Крестьянская политика Лжедмитрия. ПОПЫТКА ВОССТАНОВЛЕНИЯ ЮРЬЕВА ДНЯ В РОССИИ ЛЖЕДМИТРИЕМ 1

 

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ

 

 

ПОПЫТКА ВОССТАНОВЛЕНИЯ ЮРЬЕВА ДНЯ В РОССИИ ЛЖЕДМИТРИЕМ 1

 

Вопрос о крестьянской политике Лжедмитрия 1 уже давно стал предметом оживленной дискуссии в русской исторической литературе как дореволюционной, так и советской. В процессе этой дискуссии были высказаны самые различные, подчас взаимно исключающие друг друга точки зрения. Те из историков, кто считал Лжедмитрия казацким или даже крестьянским царем, расценивали его крестьянскую политику как освободительную, те же, кто видел в нем дворянского царя,— как безусловно закрепостительную, отказываясь замечать в ней какие-либо колебания. Но при всем различии оценок у всех историков, высказывавшихся по этому вопросу, была одна общая черта: все они в своих суждениях исходили из рассмотрения лишь двух указов самозванца — от 7 января о кабальных холопах и от 1 февраля 1606 г. о беглых крестьянах. Попыток расширить круг источников за счет -привлечения новых материалов до сих пор предпринято не было.

 

С. М. Соловьев, расценивая Лжедмитрия I как казацкого царя, отметил тенденцию январского указа «ограничить распространение холопства», воздержавшись от комментирования февральского указа о сыске беглых крестьян По мнению же И. Е. Энгельмана, видевшего в самозванце выразителя дворянских интересов, «Лже- дмитрий не внес никаких изменений в правительствённую политику по крестьянскому вопросу». Ссылаясь на закон от 1 февраля 1606 г., Энгельман констатировал: «Таким образом, мы видим, что и Лжедмитрий не решился посягнуть на крестьянское прикрепление, что и для него выгоды служилых людей имели главное значение (курсив мой.—В. К.).

 

Но еще прежде, чем цитированный нами приговор Боярской думы стал повсюду известным и прежде чем он успел подорвать доверие к самозванцу в народных массах, Лжедмитрий был низложен боярами...»   С. Ф. Платонов, обошедший молчанием внутреннюю политику Лжедмитрияпервый обратил внимание на активное участие казачества и южных помещиков в подготовке торжества самозванца. Это наблюдение С. Ф. Платонова применил к характеристике январского и февральского указов 1606 г. М. Н. Покровский, увидев в них выражение интересов дворянства, по преимуществу южного . Одно время М. Н. Покровский склонен был видеть в Лжедмитрии I крестьянского царя со всеми вытекавшими Отсюда последствиями и в отношении оценки его законодательства  .

 

С критикой взглядов М. Н. Покровского выступил И. И. Смирнов, который пришел к выводу, что законодательство Лжедмитрия «проникнуто тенденцией усилить крепостнический гнет и имело своей целью восстановление крепостнического «порядка», нарушенного крестьянской войной»  .

 

 

 В последнее время А. А. Зимин, отмечая крепостнический характер законодательной деятельности самозванца, вместе с тем указал и на присущие ей колебания, с которыми «связывались у некоторой части крестьян и холопов иллюзии о хорошем царе», что способствовало популяризации среди них имени царевича Дмитрия».

 

А. А. Зимин, отнюдь не разделяя взгляда М. Н. Покровского на Лжедмитрия I как крестьянского царя, считает возможным отметить определенную заинтересованность южных помещиков в указе 1 февраля 1606 г.1 Одпако следование традицноппым материалам не позволило А. А. Зимину достаточно убедительно обосновать свою точку зрения документально. Учитывая роль классовой борьбы в деле торжества самозванца и его воцарения на Москве, оп не прослеживает дальнейшего развития и обострения классовых и внутриклассовых противоречий в период недолгого, по бурного царствования Лжедмитрия. Между тем, как мы попытаемся показать, происходившая в это время классовая и внутриклассовая борьба оказала решающее воздействие на законодательство Лжедмитрия по крестьянскому вопросу, которое, как увидим, не исчерпывалось двумя приведенными указами, а включало в себя и некоторые моменты, не учтенные до сих пор исследователями.

