КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ

КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС ПРИ ЛЖЕДМИТРИИ 2 И ПОСЛЕДСТВИЯ ВОССТАНИЯ БОЛОТНИКОВА НА ЮГЕ РОССИИ

В советской историографии вопрос о последствиях восстания Болотникова либо решался в общесоциологическом плане, либо, когда его пытались ставить конкретно-исторически, ограничивался сферой крепостнического законодательства, либо из-за недостатка источников привлекались материалы, относящиеся к центральным и северным районам, охваченным Крестьянской войной уже на исходе или даже ею не затронутым На наш взгляд, о последствиях восстания Болотникова как кульминационном пункте Крестьянской войны начала XVII в. нужно прежде всего составить представление по югу России, где оно. началось и откуда в значительной мере питалось. Лишь тогда мы сможем по-настоящему оценить и его влияние на всю страну, в частности и на крепостническое законодательство. Но такой подход предполагает мобилизацию не только печатных материалов, но и специальные архивные разыскания, ибо источников по южным районам, где бушевали бури Крестьянской войны, а затем долгое время бесчинствовали нольские захватчики, сохранилось очень мало.

Восстание Болотникова нанесло сильный удар по формировавшемуся в конце XVI — начале XVII в. в России крепостному строю. Крестьянское население, вливаясь в отряды восставших, покидало места, к которым было прикреплено законодательством копца XVI — начала XVII в. Резко возросли крестьянские побеги. На юге прекратилась обработка «государевой десятинной пашни», введенной Борисом Годуновым. Дворцовые п частновладельческие крестьяне перестали выполнять господские повинности и платить налоги в государеву казну. Они захватывали землю, уничтожали знаки феодальной собственности и документацию, удостоверяющую владельческие права. Правительство В. Шуйского уже в ходе подавления восстания предпринимало меры для восстановления нарушенных крепостнических отношений в деревне. В царской грамоте от 11 декабря 1606 г., присланной на Рязань вскоре после ее взятия правительственными войсками, содержится первый набросок программы, направленной на возвращение захваченного* крестьянами господского имущества, восстановление крепостнической документации, наказание нарушителей феодальной собст венности . Основным же документом, определившим политику правительства В. Шуйского как политику крепостнической реставрации, стало Уложение 9 марта 1607 г.

Однако реализация Уложения 9 марта 1607 г. встретила огромные трудности. Дело в том, что победа В. Шуйского над восставшими не была полной. И после падения Тулы страна была далека от замирения. Калуга и Козельск, сражавшиеся на стороне Болотникова, отвергли предложение царя о сдаче. Посланный под Калугу В. Шуйским с казачьим отрядом Ю. Беззубцев, бывший сподвижник Болотникова, снова перешел на сторону восставших. Под Пропском и Ряжском царское войско встретило отпор. Рязанские мужики не были усмирены и продолжали упорно сопротивляться помещикам не только осенью 1607 г., но и в последующие годы. Неспокойно было во многих поместьях и вотчинах. И даже под Москвой дворцовые крестьяне не хотели слушать царскую администрацию  .

Отпущенные па свободу из-под Тулы воины болотниковской армии жаждалп отомстить вероломному царю и шли к новому самозванцу. В Вельской летописи сказано, что «донские и волжские казаки и все те люди, которые в Туле с вором с Петрушкою сидели, к нему де вору (Лжедмитрию II.— В. К.) приложилися, не хотячи у царя Василья Ивановичи всеа Русии в покоренье быти»  . Лисовский собрал из разбредшихся по всему югу болот- никовцев и «украинных людей» 30-тысячное войско  .

Самозванец, к которому подходили как новые польские отряды, так и остатки болотниковского войска, вынужден был лавировать. Под Брянск к самозванцу с трехтысячным казачьим отрядом пришел «царевич» Федор Федорович, выдававший себя за сына царя Федора Ивановича. «Царевич», по свидетельству одного польского современника, «недавно был на войне». Другими словами, участвовал в восстании И. И. Болотникова. Лжедмитрий II, нуждавшийся в помощи казачьего отряда, поначалу оказывал «царевичу» почет, но затем, получив большие подкрепления из Польши, сбррсил маску и казнил своего мнимого «племянника»  .

