РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Раздел страны на губернии. Назначение губернаторов

       Однако же и для Петровской эпохи такое положение вещей было слишком оригинальным, чтобы оно могло длиться долго.

Как ни влиятельна была буржуазия - больше иноземная, чем туземная - экономически, политическая власть была не в ее руках. У ратуши с ее буржуазной централизацией давно был готов соперник, от имени которого и в пользу которого, работала, в сущности, и буржуазия.

Проект "наместничеств" 1681 года так же мало упал с неба, как и проект всероссийской "бурмистерской палаты". Уже в 50-х годах XVII века на окраинах Московского государства мы встречаем начальников с чрезвычайными полномочиями, и всегда из крупной знати, близкой к царскому двору.

Таков был князь Репнин, правивший сначала в Смоленске, потом в Новгороде; когда он уезжал на время в Москву, команду принимал его сын, точно дело шло о настоящем удельном княжестве. Таков был в Белгороде князь Ромодановский и в Казани знаменитый Борис Александрович Голицын, который, по словам современника, "правил весь низ (все Поволжье) так абсолютно, как бы был государем".

Как и полагается феодалам, то были, прежде всего, военные начальники - командующие войсками того или иного округа, по теперешней терминологии, но, по феодальному же обычаю, военное начальство было начальством вообще. Белгородский воевода ведал приписанными к Белгороду городами не только в военном, но и в финансовом, и в судебном отношениях: "службою и судом и денежными и хлебными всякими доходы". В 1670 году несколько городов Смоленского округа были переданы в новгородский "разряд" (как именовались тогда эти округа) "со всею службою и со всякими тех городов доходы, и судом и расправою, и поместными и вотчинными делами".

Иностранцу, смотревшему на московские порядки, так сказать, с птичьего полета, и от которого поэтому подробности московской административной техники не могли закрыть сущности дела, установившиеся к концу XVII века, порядки казались формальным "разделением Руси". "Во всех областях, на которые разделена была империя, - пишет английский моряк Перри, приехавший в Россию в 1698 году, - они (важные, знатные господа, которые были любимцами царя и принадлежали обыкновенно к именитейшим родам России) действовали, как подчиненные царю владетельные князья, имеющие право пользоваться царским именем, чтобы придавать большую силу издаваемым ими приказаниям; можно сказать, что в их руках находилась жизнь людей и их имущество.

Для рассмотрения дел и приведения в исполнение их приказаний каждый из этих господ или князей имел присутственное место, или палату, в Москве, где эти знатные господа большей частью имели местожительства; туда подавали просьбы из всех меньших городов, находящихся в каждой из этих областей. В этом присутствии вместо судей заседали дьяки или канцлер; обязанность их заключалась в том, чтобы выслушивать и решать дела, подписывать приказы, относящиеся до казначейства, военных или гражданских дел, и от времени до времени отдавать отчет в своих действиях тому из господ, под начальством которого они действовали; вышеозначенные господа редко сами приходили в палаты, чтобы выслушивать дело.

Дьяки представляли им вопрос в той форме и в том свете, как желали и в случае неудовольствия в это время не существовало возможности подать прошение ни в какое высшее место. Каждому из этих господ предоставлено было право назначать и посылать правителей во все большие и малые города, посредством которых каждая область подразделялась на меньшие округа... Собранные (воеводами) суммы высылались в главный приказ или в собственную канцелярию каждого из этих бояр, живущих в Москве, где производился расчет сборов, сделанных в каждой области, смотря по тому, как для них было выгоднее - с приложением отчета о том, что было истрачено на разные вымышленные случаи, относящиеся до служебных необходимостей и пользы каждой области; остаток денег высылали в канцелярию главного казначейства".

   "Устройство ратуши было со стороны Петра серьезной попыткой противодействовать" этому растаскиванию государства "важными знатными господами": если символическую фигуру Петра мы заменим торговым капиталом, как раз к началу Северной войны ставшим в центре всех дел, эта оценка г. Милюкова будет вполне правильной. В момент своего наивысшего подъема торговая буржуазия оттеснила на задний план петровских сатрапов, и они не решились даже серьезно ей сопротивляться (о кое-каком противодействии бояр учреждению ратуши говорит тот же Перри).

 Но уже очень скоро "важные знатные господа, которые были любимцами царя", взяли свое. В 1707 или 1708 году все города, кроме тех, которые ближе 100 верст к Москве, были "расписаны" между пограничными центрами: Киевом, Смоленском, Азовом, Казанью, Архангельском и С.-Петербургом*. Каким принципом руководствовались при "расписывании" городов, на этот счет хорошо осведомленный современник, Татищев, говорит ьполне определенно. "Губернаторы" старались захватить возможно больше доходных городов: так, например, Меншиков "приписал" к Петербургу Ярославль "для богатого купечества"; как наиболее близкое к Петру лицо, он два города своей губернии, Ямбург и Копорье, получил прямо в личную собственность.

