ХОЛОПЫ И КРЕПОСТНЫЕ

Процедура сыска беглых холопов. Награда за поимку, вязебная пошлина

Наибольшее количество статей Русской Правды посвящено проблемам, связанным с бегством холопов. В них детально разработан порядок сыска бежавших рабов, вознаграждение за их поимку, установлен штраф за помощь, оказанную беглым, рассмотрен казус, когда сбежавший холоп поступил к новому господину.

Никаких других законодательных актов на протяжении XV—XVI вв., столь же тщательно и подробно разбирающих эти вопросы, нам не известно. А между тем проблема непрерывных побегов холопов от своих владельцев стояла в Московском государстве исключительно остро. Об этом свидетельствуют многочисленные духовные грамоты, записки иностранцев, пометы в записных книгах старых крепостей .

Правда Русская

Какими же нормами руководствовались в делопроизводственной практике XV—XVI вв., разбирая многочисленные иски феодалов о беглых рабах, и насколько сохранили свое значение постановления Русской Правды? Остановимся вначале на процедуре сыска раба и вознаграждении за его поимку. Ста-i тья 113 гласит: «Аже кто переиметь чюжь холоп и дасть весть, господину его, то имати ему переем гривна, не ублюдеть ли, то платити ему 4 гривны, а пятая переемная ему, а будеть роба, то 5 гривен, а шестая на переем отходить».

Статья 114: «Аже кто своего холопа сам досочиться в чьемь любо городе, а будеть посадник не ведал его, то поведавши ему, пояти же ему отрок от него, и шедше увязати и, и дати ему вязебную 10 кун, а пе- реима нетуть; аче упустить и гоня, а собе ему пагуба, а не платить в то никто же, тем же и переима нетуть» . В правой грамоте 1541 г., где сохранилось описание процедуры сыска, применяемой в XVI в., речь идет о двух сбежавших девушках- рабах . При сравнении ст. 114 Русской Правды с текстом этой правой грамоты обнаруживается почти полное тождество процедуры сыска с порядком, законодательно утвержденным Русской Правдой.

Правая грамота 1541 г.

«Аже кто своего холопа сам досочиться в чьемь любо городе,

а будеть посадник не ведал его, то поведавши ему,

пояти же ему отрок от него,

и шедше увязати...»

Холоповладелец послал своих слуг в Углич «про беглые девки доведываться». Им там «учинилась весть», что беглые живут в селе Тимофея Волынского.

Бьют челом тиуну наместника князя Ф. И. Шуйского — Бокше.

«И пристава просили, те девки и поличное государей своих выняти». Приставом был доводчик Грач.

«Наехали раб своих в Тимофеевом дворе». «Выня- ли есмя ... за доводчика Грача, перед его понятыми». «И доводчик Грач ту женку и девку . . . и своих понятых... перед Бокшею поставил» .

было заменено термином «наместник», что вполне соответствовало установившейся процедуре сыска, при которой пристава посылал наместник.

Пространная Правда

Вторая часть ст. 114 звучит несколько по-разному в Пространной и Сокращенной редакциях.

Сокращенная Правда

«... аче упустить и гоня, а собе ему «... аже ли за ним гоня, застрелит, пагуба, а не платить в то никто же». то себе ему беда, а не платити в том

ничего».

Ми одного». Перед нами койкретная иллюстрация нормы: «аче упустить и гоня, а собе ему пагуба, а не платить в то никто же».

Ограждая должностных лиц от корыстолюбивых притязаний холоповладельцев, закон в то же время пытался пресечь и злоупотребления со стороны понятых, принимавших участие в «гоне» и на этом основании требовавших за поимку холопа вознаграждение. Пристав имел право получить только вязебную, «а переима нетуть». Порядку взимания «переима» посвящена ст. 113, которая предусматривает как размер вознаграждения — 1 гривну, так и ответственность третьего лица за пойманного холопа.