Внимание историков уже давно привлекло известие В. Н. Татищева о даровании Лжедмитрием II крестьянам и холопам свободы: «Он же, стоя в Орле, посылал от себя по всем городам грамоты с великими обещании милостей, междо протчим всем крестьяном и холоием прежнюю вольность, которую у них царь Борис отнял (Pet- reus, p. 404), и тем, почитай, весь простой народ к себе привлек. И чрез то во всех городех паки казаков из холопей и крестьян намножилось, и в кождом городе поделали своих атаманов»  . Это известие находится в «Царствовании царя Василия Шуйского», которое должно было войти в IV книгу «Истории Российской», так и оставшуюся незавершенной. Прямая ссылка в нем на Петрея ведет к «Хронике» К. Буссова, которую использовал в своем сочинении Петрей. Там вслед за сообщением о щедром наделении Лжедмитрием II землей и крестьянами русских служилых людей и немцей, перешедших на его сторону, читаем: «Димитрий приказал объявить повсюду, где были владения князей и бояр (так Буссов называет русских служилых людей.— В. /Г.), перешедших к Шуйскому, чтобы холопы пришли к нему, присятнули и получили от него поместья своих господ, а если там остались господские дочки, то пусть холопы возьмут их себе в жены и служат ему. Вот так-то многие нищие холопы стали дворянами, и к тому же богатыми и могущественными, тогда как их господам в Москве пришлось голодать» 8.

Сопоставление известия В. Н. Татищева с сообщением К. Буссова показывает, что оно отнюдь не покрывается Последним. Наибольший интерес у В. Н. Татищева представляют слова о том, что самозванец предоставил «всем крестьяном и холопем прежднюю вольность, которую у них царь Борис отнял». Хотя после этих слов и сделана ссылка на Петрея, но ни у Петрея, ни у Буссова ничего не сказано о лишении крестьян и холопов «преждней вольности» царем Борисом. К. Буссов пишет о даровании свободы не «всем крестьяном и холопем», а только холопам и притом не всем, а лишь тем, господа которых остались верны В. Шуйскому и оказались в Москве. Согласно В. Н. Татищеву, эти действия Лжедмитрия II привели к резкому увеличению числа казаков из холопов и крестьян, так что в каждом городе появились их атаманы, руссов же говорит о превращении освобожденных холопов не в казаков, а в дворян, о получении ими поместий своих бежавших господ и даже об отдаче в жены новоявленным помещикам оставшихся господских дочек. У Буссова отмечены две группы помещиков «украинных городов»: те, кто перешел на сторону второго самозванца, которых последний жаловал землею и крестьянами, и те, кто продолжал служить В. Шуйскому, поместья которых и дочки пошли в раздачу их холопам. В. Н. Татищев же вообще не интересуется судьбой дворянства в районе, где Лже- дмитрием II производился столь радикальный социальный эксперимент.

Сказанное наводит на мысль, что В. Н. Татищев, помимо Петрея, пользовался еще каким-то источником, откуда и почерпнул свои оригинальные сведения. Притом этот источник был положен В. Н. Татищевым в основу повествования, а сочинение Петрея, хотя па него и была сделана ссылка, служило лишь дополнительным подкрепляющим аргументом.

Следует отметить, что в данном случае В. Н. Татищев, говоря о лишении крестьян и холопов Борисом Годуновым «преждней вольности», имел в виду не указ 1592/93 г. царя Федора Ивановича, при котором Годунов играл роль всемогущего правителя, а какой-то указ царя (курсив мой.— В. К.) Бориса, изданный в промежуток времени с 1598 по 1605 г.

В своем, комментарии к указу 1601 г., подробно проанализированному в первой главе, В. Н. Татищев исходит из того, что Борисом Годуновым было издано два указа о «неволе» крестьян: первый когда он был правителем при слабоумном царе Федоре Ивановиче,— «первое о неволе их узаконение» и второй — следом за законами 1601—1602 гг. о крестьянском выходе, когда, будучи царем, он столкнулся с усилившимся недовольством «малоземельных дворян», обеспокоенных тем, как этими указами воспользовались крупные духовные и светские феодалы. Причем вторым законом лишались свободы не только крестьяне, но и холопы: «...принужден паки вскоре переменить и не токмо крестьян, но и холопей невольными сделал». Вот о ликвидации Лжедмитрием II этого второго указа Бориса Годунова, изданного в конце его царствования, и говорится в рассматриваемом известии В. Н. Татищева, помещенном в «Царствовании царя Василия Шуйского».

