ХОЛОПЫ И КРЕПОСТНЫЕ

Положение холопов посаженных на надел. Холопы могли иметь собственный скот и орудия производства

Каково же положение холопов, посаженных на надел?

Существуют ли между ними и крестьянами какие-либо общие, сближающие их черты? Л. В. Черепнин, изучая различные категории феодального крестьянства XV в., называет в качестве одного из важнейших признаков, выделяющих старожильцев из общей массы земледельцев, хозяйственную связь «крестьянина с земельным наделом..., с землей, заселенной, обжитой, возделанной крестьянским трудом...»57.

Можно ли говорить о такой же хозяйственной связи холопа со «своим наделом» или холоп по капризу своего господина легко передвигался с одной пашни на другую, оставаясь на ней всегда «временным гостем», для которого важно было лишь прокормиться какой-то срок с данного участка? Если бы удалось установить наличие крепкой хозяйственной связи между холопом и обрабатываемым им участком пашни, то отпало бы мнение о том, что рядовая масса холопов в XVI в. всегда обрабатывала землю не на себя, а на своего господина, т. е. их участки земли фактически не являлись наделами, а составляли как бы часть барской запашки.

Еще В. О. Ключевский выдвинул тезис о «прирастании» холопов к своим наделам, при этом он ссылался на единичный документ, фиксирующий передачу Зворыкиным монастырю половины села с деловыми людьми . Однако текст купчей грамоты составлен так, что у исследователя нет полной уверенности, действительно ли деловые холопы вместе со своими участками перешли во владение монастыря, или они были выведены вместе с челядью в другое имение . Поэтому ввиду слабости источниковедческой базы тезис о прикреплении холопов к своим наделам не получил признания в исторической литературе и считается по- прежнему недоказанным.

В настоящей работе впервые собран обширный материал, характеризующий процесс прирастания рядовой массы холопов к своим наделам.

В писцовой книге Торопецкого уезда 1540 г. упоминается существовавшее ранее поместье Василия Черного, к моменту описания разделенное между несколькими служилыми людьми. Однако холопы, некогда посаженные на пашню Василием Черным, не покидают своих наделов, а вместе с землей переходят к новым владельцам, хотя и продолжают считаться рабами прежнего господина. Так, за Злобой Чеглоковым числится деревня Иринина, некогда принадлежавшая Василию Черному, а в ней «во дв. Васильев чел. Глазко, во дв. Яковлев чел. Ортемко, пашни в поле 10 чети, сена 25 [копен]». Рядом расположена «дрв. Ратное Онфилошевская: во дв. Яковлев чел. Поздяк, пашни в поле 9 чети, сена 20 копен». В части поместья Василия Черного, перешедшего к Василию Белому, живет «Васильевской чел. Щур» . Возможно, это также бывший холоп Василия Черного.

С таким же явлением мы сталкиваемся при изучении населения поместья С. В. Голенищева, где в деревне над Обидлем- озером проживает чужой холоп, «Васильевский чел. Митка Саб- лин, пашни в поле 2 чети, сена 10 копен» .

При подведении итогов описания писцы часто включали этих «чужих» холопов в общее число крестьян, числившихся за данным помещиком. Так они поступили при подведении итогов в имении Афанасия Чихачева. Тот же прием использован в итоговой записи по поместью И. Г. Чмутова: «И всего за Иваном сельцо да 14 деревень... а людей в них Ивановых 4 чел., а крестьян в них 56 чел...» . Действительно, в имении Чмутова живет четыре его холопа, но из текста явствует, что на его же земле, вымененнон им у П. И. Кафтырева, находятся дворы трех холопов, «крепких» старому владельцу: «В Ызорех... во дв. Петров чел. Филька, во дв. Ортемка Иванов... пашни в поле 9 чети, сена 25 копен», «Дрв. Изорн... во дв. Петров чел. Гриша, пашни в поле 12 чети, сена 15 копен. Дрв. Плоское... во дв. Петров чел. Митка Пупов, пашни в поле 4 чети, сена 20 копен». Всех их писцы включили в общее число крестьян, числящихся за И. Г. Чму- товым. Показательно, что с земли, принадлежавшей ранее П. И. Кафтыреву, ушел всего один холоп: «Дрв. Перемилово, что было Петрово усадибищо, а в нем двор Петров да двор Волков Петрова человека, а крестьян во дв. Блазн...». Скорее всего Волк был приказчиком и после совершенного обмена последовал за своими господами. Все остальные «люди» П. И. Кафтырева, не принадлежавшие к административно-хозяйственной верхушке, настолько хозяйственно «приросли» к своим наделам, что наряду с крестьянами попали к новому владельцу, хотя юридически продолжали считаться рабами прежнего господина. И второй момент: если при обмене поместья между Иваном Зеленым и Афанасием Чихачевым каждый из них вместе с землей получил одинаковое количество «чужих» холопов и, таким образом, равновесие не было нарушено, то в данном случае И. Г. Чмутов, по существу, эксплуатируя труд трех холопов Кафтырева, передает последнему землю, заселенную только крестьянами . Возможно, с экономической точки зрения феодалу было безразлично, кто сидел на его земле: крестьянин или посаженный на надел холоп. Примером могут служить братья Федор и Иван Бесскунни- ковы, променявшие часть своего поместья Никите Бесскуннико- ву, после чего у них осталось всего две холопьи семьи, в то время как на земле, перешедшей Никите Бесскунникову, продолжали жить еще не менее трех семей их холопов . В обмен братья получили землю, заселенную только крестьянами.