В том же качестве первого человека по царе Меншиков стал получать города еще раньше официального "расписывания" их по губерниям: уже в 1706 г. Петр сделал распоряжение; "Новгород, Великие Луки и прочие принадлежащие к ним города по росписи г. Меншикова отослать совсем к его губернации"". Но и прочие "губернаторы" были из ближайших к царю людей: Азовская и Казанская губернии были в руках братьев Апраксиных, один из которых, "адмиралтеец" Федор Матвеевич, после Меншикова был к Петру ближе чем кто бы то ни было; Киевская была отдана ставшему впоследствии столь знаменитым вождю "верховников" 1730 года, князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, которого Петр особенно уважал; в Смоленске сидел царский родственник Салтыков. Мы очень ошиблись бы, если бы это сосредоточение власти на местах в руках доверенных людей царя объяснили соображениями целесообразности: желанием лучше знать местные дела, непосредственнее на них воздействовать и т.п.

Этого уже потому не могло быть, что стоять близко к царю и находиться близко ко своей губернии невозможно было одновременно. Губернаторы, по большей части, находились там же, где был центр власти, и во время Северной войны "прилучались быть в армии". Более других оседлым в своей губернии был князь Д.М. Голицын; а вместо Меншикова в Ингерманландии управлял "ландрихтер" Корсаков, вместо Ф. Апраксина в Азовской губернии - Кикин, вместо Петра Апраксина в Казани - вице-губернатор Кудрявцев; сибирский губернатор князь Гагарин, которого Петр впоследствии должен был повесить за невообразимый грабеж, большей частью пребывал в Москве. То управление через "дьяков и канцлеров", о котором говорил Перри, продолжалось, таким образом, и после нового раздела страны между "знатными господами".

Все, чего от них требовал Петр, - это, чтобы они делились с центральной властью своими доходами: восстанавливая денежные подати средневекового вассала средневековому сюзерену, губернаторы подносили царю "подарки". Они бывали большие - до 70 000 рублей сразу, и маленькие, исчислявшиеся десятками рублей; регулярные, из года в год, и чрезвычайные - по какому-нибудь особенному случаю: так, по случаю свадьбы Петра с Екатериной губернаторы должны были прислать по 50 рублей с каждого города.

Больше всех утешал Петра своими "подарками" казанский губернатор Петр Апраксин, за три года переславший царю 120 000 рублей от своего усердия (на современные золотые деньги несколько более миллиона); зато при нем "учинилось впусте" в Казанской губернии 33 215 дворов инородцев, плативших ясак, и оттого вскоре оказалось "не только запросных (чрезвычайных), но и табельных (обыкновенных) сборов сбирать невозможно - за умножением в дворовом числе многой пустоты". Д. М. Голицын собрал за свое управление Киевской губернией "излишних денежных сборов 500 000 рублей (четыре с половиной миллиона) - и от тех тягостей и от излишних сборов в Киевской губернии учинилась пустота". А еще Голицын считался лучшим губернатором!

  "Знатные господа" в свое время сопротивлялись устройству ратуши. Как отнеслась сконцентрированная в ратуше буржуазия к учреждению губерний? Попытки сопротивления были и здесь. Обер-инспектор ратуши, знаменитый Курбатов, горячо протестовал против "расталкивания" и старался найти наиболее чувствительный пункт у царя, указывая на возможное, при новых порядках, уменьшение доходов. "Ежели не растащена будет собранная тобою, государем единым, ратуша, - писал он Петру, - и мне бедному препятия, как уже и есть мне, не будет, учиню при помощи Божией для святыя войны, ее же ради я призван, многое собрание".

Не будет ратуши, и воевать не на что будет, грозился Курбатов: "Ей-ей во единособранном правлении всегда лучше бывает", тогда как "немногая бывает и будет польза в разном правлении". Петру трудно было на это ответить. Будущий (и как скоро!) создатель бюрократического режима в России то цеплялся за бюрократизм ратуши, иронически напоминая о десятках расписок, которые приходилось брать каждому плательщику, то приводил избитый мотив о том, как трудно управлять заочно. Мотив, не годный уже потому, что именно губернаторы, как мы видели, по большей части правили заочно, хотя правда, что расписками и вообще отчетностью они себя не утруждали. Возражения Курбатова только несколько затянули дело. И единственной уступкой буржуазии было то, что представитель и защитник ее интересов Курбатов сделался начальником Архангельской губернии, наиболее буржуазной из всех. Торговый капитал и феодальная знать размежевались, таким образом, территориально, причем в руки второй досталось девять десятых, а в руках первого осталась одна десятая всей территории и всей власти*.