Эпоха бронзы лесной полосы

Ирменская культура. Погребальный обряд ирменского населения

В эпоху поздней бронзы в Верхнем и Томском Приобье распространяются памятники ирменского типа. Ирменская культура была выделена Н. Л. Членовой (Членова, 1955) и получила признание в археологической литературе. Ирменские памятники были включены М. П. Грязновым в карасукский круг культур (Грязнов, 1956а, б). Однако, по мнению большинства исследователей, распространение в Западной Сибири элемептов карасукской культуры является не результатом трансформации местных культур андроновской эпохи, как полагал М. П. Грязнов, а следствием продвижения на север новых групп населения.

К настоящему времени в Верхнем и Томском Приобье известно около 50 поселений и городищ, давших большое или значительное количество ирменской керамики. Исследованы полностью или на значительной площади более 10 ирменских могильников (не считая раскопок одиночных захоронений): Еловский, Иш- танский, Ордынский, Титовский, Пьяново, Осинки, Суртайка, Долгая Грива и др.

Ирменской культуре Верхнего и Томского Приобья посвящена значительная часть монографии В. И. Матющенко (1974). Кроме того, большой раздел, посвященный ирменской культуре в целом, предполагается в одном из томов «Археологии СССР». Поэтому мы коснемся лишь той части ирменского ареала, которая заходит в таежную зону (низовья Томи) и относится к томскому варианту ирменской культуры. В низовьях Томи широкие исследования велись на Еловском могильнике (ирменская часть кладбища, раскопки В. И. Матющенко) и на Басандайском городище (раскопки К. Э. Гриневича, 1944—1946 гг.). Кроме того, значительный материал ирменской культуры получен во время раскопок на Самусьском IV поселении, а также при сборах или из небольших разведочных раскопов на Томском Лагерном городище и Ба- туринском поселении, а также на поселениях Осинники, Иринский Борик и др.

Керамику нижнетомских памятников ирменской культуры в целом можно разделить на две большие группы: бытовую, найденную преимущественно па поселениях, и ритуальную, происходящую в основном из погребений.

Первая группа представлена, как правило, крупными горшковидными сосудами с прямой или слегка отогнутой шейкой и достаточно резким переходом от шейки к плечикам ( 114, 5, 5—7). Эта посуда использовалась, видимо, для хранения продуктов и приготовления пищи. Стенки многих фрагментов закопчены и покрыты нагаром. В тесте присутствуют песок, мелкая дресва или шамот. Шейка украшалась решетчатым поясом, полосой из треугольников или другими геометрическими фигурами (цепочкой неза- штрихованных ромбов, иногда зигзагообразной лентой и др.). Геометрический пояс на шейке почти во всех случаях подчеркивался сверху и снизу горизонтальными резными линиями. В нижней части шейки располагался ряд «жемчужин», чередующихся с вертикальными насечками или ямками. На границе шейки и плечиков наносились две и более горизонтальные резные линии. Верхняя часть тулова украшалась треугольными фестонами, зигзагообразными лентами или одним-двумя рядами мелких косых насечек. Иногда тулово вообще не орнаментировалось. Нижняя половина (реже нижняя треть) сосудов была свободна от орнамента.

На ирменских памятниках, главным образом на поселениях, встречаются также небольшие кувшинооб- разные сосуды с нешироким горлом и сильно раздутым туловом, которые в дальнейшем, возможно, будут выделены в особую группу. Несколько подобных «кувшинов» найдено на поселениях Ирмень I и Еловском (Матющенко, 1974,  28, 1-4; 42, 4, 5, 7). Все они орнаментированы по верхней части тулова удлиненными треугольными фестонами, чередующимися иногда с фестонами другого типа. Видимо, эти сосуды имели какое-то особое назначение.

Вторая группа, которую мы условно называем ритуальной, на поселениях встречается сравнительно редко, но зато явно преобладает в погребениях ( 114, 2, 2, 4, 8—10). Она представлена небольшими сосудами с очень аккуратным резным орнаментом. Сразу же оговоримся, что определение «ритуальная» мы не отождествляем с термином «погребальная». Скорее всего это особая «праздничная» посуда, употреблявшаяся во время культовых перемо- ний: на ритуальных празднествах, при жертвоприношениях, на похоронах и т. д.

Керамика второй группы по форме и орнаменту более близка карасукской, чем посуда поселений (говоря о сходстве с карасукскими сосудами, мы имеем в виду керамику с резным геометрическим орнаментом из погребений карасукской культуры в Хакасско-Ми- нусинской котловине). Сосуды имеют приземистую горшковидную форму. Встречаются круглодонные экземпляры. Во многих случаях шейка или ее верхняя половина не имели орнамента, однако чаще по ней шел какой-нибудь геометрический узор — ряд треугольников, заштрихованная лента, цепочка неза- штрихованных ромбов и др. «Жемчужины» в нижней части шейки почти не встречаются. На границе шейки и тулова проходила одна или несколько резных линий. Верхняя половина тулова украшалась треугольными фестонами, зигзагообразной лентой, рядами ромбов. Очень характерны фестоны, заштрихованные в «шахматной» манере ( 114,9,10). Обычна решетчатая штриховка геометрических фигур. Обращают на себя внимание частые случаи асимметрии геометрического пояса и верхней части тулова: фестоны на одном сосуде бывают представлены несколькими геометрическими фигурами ( 114, 10); это, видимо, говорит о сложном смысловом значении узоров на сосудах, которыми снабжались покойники.