Процесс слияния рабов, сидящих на наделе, с крестьянами великолепно прослеживается на судьбе холопов князя А. Г. Анбальского, который променял свое поместье в Торопецком уезде Семену Кокареву. После смерти последнего земля была передана детям Бориса Чеглокова, т. е. попала уже в третьи руки, и тем не менее в описании поместья Бориса Чеглокова читаем: «Село..., а в нем двор князь Олександровъской да в селе ж княж Олександровы люди: во дв. Степанко, во дв. Чюбар, во дв. Федь- ко Кривой, во дв. Куземка, пашни в поле 64 чети, сена 270 копен. Дрв. Заполек Белш: во дв. княжие люди Савка да Сидорко да вдова Анюшка, пашни в поле 10 чети, сена 40 копен. Дрв. Корни- ловская Ивашка Федотова, а живут в ней княжие люди: во дв. Малышко да Санька, пашни в поле 7 чети, сена 59 копен» . 9 холопьих семей фактически попали уже к третьему владельцу, продолжая крепко держаться за свои наделы. Связь их с князем А. Г. Анбальским, если даже они и не были отпущены на свободу, существовала чисто условно. Данный отрывок представляет чрезвычайный интерес еще и потому, что перед нами население двух, так называемых «челядинных», дворов, когда в них живут по две-три холопьи семьи. Как мы видим, все они еще при князе Анбальском настолько «срослись» со своими наделами, что остались на старом месте, несмотря на появление новых владельцев земли. Они продолжают жить на своих земельных участках, и писцы при подведении итогов включили их в общее число крестьян, числившихся за Чеглоковыми.

Схожую картину, правда в меньшем объеме, мы наблюдаем и в Шелонской пятине. В писцовой книге 1539 г. упоминаются владения шести братьев Огаревых. К старому поместью им даны в придачу бывшие земли Назара Огарева, в том числе «Д. Стойкова: дв. человек Назаровский Игул Тумашов немчин, пашни в одном поле пол-4 коробьи... сена 40 копен, обжа». Да им же приданы починки, принадлежавшие ранее Семену Всеслави- ну, среди которых встречаем «поч. Нивки: дв. Семенов человек Кипр, пашни в одном поле пол-коробьи... сена 10 копен. Поч. Фе- досьино: дв. Семенов человек Юшко, пашни в одном поле 2 ко- робьи... сена 15 копен» . Из писцовой книги явствует, что в момент описания Семен Всеславин был жив и имел неподалеку собственное поместье , и тем не менее хозяйственная связь его холопов со «своей» пашней была настолько велика, что они не покинули землю при переходе ее к другому владельцу. При этом ясно, что речь идет в первую очередь о рядовых холопах, так как доверенные слуги по роду своих занятий (административно-хозяйственные функции) должны были проживать именно в имениях своего господина.

В поместье С. И. Картмазова находился «поч, Раково, что поставил его Максак Унковский на лесу ново после пнсма: дв. Максаков человек Драч, пашни в одном поле 4 коробьи... сена 15 копен, пол-обжи» . Максак Унковский в эти годы, как и в последующие, был жив и имел собственное поместье на Новгородской земле .

