотивирован тем, что не свидетели, а присяжные решают дело, вынося вердикт.

И в середине XV в. можно считать установленным, что по гражданским делам перед присяжными происходит представление доказательств.

Канцлер Генриха VI Фортескью в своем сочинении  дал подробное описание деятельности суда присяжных, из которого видно, что они рассматривают доказательства всякого рода.

После установления такого порядка естественным оказался и переход к образованию малого жюри из состава всего графства, а не одной сотни. Но еще долгое время сохраняется требование, чтобы определенное число присяжных (шесть, позже четыре, позже два) было взято из соответствующей сотни.

Законом Эдуарда III 1352 года запрещается присяжным обвинительного жюри принимать участие в вынесении приговора. И так как функции обвинительного жюри все более переходят к большому жюри, образовавшемуся в собрании графства, то теперь обе формы суда различаются определенно под именем большого и малого жюри.

Но это малое жюри еще долгое время не являлось судом присяжных в ныне существующей форме. Его члены не проверяли непосредственно доказательств. Они решали дело своим вердиктом (verdictum, то есть объявлением под присягой истины) на основании лично им, как местным людям, известных фактов

Из такого построения разбирательства дел присяжными ведет свое происхождение долгое время сохранявшееся в английской процессуальной теории положение, согласно которому присяжные решают только вопросы факта, решение же вопросов права принадлежит судье.

Происхождение суда присяжных из свидетелей обвинения, выдвигавшихся общиной, обусловило, по-видимому, и требование единогласия выносимого присяжными вердикта. Такое объяснение дает историк английского суда присяжных Форсайт.

«Принимая во внимание, что сначала вердикт присяжных был не чем иным, как показанием свидетелей, передававших суду факты, им лично известные, мы сразу поймем, что требование единогласия было просто легальным определением количества доказательств, требовавшегося тогда законом для юридического определения известного события»  .

Перемена в порядке доказывания, то есть переход к непосредственному допросу свидетелей перед присяжными, очень медленно . происходила в уголовном процессе.

Первым шагом к превращению присяжных-свидетелей в при- сяжных-судей стал обычай передачи им для рассмотрения протоколов показаний свидетелей, составленных мировым судьей.

По-видимому, очень скоро после учреждения этой должности для охраны мира и усиления борьбы с преступлениями мировые судьи получили право принимать от шерифа представленные присяжными сотни обвинения (indictment) в отношении отдельных лиц. Находясь постоянно в пределах графства, мировые судьи стали в этой функции конкурировать с разъездными судьями. Но, таким образом, мировой судья становился соединительным звеном между частным обвинителем и обвинительным жюри. Ранее обвинитель представлял доказательства против обвиняемого непосредственно перед обвинительным жюри. Теперь же в случае ареста обвиняемого мировой судья стал рассматривать доказательства, представляемые ему потерпевшим. Так началось письменное оформление мировым судьей предварительно представленных ему материалов обвинения для передачи затем вместе с обвинением на рассмотрение жюри.

Этот, постепенно сложившийся порядок предварительного производства у мирового судьи был закреплен в статутном праве законом 1553 года .

Но положение обвиняемого при рассмотрении его дела присяжными по делам о тяжких уголовных преступлениях было в течение всего XV в. очень тяжелым. Во-первых, он не имел права выдвигать своих свидетелей, так как считалось, что «суд отчизны» сам является источником сведений, необходимых для решения дела. Во-вторых, обвиняемый не имел права на помощь со стороны защитника (counsel). Именно отсюда ведет свое начало английская юридическая поговорка: «Судья — лучший защитник обвиняемого» (the juge is the best counsel of the prisoner).

Поэтому для лиц непривилегированных классов передача своего дета на «решение отчизны», то есть на суд присяжных, была в этот период далеко не безопасна. И, несомненно, было очень много случаев упорного отказа обвиняемых от такого способа решения дела.

Поэтому в XV в. законодатель принимает ряд мер, направленных к принуждению обвиняемых соглашаться на «суд отчизны». При Генрихе IV (1399—1413 гг.) уже применялось к обвиняемому, отказывающемуся передать свое дело на «суд отчизны», не только заключение в тюрьме, но и дополнительная пытка, а именно наложение на него большой тяжести, получившее наименование «peine forte et dure»

Подробнее вопрос о применении этой меры был разрешен в законе Эдуарда IV 1475 года. Здесь рассматривалось, что должен был делать судья в случаях, когда обвиняемый не дает ответа и тем самым не соглашается на передачу решения его дела присяжным.

Если на вопрос судьи о согласии передать дело на разрешение присяжных подсудимый молчал, то судья должен был расследовать, находится ли он в таком состоянии «по злому умыслу» или по «воле божьей». Если судья находил, что он безмолвствует по воле божьей, то он должен был исследовать тождество личности подсудимого и все те оправдательные доказательства, которые мог бы представить подсудимый, если бы он не был безмолвен; если же подсудимый по «злому умыслу» отказывался «отдаться на суд бога и страны», то — говорил закон — «пусть он будет отправлен в тюрьму, откуда он пришел, и помещен в темницу, лишенную, света, и там пусть положат его на голый пол без матраца, соломы или покрывала и без всякой одежды, кроме повязки вокруг сокровенных частей тела: и пусть он лежит на спине и голова его будет покрыта, а нош обнажены, и пусть одна его рука будет привязана к одной стене комнаты, а другая — к другой, и пусть то же сделают с его ногами, а на тело его пусть будет положено столько железа и камней, сколько он может выдержать, и более; и когда пройдет первый день, он получит три куска хлеба без всякого питья; а на второй день он получит в три раза больше воды, нежели он может сразу выпить, причем эта вода должна быть взята из той, что находится у тюремных ворот, а не из проточной, без всякого хлеба; и такова будет его пища, покуда не умрет»  .