КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И ПУШКИН

Домашние хоры, шереметовские певчие. Крепостной композитор Степан Дегтярев. Крепостные оркестры

Домашние хоры в столице были обязательны при прогулках, на лодках, за городом. Свой хор также пел в домашних церквах столичного дворянства. Среди крепостных церковных хоров когда-то особенно славились шереметовские певчие.

Долгое время во главе этого хора стоял прославленный композитор своего времени шереметевский крепостной Степан Аникиевич Дегтярев (Дегтяревский) или Дехтерев (1766–1813 гг.). Закончив музыкальное образование у знаменитого Сарти, Дегтярёв приступил к управлению шереметевской капеллой, соперничавшей с придворной. Дегтярев написал до шестидесяти произведений, из которых лишь немногие напечатаны. В течение долгих лет он тщетно просил Н. П. Шереметева дать ему вольную. Композитор получил свободу лишь после смерти своего владельца, от опекунов его сына. Предание гласит, будто бы Дегтярев, не имея средств перевезти в Москву свои ноты и рукописи, сжег их.

А. В. Ннкитенко, бывший крепостной Шереметевых, с таким же трудом добившийся от них свободы, подробно передал на страницах дневника о трагической судьбе Дегтярева.

«Это была одна из жертв того ужасного положения вещей на земле, — пишет А.Ннкитенко, — когда высокие дары и преимущества духа выпадают на долю человека, только как бы в посмеяние и на позор ему. Дегтярева погубили талант и рабство. Он родился с решительным призванием к искусству: он был музыкант от природы. Необычайный талант рано обратил на него внимание знатоков и властелин его, гр. Шереметев, дал ему средства образоваться. Дегтярева учили музыке лучшие учителя. Он был послан для усовершенствования в Италию.

Его музыкальные сочинения доставили ему там почетную известность. Но, возвратясь в отечество, он нашел сурового деспота, который по ревизскому праву на душу гениального человека, захотел присвоить себе и вдохновение ее: он наложил на него железную руку. Дегтярев написал много прекрасных пьес… Он думал, что все они исходатайствуют ему свободу. Он жаждал, просил только свободы, но не получая ее, стал в вине искать забвения страданий. Он пил много и часто, подвергался оскорбительным наказаниям, снова пил и, наконец, умер».

После смерти Дегтярева былая слава шереметевского хора стала меркнуть и к 1820-м годам, как рассказывает Г. Ломакин, шереметевские певчие уже едва знали ноты. И если «старший» сбивался, то тотчас останавливался весь хор.

Наконец при Д. Н. Шереметеве были приняты меры к восстановлению прежней славы шереметевского хора. Из украинских имений были выписаны свежие голоса; новых певчих заставили пройти большую подготовку. «Спавших» с голоса отправили на родину, вознаградив 50 руб., или же оставили при фонтанном доме в качестве прислуги. Шереметевский хор вскоре вернул свою былую славу.

С. Шереметев рассказывает, что Франц Лист приехал однажды специально послушать пение хора, причем «стройные и потрясающие звуки и замечательное единство голосов довели его до слез».

Наиболее выдающиеся певчие нового шереметевского хора сделали впоследствии блестящую артистическую карьеру. Однако, в свое время на все мольбы их о выдаче вольных Шереметев отвечал неизменным отказом. Какие-то знатные иностранцы, предложившие однажды Шереметеву огромную сумму за выкуп его певчих, также получили отказ. «Вы правы, — ответили иностранцы, — эти люди не имеют цены».

В тридцатых годах пользовался также большой известностью хор Дубянского. Потомок несметного богача, любимого духовника императрицы Елизаветы Петровны, Дубянский жил на Фонтанке, против Аничкова Дворца, в своем роскошном доме. В его домовой церкви собирались любители церковного пения послушать знаменитый хор, состоявший из 50 прекрасно подобранных голосов. Солисты этого хора учились чуть ли не у Галуппи или у самого Сарти. Среди них особенно славился солист «Фриц», в действительности камердинер Дубянского «Федька». Как передает, однако, Ю. Арнольд, исключительная манерность его исполнения изобличала полную безвкусицу и непонимание пения, как самого владельца хора, так равно и всего восторгавшегося хором аристократического Петербурга.

«Однажды с матушкой мы были у всенощной в этой церкви, — рассказывает Ю. Арнольд, — чтобы послушать знаменитый хор Дубянского и прослушать тенора Фрица. Приехав домой, я обратился к матушке с вопросом: «А зачем же больного Фрица заставляют петь? Ведь ему трудно и больно». — Да кто же тебе сказал, что он болен? — возразила матушка. — «А как же, маман, разве ты здесь слыхала, как Фриц все охал, да всхлипывал и стонал; все ох, ох, ох!» — И я запел, подражая Фрицу: «Све-е-е-ете-е, ох! ти-и-н-ох-ох! хииииий, ох!»