 

Вынесенный на московский престол волной крестьянского движения, к которому примкнули на время и южные помещики, Лжедмитрий I должен был как-то учитывать это в своей законодательной деятельности. Поэтому в его политике по крестьянскому вопросу следует различать крепостническое содержание и демагогическое обрамление. Сильнее всего демагогия Лжедмитрия I в законодательной деятельности о крестьянах проявилась в Сводном судебнике, отнесенном специально занимавшимся этим памятником А. И. Андреевым ко времени правления первого самозванца .

 

Согласно А. И. Андрееву, Сводный судебник был составлен в Поместном приказе в промежуток времени с 1 февраля 1606 по 7 марта 1607 г., так как его составителю был известен указ от 1 февраля 1606 г. Лжедмитрия I о беглых крестьянах, но он еще не знал закона царя Василия Шуйского от 7 марта 1607 г. о добровольных холопах. Основываясь на свидетельстве Станислава Немоевского, согласно которому Лжедмитрий, вступив на престол, «желал дать новые права и писанные законы»  , А. И. Андреев предложил считать Сводный судебник плодом законодательной деятельности самозванца.

 

А. А. Зиминым было высказано мнение, что составление Сводпого судебника следует отнести к первым месяцам правления Василия Шуйского (до 7 марта 1607 г.), поскольку в этом памятнике имя Лжедмитрия I отсутствует  . Однако с предложенной А. А. Зиминым передатировкой памятника согласиться нельзя. Указывая на отсутствие в Сводном судебнике имени самозванца и относя на этом основании его составление ко времени правления Василия Шуйского, А. А. Зимин упустил из вида, что в памятнике отсутствует также и имя Василия Шуйского. Если отсутствие в Сводном судебнике, в котором имеется закон самозванца от 1 февраля 1606 г. о беглых, имени Лжедмитрия можно объяснить тем, что сохранившиеся списки Сводного судебника составлялись после свержения самозванца, то имя Василия Шуйского не встречается в нем уже по той простой причине, что законодательство Василия Шуйского вообще никакого отражения в Сводном судебнике не получило. Более того, законодательные нормы Сводного судебника противоречат основным принципам политики Василия Шуйского как в отношении княжеско-боярского землевладения, так и по крестьянскому вопросу.

 

Недавно В. Д. Назаров привлек дополнительные данные палеографического и текстологического порядка в пользу мнения о составлении Сводного судебника при Лжедмитрии I в приказной среде и незавершенности этой работы .

 

Предположение А. И. Андреева о составлении Сводного судебника во время правления самозванца представляется тем более правдоподобным, если учесть некоторые обстоятельства воцарения Лжедмитрия I. На московском престоле оп появился как «сын» Ивана IV, призванный восстановить порядки и законы своего грозного «отца», нарушенные после его смерти государевыми изменниками, и прежде всего боярином-узурпатором Борй- сом Годуновым. При этом самозванец опирался на пред- , шествующий опыт Ивана Грозного, который, как известно, венчавшись на царство, принялся восстанавливать «дедовы и батковы» законы, т. е. законодательство Ивана III и Василия III, попранное в его малолетство во время боярского правления  . Тогда Иван IV приступил к созданию Судебника 1550 г., положив в его основу Судебник 1497 г. и законы Василия III, теперь же самозванец кладет в основу Сводного судебппка главный .законодательный кодекс времени Грозного — царский Судеб- нпк 1550 г., присовокупив к нему дополнительные указы, появившиеся в промежуток времени с 1550 по 1 февраля 1606 г. Дополнительные указы, включенные в состав Сводного судебника, подверглись предварительному редакти рованию в духе провозглашенного Лжедмитрием I воз врата к политике Ивана Грозного. Так, в состав Сводного судебника оказались включенными указь! Ивана IV о княжеском и монастырском землевладении от 15 января 1562 г. и 9 октября 1572 г., отсутствующие во всех других известных списках дополнительных статей к Судебнику 1550 г. Такое выдвижение па первый план антикняжеского законодательства Ивана Грозного было совсем не к лицу Василию Шуйскому, торжественно провозгласившему в своей крестоцеловальной записи принципы охраны и защиты княжеско-боярского землевладения, и, напротив, оно вполне соответствовало планам Лжедмитрия I, объявившего о своей верности политике Грозного и окружившего себя бывшими опричниками. Планам Лжедмитрия I, связанного с иезуитами, отвечали п секуля- ризационные тенденции указа от 9 октября 1572 г., направленного на ограничение роста монастырского землевладения.

