Вольное экономическое общество. Анкета. Крепостные крестьяне в городе на зароботках

 

РУССКАЯ ИСТОРИЯ

 

 

Вольное экономическое общество. Анкета. Крепостные крестьяне в городе на зароботках

 

Вольное экономическое общество при самом своем основании пожелало собрать сведения об экономическом положении различных областей России, и в первой же книжке его "Трудов" был напечатан весьма обширный и детально разработанный план анкеты, заключавший в себе 65 вопросов, "касающихся до земледелия".

 

Это было, для своего времени, очень крупное и рационально задуманное предприятие - если бы оно удалось вполне, мы имели бы нечто вроде моментальной фотографии аграрных отношений, существовавших в России около 1765 года.

 

 К сожалению, полученные обществом ответы охватывают лишь меньшую часть тогдашних провинций, притом не все они напечатаны в "Трудах", а в напечатанных есть пробелы. Тем не менее ничего столь полного мы не имеем ни для предшествующей эпохи, ни даже для последующих, вплоть до того времени, когда появились работы "редакционных комиссий" 50-х годов. Нам в дальнейшем не раз придется прибегать к данным этой анкеты.

 

Пока отметим, что по интересующему нас вопросу об относительном перенаселении ответы корреспондентов Вольного экономического общества вполне подтверждают слова Щербатова. "Сколько я приметить мог, - писал из Каширского уезда знакомый нам Болотов, - то во многих местах здешнего уезда более способных работников, нежели земли к делению способной. Почему многие помещики от времени до времени вывозят крестьян своих в Воронежскую и Белогородскую губернии, и селят в степных уездах". "В здешней провинции противу пашенной земли земледельцев гораздо больше", - категорически заявлял корреспондент из Переяславля Залесского.

 

Притом "крестьяне опричь земледелия никаких промыслов других не имеют": здесь, таким образом, мы имеем очень чистую форму избыточного населения, которому ничего не остается, как уйти, если оно не хочет умирать с голоду. Избыток отмечается во всех центральных провинциях: в Рязанской, Калужской, Владимирской и Тверской**. Его нет только в южных и восточных пристенных областях, хотя уже в Украинской слободской провинции (нынешней Харьковской губернии) "пашенные земли с числом земледельцев состояли в равновесии". А в Сумской провинции (теперь уезд той же Харьковской губернии), "земли против числа людей" было даже "умеренно, и излишества ни в чем не предвиделось". Наконец, в северных провинциях - Вологодской, Галицкой, около Онежского озера - земли, правда, было, сколько хочешь, но лишь ничтожная часть ее была распахана, так что малоземелье давало себя чувствовать и здесь.

 

     Кашинский корреспондент Вольного экономического общества дает нам чрезвычайно яркую картину разложения земледельческой России по мере того, как плодилось земледельческое население. Нет нужды, что он сам плохо улавливает связь явлений и склонен большую долю возложить на Господа Бога, который урожая не послал, да на леность крестьян, не сумевших вовремя приноровиться к Божьему насланию.

 

 

В прежнее время большая часть кашинских крестьян, "не выходя с роду ни ногою из своего уезда, питалась единственно хлебом, просто сказать, так, как он сам родился, не заботясь о приведении земли к лучшему хлебородию, что им удавалось; ибо продолжавшиеся до 1762 года сухие годы и, следовательно, по здешней низменной земле хорошие урожаи довольно снабжали их как хлебом, так и для скота кормом, а они, обнадеясь на то, и употребляли все свои мысли единственно к обрабатыванию той земли, коя их питала, не приумножая вновь.

 

 Но когда же с 1762 года сделались почти всегда дождливые лета, и низкие пашни от долго на оных стоявшей воды начали вымокать, а старая земля выпахиваться, то и хлебы стали хуже родиться. Однако крестьяне пробивались еще год или два старыми семенами, неурожаи не переставали, но еще более умножались; наконец хлеба у них не стало, они принялись за скот, но который, к пущему несчастию, неоднократно помирал поветрием, что их и последнего лишило пропитания.