Инвентарь ирменских памятников достаточно разнообразен. Он различен в могильниках и на поселениях. В погребениях встречаются почти исключительно украшения, в культурном слое поселений найдены преимущественно орудия труда. Поскольку мы рассматриваем ирменскую культуру только в северном ее варианте (район Томска), обратимся к памятникам южной части Томской обл.

Видимо, к ирменской культуре следует отнести часть костяных наконечников стрел Еловского поселения и, возможно, некоторые происходящие отсюда же обломки костяных гарпунов ( 114, 19, 25). Похожие наконечники стрел, в основном трехгранные (иногда четырехгранные) черешковые, в значительном количестве встречены на поселении Ирмень I (Матющенко, 1974,  30, 1—5). Два костяных наконечника происходят из поселения Чекист в низовьях Томи, где они были найдены вместе с керамикой ирменского времени. Один из них, трехгранный, имеет очень большую длину (около 20 см;  114, 11), причем половина ее приходится на черешок. На поселении Чекист собраны также два каменных песта, сланцевый наконечник стрелы, несколько костяных орудий и два бронзовых ножа. Оба ножа, особенно второй, со шляпкой, близки по форме карасукским. Типично карасукский нож со шляпкой, небольшой петлей на рукояти и уступчиком на месте стыка рукояти и лезвия был найден в культурном слое Еловского поселения ( 114, 31). Однако нет уверенности, что он связан с ирменским, а не еловским комплексом этого памятника. Из других бронзовых изделий района Томска ирменскими можно считать трехлопастный наконечник стрелы с черешком и наконечник дротика с прорезным пером ( 114, 20, 23), найденные на Еловском поселении.

Украшения, встреченные в ирменских погребениях Еловского могильника, немногочисленны. В их числе полусферические бронзовые бляшки, височные кольца с взаимозаходящими или несомкнутыми концами, браслеты с шишкообразными утолщениями на концах, пронизки, свернутые из листков бронзы (меди?), и другие вещи (Матющенко, 1974,  89).

В насыпях ирменских курганов Еловского II могильника собрано значительное количество костей лошади и коровы. Кости домашних копытных найдены и в погребениях — в девяти могилах (из 59); в одном случае это были кости барана, в остальных восьми — кости лошади. В более южном ирменском могильнике на р. Ине (45 погребений) кости барана обнаружены в 13 случаях, быка — в 8, лошади — в 1 (Матющенко, 1974, с. 93). Но ритуальное значение домашних животных не всегда отражает их реальную значимость в хозяйстве. К сожалению, однако, в пределах характеризуемого нами северного (томского) варианта ирменской культуры нет поселений, где бы остеологические материалы определенно увязывались с ирменской керамикой. Такие данные, и то весьма неполные, пока есть лишь по лесостепной Барабе (поселения Ирмень I, Красный Яр). В Ирмени I кости домашних животных по числу особей распределялись следующим образом: крупный рогатый скот —47%, мелкий — 41 %, лошадь - 12% (Троицкая, 1976, с. 156-157).

Число костей диких животных на Ирмени I составляет лишь 1% от всего количества костных остатков на этом памятнике, на Красном Яре — 2% (по числу особей-4%) (Троицкая, 1976, с. 157). Кости рыбы не обнаружены; грузила и другие признаки рыболовства на ирменских памятниках лесостепной Барабы крайне редки. Надо полагать, что в северной (томской) части ирменского ареала значение охоты и рыболовства было выше. В насыпях ирменских курганов Еловского I могильника найдены кости лося, утки ч куропатки. На некоторых северных ирменских поселениях встречены глиняные грузила (Матющенко, 1974,  13, 6).

О возможности земледелия у ирменцев говорят находки зернотерок (поселение Осинники, Ордынский могильник), каменных пестов (поселение Чекист), обломков серповидных орудий (Еловское поселение, Чертово городище) (Матющенко, 1974, с. 94).

Жилища ирменской культуры исследовались на поселениях Ирмень I и Красный Яр. Материалы Красноярского поселения до сих пор не опубликованы. Жилища Ирмени I представляют собой землянки четырехугольной формы. Площадь одной из них около 100 кв. м, другой —около 150 кв. м. М. П. Грязпов предполагает, что они имели пирамидальную конструкцию стен с земляной кровлей. Грани пирамиды были выложены из бревен, уложенных друг на друга вдоль стен землянки. Такая конструкция не требовала опорных вертикальных столбов для поддержания кровли (Грязнов, 19566).