 

Уже во время похода на Москву Лжедмитрий I в своих прокламациях, рассылавшихся по различным городам Русского государства, обвиняя Бориса Годунова в узурпации царской власти, не скупился на обещания даровать народу «вольность», «тишину» и «благоденственное житие»  . Из «Сказания о царстве царя Федора Иоанновича» известно, что прокламации самозванца рассылались не только по городам, но и по селам. Здесь приведено довольно полное изложение содержания этих прокламаций: «И обещался он, окаянный (Лжедмитрий I.— В. /Г.), живущим во градех и селех от большого чину и до малого великую свою милость показать: оным величество и славу, оным богатство и честь, иным вольность и во всех винах пощада» (курсив мой.— В. К.)  .

 

Есть основания утверждать, что самозванец прислушивался к тому, о чем говорилось в народной среде. В этом отношении весьма показательна приписка, сделанная им в письме из Путивля Юрию Мнишку от 1(11) мая 1605 г. Лжедмитрий паппсал это письмо о разногласиях среди дворян, осаждавших Кромы, когда прибыли гонцы от лпвенского воеводы с новыми известиями о событиях в Москве со слов перебежчиков из правительственных войск. Самозванец тотчас же взялся за перо и сделал приписку, в которой, рассказав о подробностях смерти Бориса, продолжал: «Они же (перебежчики.— В. К.) сообщают, что сам простой народ не дает промолвить пи малейшего слова о том, чтобы выбрать себе государем Борисова сына» (курсив мой.— В. К.)  .

 

Голландец Исаак Масса, находившийся в это время в столице, в общем подтверждает слова перебежчиков. В своих «Записках» он пишет о том, что «в Москве после смерти Бориса повсюду началось волнение и народ становился все бесчинней, большими толпами сбегался ко дворцу, крича о знатных боярах, бывших при Борисе в немилости и ссылке, другие кричали о матери Димитрия, старой царице, что ее надобно посадить у городских ворот, дабы каждый мог услышать от нее, жив ли еще ее сын или нет». Так как Годуновы, соглашаясь исполнить первое требовапие, не хотели и слышать о матери Димитрия, то «народ, угрожая силою, требовал ее возвращения и говорил весьма дерзко»  .

 

И придя к власти, Лжедмитрий не переставал интересоваться народным мнением. По словам К. Буссова, он запросто посещал аптеки и лавки ювелиров и даже «велел всенародно объявить, что будет два раза в неделю, по средам и субботам, лично давать аудиенцию своим .подданным на крыльце»  .

 

Давая во время похода на Москву свои далеко идущие обещания, Лжедмитрий I использовал антифеодальные лозунги, выдвинутые народными массами в ходе восстания, охватившего в 1604—1605 гг. юг России  . Этим Лжедмитрий I снискал тогда огромную популярность в народной среде, чем и обеспечил себе победу над Борисом Годуновым. Молва о нем как о«прямом царе» катилась далеко впереди его войска. Так, еще зимой 1605 г. в Смоленске посадские люди ждали прихода самозванца и обсуждали между собой вопрос: «мужики де Комаритцкис заворовали, в малых не чаят ли де в смоленских людях шатости?»   А. С. Пушкин проявил глубокое понимание происходивших тогда исторических событий, когда вложил в уста Афанасия Пушкина слова о возможном направлении политики Лжедмитрия по отношению к крестьянству:

 

«...А легче ли народу? Спрбси его. Попробуй самозванец Им посулить старинный Юрьев день, Так и пойдет потеха»