Совпадение известий о втором указе царя Бориса, лишившим свободы крестьян и холопов, в комментарии к указу 1601 г., где В. Н. Татищев ссылается на «Историю» Иосифа, и в рассматриваемом месте из «Царствования царя Василия Шуйского» заставляет думать, что тем основным источником, откуда В. Н. Татищев почерпнул сведения об обещаниях Лжедмитрия II вернуть свободу всем крестьянам и холопам и об увеличении в результате этого числа казаков, также послужила летопись Иосифа. Вряд ли Иосиф мог умолчать об участи, постигшей южных дворян, но В. Н. Татищев предпочел сконцентрировать внимание на решениях Лжедмитрия II по крестьянскому вопросу, которые представлялись ему как восстанавливающие право выхода.

Обнаруженное М. Н. Тихомировым продолжение Казанского сказания содержит новые данные, характеризующие обстановку, в которой Лжедмитрий II объявил о даровании крестьянам и холопам «преждней вольности». Оказывается, на русских «украйнах» в момент вторжения самозванца с новой сплой вспыхнуло крестьянское восстание. Русский современник, враждебный крестьянам п холопам, записал: «Раби же их (помещиков.— В. К.) служа им и озлонравишася зверообразием, насилующе, господей своих побиваша, и пояша в жены себе госпо- дей своих жены и тщери»  .

Среди помещиков «украинных» городов, в прошлом целиком поддержавптих Лжедмитрия I и не так единодушно Болотникова, под влиянием событий Крестьянской войны произошло разделение, о котором писал К. Буссов, не указывая причины. Часть из пих, опасаясь потерять свои поместья, перешла на сторону второго самозванца, другие же, числом более тысячи из страха перед своими крестьянами и холопами, в панике бежали в Москву к В. Шуйскому, побросав свои семьи: «Воини же благород- нии от тех страп и градов мало болыпи тысечи, но не согласящеся, един по единому, соблюдошася от смерти, прибегнуша к Москве, токмо телеса и души свои прине- соша, оскорбляющеся гладом и наготою, оставиша матери своей и жены и дети в домех и в селах своих»  . Беглецы получили жалование от царя Василия, составив ударную силу его поредевшего войска. Лишенные крова и семей, потерявшие в родных местах все, они с их жгучей ненавистью к вышедшим из повиновения простолюдинам сражались в «междоусобных бранях», если верить автору продолжения «Казанской истории», каждый за десятерых: «...те бо храбрии зело и нет щадяще себе ни мало, но, яко львы, за божию помочью изходя на брань и побеждающе сопротивных, и не могуще те окаянии многочислении стати против их малочисленных десяти тысящь» п.

Итак, из приведенных данных предстает картина острой классовой борьбы на «украйнах», определившей и разделение среди местных помещиков, и наличие в политике Лжедмитрия II антикрепостнических тенденций при общем ее закрепостительном характере. Однако актовые материалы долгое время представляли возможность проследить лишь закрепостительные мероприятия самозванца: раздачу своим приверженцам поместий и вотчин «со крестьяны» с предписанием последним слушаться своих господ и выполнять на них повинности, попытки организовать сыск беглых и т. д. Отсюда исследователи заключали, что сообщения В. Н. Татищева и К. Буссова о предоставлении холопам и крестьянам вольности Лжедмитрием II следует расценивать как социальную демагогию самозванца. Лишь совсем недавно нам удалось разыскать в ЦГАДА материалы, свидетельствующие о том, что свести эти известия к одним демагогическим жестам Лжедмитрия II нельзя, ибо он предпринял и конкретные шаги по передаче крестьянам на юге поместий их господ. В грамоте царя Михаила Федоровича от 8 октября 1615 г. в части, излагающей челобитье рыльских помещиков Богдана и Семена Игнатьевых детей Брехова, сказано: «И в прошлых де годех по даче тушинского вора вымерено из того отца их поместья за их дачею лишка Микифорку Чепчюгову дватцать четей, а тот де Микифорко нашим поместным окладом не верстан, а жил де за сыном боярским за Иваном за Микольниковым во крестьянех. И в прошлом де во 121-м году то их поместье, дватцать чети, что было за Микифором Чепчюго- вым, дано рыленину Булату Иванову сыну Зеленина. И за тем де Булатом поместья в Рыльску, опришно тех дватцати чети, сто сорок две чети. А им де было о том своем поместье нам побити челом не мочно, что де оне сидят от литовских людей по ся места в осаде, а воеводы де их из Рыльска для осады, к нам к Москве не отпускивали. И нам бы их тем отца их поместьем, примен- ным жеребьем, что из их поместья владел по тушинского вора даче Иванов крестьянин Микольникова Микифорко Чепчюгов, а ныне владеет Булат Зеленин, взяв у Булата, пожаловать их, Богдана да Семена, по прежнему их окладу»  .