Помещику В. С. Назимову с сыном «дано в обмену... против их старых пяти обеж, что они отошли от них верст с полутораста», деревни и починки Бориса Терпигорева. В том числе «д. Выдрица: дв. Борисовский человек Терпигорева Давыдко, дв. Исачко Демидов, пашни в одном поле 12 коробей, а в дву по тому ж, сена 50 копен, 2 обжи» . В имении В. И. Колосова, что соседствовало с землями Невеи Мякинина, была «д. Подгопье: дв. Невеин человек Софонка, пашни в одном поле 4 коробьи... пол-обжи» . М. М. Палицынупринадлежало 13дворов. В И жили крестьяне, один двор был занят его холопом, а еще в одном проживал «Юрьев человек Звягина, пашни в одном поле 6 коробей... пол-3 обжи» . А. И. Бутурлину в 1539 г. было «отделено... деревни Григорьевские Картмазова, а даны были на три годы Офимье Григорьевские жене Картмазова на прожиток». Среди зависимого населения, попавшего с землей к А. И. Бутурлину, числился «дв. Офимьин человек Щоголь». Однако в 1552 г. Офимье Картмазовой удалось добиться возвращения отобранных деревень  .

Все вышеприведенные примеры перехода холопов с землей к другим феодалам были возможны лишь при такой ситуации, когда холоп обрабатывал «свой» надел и настолько «прирастал» к нему, что фактически сливался в экономическом положении с окружавшим его крестьянским населением. Холоповладелец, по- видимому, предпочитал временно расстаться с холопом, чем «срывать» его с надела и тем самым обременять себя лишними расходами по его содержанию в течение тех лет, которые пойдут на расчистку леса и устройство новой пашни.

За полученный надел холоп и его семья несли службу в пользу господина. Они могли выполнять многочисленные обязанности по дому, работать на барской запашке, исполнять функции мельника, чеботника, дьяка и т. д. Поземельные отношения между холопом и его господином правительством не регламентировались. Землевладелец, будучи собственником холопов, сам устанавливал круг обязанностей «крепостных» людей. Возможно, что некоторые из них, помимо работы, должны были выплачивать и определенный «доход» (денежный, натуральный) своему господину. В пользу этого как будто свидетельствуют следующие факты:

1)        При обмане поместьями, как мы уже видели, бывало, что помещик за землю, заселенную только крестьянами, получал участок, где проживали как крестьяне, так и «чужие» холопы. По-видимому, это было возможно только в том случае, если холопы, как и крестьяне, платили со своих наделов какую-то часть «дохода».

2)        В грамотах великих и удельных князей встречаются упоминания о деревнях с купленными оброчниками, бобровникамп, бортниками . Уже по роду их занятий можно предположить, что они были обязаны выплачивать господину «доход» в виде оброка.

Таким образом, к 40-м годам XVI в. значительная часть «рядовых» холопов, живущих в отдельных дворах поместья, имела «собственные» земельные наделы. Это стало настолько привычным и обыденным явлением, что писцы, сталкиваясь с исключениями из этого правила, отмечали: «человек его... без пашни», «в дворах людцких без пашни».

Хозяйственная связь холопа с землей оказывалась в ряде случаев сильнее и прочнее личной связи с господином, зафиксированной полной или докладной «крепостью». В результате этого при переходе поместья к новому владельцу холоны не покидали земли, а вместе со своими наделами попадали в другие руки. Думается, что впоследствии они получали свободу от бывшего их господина.

Земля начинает приобретать все большее значение в старом институте рабства: зависимость «по крепости» сменялась зависимостью «по земле» и «по крепости». Холоповладельцу становится экономически невыгодным отрывать холопа от пашни, даже если она переходит к другому феодалу. Он не протестует, если в обмен получает поместье, заселенное только крестьянами Возможно, что в том и в другом случае размер феодальной ренты, получаемой им с населения имения, и способы эксплуатации почти не меняются. Писцы при подведении итогов часто включают холопов в общее число крестьян, числящихся за феодалом. В сознании современников реальное различие между крестьянами и земледельческими холопами начинает стираться.

Конечно, процесс слияния пашенных холопов с крестьянами нельзя представлять упрощенно в виде какого-то поступательного, непрерывно нарастающего, всеобъемлющего движения. В разных районах у разных землевладельцев он мог протекать совершенно по-иному. Кроме того, на смену холопам, окончательно слившимся с крестьянством как экономически, так и юридически (вольноотпущенники), появлялись новые слои холопов (за счет естественного прироста старинных рабов или недавних закабалений), которые вновь сажались на надел и которые опять должны были пройти весь путь от личной зависимости «по кре- ) поста» к зависимости «по земле» и «по крепости».

