Возникновение русского крепостного театра. Содержание домашних театров

 

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И ПУШКИН

 

 

Возникновение русского крепостного театра. Содержание домашних театров

 

В двадцатых годах ХIХ века в Петербург стал привозить свой крепостной театр богатый помещик А. А. Кологривов, известный театрал своего времени. Въезд в столицу этого чудака всегда собирал толпу любопытных. Впереди в щегольском экипаже ехал сам хозяин, занимая своею персоною почти все пространство шестиместной кареты. Он был одет в неизменный коричневый фрак; на голове его красовался огромный парик. Вслед за ним длинной вереницей тянулся ряд повозок с актерами, музыкантами, певчими. Шествие замыкали повозки с любимыми псами хозяина. Сбегавшихся на это зрелище зевак удивляло, что все актеры были, как бы, «на одно лицо». Это объяснялось строгим приказом барина «всем стричься под скобку и красить волосы черной краской». Блондинов в своей труппе Кологривов не терпел. Многие из друзей этого чудака интересовались, зачем он возит в столицу свой театр. «У меня на сцене, когда я приду посмотреть, — отвечал Кологривов, — все актеры и певчие раскланиваются и я им раскланиваюсь. К вам же придешь в театр, никто меня знать не хочет и не кланяется».

 

На ряду с этим, в Петербурге иногда давались блестящие спектакли, в которых значительная роль отводилась искусно обученным крепостным актерам, мало чем отличавшимся от профессиональных артистов. При устройстве в 1822 г. на мызе Рябове, под Петербургом, пышного праздника, данного В. А. Всеволожскому его родными и друзьями, была поставлена опера-водевиль Хмельницкого «Проезжий», розыгранная, — по словам современника» — собственными актерами помещика так хорошо, как нельзя было ожидать».

 

С участием крепостных артистов ставились и живые картины. Кн. Дондуков обставлял их «царской роскошью». Весь великосветский Петербург стремился в его театр посмотреть на славящихся своим изяществом дондуковских крепостных красавиц.

 

До нас дошло мало имен крепостных актеров домашних петербургских театров. Юный Пушкин обессмертил в своих стихах первую актрису крепостного театра Варфоломея Толстого, Наталию. Как рассказывает Гаевский, около 1815 г. «у одного из царскосельских жителей В. В. Толстого, был домашний театр, на котором играла труппа, составленная из крепостных людей. Подобные затеи, для которых сгоняли «от матерей, отцов отторженных детей», — была тогда не редкость и царскосельский любитель театра не представлял в этом случае исключения. Лицеисты посещали его спектакли, на которых, вместе с другими посетителями, засматривались на первую любовницу доморощенной труппы, Наталью, которая, однако же была плохою актрисою».

 

 

Такую же оценку красавице дал и юный Пушкин:

 

Ты пленным зрителя ведешь,

Когда без такта ты поешь.

Недвижно стоя перед нами,

Поешь и часто невпопад…

Увы, другую-б освистали!

Велико дело красота!

О, Хлоя, мудрые солгали:

Не все на свете суета.

 

Из крепостной среды вышла также знаменитая актриса императорских театров Катерина Семенова, «Семенова-Трагедия», добрая знакомая Пушкина.

 

Мать ее, крепостная смоленского помещика Путяты была отправлена, вместе с дворовым человеком Семеном, в Петербург к учителю кадетского корпуса Жданову в подарок за воспитание сына. Новый владелец выдал свою крепостную замуж за Семена в то время, как она уже готовилась стать матерью ребенка, отцом которого был Жданов. Родившаяся девочка и была будущая актриса Семенова, создавшая высоко художественные образы Федры, Медеи и Клитемнестры. «Какой голос! Какое чувство! Какой огонь! — восхищался игрой Семеновой актер Шушерин. — Стоя на коленях надо было ее смотреть!»

 

Содержание домашних театров, в особенности столичных, поглощало огромные суммы; поэтому такую роскошь позволяли себе лишь знатные вельможи. Начиная же со второй четверти ХIХ века крепостной театр почти вовсе исчезает. Объяснялось это теми, огромными сдвигами, которые произошли в то время в экономике России. Крепостной театр, как продукт исключительно феодально-крепостнической эпохи, построенный на эксплуатации безвозмездного труда, больше существовать не мог.