Нет сомнений, что основные положения этой нормы продолжали действовать и в XV — начале XVI в. Она вполне соответствовала духу феодального права, согласно которому за находку вещи господин выплачивал часть ее стоимости. Подтверждением большой «живучести» данной нормы может служить Литовский статут 152'9 г., где имеется параграф, источником которого послужила ст. ИЗ . Правда, в нем более подробно трактуются вопросы, связанные с переимом, но точная сумма вознаграждения не определена: ее заранее должен был объявить владелец челяди, он же покрывал издержки на прокорм холопа. Однако в основе литовского права, хоть и с оговорками, все еще продолжало действовать установление, сформулированное Русской Правдой: за поимку холопа полагалась награда. Это позволяет нам предполагать, что и в практике Московского государства «переим» как вознаграждение за раба продолжал существовать. Другое дело — размер вознаграждения. Н. А. Максимей- ко писал, что «ни одна из статей Р[усской] Правды о судебных пошлинах и других сборах с населения не перешла в ее Сокращенную редакцию»  . Это не вполне соответствует действительности. Так, все статьи Устава о холопах, помещенные в Сокращенной Правде, полностью сохранили размеры платежей и сборов. Но, к сожалению, мы не располагаем материалом, чтобы судить об истинной величине «переима» в XV—XVI вв.

Остановимся теперь на рассмотрении вязебной, одной из наиболее ранних пошлин, размер которой регламентирован законом. По ст. 114, отрок, посланный посадником с владельцем беглого холопа, связывает этого холопа и получает вязебную. Но величина вязебной в разных списках Пространной редакции указана не одинаковая: «и дати ему вязебную 10 кун» ; «... и дати ему вязебную гривноу ...» (текст далее обрывается)  ; «... и да- ти ему вязебную 3 куны»3I; «... и дати ему вязебную 5 кун»32.

Термин «вязебная» встречается только в Русской Правде. Однако в грамотах и официальных актах XV—XVI вв. мы находим понятие «вяжщее», «вязчее», «вязьба». Так, уставная губная запись 1456—-1461 гг. об уголовном суде и подсудности в г. Москве, перечисляя доходы большому наместнику, указывает: «А у поля ему вяжщого треть, а пересуда треть же, да что посулят. А у душегубьства ему вяжщего треть, до что посулят...» 33 В жалованной кормленой грамоте 1504 г. кашинский князь Юрий Иванович жалует Ртищевых в волости Кочемль «и правым десятком, и вязчим, и пятном, и всеми доводными пошлинами по годом в кормленье»34. Из данных документов следует, что вязчее шло в пользу наместников или их людей. Термин «вязчее» упоминается и в Судебниках в статьях, перечисляющих пошлины, взимаемые неделыциком с судебных поединков, с «поля». В комментариях к Судебнику 1497 г. Л. В. Черспнин высказал мнение, что «наиболее употребительное значение вязчего — пошлина за наложение оков на ответчика, доставляемого в суд». Правда, автор тут же добавляет, что «значение вязчего в Судебнике, очевидно, иное»35. Для нас в данном случае точное определение вязчего играет второстепенную роль. Гораздо важнее проследить связь между вязебной и вязчим. И та и другая пошлины взимаются прн каком-либо преступлении, когда ответчик мог попытаться сбежать и тем уйти от ответственности. Обе пошлины идут не в пользу государства, а в пользу представителей местной власти. Вязебную собирает отрок от посадника, вязчее — недельщик, представитель наместника. В Сокращенной редакции понятие «вязебная» прямо заменено «вязчим», т. е. для кодификатора XV—XVI вв. оба термина были идентичны.

Судебники устанавливали вязчее в следующих размерах: если стороны мирились до поединка, то недельщик брал 12 денег, если поединок состоялся, то недельщик получал 24 деньги. Законодательство 15^0 г. несколько изменило последнюю сумму: в пользу неделыцика шло 22 деньги36. Таким образом, размеры вязчего не представляют собой нечто застывшее: его номинал колеблется от 12 до 24 денег. По спискам Русской Правды, как уже указывалось выше, вязебная приравнивалась к 10, 3, 5 кунам, гривне. Величина вязебной в гривну указана в списках Пушкинской группы. Важным обстоятельством для нас является тот факт, что текст ст. 114 в этих списках обрывается сразу же за словом «гривноу». Вполне возможно, что в протографе края обрыва обветшали и размер вязебной плохо читался или вообще отсутствовал. В таком случае переписчику не оставалось ничего иного, как указать ту сумму вязебной, которая имела хождение в юридической практике и была ему хорошо знакома. Если учесть, что в Москве гривна равнялась 20 деньгам, то получается, что размер вязебной, взимаемой при поимке холопа (20 денег), близок к вязчему, получаемому неделыциком при «поле» (24 деньги, 22 деньги).