 

С воцарением в Москве для самозванца настало время выполнять свои посулы. Сохранилось известие английского дипломата о том, что Лжедмитрий I освободил на 10 лет от взимания налогов население южных районов России, оказавшее ему военную помощь в походе на Москву . Это известие получает частичное подтверждение в русских источниках, свидетельствующих о том, что на юге России с момента вступления самозванца и вплоть до воцарения Михаила Федоровича не пахалась государева десятинная пашня . Лжедмитрий I и не мог поступить иначе, так как население южных районов продолжало сохранять оружие и в случае отказа от обещании рано или поздно восстало бы против самозванца, объявив его «неистинным» Дмитрием.

 

В марте 1606 г., после того как был открыт очередной заговор, инспирированный Шуйскими, Лжедмитрий обратился к собранным в Кремле стрельцам с речью, в которой по существу повторил свои старые призывы, Доказывая им, что он истинный Дмитрий, он, по словам И. Массы, прибег, в частности, к следующим*любопытным доводам: «Статочное ли дело, чтоб кто-нибудь мог, почти не имея войска, овладеть таким могущественным царством, когда бы у него не было на то права. Бог бы того никогда не допустил: я подвергал жизнь свою опасности не для того, чтобы самому возвыситься, но дабы освободить вас от крайней нужды и рабства, в которое поверг вас изменник отечества (царь Борис.— В. К.); правивший им и угнетавший вас» (курсив мой.— В. К.)  . Хотя в дальнейшем самозванец и ссылался на то, что царство ему вернул бог, он начал понимать, и его речь свидетельствует об этом лучше всего, что в действительности путь к престолу ему проложил восставший народ, жаждавший воли.

 

Кармелитские миссионеры, выехавшие из Москвы в Персию в марте 1606 г., мотивировали свой спешный отъезд тем, что власть самозванца начала колебаться . В напряженной обстановке весной 1606 г. Лжедмитрий I, стремясь парализовать усилия своих противников среди бояр и рассеять сомнения, зарождавшиеся в народе, должен был предпринять шаги к тому, чтобы облечь свои туманные обещания вольности, данные им во время похода на Москву, в конкретные законодательные нормы.

 

К этому выводу приводит нас рассмотрение состава Сводного судебника, памятника, как известно, давно при влекавшего к себе внимание историков, но оставшегося до сих пор не учтенным при характеристике политики Лжедмитрия I по крестьянскому вопросу. В Сводном судебнике отсутствуют указ о заповедных годах и указ 1592/93 г. о запрещении крестьянского выхода в общегосударственном масштабе. В то же время в состав Сводного судебника оказались включенными статья 88 Судеб- йика 1550 г. о крестьянском отказе и указ Бориса Годунова о частичном разрешении крестьянского выхода в 1601 г., причем имя Бориса Годунова во вступительной части этого указа было устранено, тогда как имена Ивана Грозного и Федора Ивановича в их указах, как правило, сохранялись. Такой отбор материала в Сводном судебнике не случаен. Крестьяне при царе Иване Васильевиче, по словам составителей Соборного уложения 1607 г., «выход имели волный», который был отнят у них при Федоре Ивановиче «по наговору Бориса Годунова». Лжедмитрий I, кладя в основу своего законодательного кодекса Судебник 1550 г. с его знаменитой статьей 88 о крестьянском отказе, тем самым возвращал крестьянам утраченную свободу и восстанавливал законодательство Ивана IV по крестьянскому вопросу, нарушенное Борисом Годуновым. Включение же в него указа 1601 г. означало подтверждение выходов, совершенных в прошлом.

 

Сам Борис в 1601 и 1602 гг. в обстановке охватившего страну страшного голода и начавшегося массового антифеодального движения вынужден был пойти на частичную и временную отмену изданного по его инициативе указа 1592/93 г., запретившего крестьянский выход на всей территории Русского государства и объявившего писцовые книги 80—90-х годов XVI в. юридическим основанием крестьянской крепости. Законодательство Бориса Годунова 1601 и 1602 гг. носило половинчатый характер и не только не разрешило, а еще более обострило классовые противоречия в стране.

