Защита и идеологическое оправдание крепостничества церковью. Обоснование крепостничества и самодержавия. Манифест Филарет

 

ЦЕРКОВЬ И КРЕПОСТНОЕ ПРАВО

 

 

Защита и идеологическое оправдание крепостничества церковью. Обоснование крепостничества и самодержавия

 

Церковь до конца являлась оплотом крепостничества.

 

Разрушение церковного феодализма, происходившего под давлением дворянства и буржуазии, сопровождалось отчаянной борьбой духовенства, которое употребляло все свое влияние и весь свой авторитет, чтобы сохранить феодальные права и привилегии и удержать- за собой массу крестьянского крепостного населения. Более того, представители церкви стремились стать на защиту вообще крепостной системы хозяйства.

 

Но так как крепостничество тесно связано с ее политической оЗолочкой—самодержавием, то церковь наряду с защитой крепостного права стремилась идеологически обосновать и абсолютизм. Правда последний, под давлением дворянства и буржуазии по временам действовал не в интересах представителей церкви, тем не менее тесный союз между церковью и государством никогда не прекращался, если не считать отдельных случайных эпизодов.

 

Это стремление церкви идеологически оправдать и защитить систему крепостничества и сб:олютизма проходит красной чертой через гею русскую историю вплоть до „реформы" 1861 года. После этой даты церковь по прежнему продолжает быть оплотом абсолютизма, а вместо системы крепостного хозяйства она начинает защищать буржуазные формы эксплуатации рабочих и крестьян.

 

Потребность в обосновании крепостничества и самодержавия появилась одновременно с разгитием торгового капитализма и разложением феодальных отношерий, т. е. с конца XV и нач. XVI в.в. В это время появляется первый крупный идеолог крупной земельной собственности Иосиф Волоцкий (игумен Волоколамского монастыря) и его партия в первой четверти XVI в. „иосифляне" ставили на одну доску „царя небесного и земного" и „волю царя" отожествляли с „волей божией", Одновременно с этой проповедью самодержавия эта партия боролась против всякого посягательства на церковные владения, доказывая, что только «нечестивые цари (намек на Ивана могут отнимггь от церкви ее достояния" ').

 

В доводах защитников церковной земельной собственности можно легко подметить экономические, классовые интересы духовенства. Они. примерно, развивали свою теорию след. образом: не следует посягать на церковные владения, так как, что принадлежит церкви, то дано ей богом; те, кто желают оттягать у нея землю, не достойны „милости божией". В подтверждение своих доводов они ссылались на исторические примерь-» При прежних князьях, говорили они,—Владимире, Ярославе, Андрее, Всеволоде и др. „святители и монастыри Даже, самые злочестизые цари ордынские (т. е. татарские) щадили собственность епископов и монастырей; не позволяли отбирать церковного стяжания, ибо оно есть божие и неприкосновенно" -).

 

 

Ссылались они также и на примеры из истории евреев, египтян, греков, римлян и др. „Левиты еврейские" продолжали они, „имели города, волости, и села, которые не могли быть продаваемы и отдаваемы"; даже в языческом Египте жрецы имели сзои земли, неприкосновенные для фараона; римский папа, византийские цари также запрещали „расточать церковные владения".

 

В Новгороде защитники церковной земельной собственности нашли необходимым включить в „чин православия" следующее проклятие: „вси начальствующие и обидящии святые божие церкви и монастыреве, отнимающе у них данные тем села и винограды, аще не престанут от такового начинания, да будут прокляты", а в одном дошедшем до нас рукописном синодике (XVII в.) на полях против этой анафемы сделана заметка для протодьякона: „возгласи вельми".

 

Один из самых последовательных защитников церковной земельной собственности патриарх Никон в полов. XVII в. писал: „священническая часть—божия часть, и потому отнятие у духовенства пожертвованных вещей и имуществ равняется похищению наследства божия".

Такими доводами защитники церковной земельной собственности j в XVII—XVII в.в. стремились обосновать право на эксплоатацию трудящихся масс, населявших церкозные вотчины.

 

Чем больше церковные земельные богатства подвергались нападкам со стороны дворянства и буржуазии, тем церковь становилась более горячей защитницей абсолютизма, системы крепостничества, гнета и бесправия. „После неудавшейся попытки патриарха Никона, .говорит В. И. Ленин", разыграть в России роль римских пап, совме- j щавших на Западе духовную власть с главенством светским, церковь j наша в лице высших своих представителей—митрополитов, всецело и !< навсегда подчинилась власти государей"

 

Усердие духовных отцов в этом отношении заходило так далеко, что с начала XV1I1 века они начали исполнять полицейские функции на службе самодержавия.

 

Впрочем и без этих правительственных указов духовенство весьма активно выполняло свою роль охранительницы системы насилия, гнета и эксплуатации.