 

Мы, к сожалению, не располагаем точными сведениями о времени возникновения русского крепостного театра. Один из новейших его исследователей, Т. Дынник, в своей недавно опубликованной ценной работе «Крепостной театр», отмечает, что «с легкой руки Н. Евреинова принято считать день свадьбы Екатерины II днем первых выступлений «ревизской души, как актера». «Между тем, — продолжает автор, — Берхгольц в записи своих мемуаров, сделанной 15 ноября 1722 г., упомянул о приказании герцогини Мекленбургской наказать некоего провинившегося актера 200 ударами батогов». Полагая, что батоги могли быть применены лишь в отношении крепостного человека, Т. Дынник делает отсюда вывод о существовании крепостного театра уже в петровское время.

 

Отнюдь не отрицая: такой возможности, следует, однако, отметить, что случай наказания актера батогами не может еще служить доказательством принадлежности его к «крепостному состоянию». Батогами «драли» в то время всех, не исключая и чиновников. Даже четверть века спустя, как сообщает В. К. Лукомский, батогами били художников, состоявших на службе в столичных учреждениях. В Герольдмейстерской конторе Сената художники, рисовавшие гербы и жалованные грамоты, должны были являться на службу в седьмом часу утра, а уходить в шестом, а иногда в восьмом часу вечера. В 1748 г. по конторе был отдан приказ: «Копииста Суслова и ученика Токарева Ивана за нехождение их в Рисовальную Палату высечь батожьем и о том к экзекуторским делам дать известие». Как видно из дел «Порцелиновой мануфактуры» (Императорского фарфорового завода), талантливейшего русского мастера Виноградова сажали, в наказание за проступки, на цепь. 12 апреля 1753 г. по «Порцелиновой мануфактуре» последовал приказ Управляющего «Кабинетом ее величества» бар. Черкасова: «Живописца Черного держать на цепи и чтобы он работал всегда; буде же будет упрямиться, то его извольте высечь, да и жену его поближе держать и ежели явится в про-дерзости, тоже высеките».

 

Указанные факты свидетельствуют о весьма частом применении этого рода наказаний, которые, однако, не могут служить свидетельством принадлежности наказуемых к крепостным. При Павле били, как известно, и гвардейских офицеров.

 

Таким образом, для нас остается неизвестным точное время возникновения крепостного театра, так же, как и момент его исчезновения. Только детальное изучение архивов домовых контор петербургского дворянства сможет дать исчерпывающий ответ по атому вопросу. Существует, однако, весьма ценное в «том отношении свидетельство самого Николая I. В 1844 г. на одном из совещаний Комитета об устройстве «сословия дворовых людей», Николай сказал, что «театральные труппы, оркестры и пр., теперь везде уже почти вывелись или выводятся. В Петербурге, сколько знаю, это есть уже только у Юсупова и Шереметева; у последнего, впрочем, не по вкусу, а потому, что он не знает, куда с этими людьми деваться».

 

Петербургский крепостной театр к 40-м годам больше не существовал. Но крепостные артисты в столице не исчезли; часть их вошла в состав трупп императорских театров, дирекция которых нуждалась в музыкантах. Недостаток их объяснялся тем, что «вольных музыкантов» в Петербурге тогда не было. Между тем, театральное училище выпуск молодых сил почти прекратило; иностранцы же обходились слишком дорого. Последовавшее в начале ХIХ века разорение множества крупных дворянских фамилий дало театральной дирекции возможность приобрести ряд крепостных оркестров, вошедших в состав трупп столичных театров.

 

В списке дирекции за 1804–1810 гг. уже значится длинная «выпись» «состоящих в подушном окладе служителей дирекции, как-то: капельдинеров, актеров, музыкантов, парикмахеров и портных». Как сообщает Н. Дризен, эти музыканты получали жалованья 216 руб. в год, квартиру казенную в 100 руб., 6 саженей дров и 14 фунтов свечей, итого содержание в размере 359 руб. 20 коп. в год. Капельдинеры получали на 8 руб. 70 коп. меньше.

 

Положение крепостного артиста с переходом его от помещика к театральной дирекции отнюдь не изменилось. Он продолжал оставаться безответным рабом нового хозяина, несмотря на то, что, по закону 17 декабря 1817 г. об «исключении артистов и других театральных служителей из подушного оклада», все лица, служащие при театрах от крепостной зависимости освобождались. Невзирая на это, театральная дирекция всех их продолжала считать своей полной собственностью.

