ПРОИСХОЖДЕНИЕ БРАКА И СЕМЬИ

ГРУППОВОЙ БРАК. Когда появилась семья

Вместе с родом и Homo sapiens мы вступаем в общество сформировавшихся людей. Пришедший на смену первобытному стаду род был первым подлинно социальным организмом. Он представлял собой первое человеческое объединение, все особенности которого определялись потребностями развития производства. Его фундаментом были разборные отношения распределения. В нем не существовало никакой другой собственности, кроме коллективной.

Однако на том историческом этапе нормальное функционирование производства предполагало и требовало не только существования определенной системы собственно производственных отношений, т. е. отношений собственности, распределения, но и отсутствия между членами производственного объединения полового общения.

Последнее было связано с характером половых отношений в предшествовавшем роду первобытном стаде.

Будучи аномными, они препятствовали производственной деятельности. Производство не было еще в состоянии подчинить себе эти отношения, ввести их в определенные рамки. Оно смогло лишь вытеснить их из коллектива, т. е. превратить производственное объединение в полностью агамное.

Агамия производственного коллектива была необходимым условием нормального функционирования и развития производства. Она была не чем иным, как особого рода производственным отношением. Как всякое производственное отношение, она носила объективный, материальный характер. Отражением этого объективного отношения было агамное табу.

В силу полной агамии род не мог существовать в одиночку. Возникновение рода было одновременно и образованием дуально-родовой организации. Оба рода, составлявшие дуальную организацию, были социальными организмами.

Вполне понятно, что и связь между ними носила чисто социальный характер. Отношения между полами стали осуществляться теперь только в рамках этой социальной связи. И в позднем первобытном стаде существовало определенное регулирование половых отношений — производственные половые табу.

Но носило оно чисто негативный характер. С возникновением рода негативное регулирование было дополнено позитивным. Возникла определенная социальная организация отношений между полами. Такой организацией была дуально-родо- вая система.

С появлением рода и дуальной организации половые отношения перестали быть аномными, промискуитетными. Они были социально упорядочены. На смену аномии и промискуитету пришел брак, причем не между индивидами, а между их группами. Первой формой брачных отношений был групповой, дуально-родовой брак. Дуально- родовая организация была брачной организацией, брачным союзом двух родов.

Роды, составлявшие дуальную организацию, связывали социальные отношения не по производству, а по дето- производству. Социальные отношения по детопроизвод- ству были столь же объективны, столь же материальны, как и производственные. Их объективность была с неизбежностью обусловлена объективностью агамии производственного коллектива. Производство не могло прямо, непосредственно упорядочить половые отношения. Оно упорядочило их косвенно, породив полную агамию коллектива, а тем самым и групповой, дуально-родовой брак. Таким образом, на заре родового общества наряду с материальными отношениями по производству существовали материальные социальные отношения по детопроиз- водству. Первые связывали членов рода, вторые — коллективы, входившие в состав дуальной, т. е. брачной, организации.

Из предыдущей главы известно, что с возникновением и развитием производственных половых табу первобытное стадо постепенно разделилось на две более или менее обособленные группы: мужскую н жеиско-детскую, в свою очередь состоявшую из двух групп: женской и детской. Так как ядром женско-детской группы были взрослые женщины, то для простоты изложения мы будем называть ее женской группой. Особых неудобств это не создаст, ибо контекст всегда позволит понять, что мы имеем в виду, говоря о женской группе: группу взрослых женщин вместе с группой детей или только первую.

Сказанное выше позволяет уточнить становление дуально-родовой организации. Представим себе два первобытных стада — коллектив А и коллектив Б. Возникновение дуально-стадной организации было не чем иным, как завязыванием и санкционированием обоими коллективами половых отношений между членами мужской группы стада А (группы Ам) и членами женской группы стада Б (группы Бж), с одной стороны, и членами мужской группы стада Б (Бм) и членами женской группы стада А (Аж)—с другой. Превращение дуально-стадной организации в дуально-родовую представляло собой процесс упрочения социальных связей по детопроизводству между коллективами Л и £ и тем самым между группами Ам и Бж и группами Бм и Аж. Возникновение дуаль- но-родового брачного союза было одновременно и завершением становления двух его неразрывно связанных между собой частей — систем Ам — Бж и Бм — Аж.

Окончательно оформление связи по детопроизводству между мужскими и женскими группами, принадлежащими к разным коллективам, было в то же время полным и окончательным разрывом половых связей между членами мужской и женской групп внутри каждого из них, т. е. превращения каждого из них в полностью агамное объединение.