 

Самозванец, восстанавливая статью 88 Судебника 1550 г. о крестьянском отказе, тем самым хотел сразу разделаться с отрицательными последствиями половинчатого законодательства Бориса Годунова 1601 и 1602 гг. Хотя это восстановление крестьянского выхода так и осталось на бумаге, потому что крестьянские выходы должны были происходить осенью, а Лжедмитрий I был свергнут уже в мае 1606 г., но оно наряду с предшествующими обещаниями вольности самозванца могло породить иллюзии среди крестьянства, продолжавшего и после гибели первого самозванца связывать с именем «царевича Димитрия» свои надежды на волю  .

 

В Сводный судебник помимо статьи 88 о крестьянском выходе оказался включенным указ царя Федора Ивановича от 24 ноября 1597 г. о пятилетнем сроке сыска беглых крестьян, а также подтверждающий его указ Лжедмитрия I от 1 февраля 1606 г. Включение в Сводный судебник указа от 1 февраля 1606 г. означало, что крестьянский выход проектировался Лжедмитрием не в условиях бессрочного сыска беглых, как это имело место при Иване Грозном, а в обстановке действия урочных лет. Это обстоятельство дает возможность оценить подлинные масштабы уступок, сделанных народным массам Лжедмитрием I, боявшимся нового взрыва классовой борьбы в стране. Вопреки мнению И. И. Смирнова, самозванец не только не сумел усилить крепостнический гнет и восстановить нарушенный Крестьянской войной крепостнический порядок, но пошел на уступки даже по сравнению с тем положением, которое имело место при Иване Грозном, когда действовала статья 88 Судебника 1550 г. о крестьянском отказе, но сыск беглых осуществлялся бессрочно. В то же время следует отметить, что и А. А. Зимин не смог нарисовать действительную картину уступок, сделанных Лжедмитрием I народным массам, поскольку он отказывается считать Сводный судебник плодом законодательной деятельности самозванца и основывается в своих выводах лишь на указах от б января и 1 февраля 1606 г.

 

Говоря об уступках самозванца, выразившихся прежде всего в восстановлении крестьянского выхода при сохранении урочных лет для сыска беглых, следует остановиться и на присущих его законодательству о крестьянах закрепостительных тенденциях. В данном случае мы имеем в виду прежде всего указ Лжедмитрия I от 1 февраля 1606 г. Этим указом восстанавливался государственный сыск беглых крестьян в формах, провозглашенных указом 1597 г. и нарушенных во время голода и начавшейся в стране Крестьянской войны. Указ устанавливал определенные принципы, которыми должны были руководствоваться правительственные органы при организации сыска и возвращения беглых. Этим указом беглые крестьяне подразделялись на две категории. Одни, бежавшие до голодных лет за год, после голодных лет и во время голода, имея возможность прокормиться у старых господ, подлежали возвращению своим старым владельцам. Другие крестьяне, бежавшие или выдавшие на себя служилые кабалы во время голода, чтобы избежать голодной смерти, возврату старым владельцам не подлежали. Последнее постановление отвечало интересам южного дворянства, у которого скопилась масса беглых крестьян, покинувших свои места во время голода.

 