Из этой грамоты следует, что при Лжедмитрии II в Рыльске производились изымание земель у помещиков и передача их крестьянам. В данном случае у отца помещиков Б. И. и С. И. Бреховых был взят излишек в 20 четвертей, который получил крестьянин помещика И. Микольникова Микифорко Чепчюгов, поверстанный самозванцем поместным окладом. Правительство Михаила Федоровича с самого начала своей деятельности отказалось признать эти верстания Лжедмитрия II, и в 1613 г. земля была отнята у Н. Чепчюгова и передана рыльско- му помещику Булату Иванову сыну Зеленина. Б. И. и С. И. Бреховы, указывая на то, что Нл. Чепчюгов был крестьянином И. Микольникова и владел их землею по даче тушинского вора, а у Б. И. Зеленина кроме их жеребья имелось в Рыльске еще сто сорок две четверти, просили вернуть им отцовскую землю. Просьба челобитчиков была удовлетворена.

Б. И. Зеленин, которому в 1613 г. было отдано поместье Чепчюгова, крестьянина помещика И. Микольникова, ранее в свою очередь подвергся экспроприации. Об этом мы узнаем из памяти с рыльских книг письма и меры Петра Мусорского и подьячего Гаврила Федоро ва 1618/19 г., где говорится, что «в Можском стану поместьях написано за Юрьем Булатовым сыном Зеленина по указной выписи городового приказщика Ивана Ломакина 127 (1618/19)-го году отца его поместье, что при тушинском воре отдано было крестьянину его Омельящ- ке Луневу, а после Омельяшки владел по тушинской даче сын его Олешка Лунев» 

Новым в этом известии является то, что поместье Б. И. Зеленина, очевидно, продолжавшего служить В. Шуйскому, попало при Лжедмитрии II в руки его собственного крестьянина Е. Лунева, а затем «по тушинской даче» было передано его сыну А. Луневу. Б. И. Зеленин обратно с воцарением Михаила Федоровича свое поместье не получил: ему было дано возмещение из других поместных земель, также оказавшихся при втором самозванце у крестьян. Утраченное поместье было отделено в 1618—1619 гг. лишь его сыну Ю. Б. Зеленину.

К приведенным материалам примыкают «распросные речи» одного курянипа, впесенньте в перечневую роспись 1628 г. И. Вельяминова и подьячего А. Ильина, направленным из Москвы на юг переписывать население новых слобод боярина И. Н. Романова. Среди других крестьян там отмечен новоприходец из Курска, который «в роспро- се сказал: жил он наперед сего и служил с Курска, верстан при тушинском воре, а из Курска сшел з бедности на Елец и пожил у помеснова казака Плакиды Васильева в деревне Паниковце на оброке с полгода без крепости, и от нево пришол в вотчину боярина Ивана Никитича в Романова Городища, и жил в деревне Дикой два года, а из тое деревни пришло в слободу ПодтеЮпеву в 136 (1628)-м году в Великой пост»  .

В этом крестьянине-новопрпходце, утаившем, из какого сословия был он «верстан при тушинском воре», также можно видеть одного из тех курских • крестьян, кто получил при Лжедмитрии II поместья, но затем-по бедности был вынужден его бросить и, «пожив на оброке» у поместного казака Плакиды Васильева, вновь оказался на положении крепостного в боярской вотчине.

Один перемышльский помещик в марте 1613 г. бил челом новому царю о том, что его поместье в Перемышль- ском уезде «было за беглым моим холопом за Куземкою»  .

Алексинский служилый человек Д. Б. Битяговский опротестовал челобитье священника Сугоняя, выдавшего его поместье в Люботцкой волости Алексинского уезда деревню Горбатую за свою вотчину, данную ему якобы «при прежних государях». «И та, государь деревенька тому попу при прежних государех,— писал помещик,— не давана, а дал ему Тушинский вор за его великое воровство, что он побивал нашу братью. А я, холоп твой, был в Переяславли в Рязанском на службе, а тот поп тою деревенькою владел воровством»  . Таким образом, «испомещениям» при Лжедмитрии II подлежали не только крестьяне и холопы, поднявшиеся на своих господ, продолжавших оставаться верными Шуйскому, но и местные священники, поддержавшие свою паству.