Концепция Тамаша о существовании права как феномена, отличном от позитивного права

 

ТОЛКОВАНИЕ НОРМ ПРАВА И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

 

 

Концепция Тамаша о существовании права как феномена, отличном от позитивного права

 

Согласно другой концепции, решение дел по аналогии права и создание правоположений высшими судебными инстанциями,    служащих    образцами   для   рассмотрения однородных ситуаций, имеют своим источником не замкнутую действующую систему позитивного права, а те производственные или иные общественные отношения, которые не схва^еьы позитивными нормами права. Эти отношения в своем движении и воспроизводстве саморегулируются, хотя и нуждаются в дальнейшем закреплении относительно стабильными нормами позитивного права. Этот взгляд развит венгерским юристом Андрашем Тамашем. В основе его концепции лежит утверждение, что необходимо различать сущность права как объективной социальной реальности, как всеобщности опосредствующей отношения категории «ценность-интерес» для данного общества, господствующего класса, иных социальных групп, индивидов и позитивное право — как совокупность санкционированных государственной властью правовых норм. Эти два явления находятся во взаимодействии в диалектическом взаимопроникновении.

 

А. Тамаш исходит из того, что хотя норма позитивного права является непосредственным и основным определяющим элементом в правоприменении, однако ошибочна концепция, согласно которой в применении права реализуется только и исключительно правовая норма1. Далее следует утверждение, что законность применения права «это не логическая игра, не только формальное соответствие юридической нормы и мотивировки решения судьи, а содержание, фактически удовлетворяющее общественный запрос»2. Требование справедливого применения права сочетается с требованием применения его в строгом соответствии с нормами действующего права.

 

А. Тамаш полагает, что «справедливость может реализо-вываться и в противоречии между стабильностью юридического правила и развивающимся обществом», что слишком строгое толкование закона порождает несправедливость (Sumum jus est summa injuria). Применение же права обеспечивает учет реальных условий жизни, «играет роль посредника-регулятора между нормой и меняющимися производственными отношениями». Значительную роль в этом процессе играют политика, правосознание, правоведение, повседневная практика. Применение права включает и адаптацию к условиям развития общества, ибо социалистическое право не стремится консервировать общественные отношения, а, закрепляя достигнутое, вместе с тем обеспечивает прогресс, указывает путь вперед1.

 

Эти соображения приводят автора к заключению, что орган, применяющий право, толкуя норму, может решать задачи, связанные с правотворчеством и формированием права2. Признавая приоритет законодателя в таком формировании, А. Тамаш вместе с тем не замыкает устранение пробелов лишь аналогией действующего права. Судебная практика «может оказаться в противоречии с позитивным правом, чтобы не вступить в противоречие с общественными отношениями и со своей социальностью»3. Принципиальные судебные решения, по мнению А. Тама-ша, могут предписывать и предписывают обязательное поведение, принуждение к которому обеспечивается правоприменительной деятельностью. В этом смысле принципиальные судебные решения — нормы права, или, как выражается Тамаш, весьма приверженный к гегельянской терминологии, «не административные предписания по технике применения права, а в своем для себя — бытии своеобразные правовые нормы», примыкающие к нормам позитивного права, «даже неотделимые от них. Эти формы становятся частью правовой системы»4.

 

Трудно согласиться с концепцией Тамаша о существовании права (его «сущности») как феномена, отличном от позитивного права (в чем бы оно ни было выражено — в установленных государственной властью нормах или в санкционированных ею обычаях, прецедентах и т. д.). Но его суждения о том, что правоприменительная деятельность, учитывая требования жизни, может опережать законодательство, вырабатывать имеющие нормативное значение правоположения, впоследствии воспринимаемое законом, совпадают ic теми выводами, к которым пришли некоторые советские авторы в цитированной выше коллективной работе «Судебная практика в советской правовой системе». Примеров тому достаточно дает судебная практика, о чем было сказано выше.

 

Разумеется, выработка таких правоположений, включающая прецедент толкования, применяемый в силу его убедительности при рассмотрении повторяющихся, аналогичных  дел,   не   должна   противоречить   общему   смыслу, общему направлению советского законодательства с учетом тенденций его развития. Но было бы натяжкой полагать, что общий (смысл, общие начала, выраженные в преамбуле законодательных актов или вытекающие из общественно-политических, моральных и иных идей, лежащих в их основе, равносильны действующим позитивным нормам и имеют аналогичное регулятивное значение. Такое значение имеют лишь принципы, которые можно сформулировать как норму (например, принцип состязательности в уголовном  и гражданском  процессе).

 

Но если принцип сформулировать в виде нормы невозможно, если принцип —лишь руководящее начало, идея, обнаруживаемая как критерий социальной направленности определенного круга норм данной отрасли (что же касается общих начал, то их тем более нельзя выразить в виде нормы), то нормативную силу приобретают только созданные в правоприменительной практике правоположения.

 

 

К содержанию книги: "Правоприменение в Советском государстве"

 

Смотрите также:

 

Правовое прогнозирование   кто осуществляет деятельность   Цели законодательства и права