Помимо обязательного хора, состоятельный дворянин стремился обзавестись также домашним оркестром, игравшим на вечерах и балах. Иногда его одалживали родным и друзьям. Но это бывало редко; считалось, что музыканты, играя часто «у чужих», — »портят свою нравственность и теряют искусство». Музыканты же, наоборот, очень любили играть у посторонних, так как их там кормили хорошим ужином. «Добрые господа» даже жаловали на «ублаготворение» оркестра две «десятки», то есть двадцать рублей, которые на следующий день пропивались в соседнем трактире.

Оркестры Строгановых и Нарышкиных славились своими виртуозами, на обучение которых их господа не жалели денег. В 1813 г. в Петербург переехал со своим знаменитым домашним оркестром московский богач, тайный советник П. И. Юшков. В его известном по всей России симфоническом оркестре было 22 музыканта, причем все они были солистами. Юшков не жалел на свой оркестр никаких средств. Лучшие музыканты того времени давали юшковским крепостным уроки, получая по 25 руб. в час. Бальный оркестр Юшкова был единственным в своем роде. Перед началом танца им надо было лишь «задать мотив», после чего тотчас же следовало стройное исполнение заказанного танца всем оркестром. Ромберг, Лафон, Львов и другие виртуозы своего времени просиживали целые ночи подле юшковского оркестра, восторгаясь блестящими импровизациями «первой скрипки», прославленного «Ивана Григорьевича», имевшего все данные для того, чтобы на Западе стать европейской знаменитостью.

К числу юшковских крепостных относится и прославленный музыкант своего времени Рупини. Его настоящее имя было Иван Рупии. Проявив большие способности к музыке и пению, Рупин был отдан своим владельцем в обучение к известному московскому певцу, итальянцу Мускети. Получив от своего барина отпускную, он переехал в Петербург, где певец «Рупини» стал вскоре широко известен, как исполнитель русских песен, переложенных им на музыку. Ему принадлежит множество популярных песен и романсов, в том числе: «Вот мчится тройка удалая», «Кого-то нет, кого-то жаль», «Не белы снеги», «Ах, не одна-то во поле дороженька». Рупини сблизился с кружком петербургских литераторов и поэтов. Пушкин и Дельвиг считались в числе его друзей.

Кроме юшковской «музыкальной капеллы», заслуженной репутацией пользовался также прославленный оркестр Шереметевых. Характерно, что сравнительно большое жалованье Шереметевы платили лишь двум немцам — Мейеру 1 800. руб. и Фациусу 1 225 руб. Крепостным же музыкантам, даже лучшим из них, как, например, П. Калмыкову и Г. Рыбакову, платили по 190 и 160 руб. в год. Вознаграждение остальных не превышало 79–97 руб. Прославленный Дегтярев получал 177 руб. 70 коп.

Дворяне со средним достатком также стремились обзавестись «собственным» оркестром. Поэтому в столице их было множество; в газетах того времени постоянно встречаются публикации об их продаже. — «Продаются 8 человек музыкантов, не старее от роду каждому 20-ть лет, — гласит одно из подобных объявлений, — кои играют и в вокальной и инструментальной музыке. Желающие купить могут узнать обстоятельнее у живущего в Преображенском полку, в Офицерской улице, в доме Демидова, у действительного статского советника Чихачева». — «Отпускаются в услужение 12 человек холостых музыкантов с инструментами, — читаем мы в другой публикации, — играющие до 6 000 номеров разных нот, более 17 лет на инструментальной духовой музыке и могущие давать концерты. Желающие нанять оных благоволят адресоваться Литейной части 3 квартал, подле Итальянской слободки, в Эртелевом пер., в дом Белавиной».

Но в начале ХIХ века крепостные оркестры были еще редкостью. Как передает в своих мемуарах Р. М. Зотов, когда некий немецкий учитель Краузе организовал в доме Ф. И. Елагиной домашний оркестр из ее крепостных, это наделало много шума в столице и даже кн. Адам Чарторыйский, любимец Александра I, удостоил своим присутствием один из елагинских обедов, чтобы услышать музыкантов.

К 20-м годам крепостные актеры и оркестры уже появились в Петербурге во всех более или менее знатных домах. Описывая один из приемов в оленинском доме, М. Ф. Каменская, дочь скульптора Ф. Толстого, отметила: «Одно, чего не было на праздниках у Олениных, это — крепостных танцоров и музыкантов, пляшущих и играющих для господ из под палки».

Дворяне скромного достатка, за отсутствием оркестра, довольствовались своим лакеем, обученным играть «на «скрипице», для увеселения прогулок хозяина на лодке. «Продается человек 25 лет, большого росту, умеющий писать и играть на скрипице и годный в лакейскую должность, — читаем мы в современной публикации. — Видеть его и о цене узнать на Галерном дворе, в Английском трактире у г. Фавля».