УЧЕНИЕ О КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ВЕРСИИ И ПЛАНИРОВАНИИ СУДЕБНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Аспекты рассмотрения значения версии - гносеологический, организационный и тактический

Содержательные определения криминалистической версии акцентируют внимание на круге и характеристике объясняемых версией объектов (фактов, явлений). Высказываемые по этому поводу мнения сводятся, в сущности, к двум точкам зрения на содержание криминалистической версии.

Согласно первой и наиболее распространенной из них криминалистическая версия по своему содержанию может относиться как ко всему событию в целом, ко всей совокупности имеющихся и подлежащих объяснению фактов, так и к отдельным элементам, обстоятельствам события, группам фактов и даже единичным фактам. Такого мнения придерживаются А. И. Винберг, Г. М. Миньковский, Р. Д. Рахунов, А. Н. Васильев, И. М. Лузгин, И. Ф. Пантелеев, А. А. Эйсман, С. И. Медведев и большинство других криминалистов и процессуалистов. Так, еще в 1960 г. А. Н. Васильев писал, что версия - это предположение "о наличии преступления в исследуемом событии, его характере, элементах состава преступления, отдельных обстоятельствах и их значении, а также о виновных лицах, формах вины, мотивах и целях преступления".

Толчком к формированию второй точки зрения послужил тезис В. И. Теребилова о существовании версий вообще как предположительного объяснения любого факта в процессе расследования и следственных версий - предположений относительно "основных, наиболее существенных обстоятельств, которые в совокупности образуют то, что в уголовном праве носит наименование - состав преступления". Разделяя эту позицию, Г. В. Арцишевский пришел к выводу, что версия расследования или следственная версия есть "предположение в отношении еще не установленного существа расследуемого события или еще не установленных признаков состава преступления" и что версией может именоваться лишь то предположение, которое основано на всей совокупности известных фактов, а не на одном каком-либо из них. Позднее, развивая эту мысль, он писал: "Целесообразно сохранить наименование "следственной версии" только за общими предположениями, представляющими собой различные варианты "системных" объяснений реально существующей "системы" объективных обстоятельств проверяемого события". Аналогичны взгляды и Г. Н. Александрова.

К высказанным уже нами критическим замечаниям по поводу данной концепции можно добавить следующее.

Совокупность исходных данных не имеет абсолютного значения, не зависимого от того, для построения какого предположения они являются исходными. Границы совокупности определяются уровнем построенного на этих исходных данных предположения. Если совокупность всех вообще данных, известных к моменту выдвижения версии, назвать генеральной совокупностью, то в рамках последней можно выделить совокупности, объединяющие меньшее число данных. Построенные на их основе версии будут относиться к версии, охватывающей генеральную совокупность, как части к целому. Но каждая такая версия (их, как известно, именуют частными) будет охватывать полностью свою совокупность исходных данных, то есть обладать тем самым признаком "полного использования исходных данных", который Г. В. Арцишевский считает "обязательным признаком следственной версии и в силу логических требований к гипотезе". Именно благодаря такому подвижному пониманию совокупности исходных данных и возможно существование гипотез разных уровней.

Рассматриваемый вопрос имеет еще один аспект исследования. Речь идет о том, каким признаком должны обладать исходные данные и факты, в отношении которых строятся версии. Мы полагаем, что этим признаком является относимость к делу, связь с предметом доказывания.

Резюмируя сказанное, можно сделать следующие выводы.

Версия - это обоснованное предположение о факте, явлении. В процессе доказывания в отношении исследуемых фактов могут возникать различные предположения, суждения, догадки. Но эти предположения только тогда могут стать версией, когда они основаны на известных фактических данных, базируются и объясняют всю соответствующую совокупность таких данных. В этом находит свое выражение такой признак криминалистической версии, как ее реальность в данных обстоятельствах места и времени.

Версия - это предположение о факте, явлении, относящемся к делу. Не могут считаться версиями предположительные объяснения фактов, никак не связанных с предметом доказывания. В этом находит свое проявление другой признак версии - ее относимость.

Содержательная характеристика версии неразрывно связана с ее функциональным определением.

Функциональные определения версии преследуют цель выявления ее роли в судебном исследовании в целом, в расследовании, производстве экспертиз и т. п.

Существуют три аспекта рассмотрения функционального значения версии: гносеологический, организационный и тактический.

С гносеологической точки зрения версию рассматривают как метод (или средство) познания истины в уголовном судопроизводстве. "Как метод познания, - пишет И. М. Лузгин, - версии обеспечивают установление и исследование связей между сложными юридическими конструкциями, существующими в виде абстракций, отображающих конкретные "живые" факты объективной действительности". Такой взгляд на версию оправдан ее логической природой. Однако если быть точным, то следует признать, что сама по себе версия не является средством приращения знания, средством перехода от вероятности к достоверности в судебном исследовании. Такую роль играет процесс проверки версии.

А. М. Ларин прав, когда рассматривает версию как "весьма специфическое, сложное, отнюдь не зеркальное отражение" (образ) действительности. В этом отражении результаты восприятия следов события вступают в сложное активное взаимодействие со всей суммой знаний, почерпнутых следователем из своего личного опыта, коллективной практики, положений науки. На этой базе возникают новые образы события, реально несовместимые, но сосуществующие в сознании следователя. "Такое состояние - необходимая предпосылка дальнейшей практической познавательной деятельности, которая в конечном счете может и должна привести к установлению единственного образа, вполне адекватного происшедшему событию. Следовательно, версия представляет определенный момент в познании обстоятельств уголовного дела - первоначальное исходное отображение фактов действительности". Это именно исходный момент процесса познания, определяющий его направление и цели, конкретные средства и ожидаемые результаты.