 

В 1828 г. театральною дирекциею был приобретен у обершенка двора Чернышева оркестр из 27 человек за сумму в 54 000 руб., то есть из рассчета 2000 руб. за человека. Оказалось, однако, что музыканты эти в оркестре «не игрывали» и «играют худо». Даже инструменты оркестра были признаны негодными. Пришлось часть музыкантов отдать в «ученики», остальных в «турецкую музыку»; некоторых посадили в нотную контору переписывать ноты. Содержание им было назначено, в зависимости от обязанностей и «дарований», в размере от 250 до 500 руб. в год. Они пользовались казенными квартирами в одном из флигелей Аничкова дворца, отоплением и освещением. Семейные получали прибавку в 50 руб. При столичной дороговизне жизни это было весьма скромное вознаграждение, так как «вольные» оркестранты получали от дирекции до 1000 руб.

 

Материальное положение бывших Чернышевских крепостных было столь тягостно, что они осмелились даже обратиться к министру двора Волконскому с отчаянной мольбой: «Сиятельнейший князь! Милостивый Государь! Воззри милосердным оком на бедных и прими под покров несчастных»… Однако, высокое начальство на жалобу чернышевских музыкантов должного внимания не обратило.

 

В 1829 г. состав оркестра дирекции пополнился еще десятью музыкантами гр. Сологуба. По проверке, опять оказалось, что «ни один из них не может быть определен в оркестры». Четверо были определены бутафорскими помощниками, с жалованьем в 300 руб., а остальные хористами, с окладом в 250 руб. Приобретенные дирекцией в следующем году 13 крепостных музыкантов петербургского помещика Афросимова также оказались пригодными лишь в качестве хористов. За 13 музыкантов было уплачено 24 000 руб., то есть около 2000 руб. за человека. Видимо, это была обычная цена крепостного музыканта.

 

С переходом на службу в дирекцию, крепостной артист должен был работать с утра до ночи. Утро проходило в репетициях, днем занимались «усовершенствованием себя в искусстве», а вечером играли в театре. Заработать на стороне при таких условиях, было совершенно невозможно, что еще усугубляло безвыходность положения. И несчастный музыкант нередко искал утешения в вине.

 

Как передают театральные летописи, гобоист Черников не являлся на службу в декабре 1833 г. в течение трех дней. Из своих странствий он вернулся «совершенно без одежды». На допросе Черников показал, что «по молодости лет он был завлечен посторонними людьми в развратную жизнь и, будучи в нетрезвом виде, лишился своей одежды, оставленной в разных трактирах, а именно: плащ у проживающего у Синего моста в подмастерьях у мастера Мильса — Карла Ивановича, жилет, манишка и галстук в царицынском трактире, брюки — в Екатерингофской ресторации, а казенный театральный гобой — в трактире «Отель дю Нор»… Инструмент заложен у маркера Ивана за 30 руб., а брато денег не более 14 р., остальные все проценты».

 

Другой музыкант, Шариков, найденный однажды в «безобразно пьяном виде», был посажен под арест в Большом театре. После этого его отправили в часть «наказать там розгами», с предупреждением, что если он еще раз будет замечен в неприличном поведении, то будет тотчас исключен из дирекции и отдан в солдаты. В 1833–1834 гг., «за нетрезвое поведение и ослушание по должности», подвергались в полицейской части наказанию розгами трое бывших афросимовских музыкантов.

 

Такова была доля бывшего крепостного артиста и после того, как крепостной театр перестал существовать.

 

Дворяне, не имевшие средств для содержания собственного театра, довольствовались хором певчих. В репертуар их входили оперы и русские песни. На последних сильно отразилось влияние усадебных крепостных музыкантов, особенно песенников, солистов и хористов. Болотов упоминает о музицировании в дворянских усадьбах с участием «девок со своими песнями» и «умеющих петь лакеев». Отсюда получила свое начало «народная песня», созданная из элементов деревенских мелодий и модного сентиментального романса.

 

К содержанию книги: А. Яцевич: "Крепостной Петербург пушкинского времени"

 

Смотрите также:

 

Крепостное право  Открепление крестьянина  Крепостное право от бога  монастырское крепостное право   Закон о беглых