На поиски динозавров в Гоби

Костеносные слои Баин-Ширэ. Местонахождение палеогеновых млекопитающих Эргиль-Обо

К утру стало совсем тихо и так тепло, что место находки динозавра мы отправились осматривать легко одетыми, без ватников и полушубков. Скелет динозавра залегал в средней части обрыва — в слое плотной красной глины. Кости, окрашенные солями марганца в темный цвет, хорошо выделялись на фоне породы. Поблизости Малеев обнаружил лапу второго экземпляра.

Тогда в поле, видя лишь отдельные вскрывшиеся кости скелета без черепа, Ефремов думал, что они принадлежат не панцирным динозаврам, или анкилозаврам, как иначе называют эту группу, а их родственникам — рогатым динозаврам, или цератопсам, резко отличающимся от первых черепом, но сходным с ними в строении скелета. Поэтому первоначально и геологический возраст костеносных слоев Баин-Ширэ был датирован концом мела, но, естественно, после препаровки и изучения материалов в Москве были внесены соответствующие поправки.

Баин-ширинские анкилозавры жили, по-видимому, в середине мела, а точнее — в начале позднемеловой эпохи.

Они обладали для своей группы «средним размером» — около 3 метров длины, из которых почти половина приходилась на хвост. Малеев, занимавшийся их изучением, назвал их таларурусами («плетеные хвосты»), имея в виду окостеневшие сухожилия в хвосте, напоминающие как бы плетку. Туловище таларурусов было уплощенным, а голова небольшой с мелкими зубами, приспособленными для перетирания грубой растительной пищи. Передние и задние ноги обладали, как у некоторых млекопитающих, широкими копытными фалангами, свидетельствовавшими о том, что эти ящеры ходили по мягким грунтам. Костные щитки и шипы, находившиеся в коже, образовывали у таларурусов несколько параллельных поясов на спине, защищая тело ящера от нападения сверху. У некоторых анкилозавров костные пояса, срастаясь между собой, превращались почти в сплошной панцирь, подобный крокодильему или даже черепашьему, благодаря чему они получили вполне справедливое название «ящеров-танков», особенно, если учесть, что крупные анкилозавры могли достигать 8–9 метров длины. Таларурусы, по-видимому, обитали в прибрежных зарослях вокруг водоемов, где они находили достаточно пищи для себя и где им легче было прятаться от своих грозных врагов — хищных динозавров.

Как показывает геологическое изучение местонахождения Баин-Ширэ, оно образовалось в крупном озерном бассейне, куда время от времени попадали трупы погибших таларурусов. Но в озере накопление осадков идет не так быстро, как, скажем, в дельтовой области, куда выносится течением огромное количество тонких осадков. Поэтому в озерных местонахождениях труп животного, прежде чем заносится осадком (чтобы попасть в «вечное погребение»), обычно подвергается некоторому распаду. Так именно случилось и на Баин-Ширэ: как выяснилось позже, здесь перемешались кости нескольких экземпляров, из которых ни один не сохранился полностью, причем почти у всех отвалилась и «потерялась» голова.

Изучение вопросов захоронения помогает не только более точно и правильно расшифровать геологические условия прошлого, но и судить о местах обитания животных, а также о палеонтологической перспективности местонахождений. Этими вопросами в палеонтологии занимается тафономия (от греческих слов «тафос» — могила и «номос» — закон) — специальное направление, изучающее закономерности захоронения, — основанная и развитая И. А. Ефремовым.

В Баин-Ширэ было решено организовать раскопки скелета, направив в то же время небольшой разведочный отряд еще дальше на юг, в район Хатун-Булак-Сомона, где 25 лет назад американские палеонтологи обнаружили остатки бронтотериев — крупных млекопитающих со странными выростами на черепе.

Итак, Эглон с Пресняковым и шестью рабочими остались на Баин-Ширэ, а вся «научная сила», т. е. Ефремов, Новожилов, Малеев и я, отправилась в сопровождении сайн-шандинского дарги в разведку. С нами поехали также переводчик Очир и четверо рабочих. Из машин мы взяли «Дзерена» и «Волка». «Тарбаган» и «Дракон» остались на раскопках, а «Козел», отправленный после охоты в «полевой госпиталь», по выздоровлении должен был доставить к нам Эглона — нашего главного мастера по раскопкам. В половине второго Пронин и Вылежанин завели машины, и мы покинули лагерь на Баин-Ширэ.