Для правильного понимания содержания указа от 1 февраля 1606 г. решающее значение имеет примененная в нем система отсчета. Какой год следует считать за первый голодный? А. А. Зимин, например, полагает, что в указе имеется в виду 1602 г.  Однако обращение к тексту самого указа показывает, что его составители под первым голодным годом понимали «110 год», т. е. 1601/02 сентябрьский год и вели отсчеты от 1 сентября 1601 г. В начале указа прямо сказано: «Которые бояря, и дворяне, и дети боярские, и владычних и монастырь- ских вотчин бьют челом о суде в беглых крестьянех, а ищут, бежали от них крестьяне до 110-го году, до голодных годов (курсив мой.— В. ТТ.), за год на посады, и в государевы дворцовые села, и в черные волости, и за помещиков и за вотчинников во крестьяня п в холопи,— и тех приговорили, сыскивая, отдавати старым помещиком» 2в. В соответствии с этой датой и ведутся все расчеты в указе. В его тексте голодными названы 110, 111 и 112 годы, 113-й же год и «нынешний 114-й год» отнесены уже ко времени «после голодных лет». Поскольку указ был издан 1 февраля 1606 г., то «нынешний 114-й год» означал в переводе на современное летосчисление 1605/06 сентябрьский год. Соответственно «1-13-й год» означал 1604/05 сентябрьский год, «112-й год» —1603/04 сентябрьский год, «111-й год»— 1602/03 сентябрьский год и «110-й год» — 1601/02 сентябрьский год. С подобной же трактовкой «110-го года» как первого голодного года мы встречаемся и в других источниках. Так, в хронографе третьей редакции наступление голода отнесено к сентябрю 1601 г.: «Того же лета (1601 г.— В. К.) грех, ради наших глад бысть велик со августа и наста с сентября 7110 (1601 г.) лета» (курсив мой.— В. К.) 27. Поэтому не прав А. А. Зимин, когда относит голодные годы, упоминаемые в указе, не к 1601 —1603 гг., как это имело место в действительности, а к 1602—1604 гг.

 

Если первый голодный год — это год, начавшийся 1 сентября 1601 г., то содержащееся в указе безоговорочное требование о возврате крестьян, бежавших «до 110-го году, до голодных годов за год» означало, что возврату старым владельцам подлежали крестьяне, бежавшие в промежуток времени с 1 сентября 1600 по 1 сентября 1601 г. Но с 1 сентября 1600 по 1 февраля 1606 г. прошло не 5 лет, а 5 лет и 5 месяцев. Следовательно, урочные лета были удлинены указом Лжедмитрия I от 1 февраля 1606 г. по крайней мере до пяти лет и пяти месяцев. Если же учесть, что этот указ явился ответом на дворянские челобитные, о которых сказано, что они подавались около 1 февраля, причем в тексте указа было применено настоящее время («которые бояре, и дворяне... бьют (курсив мой.— В. К.) челом о суде...»), свидетельствующее как будто о том, что эти челобитья будут подаваться некоторое время и после издания указа, то можно предположить удлинение урочных лет до одного года, так как в древнерусском законодательстве, как это следует из текста Соборного уложения 9 марта 1607 г., за рубеж подачи челобитных, по указу, изданному в том или ином году, обычно бралось 1 сентября следующего года. Это удлинение урочных лет до пяти лет и пяти месяцев, а возможно, даже и до шести лет отвечало прежде всего интересам дворянства центральных уездов, стремившегося к удлинению урочных лет. Таким образом, указ от 1 февраля 1606 г. следует поставить в начале того ряда указов, явившихся ответом на челобитные помещиков об удлинении срока сыска беглых крестьян, которые издавались в первой половине XVII в., пока Соборное уложение 1649 г. не отменило урочные лета и не вернулось на новой уже, конечно, основе к бессрочному сыску, практиковавшемуся до 1594—1597 гг.

 

Подтверждение указа от 24 ноября 1597 г., сделанное в конце закона от 1 февраля 1606 г., свидетельствует о временном характере постановления об удлинении урочных лет. Такая противоречивость закрепостительной политики Лжедмитрия I объясняется его стремлением учесть и как-то примирить специфические интересы как помещиков центральных, так и помещиков южных уездов, существенно расходившиеся на практике. Лжедмитрий I понимал, что если помещики южных уездов помогли ему захватить престол, то он не сможет царствовать, не обеспечив себе поддержки основной массы дворянства центра Русского государства.

 

На удовлетворение дворянских интересов был направлен и указ от 7 января 1606 г. о кабальных холопах, который И. И. Смирнов справедливо связывает с указом от 1 февраля 1597 г.  Хотя обращение к хранящимся в ЦГАДА рукописным кабальным книгам, составленным во время голода 1602—1603 гг., и показывает, что по этому указу примерно четверть кабальных холопов получила свободу29, но это было сделано прежде всего для того, чтобы обеспечить большие возможности для мобилизации холопов в среде холоповладельцев. В то же время этот указ не мог не получить благожелательного отклика и у отпущенных на свободу холопов.