Труднее представить размер вязебной, выраженный в куиах. Как указывает В. Л. Янин, куны в Московском государстве издавна обозначали не только определенную монетную единицу, но являлись и собирательным наименованием, в значении «деньги»  . Именно такой смысл имеет термин «куны» в документах Московского государства XV в., причем все эти акты относятся к северным районам: к Белозерскому, Двинскому краю . В центральных областях страны данное наименование было малоупотребительным и не имело широкого распространения. Другое дело— Новгород, Псков, Тверское княжество, где еще в первой половине XV в. «куны» сохранили свое значение и в качестве определенной денежной единицы  . Благодаря постоянным торговым сношениям с этими землями в Москве хорошо знали номинал «куны», этот термин не успел превратиться в мертвый архаизм, лишенный всякого смысла. В пользу данного предположения свидетельствуют две жалованные грамоты (1456—1461 и 1484— 1505 гг.) старорусским тонникам  . Обе они восходят к грамоте XIV в., выданной Дмитрием Донским, отсюда и некоторая архаичность слов, выражений. В частности, понятие «куны» употребляется в качестве счетной единицы: «взять у них ... 5 кун». Характерно, что даже в конце XV в. не было сделано попытки заменить этот термин другим. Следовательно, в глазах современников он продолжал сохранять реальное значение, обозначать определенную величину. ^Хорошо известна в литературе «Память, как торговали доселе новгородцы», в которой читаем: «Новая гривна три гривны, а куна две деньги...»  Таким образом, в представлении современников конца XV—начала XVI в. вязебная в 10 кун (подавляющее большинство списков Русской Правды) равнялась гривне в Пушкинской группе списков, т. е. 20 деньгам. Думается, что эта сумма имела наибольшее распространение при взимании вязебной.

Вместе с тем надо отметить, что если вначале размер вязебной по Русской Правде, прочно укоренившийся в юридической практике, оказал, без сомнения, влияние на величину вязчего Судебника 1497 г., то в течение XVI в. наблюдается обратный процесс: сумма в 24 деньги, указанная в Судебниках для дел, решаемых «полем», стала обязательной и для вязчего, взимаемого при поимке холопа. От 1568 г. сохранился доходный список, данный ряжскому наместнику И. Ф. Карташеву, где перечислены доходы, получаемые им с г. Ряжска и его уезда. В частности, там сказано: «а с холопа вязчего 4 алтына (24 деньги.— Е. К.), коли холопа выдадут»  .

Как мы уже говорили, в некоторых списках Пространной редакции встречаются размеры вязебной в 3 и 5 кун. Конечно, эти разночтения можно "свести к простой описке писца, но возможно и другое объяснение. Списки Пространной редакции возникали в разных землях, княжествах Русского государства. В некоторых из них не могли не отразиться наиболее яркие местные особенности, установившиеся отличня от общеправовых норм. Размер пошлин не был единым в общегосударственном масштабе, как не было и самого единого Русского государства. Еще в XV в. суммы поборов определялись жалованными, уставными, кормлеными грамотами в разных областях по-разному. Отзвуки этого явления мы находим даже во второй половине XVI в., после издания Судебников. Так, в вышецитированном доходном списке 1568 г. читаем: «А имати наместнику с суда на виноватом пошлин п о и х уставной грамоте, а не будет у них уставной грамоты и наместнику имать пошлина на виноватом по Судебнику...» В связи с плохой изученностью сборников, кормчих, в составе которых дошли до нас списки Русской Правды, пока трудно судить, в каких землях и в какое время бытовали размеры вязебной в 3 и 5 кун. В этом отношении интересны жалованные грамоты старорусским тонникам. В них говорится: «... ни посаднику русскому их не судити, ни с поличным, а скует в Русе, ино взять у них дворянину 5 кун»  . Взимаемая здесь пошлина не названа вязебной, однако она как-то связана с судебным процессом и с наложением оков на ответчика. Очень возможно, что перед нами одна из местных разновидностей вязебной, размер которой в Старой Русе определялся в 5 кун.

В это же время в Двинском крае за наложение оков на преступника взыскивалось 4 белки: «А железного четыре белки, тол- ко человека скуют, а не будет по нем поруки» 45. Перед нами разные варианты размеров вязебной, наиболее употребительные из которых, возможно, нашли свои отражения в списках Русской Правды.