Оформившаяся дуально-родовая организация включала в свой состав четыре теснейшим образом связанные группы: две мужские (Ам и Бм) и две женские (Аж и Бж). Между группами Ам и Аж существовала прочная производственная связь: они вместе образовали один экзогамный хозяйственный коллектив, один род А. Такая же связь существовала между группами Бм и Бж. Они образовали один экзогамный хозяйственный коллектив, один род Б. Между группами Ам и Бж тоже существовала связь, но не хозяйственная, а детопроизвод- ственная. Вместе они составляли одну из двух частей дуально-родовой брачной организации. Такие же отношения существовали между группами Бм и Аж. Вместе они образовывали другую часть той же самой дуально-родовой брачной организации.

Таким образом, на заре родового общества производственные и детопроизводственные отношения взаимно исключали друг друга. Если люди принадлежали к одному хозяйственному коллективу, то между ними не могло быть половых отношений. Производственный коллектив являлся полностью агамным. Половые отношения были возможны только между людьми, не связанными производственными узами, принадлежавшими к разным, совершенно самостоятельным в хозяйственном отношении социальным организмам. Первоначальный групповой, дуально-родовой брак был, если можно так выразиться, дисэкономическим, дисхозяйственным. Входя в состав разных хозяйственных коллективов, люди, имевшие право вступать в половые отношения, должны были, разумеется, и жить раздельно. Будучи дисэкономическим, первоначальный брак был тем самым и дислокальиым.

В таких условиях связи между индивидами противоположного пола, принадлежавшими к разным коллективам, неизбежно должны были сводиться лишь к половым отношениям, носить сугубо личный характер. А это может означать лишь одно: между принадлежащими к разным родам дуальной организации мужчинами и женщинами, взятыми не вместе, а по отдельности, брачных отношений не существовало. Их отношения не были брачными, не были браком. На первый взгляд такой вывод кажется парадоксальным. Попытаемся в этом разобраться.

Никто, вероятно, не будет спорить с тем, что половые и брачные отношения далеко не одно и то же. Половые отношения могут существовать и существуют и бег брачных. Брачные отношения, включая в себя половые, никогда к ним не сводятся. Брак есть определенная социальная организация отношений между полами. Он предполагает наличие определенных, признанных обществом прав и обязанностей между связанными им сторонами.

Там, где социальная санкция отношений между полами отсутствует, они не являются браком и в том случае, если имеют долговременный характер. Так, не являлось браком парование, наблюдавшееся на ранней стадии первобытного стада. Оно не влекло за собой ни прав, ни обязанностей.

Но зато определенные права и обязанности по отношению друг к другу существовали у родов, составлявших дуальную организацию. Каждый из них, строжайше воспрещая половое общение между своими членами, предписывал членам своей мужской группы вступать в половые отношения с членами женской группы другого коллектива и соответственно членам своей женской группы — с членами мужской его группы. Этим социальное регулирование половых отношений на первых порах и ограничивалось.

Связи по детопроизводству были социально организованы только как отношения между группами индивидов, но не менаду индивидами, взятыми в отдельности. Ни один конкретный мужчина не был обязан вступать в связь с любой женщиной другого рода, равно как ни одна конкретная женщина не была обязана отдаваться любому мужчине иного рода. Для каждого конкретного члена, скажем, мужской группы одного коллектива обязанность вступать в половые отношения с членами женской группы другого рода являлась лишь указанием на круг лиц, внутри которого он имел право искать полового партнера, и только. Кто же из данного круга лиц становился его партнером и на какое время —это определялось лишь доброй волей вступавших в связь. Вступление в половые отношения лиц, принадлежащих к разным родам, не давало им никаких прав друг на друга и не накладывало на них никаких обязанностей по отношению друг к другу. Вмешательство коллективов в эти отношения сводилось лишь к пресечению попыток насилия, лишь к обеспечению возможности каждого индивида располагать собой.

Таким образом, половые связи между индивидами, как таковыми, не были социально организованы. Они были социально упорядочены между ними лишь как между членами определенных групп. Но если отношения между индивидами не были браком, то не имеет смысла говорить о них как о «мужьях», «женах», «супругах». Их можно называть лишь половыми партнерами. Таким образом, парадоксальность вывода о том, что при групповом браке брачных отношений между индивидами, как таковыми, не было, лишь кажущаяся. Парадоксальным он выглядит потому, что вступает в противоречие с привычным, сложившимся представлением о групповом браке.

Так как современному человеку известен лишь индивидуальный брак, то для него понятие о браке невольно сводится к понятию индивидуального брака. Поэтому, когда исследователи впервые столкнулись с групповым браком, они поняли его не как качественно особый тип брачных отношений, а лишь как своеобразную форму индивидуального брака. Групповой брак они представляли в виде совокупности брачных отношений каждого конкретного мужчины из числа составляющих данную группу с каждой конкретной женщиной из числа составляющих другую группу, т. е. как сочетание многоженства и многомужества.