 

И указ от 6 января 1606 г., и указ от 1 февраля 1606 г. имели крепостническую направленность и были изданы в интересах дворянства. Содержащиеся в них отдельные моменты, получившие благожелательный отклик у некоторой части крестьян и холопов, имели побочное значение. Для основной же массы крестьян и холопов они несли усиление крепостного гнета. Как же тогда совместить их издание с попыткой восстановления Лжедмит- рием I крестьянского выхода? Очевидно, мы имеем здесь дело с двумя этапами законодательной деятельности самозванца. Сначала он направил ее на удовлетворение дворянских требований, но когда увидел, что в стране, особенно на юге, весной 1606 г. зреет новый взрыв Крестьянской войны, готовый разразиться теперь против него самого, он пошел на значительные уступки народным массам, вспомнив об обещании восстановить крестьянский выход, данном им народу еще во время дохода на Москву.

 

Первые случаи столкновения населения южных уездов с правительственной администрацией Лжедмитрия I относятся уже к осени 1605 г. В этом отношении большой интерес представляет сохранившееся в крымских делах и напечатанное Н. В. Рождественским дело о зимовке в районе Мценска крымских гонцов Ян-Ахмет-Чилибея «с товарищами»— 144 татар и 14 русских детей боярских и переводчиков — все с лошадьми. Эта орава, да к тому же буйная (татары чуть что сразу же брались за ножи), вскоре стала в тягость местному населению. Сопровождавший гонцов сын боярский Василий Коробьин, которому было поручено снабжать татар продовольствием, а их лошадей — сеном, покупая корм и сено у местного населения за наличный расчет, уже в октябре 1605 г. сообщал в Москву, что ни на посаде, ни в слободах, ни в окрестных селах и деревнях «мценяня дети боярские и всякие люди, меня не слушают, корму не дают» . Местными властями в помощь ему был придан осадный голова Василий Крюков с пушкарями, затинщиками и рассыль- щиками. Используя своих людей, Василий Крюков собирал корм и отдавал его Василию Коробьину до 29 ноября. В дальнейшем же он натолкнулся на открытое

 

Сопротивление со стороны местного населения. «Аснояб ря, государь, с 29-го числа,— писал он в своей отписке,— посылаю я, холоп твой, во Мценский уезд, в поместья детей боярских для кормов пушкарей и затинщи- ков и разсылыциков,— и во многих, государь, местах раз- сылыциков бьют и кормов не дают: били, государь, разсылыцика Федька Кошеварова с товарищи в Большом Городцком стану Григорьев крестьянин Санюкова Павлик, да Трафимовы люди Лисипа Тимошка, сам третей с товарищи, да били, государь, разсылыциков Савку Бор- зикова е товарищи в Черньском уезде Игнатей Субочев с своими людьми и с крестьяны» 31.

 

14 декабря 1605 г. последовало коллективное челобитье мценских стрельцов, поданное Гришкой Сигиновым от имени 60 его товарищей. Рассказав о насилиях, чинимых кормовыми сборщиками, отбиравшими у них за полцены скот и сено, стрельцы продолжали исчислять Лжедмитрию свои беды — «да нас жа, государь, холопей твоих государевых, посылают твои государевы воеводы и приказные головы по городам пеших, а подвод нам не дают. И мы, государь, холопы твои государевы, от того Васильева Гавриловича Коробьина насильства и от посольских кормов и от пехоты в конец погибли, и твоей царской службы отбыли, обнищали, наги и боси и голод- ни стали» 32. Стрельцы просили Лжедмитрия распорядиться о том, чтобы их не сверстывали «с сошняны», т. е. с посадскими и волостными тяглецами, и выдать им на этот счет особую царскую грамоту: «вели, государь, нам свою государеву бережаною грамоту дать».