 

Но за эту службу духовенство желало сохранить свои крепостные латифундии, в защиту которых оно горячо выступает в XVIII веке. Указ 1762 года об отобрании церковных владений вызвал со стороны духовенства резкий отпор. Об этом пишет прусский посол следующее: духовенство подало императору представление на русском и латинском языках, где жалуется на насилие и странные поступки с собой, вследствие указа об отобрании церковных имуществ,... Эта бумага, подписанная архиепископами и многими из духовенства, составлена в чрезвычайно сильном тоне: это не просьба, а скорее протест против государя" >).

 

Наиболее мощным движением в защиту церковного крепостничества было выступление Ростовского митрополита Арсения Маце- езича, за которым шло все духовенство при Екатерине II.

 

В весьма резкой форме Арсений выступал против секулярйзации церковных имуществ. Основываясь на апостольских писаниях и решениях вселенских соборов, он решительно возражал против всякого посягательства на церковные имения и советовал, под страхом отлучения от церкви, не отбирать церковных имуществ, а взятое возвратить; между прочим он ссылался на пример некоторых народов, живущих в России, которые „к своим идолам доброхотствуют и, сколько могут, обогащают их привесами и деньгами всякими, а также куницами, соболями и лисицами".

 

Однако, чувствуя слабость своих доводов, Арсений пускает в ход более сильный, с его точки зрения, аргумент: если, говорил он, будет проведена задуманная реформа, то крестьяне перестанут платить оброки, „хоть душу из них возьми" и в таком случае монастыри и архиерейские дома останутся без дров, хлеба и денег, без последнего работника; у нас не Англия, чтобы „едиными деньгами жить и пробиваться, а наипаче монастырям и домам архиерейским, на которых работать мужику сходнее и способнее, нежели деньги давать, которыми если бы он и изобиловал, то лучше ему умереть, нежели с ними расстаться".

 

В заключение своих доказательств в защиту церковного крепостничества Арсений прибегает к угрозе, что, в случае проведения секуляризации, в короткое время у нас переведется благочестие, от которого может не остаться и следа, разве только в памяти многих будет сожаление, что в „столь древнем и благочестивом государстве, на весь свет славном и знатном, вдруг не от татар и ниже от иност  ранных неприятелей, но от своих домашних, благочестивыми и сынами церкви называющихся, церковь и благочестие истребится"  ).

 

Это проклятие по адргсу правительства, которое провозглашалось в торжественной обстановке, во время богослужения, по существу являлось актом, направленным против правительства и дворянства.

 

Когда Арсений был арестован и доставлен в Москву, то на допросе он пытался еще раз в устной форме выступить в защиту церковного крепостничества. Повидимому, его речь носила настолько резкий характер, что присутствующая при допросе Екатерина II „зажала себе уши, а ему закляпали рот".

 

Интересно отметить, что разгром церковного крепостничествэ вовсе не уменьшал роли церкви в защите системы крепостного хозяйства.

 

Потеряв крепостные владения, церковь, тем не менее по прежнему является идеологом крепостного права и самодержавия.

 

В то время, как часть дворянства, под влиянием развития промышленного капитализма в России становится на буржуазные рельсы и готова пойти на ликвидацию крепостных отношений и, даже самодержавия,—духовенство является до конца ярым врагом всякой буо- жуазно-прогрессивной мысли и последовательным защитником старых, отживших устоев общественного строя.

 

Так смотрит на духовенство и правительство, которое опирается на него всякий раз, когда нужно подавить, заглушить всякую свободную мысль и революционное движение социальных низов против угнетения, и эксплуатации господствующих классов.

 

Широкое крестьянское движение, направленное против крепостного права и помещичьего деспотизма при Павле I подавляется правительством не только военными мерами, но и с помощью религии и духовенства. В манифесте 29-го января 1797 года...крестьянам предписывалось „спокойно пребывать в послушании помещиков", а духовенству вменялось в обязанность предостерегать прихожан своих против ложных и вредных разглашений и утверждать в благонравии и повиноЕетии господам своим".

 

Одновременно с этим указом правительство принимает меры к тому, чтобы в „священный сан поступали люди надежные, которые и учением и примером собственным утверждали бы духовных чад своих в спокойствии, послушании и добрых поступках".

Синод с своей стороны стремился „предусматривать и упреждать возмущения крестьян"; с этой целью епархиальным архиереям было предписано следить за попами и, в случае малейшего подозрения в сочувствии крестьянам, немедленно отстранять духовных отцов от должности, награждая, однако, тех из них, которые „свойственными пастырю средствами крестьян от оного (возмущения) удержат и приведут к послушанию установленной власти" 2).

 

На протяжении всей первой половины XIX в., вплоть до крестьянской „реформы" включительно церковь горячо выступает в защиту крепостничества и абсолютизма, являясь непримиримым врагом свободы.

 

В период „крестьянской реформы" духовенство, под руководством митр. Филарета, употребляло все усилия к тому, чтобы, по возможности, ухудшить условия, на которых освобождались крестьяне.