Именно так понимали групповой брак Л. Морган и большинство его последователейОдним из немногих исключений был Л. Файсон. В одной из работ он попытался истолковать групповой брак как отношение только между группами индивидов, а не самими индивидами, святыми в отдельности2. Другим исследователем, вплотную подошедшим к той же мысли, был У. Риверс. Именно осознание, хотя и смутное, того факта, что групповой брак не представляет собой суммы индивидуальных браков, побудило У. Риверса заменить термин «групповой брак» термином «сексуальный коммунизм»3. Однако идея, высказанная Л. Файсоном и У. Риверсом, осталась неразработанной и не оказала никакого влияния на развитие этнографической мысли.

Многие сторонники моргановского направления и ныне продолжают рассматривать групповой брак как сочетание полигинии и полиандрии. Такой взгляд неизбежно делает саму идею эволюции семейно-брачных отношений от промискуитета через групповой брак к индивидуальному (парному, а затем моногамному) весьма уязвимой для критики — ведь такого группового брака, каким они его себе представляют, никогда не существовало в качестве стадии исторического развития. Отстоять и развить основную идею, лежащую в основе схемы Моргана, в настоящее время невозможно, не отказываясь от той трактовки группового брака, которой он придерживался, не заменяя ее новой, опирающейся на данные современной науки.

Групповой брак, пришедший на смену аномии и частичной агамии, не был ни суммой, ни системой индивидуальных браков. При своем возникновении он никак не был связан с индивидуальным браком и существовал без него. Первоначальный групповой брак был просто-напросто союзом двух родов, существование которого обеспечивало половые отношения между их членами. Могут сказать, групповой брак, каким он изображен выше, столь не похож на брак в привычном смысле слова, что не может быть назван этим термином. Напомним, что брак в привычном смысле — это индивидуальный брак. Если понимать под браком лишь индивидуальный, тогда для обозначения явления, которое мы до сих пор называли групповым браком, действительно придется искать другой термин. Но вряд ли есть в этом необходимость.

Несмотря на различия между групповым и индивидуальным браком, они имеют между собой глубоко общее: оба они представляют собой определенную социальную организацию отношений полов. И при групповом и при индивидуальном браке стороны, связанные такими отношениями, имеют определенные права и обязанности. Это позволяет называть браком не только хорошо известный людям современного общества союз между индивидами, но и союз между двумя родами, пришедший в далекой древности на смену аномии.

Так как Морган понимал групповой брак как сумму индивидуальных браков, то он с неизбежностью сводил его к отношениям между мужчинами, с одной стороны, и женщинами—-с другой. Во всех его построениях, относящихся к групповому браку, фигурируют лишь мужская и женская группы, члены которых выступают по отношению друг к другу в качестве мужей и жен. И шаг вперед по сравнению с Морганом в понимании группового брака заключается не только в том, что групповой брак предстает как союз групп, а не лиц, но и в том, что в качестве сторон в нем выступают не просто мужская и женская группы, а роды, каждый из которых состоит как из мужчин, так и из женщин. Конечно, и здесь фигурируют мужские и женские группы. Несомненно, что в определенном смысле отношения между мужской и женской группами, принадлежащими к разным родам, могут быть названы групповым браком. В дальнейшем повествовании термин «групповой брак» для простоты изложения мы будем кое- где употреблять и в этом ограниченном значении. Но важно подчеркнуть, что отношения между мужскими и женскими группами, принадлежащими к разным родам, не представляют собой самостоятельных союзов, они являются всего лишь сторонами того фундаментального брачного союза, который возник и существует между родами как едиными целостными образованиями.

Отсюда вытекает еще одна особенность группового, дуально-родового брака. Индивидуальный брак в привычной для нас форме всегда связан с семьей, является ее основой. JI. Морган, рассматривавший групповой брак как совокупность индивидуальных, связывал каждую выделенную им форму группового брака с определенной формой семьи. В действительности с групповым браком никакой особой организации по вскармливанию и воспитанию детей, которую можно было бы назвать семьей, не возникло. Состоявшая из мужской и женской групп родовая коммуна — единственный существовавший в ту эпоху хозяйственный и социальный организм — была одновременно и той организацией, которая обеспечивала

воспитание и вскармливание подрастающего поколения.