 

Правительство Лжедмитрия I, встретившись с растущим сопротивлением со стороны самых различных слоев мценского населения, 27 декабря 1605 г. издало распоряжение о сборе корма для гонцов не только с Мценского, но и с соседних с ним Орловского й Черньского уездов. Одновременно в царской грамоте содержалось предписание сурово наказать ослушников. Лжедмитрий распорядился, чтобы Василий Крюков тех крестьян, которые отважились на открытое неповиновение властям, «велел бы привести во Мценск и за воровство и за ослушание велел их бити батоги нещадно, да посадил их на неделю в тюрьму, чтоб, па тех смотря ипым неповадно ослу- шатись»  . Хотя публичное наказание непокорных крестьян и состоялось в Мценске, однако затруднения со сбором кормов не прекратились. Царское распоряжение о частичном облегчении положения мценян в деле продо- вольствования татарских гонцов было истолковано в Мценске как полное освобождение от этой повинности. В первой половине января, по словам Василия Крюкова, в Мценск из Москвы, где они, по-видимому, добивались отмены повинности для Мценского уезда по сбору кормов для татарских гонцов, приехали дети боярские Петр Куль- пин и Никита Воропаев, которые объявили во всеуслышание «детям боярским и всяким людем» о том, что «государь де нас пожаловал, кармов людцких и крымским гонцом имати с нас не велел, а велел деи государь имать кормы людцкие и конские крымским гонцом с Арловского и Черньского уезду». После этого заявления, сообщает В. Крюков, «и у которых, государь, мценян детей боярских были люцкие и конские кормы крымским гонцам в городе в привозе, и те дети боярские, заслышав то, те свои кормы развезли опять по себе тотчас: меня, холопа твоего, не слушают, кормов не дают». Со своей стороны, население Орловского и Черньского уездов также отказывалось давать кормы сборщикам, ссылаясь на то, что это обязаны делать жители Мценского уезда. «И мне, государь, холопу твоему,— заключал В. Крюков,— крымским гонцам людцких и конских кормов взять негде; из Орловскова из Черньскова иза Мценскова уездов кормов не везут»  .

 

Все попытки В. Крюкова добыть продовольствие терпели провал. Так, узнав о том, что в феврале 1606 г. орловские помещики не пустили рассылыциков в деревню Булгакову, оп отправился 1уда сам и начал спрашивать у них: «Прсг што вы государева указу не слушаетеся, кормов крымским гонцом не даваете?» Василий Крюков жаловался Лжедмитрию, что в ответ внушительная толпа (19 человек детей боярских в отписке названы по именам, да еще «с товарищи») его «лаяли и бешенствова- лп, а пушкарей, государь, и затинщиков, и казаков, и стрельцов, и людишек моих перебили и переграбили, и кормы все людские и конские на большой дороге против деревни Булгаковой отнели и развезли по своим поместьям»  .

 

19 марта 1606 г. из Москвы пришла грамота о производстве расследования и о заключении в тюрьму до царского указа орловских помещиков, напавших на Василия Крюкова и его людей  . В том же месяце крымские гонцы были переведены из Мценска в Новосиль.

 

Из приведенных документов видно, что к весне 1606 г. положение в южных уездах обострилось. Сопротивление распоряжениям правительства Лжедмитрия I, тягостным для местного неселения, начало принимать здесь массовый характер и выливаться в формы открытого неповиновения. При этом недовольство охватывало все слои населения от крестьян до помещиков. Население южных уездов, оказывая сопротивление распоряжениям Лжедмитрия, наивно полагало, что борется лишь против несправедливостей «воевод и приказных голов». Более того, часть недовольных искала у самозванца поддержки и понимания своих нужд, подавая ему коллективные челобитья. Чтобы окончательно не потерять популярности в народе, самозванец был вынужден лавировать, сочетая суровые наказания с частичными уступками. Однако сломить сопротивление жителей Мценского, Орловского и Черньского уездов ему так и не удалось. Распространение сбора кормов с Мценского уезда на новые уезды привело на деле лишь к расширению района открытого неповиновения его распоряжениям.

 

К содержанию книги: В.И. Корецкий: "Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России"

 

Смотрите также:

 

Крепостное право  Открепление крестьянина  Крепостное право от бога  монастырское крепостное право   Закон о беглых