До «лесовозной» дороги, свернув с которой мы вчера плутали полдня, оказалось всего 6 километров. Выбравшись на нее, машины быстро покатились на юг. Сначала ехали по глинистой котловине с красным дном, затем перевалили через небольшие черные горы Далан-Хара-Ула, снова опустились в котловину, но уже не красную, а черную, и поехали вдоль длинного базальтового обрыва, тянувшегося справа. Слева группами и в одиночку росли типичные гобийские деревья — хайлясы (ильмы, пустынные вязы). Это невысокие, но кряжистые деревья, с твердой древесиной. Они сохранились по берегам сухих русел, вдоль следования подземных водотоков.

За поселком Хубсугул-Сомон начались полосы сыпучих песков. Не один раз приходилось использовать доски и людские силы, чтобы вытащить садившиеся в песок машины. Проехав еще с полсотни километров, мы врезались в сухое широкое русло, заполненное песком. «Дзерен» крепко увяз, и его пришлось вытаскивать назад «Волком». Пока мы возились с машиной, начало темнеть, и мы решили заночевать, тем более что ночь обещала быть относительно «нехолодной». Все же нам пришлось залезать в спальные мешки в ватных костюмах, предварительно завернув спальный мешок в толстый слой кошмы и прикрывшись поверх всего полушубком или дохой.

Утром мы благополучно переехали сухое русло, показавшееся нам вчера в темноте очень страшным, и вскоре очутились в Хатун-Булак-Сомоне.

Мы не знали точно, где расположено местонахождение, описанное американцами. Они назвали его Ардын-Обо, указывая, что оно находится в 20 милях к северо-западу от Хатун-Булак-Сомона. На карте этому месту соответствовало Эргиль-Обо. Местные же араты  сказали нам, что Ардын-Обо, точнее Эрдени-Обо, находится примерно в 35–40 километрах к юго-востоку от Хатун-Булак-Сомона. Мы были в затруднении от таких противоречивых данных и решили обследовать оба пункта, начиная с «монгольского» Эрдени-Обо. Взяв местного проводника и распростившись с приветливым даргой, к которому уже все привыкли, наш небольшой отряд отправился в путь.

Дорога, вернее жалкие остатки старой караванной тропы, была ужасной, так как она шла по каменистым склонам, прорезанным множеством промоин. Наконец, мы достигли места, которое монголы называют Эрдени-Обо. Здесь не могло быть никаких костей ископаемых животных, так как кругом были различные магматические породы, а выходы осадочных пород, в которых именно и встречаются остатки древних животных, совершенно отсутствовали. Пришлось возвращаться назад. Чтобы не испытывать снова перенесенных мучений, решили сделать объезд дальней северной дорогой через Агаруту-Сомон и лишь к вечеру добрались до Хатун-Булак-Сомона  . Дул сильный ветер, обжигавший морозом лицо, и мы с радостью забрались в теплое помещение. Малееву удалось подстрелить дзерена, и мы устроили маленькое пиршество. Зажаренное мясо было замечательно вкусным, немного напоминавшим зайчатину.

На следующий день, 23 марта, мы направились на Эргиль-Обо. Светлая полоса обрыва, видневшаяся на горизонте к северо-западу от сомона, напоминала длинный мыс. Некоторые из стариков-аратов припомнили, что давным-давно кто-то собирал там «каменных змей». Это подтвердило мнение, что «американское» Ардын-Обо соответствует «монгольскому» Эргиль-Обо.

Когда наш отряд подъехал к обрыву, до которого от сомона оказалось всего 25 километров, то по фотографиям и описаниям американских палеонтологов мы окончательно удостоверились, что прибыли на место, называемое монголами Эргиль-Обо. Причину путаницы в названиях мне удалось выяснить лишь в 1956 году: сомон во времена американской экспедиции стоял в другом месте.

На северо-восточной вершине обрыва находилось большое, величиной с юрту, обо. «Обо» — непереводимое слово, означающее дорожный знак в виде кучи камней, забросанных сверху различными предметами приношения: костями животных с тибетскими молитвами, монетами, лентами и расписными флагами, деревянными кинжалами и другими вещицами. Эти обо складывались в течение десятилетий на возвышенных местах, вдоль караванных троп, будучи, таким образом, прекрасным ориентиром. Каждый путешественник считал своим долгом бросить на обо несколько камней или положить какую-нибудь священную реликвию.

Так выглядело и это обо. Большие размеры позволяли увидеть его издали, за много километров. Оно было сооружено фундаментально — из камней, переложенных толстыми корнями и сучьями саксаула, и, по-видимому, считалось священным. Под обо, прилепившись к стенке обрыва, на высоте 60–70 метров от земли висело гнездо орла, описанное еще начальником американской экспедиции Эндрьюсом.