Однако ряд ученых вообще отрицает возможность слияния земледельческих холопов с крестьянством. В качестве возражения обычно выдвигаются два аргумента:

1)        Холопы не имели собственных орудий производства и обрабатывали свой надел господским инвентарем.

2)        Холопы не несли государева тягла.

Остановимся на первом возражении, которое наиболее четко - сформулировано Р. Г. Скрынниковым. Возражая Б. Д. Грекову, считавшему, что «сажание холопов :на пашню» вело к фактическому превращению их в крепостных крестьян, Р. Г. Скрынников приводит данные об отсутствии у холопов собственных орудий производства. «Орудия труда, применявшиеся страдным холопом, не были его собственностью. Все это не позволяет нам отождествить посаженного на надел страдника с крепостным крестьянином» . Кстати, и сам Б. Д. Греков в одной из своих работ писал, что «холоп отличается от крестьянина тем, что у холопа нет своих средств производства, а у крестьянина они есть» . Действительно, в источниках мы находим многочисленные свидетельства о том, что скот, как и другие вещи, находящиеся в пользовании холопов, являются собственностью феодала. В 1594/95 г. нижегородский помещик Иван Голова Соловцов дает холопам пашни «по 3 десятины в поле да по 2 лошади, да по корове, да по 3 овцы — тем им кормитца и одеваться и обуваться» . В духовной 1547—1565 гг. князя Ю. А. Оболенского читаем: «А что у тех у всех людей моих их собины, моего жалованья: коней и платья и доспеху и всякие рухляди..., и то все моим людем у кого что есть моего жалованья» . «А что у меня людей деловых и у них коровы и овцы им даны «а собину, и у н,их коров и овец не замати»,—писал в 1599 г. Иван Киндырев. Подобное же распоряжение находим и в завещании 1564/65 г. княгини Авдотьи Шемяки-Пронской: «А у которых моих людей на имени лошади моего данья и у деловых людей лошади и всякая животина, и того у них не замати» . Во всех вышеприведенных выписках завещатели оставляют «жалованный» скот в руках холопов. Но нам известны и другие грамоты, в которых феодалы требуют после своей смерти отобрать скот, находившийся в пользовании холопов. Так, в 1562/63 г. Андрей Тушин распорядился часть скота деловых людей продать, часть оставить им: «А что у моих деловых людей животины, и приказщикн мои у них не емлют», «...и что у которых у моих людей деловых оброчные животины и приказщикн мои... то все продадут» .

Уже этот отрывок из духовной грамоты позволяет предположить, что у деловых людей, помимо скота, полученного от землевладельца для несения оброка, барщины и впоследствии отбираемого, могла быть и своя собственная «животина». В самом деле, трудно предположить, чтобы те же холопы Петра Кафтырева (о которых говорилось выше), попав вместе с землей к помещику И. Г. Чмутову, целиком зависели от желания Петра Кафтырева, дать ли им лошадь, плуг, соху, обеспечить ли их семенами и т. д. Тем более это относится к «людям» князя А. Г. Анбаль- ского, который, судя по всему, полностью ликвидировал свое хозяйство в Торопецком уезде и переселился в Новгород. Процесс «прираста.ния» холопа к своему наделу вообще невозможен без известной хозяйственной самостоятельности земледельца.

В источниках имеются и прямые указания на наличие у холопов собственного скота. Например, князь М. В. Горбатый в своем завещании 1535 г. делает следующее распоряжение относительно имущества своих слуг: «Гвоздю... мерин его ему назад, да Чюдину конь игрень лицом..., да Фоме Ошуркову за конь дадут конь же каков пригоже» . Холоп мог приобрести скот на собственные деньги или обладать лошадьми, имевшимися у него еще до поступления в рабство. Так, в духовной 1533—1538 гг. читаем: «Да пожаловати моево человека Дениса дати ему конь в 2 рубля да Слепому есми дал конь чал лыс полонской, что привели из слободы, да его купли конь бур...» . Правда, нам неизвестно, были ли вышеназванные слуги земледельцами или принадлежали к административно-хозяйственной верхушке. Для нас важен в данном случае тот факт, что в начале XVI в. холопы могли иметь собственный скот и орудия производства.