 

 Они стали мало содержать скота, следовательно, и земля навозу прежнего получать не стала, вспашка от дурных лошадей и бороньба также переменилась, и пашня сделалась еще хуже; при всем том они никаких средств не предпринимали, перебивались с корейки на копейку, а все дома сидели, и почитали за страх ходить по землям куда-нибудь в большие города работать, и тем доставать себе хлеб и деньги. Напоследок, когда многие помещики начали их к тому принуждать, то вступили они в поход; но и там, как люди незнаемые и не заобыкновенные, мало получали барышей или привыкнувши к вольной городской жизни, а лучше сказать, к пьянству, от хлебопашества зачали отставать"*.

    

  Итак, первое, что умели сделать помещики с избыточным населением своей крепостной деревни это выгнать лишние рты в город на заработки. Общественное мнение хороших хозяев тех времен этого отнюдь не одобряло, помещик считался как бы обязанным найти своему крепостному работу на месте.

 

Князь Щербатов развитие отхожих промыслов прямо связывает с развитием как среди помещиков, так и среди самих крестьян "сластолюбия": "Сластолюбие обыкновенно влечет за собою леность, а леность людей ослабляет в земледельческой работе". Неодобрительную нотку в суждениях кашинского корреспондента Вольного экономического общества читатель уже заметил, конечно. Но неодобрение не могло устранить объективного факта: барин требовал оброка, и в поисках денег крестьянин "выступал в поход" - из деревни в город. О размерах "похода" дают представление цифры, собранные историком русской фабрики.

 

В Ярославской губернии было взято паспортов:

 

       в 1778 году - 53656;

       в 1788-м - 70144;

       в 1798-м - 73663.

  

    "Мужчин в Ярославской губернии по 5-й ревизии (1796 года) было 385.008. Таким образом, в конце XVIII века около 20 % всего мужского населения Ярославской губернии уходило на заработки на сторону, иначе говоря, более 1/5 взрослого мужского населения занималось неземледельческими отхожими промыслами"*.

 

     Не симпатизировавший явлению князь Щербатов даст в одном месте картину его конечных результатов не менее наглядную, чем изображенная кашинским помещиком. "Если мы возьмем одну Москву, - писал он в 1788 году, - и рассмотрим разных мастеровых, живущих и приходящих в оную, то ясно увидим, как число их приумножилось.

 

Двадцати лет тому не прошло, весь Каретный ряд вмещался за Петровскими воротами по земляной ограде на большой улице, а ныне не только уже многие лавки распростерлись внутрь Белого города, и взаворот в обе стороны по земляному городу, но и в других улицах множество есть таких сараев для продажи карет, не считая, сколько немцев каретников в Москве в разных местах кареты делают и продают. Хлебники были весьма редки; ныне почти на всякой улице вывески хлебников видны. Кирпичу в год делалось в ряд до 5 миллионов, ныне делается до 10 миллионов; строенья (т.е. стройки) были редки и много как в Москве прежде когда 20 домов строилось, а ныне нет почти улицы, где бы строения не производилось.

 

Все таковые промыслы требуют людей, или навсегда пребывающих или приходящих на время летнее, яко кирпичников, каменщиков, штукатуров, плотников, столяров и проч.: а все сии люди, удвоившиеся или утроившиеся на летнее время, оставляют свои дома и земледелие, чтобы, не способствуя к произращению пропитания, быть истребителями съестных припасов"*. Но Щербатов мог бы утешиться: рядом с неземледельческим те же причины создавали земледельческий отход. Описывая в своей "статистике" Белогородскую губернию (соединявшую в себе части теперешних Курской и Орловской), он говорит: "Великое число земель и легкая работа дают способ земледельцам великое число земли запахивать, так что в многих местах они четверть жатвы своея отдают приходящим из Московской губернии за то, что сии им помогают хлеб их убрать". Это известие целиком подтверждает для крайнего юга тогдашней Московской губернии Каширского уезда Болотов, добавляющий любопытную подробность: на работу в степь ходили преимущественно женщины, а осенью их мужья отправлялись, иногда за сотни верст, с телегами, чтобы забрать хлеб, наработанный в течение лета их женами. Одного этого маленького факта достаточно, чтобы видеть, насколько екатерининская Россия не была уже страной натурального хозяйства.

 

 

К содержанию книги: Покровский: "Русская история с древнейших времён"

 

Смотрите также:

 

Феодальный оброк  Крестьянин и землевладелец  оброк деньгами.  дворянам льгот  Сельское хозяйство  ФЕОДАЛИЗМ  Крепостное право