Поиск путей применения в криминалистике и доказывании метода моделирования, плодотворные исследования в этой области, предпринятые И. М. Лузгиным, А. Р. Ратиновым, А. А. Эйсманом, Л. Я. Драпкиным и другими криминалистами, привели к возникновению представления о версии как об одном из важнейших элементов мысленной модели (И. М. Лузгин) или идеальной информационно-логической (вероятностной) модели (А. Р. Ратинов).

 Считая такой взгляд весьма продуктивным, так как он "открывает возможность нового подхода к сущности версии, к ее генезису на основе понятий и концепций, разрабатываемых в теории моделирования", А. М. Ларин демонстрирует "испытание" версии в процессе мысленного эксперимента по конкретному делу и заключает, что результатом этого мысленного эксперимента явилось новое знание не только о возможных обстоятельствах дела, но и об источниках фактических данных, которые могут подтвердить проверяемую версию.

Принадлежа к числу сторонников метода моделирования и рассматривая его как один из общенаучных методов криминалистики, мы тем не менее не склонны переоценивать эвристическое значение использования некоторых его понятий, терминов и рекомендаций для решения задачи повышения практической эффективности ряда сложившихся понятий и категорий криминалистики. Представляется, что именно так обстоит дело и в рассматриваемом случае.

Именуя версию мысленной моделью, или моделью информационно- логической, а процедуру выведения следствий из версии - ее испытанием в ходе мысленного эксперимента, мы фактически ничего не добавляем к гносеологической характеристике версии и ее роли в судебном исследовании. Версия продолжает оставаться проблематическим знанием, пробелы в котором не восполняются, а достоверность которого не повышается от ее переименования в мысленную модель, во всяком случае на современном уровне криминалистики и моделирования. И не случайно А. М. Ларин завершает предпринятое им "испытание" версии путем мысленного эксперимента словами, которые опровергают все, сказанное им ранее о практическом значении этой мысленной процедуры: "Никакие размышления не заменяют собирания доказательств. Максимум того, что может дать мысленный эксперимент для расследования, - это испытание версии и развитие ее вплоть до предположения о возможных источниках доказательств". Нам остается только добавить, что предположения об источниках доказательств возникают при определении путей проверки следствий и что об этом неоднократно писалось в криминалистической и процессуальной литературе задолго до того, как возникла сама идея применения метода моделирования в судебном исследовании.

Подчеркивая роль версий как метода познания истины в судебном исследовании, мы полагаем, что это вовсе не означает признания исключительности этого метода, признания некоей специфической формы мышления при выдвижении версий и в процессе их проверки. Между тем в последнее время в литературе встречаются именно подобные утверждения. Так, А. Р. Ратинов, выступивший в свое время с утверждением о существовании специфического "следственного мышления" (свое отношение к этому утверждению мы выразили в первом томе настоящего Курса), полагает, что существует "версионное мышление" как такая разновидность "следственного мышления", признаком которой является гармоническое сочетание анализа и синтеза.

Если рассматривать версию как разновидность частной гипотезы, а следовательно, процесс выдвижения версий как мышление в форме гипотезы, протекающее по единым законам процесса познания, то едва ли в этом процессе остается место для специфического "версионного мышления". Кстати, гармоническое сочетание анализа и синтеза является условием и предпосылкой успешности всякой мыслительной деятельности независимо от того, идет ли речь о построении версии или об обнаружении новых залежей полезных ископаемых, оценке политической ситуации или искусственном разведении осетровых рыб. И разве А. Р. Ратинов не опровергает сам себя, когда пишет: "...версия и гипотеза - однозначные формы мышления - имеют одинаковую логическую и психологическую структуру. Гипотеза о жизни на Марсе, предположительный диагноз врача, версия о характере происшествия по природе своей однотипны. Версия возникает в том же порядке и на той же основе, проходит те же этапы развития, имеет такую же структуру и не может отвечать каким-то иным требованиям. Как частная гипотеза, охватывающая какое-то отдельное событие или явление, версия вовсе не является специфическим средством, присущим только процессу расследования... Всякие попытки усмотреть принципиальное отличие гипотезы от версии и какую-либо специфику последней в познавательном механизме представляются бесплодными". Любой противник концепции "версионного", а заодно и "следственного" мышления с удовлетворением подпишется под этими словами!

Выяснение гносеологической роли версии требует анализа исходных данных, служащих базой для ее построения и одновременно ею объясняемых. Такой базой, по общему мнению, являются фактические данные. Эти фактические данные могут быть почерпнуты как из процессуальных (доказательства), так и из непроцессуальных (ориентирующая информация) источников.

На первых порах в качестве основания для построения версий указывали только доказательства. Однако уже в 1957 г. Г. Н. Мудьюгин отмечал, что данные, используемые для построения версий, могут быть почерпнуты из любых источников, в числе которых могут фигурировать даже анонимные письма и слухи. Это положение стало общепризнанным, хотя нередко сопровождается рекомендациями соблюдать осторожность и осмотрительность при использовании информации, почерпнутой из подобных источников.

Опираясь на исходные данные, версия должна не просто объяснить их, но и раскрыть все виды связи между ними. Содержание версии, разумеется, всегда шире содержания исходных данных, так как включает и предположение о фактах, еще не установленных. Однако при этом содержание исходных данных должно полностью укладываться в содержание версии. Если версия не может объяснить все известные в момент ее выдвижения фактические данные, это означает:

•          а) что факт, выходящий за пределы содержания версии, не имеет отношения к данному событию, не связан с ним;

•          б) что версия в целом нереальна, не отражает объективно суще- твующей между фактами связи и не может служить направлением в расследовании;

•          в) что версия нуждается в корректировке с тем, чтобы объяснить всю совокупность имеющихся фактических данных.