Рождаясь, ребенок оказывался в составе детской группы, которая была неразрывно связана с женской. С наступлением зрелости (оно отмечалось особого рода обрядами — инициациями) 4 девушки переходили в женскую, а юноши — в мужскую группу своего рода. В условиях дисэкономического и дислокального дуально-родового брака человек всю жизнь принадлежал к коллективу, в котором родился, т. е. к тому, к которому принадлежала его мать. В этом смысле первоначальные роды, составлявшие дуальную организацию, были материнскими. Это отнюдь не значит, что принадлежность человека к роду определялась по матери. Человек принадлежал к данному роду вовсе не потому, что к нему принадлежала его мать, а потому, что он от рождения входил в состав данного коллектива и ни в какой другой входить не мог. В эпоху, когда род совпадал с хозяйственным коллективом, не было никакой практической нужды в материнском счете принадлежности к нему. Таким образом, хотя первоначальный род был материнским, это обстоятельство не осознавалось и не имело общественного значения.

Формой осознания единства всех членов первоначального рода и их отличия от членов остальных коллективов продолжал оставаться тотемизм. Каждый род имел свой тотем, который был тотемом и каждого его члена. Принадлежность к роду была равнозначна обладанию определенным тотемом. Вполне понятно, что человек обретал тотем одновременно с членством в роде. Тотемом человека, родившегося в данном коллективе, становился тотем данного коллектива, т. е. тотем всех его членов5.

Положение изменилось, когда в процессе дальнейшего развития род не стал совпадать с производственным коллективом. Агамия перестала быть производственным отношением, однако агамный запрет по инерции продолжал сохраняться многие тысячелетия. Поэтому необходимостью оставалось определение родовой принадлежности появлявшихся на свет людей. Но в условиях, когда производственное объединение включало в свой состав людей, принадлежавших не к одному роду, а к разным, автоматическое определение родовой принадлежности и тотема человека стало невозможным. Возникла практическая нужда в особом способе определения принадлежности к роду, в особом счете принадлежности к нему.

В силу полной агамии рода возможно существование только двух взаимоисключающих способов определения принадлежности к нему: она может считаться либо по матери, либо по отцу. Мы намеренно говорим о способе определения принадлежности к роду, счете принадлежности, а не о счете родства, счете происхождения. Дело в том, что два последних понятия выработаны на основе линейно-степенной системы родства и их употребление для обозначения совершенно иных отношений может привести только к путанице. Когда речь идет о счете принадлежности к роду по матери или по отцу, всегда имеются в виду социальное материнство или социальное отцовство, которые могут совпадать, а могут и не совпадать с биологическими. У австралийцев, как уже отмечалось, существовал отцовский род и тем самым счет принадлежности к роду по отцу. Но у них отсутствовало поня- гис о биологическом отцовстве, и поэтому в применении к ним нельзя говорить об отцовском счете происхождения в привычном смысле.

И дело не только в этом. Когда говорят о материнском или отцовском счете происхождения, невольно имеют в виду прослеживание степень за степенью целой линии, восходящей к более или менее отдаленному предку. В этой мысли утверждает и ставшее привычным определение рода как группы людей, ведущих свое происхождение по мужской или женской линии от общего предка. А между тем такое определение далеко не точно. Прежде всего даже в том случае, когда члены рода верят в происхождение от общего предка, ни один из них не в состоянии проследить линию, связывающую его с этим предком. Соответственно члены рода не могут проследить и линии родства, связывающие их друг с другом. Они не являются родственниками в привычном для нас смысле. Они просто верят в свое родство.

Но самым важным является факт, что у значительного числа народов, сохранивших материнско-родовую организацию, представление об общем родовом предке вообще отсутствовало6. Иначе говоря, члены рода у таких народов даже и не претендовали на родство в том смысле, который мы вкладываем в это понятие. Если их и связывало «родство», то совершенно иное, качественно отличное от того, которое известно нам. Во избежание путаницы его следовало бы назвать по-иному, например родовством. У многих народов наряду с родовством существовало родство в привычном нам смысле. Но сосуществуя, они никогда вопреки распространенному мнению не совпадают и совпасть не могут. Не только все сородичи не являются родственниками, но и все родственники, включая самых близких, не могут быть сородичами. Достаточно вспомнить, что один из двух родителей человека обязательно должен был принадлежать к иному роду, чем он сам.

В наиболее чистом виде родство выступает у народов, имеющих материнско-родовую организацию. Оно у них не приобретает вида родства, как у некоторых других народов. Принадлежность к определенному роду осознается не в форме общности предка, а в форме общности тотема7, т. е. так же, как это было на стадии первоначальной дуально-родовой организации. Все люди, принадлежавшие к одному роду, имели один тотем. Все люди, имевшие один и тот же тотем, принадлежали к одному роду. Рождаясь, человек получал тот же самый тотем, что имела его мать. Тем самым он включался в состав рода матери. Таким образом, для определения родовой принадлежности человека не было никакой нужды прослеживать связи человека с другими членами рода, углубляться в его генеалогию. Чтобы определить род человека, достаточно было знать, к какому роду принадлежит его мать. Если же род был отцовским, достаточно было знать, к какому роду принадлежит отец человека.