 

Выполняя функции правительственных агентов, духовные отцы принимали деятельное участие в подготовке и в проведении „освобождения", взяв на себя задачу идеологической обработки общественного мнения крестьян в пользу „великой реформы". В этом отношении духовенством было сделано все, чтобы лучше одурманить крестьян. Причем этот обман производился в широком масштабе по за-^ ранее разработанному плану.

 

В своих приходах попы развернули, по директивам свыше, весьма активную пропаганду среди крестьян, поучая последних, чтобы они соблюдали верность царю и позиновение начальству, чтобы неуклонно и добросовестно выполняли повинности и платили определенные подати и оброки.

 

Более всего правительство опасалось крестьянских беспорядков с связи с проведением в жизнь нового „положения" о крестьянах. Пзэтому этот пункт был включен в программу духовных пропагандистов.

 

Если крестьяне, говорилось в инструкции Филарета последним, бу1ут недовольны „неправильными отягощениями" помещиков, то не- оэходимо внушать им искать защиты „законным ' путем и с „терпением ожидать or начальства исправительных распоряжений и действий правосудия".

 

При этом попам рекоменаозалось разъяснять крестьянам, что свобода состоит не в том, чтобы поступать „по не .ограниченному поо- изволу" (намек на революционные действия), а и „полезных делах" в пределах, поставленных законом".

 

Попы должны были убеждать крестьян в том, чго манифест 19-го ?» февраля есть „плод отеческого попечении'' о них царя.в инструкциях Филарета предусматричался и тот метоп, который бы дал возможность искуснее обмануть крестин. С одной стороны, попам рекомендовалось в своей гропаганде избегать таких действий) которые могли бы возбудить в крестьянах подозрение, что они ..назначены правительством"; поэтому от попов требовалась большая осторожность в выполнении своих политических поручений.

 

С яругой стороны, духовные отцы должны были немедленно уведомлять высшее начальство о ..каких-либо толках, неблагоприятных лелу и общему спокойствию" и особенно о попытках отдельных лиц „возбудить волнение умов"; но при этом вменялось в обязанность попам действовать „с тихостью и скромностью и с устранением ненужной посторонней гласности, сколько то возможно" ')•

 

Это опасение крестьянских волнений нашло отражение и в самом манифесте 19-го февраля, который, как известно, был составлен митрополитом Филаретом. В этом акте автор счел необходимым подчеркнуть, что „по закону христианскому, всякая душа должна повиноваться властяи предержащим, воздавать всем должное и, в особенности, кому должно, урок, дань, страх, честь; что законно приобретенные помещиками права не могут быть взяты от них без приличного вознаграждения или добровольной уступки, что было бы противно всякой справедливости пользоваться от помещика землей и не нести за нее соответственных позинностей".

 

Все содержание манифеста от начала и до конца носит иезуитский характер. Приглашая призвать „божие благословение" на „свободный труд" крестьянина, составитель стремился обосновать с христианской точки зрения тог грабеж, который был совершен в „законной" форме помещиками над крестьянами.

 

Сам Филарет бып упорным противником освобождения крестьян. В крайнем случае он соглашался дать личную свободу последним,но решительно возражал против наделения их землею. Когда крестьянам будет объявлено, говорил он, о праве их на постойное пользование землей, то не откажутся ли они выполнять соглашения с помещиками и не найдут ли себя последние стесненными в праве собственности и на подействует ли это неблагоприятно на их ус^рдче к правительству

 

Во второй редакции проекта манифеста Филарет, как известно вычеркнул слово „радость" по отношению к делу освобождения крестьян и мотивировал это, в письме к графу Панину, следующими доводами: от лица царя нельзя упоминать слово, которому бы многие не сочуствовали; освобождению крестьян от крепостной зависимости могут радоваться люди теоретического прогресса, но „благонамеренные люди ожидают оного с недоумением, предусматривая затруднения".

 

Ярче невозможно было высказать своих крепостнических убеждений.

 

Филарет был последовательным в своей идеологии: будучи сторонником сохранения крепостного права, он высказался и против отмены телесных наказаний. Вопрос об употреблении телес» ого наказания, гоЕорил он, в государстве стоит в стороне от христианства; если государство найдет неизбежным в некоторых случаях употребить телесное наказание, христианство не осудить згой строго с т и.

 

Та роль церкзи. которую она сыграла в эпоху борьзы крестьян за свое освобождение, оно, проаолжало выполнять и в истории великих классовых боев во 2-й половине XIX и XX в.в. вплоть до наших дней.

 

В революциях 1905 и 1917 гг. и в гражданскую войну 1918— 1920 гг. с церковной кафедры неслись не слова „любви и братства" к рабочим и крестьянам, а контр-революционные призывы к избиению революционных борцов за дело освобождения трудящихся масс от гнета, насилия и эксплуатации всей капиталистической системы вместе с ее придатком—церковью...

 

К содержанию книги: Писарев: "ЦЕРКОВЬ И КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ"

 

Смотрите также:

 

Крепостное право  Открепление крестьянина  Крепостное право от бога  монастырское крепостное право   Закон о беглых