Погребальный обряд ирменского населения Hij.y4cvi сейчас достаточно хорошо. Могилы обычно обозначались на поверхности курганными насыпями. Под каждой насыпью находилось от 2—3 до 9—13 захоронений. В. И. Матющенко обращает внимание, что грунт ирменской части Еловского могильника состоит, как правило, из однородной черноземной земли. Он предполагает, что первоначально могилы были окружены стенкой из дерна, которая впоследствии разрушилась, оплыла и превратилась в холмик (Матющенко, 1974, с. 115). В Еловском I могильнике лишь две ирмен- ские могилы углублены в материк, а 31 находится выше материка; в ирменской части Еловского II могильника все погребенные лежат на уровне материка. В погребениях еловской культуры Еловского II могильника покойники помещались глубже: девять — в толще материка, остальные на материке. Вокруг ирменских захоронений Еловского могильника часто прослеживаются следы деревянной обкладки из четырех бревен в виде рамы; сверху (в головах, ногах и посредине) поперек рамы клали еще три плахи. Как и в еловское время, преобладала юго-западная ориентировка покойников.

Для ирменских погребений Еловского II могильника В. И. Матющенко отмечает достаточную характерность ритуалов, связанных с огнем. Он пишет: «Из 59 могил 18 имеют следы применения огня в различной степени: полное трупосожжение или частичное обожжение. В иных случаях сожжение было совершено настолько тщательно, что осталась только незначительная кучка пепла» (Матющенко, 1974, с. 123). Изменилось по сравнению с еловским временем положение погребенных в могилах. Так, в еловских погребениях Еловского II могильника, где четко зафиксировано трупоположение, умершие захоронены в скорченном положении на левом боку, тогда как все ирменские трупоположения этого могильника помещены в скорченном положении на правом боку. Поза на правом боку превалирует и в могильниках Верхнего Приобья (Пьяново, Ближние Елбаны IV, Долгая Грива).

Если в захоронениях еловской культуры Еловского II могильника мы наблюдаем обилие керамики (нередко в могиле находились два — три, иногда до шести сосудов), то в ирменских погребениях обычно оставляли не более одного сосуда, а часто могилы вообще не содержали керамики. Например, из 59 ирменских погребений Еловского II могильника лишь 26 были с сосудами (Матющенко, 1974, с. 124). Таким образом, ирменская культура отличалась от еловской не только по керамике и орнаментации, но и по погребальному обряду (большая характерность курганных насыпей, более мелкие по глубине захоронения, положение покойных на правом боку, меньшее количество сосудов в могилах и т. д.)

Н. JI. Членова относит сейчас ирменские комплексы к VIII-VI вв. до н. э. (Членова, 1972). В. И. Матющенко, возражая против столь поздней даты, резонно указывает на неправомерность датировки памятников по самым поздним предметам (Матющенко, 1974, с. 77). Нам представляется, что время существования ирмепской культуры определяется стратиграфической позицией межовско-ирменского истори- ко-хропологического пласта: выше культур андроновской эпохи и ниже культур скифо-тагарского-време- ни. В пределах этих эпохальных рамок нижняя хронологическая граница ирменских памятников не могла быть ранее X в. до п. э., а верхняя — позжеVIIв. до и. э. Наиболее вероятной датой ирменской культуры является X—VIII вв. до н. э.

На поздних этапах бронзового века начинается продвижение в лесостепное Обь-Иртышье северных андроноидных культур, родственных сузгунской и еловской. Видимо, эти перемещения были в значительной мере вызваны расширением ареала кресто- во-струйчатых и крестово-ямочных культур, сложившихся в циркумполярных областях Западной Сибири. Это привело к миграциям на юг потомков сузгуп- ского и еловского населения, занимавшего ранее таежные территории, расположенные южнее циркумполярного пояса. Результатом этих перемещений было появление в северо-западной Барабе, в Новосибирском Приобье и предгорьях Алтая памятников, материалы которых, прежде всего керамика, вызывают явные сузгунские, еловские или сузгунско-елов- ские ассоциации (поселения Новочекино 3, Стрелка, Корчажка 5 и др.)- Многочисленные факты, свидетельствующие о сосуществовании пришельцев с ир- менцами, позволяют датировать эти памятники IX—VIIIв. до н. э.

В более западных областях примерно в это же время, может быть, несколько ранее, под давлением с севера носителей крестовой и крестово-струйчатой орнаментальных традиций продвигаются на юг — в Южное Зауралье, Верхнее Притоболье и Северный Казахстан — значительные группы позднечеркаскуль- ского и межовского населения (поселения Камыш- пое 2, Язево 1, Алексеевское, Явленка 1 и др.). Видимо, этнокультурный сдвиг на юг, начавшийся в эпоху поздней бронзы, был явлением фронтальным, захватившим огромную территорию от Урала до Обь-Енисейского междуречья. К сожалению, публикации этих материалов практически отсутствуют, и мы пока не имеем ни одной работы, где бы эта проблема была рассмотрена в целом.