РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Новгородское законодательство. Новгородская судная грамота. Доклад во Владычной палате

       Что демократия мелких торговцев и мелких самостоятельных производителей при грандиозном для своего времени развитии торгового капитализма может быть лишь переходной ступенью, что, мало того, "черные люди" должны послужить лишь тараном, при помощи которого буржуазия торгового капитала сокрушала родовую знать - все это нетрудно предугадать, зная, благодаря чему Новгород пережил "Матерь городов русских" и всех других своих сверстников.

Ремесленники могли остаться хозяевами в промышленном центре, какова была, например, Флоренция XIII - XIV веков, но каким Новгород никогда не был.

Оптовая торговля с Западом, обширные колониальные предприятия обусловливали сосредоточение капиталов в немногих руках, а масса купцов, сохранившая за собой внутренний сбыт, развозку заграничных товаров по остальной России, не замедлила попасть в кабалу к тем, от кого они получали свои товары и без чьего посредничества они не могли обойтись.

Они и образовали промежуточный класс между общественными низами и верхушкой новгородского общества, состоявшей теперь не из одного боярства, не из одной феодальной знати, а из боярства и буржуазии - "житьих людей".

Так, прежняя группировка общественных элементов, какую мы застаем в первых договорных грамотах с князьями XIII века, разделявшая весь Новгород на старейших и меньших, заменилась более сложной группировкой грамот XV столетия на бояр, житъих купцов и черных людей. Те, кто за двести лет раньше стоял во главе города и распоряжался его судьбами, были оттеснены теперь на последнее место в ряду составных частей самодержавного веча.

И это отнюдь не была только "потерька" чести новгородской демократии - употребляя местническое выражение: это было вполне реальное умаление ее власти. В числе многих любопытных особенностей новгородской судной грамоты, составленной около 1440 года, есть одна, давно замеченная, но несколько односторонне толкуемая историками. "А истцу на истца наводки не наводить, - говорит грамота, - ни на посадника, ни на тысяцкого, ни на владычнего наместника, ни на иных судей..."

Объяснением, что такое эта "наводка", служит последнее дошедшее до нас постановление грамоты, обрывающейся на полуслове. Это постановление гласит, что на суде должны присутствовать в качестве пособников тяжущихся сторон лишь по два человека "от конца, или от улицы, или от сотни, или от ряду". "А будет наводка от конца, или от улицы, или от сотни, или от ряду" - эти два человека чем-то отвечают: чем, неясно, ибо конец грамоты утрачен.

 Но смысл совершенно ясен и с точки зрения современного полицейского порядка вполне точно сформулирован одним из издателей новгородской судной грамоты. Слова "наводки не наводить" профессор Владимирский-Буданов комментирует так: "Т.е. не возбуждать народных масс к нападению на суд или противную сторону". Тут только слишком сильно слово "нападение"; из последних слов грамоты ясно, что простое появление на суд "народных масс" в XV веке в Новгороде уже считалось правонарушением.

Если придут больше, нежели два человека, это уже "наводка": "А иным... не итти", - говорит грамота. С точки зрения внешнего порядка то был, конечно, прогресс: суд теперь производился не перед лицом шумного кончанского или улицкого веча, вмешивавшегося в "отправление правосудия", не всегда стесняясь буквой закона и слишком часто руководясь своими элементарными представлениями о том, что справедливо и несправедливо.

Для упорядочения буржуазного общежития это, конечно, не годилось. Теперь суд производился в обстановке, вполне гарантировавшей хладнокровие судей, почти при закрытых дверях уже в первой инстанции и буквально при закрытых во второй, где окончательно решалось дело.

Эта вторая инстанция носила в Новгороде название "доклад": "А докладу быть во владычней комнате, - говорит новгородская судная грамота, - а у докладу быть из конца по боярину, да пожшпъ-ему, да кои люди в суде сидели, да приставам; а иному никому у доклада не быть". "Здесь как бы весь Новгород в лице немногих представителей", - замечает другой комментатор нашего памятника, забывая только упомянуть, что эти "немногие" взяты исключительно из рядов крупных землевладельцев и зажиточных буржуа, а "народ", представленный в первой инстанции в гомеопатических размерах, теперь уже вовсе стушевывается где-то на последнем плане.

И, переходя от формальной, процессуальной стороны того же памятника новгородского законодательства к его материальному содержанию, мы легко поймем, почему боярству и буржуазии так важно было сосредоточить окончательное решение всех дел в своих руках и подальше держать от суда народа.

Ничем так много не занимается грамота, как земельными тяжбами: три раза возвращается она к этому сюжету, отводя ему в общей сложности не меньше четверти всего дошедшего до нас текста. Процесс о земле обставлен особыми льготами: с него не берется судебных пошлин ("...а от земли судьи кун не взята"), для него установлен льготный срок - - два месяца, тогда как для остальных процессов срок установлен месячный.

Заботливо охраняются права землевладельца, если он завладел землею даже и не без некоторого нарушения формальностей: суд о земле отделен от суда о "наезде и грабеже", причем последние караются только штрафом. Одержавший победу в земельной тяжбе мог немедленно вступить в обладание отвоеванным им "селом", не боясь пени за сопутствовавшие делу обстоятельства: о них разговор шел особо. Любопытно, что в качестве землевладельцев грамота знает только верхний слой новгородского общества: "А целовать (крест) боярину, и житьему, и купцу, как за свою землю, так и за женину". Чтобы пришлось целовать крест кому-нибудь пониже купца, этого кодификаторам новгородского права не приходило в голову.

Эти статьи новгородской судной грамоты представляют собою великолепный юридический комментарий к тому, что говорит о судьбах новгородского землевладения уже не раз цитированный нами историк новгородского хозяйства. "Переход от натурального хозяйства к денежному уже в самых своих зачатках не остался без некоторого влияния на характер экономического быта Великого Новгорода. По-видимому, ему должно быть приписано прежде всего окончательное сосредоточение в руках немногих новгородской поземельной собственности. Удар разразился прежде всего над мелкой поземельной собственностью.