Эпоха бронзы лесной полосы

Игрековский этап. Погребальный обряд игрековского населения

К настоящему времени исследовано более десяти памятников этого этапа — стоянки Новокусковская, Шайтанка III, Игреков Остров I, II, Могильники I, могильник на Мусульманском кладбище, ранние погребения Томского могильника на Большом Мысе и др. Почти все известные памятники игрековского типа находятся в Томско-Нарымском Приобье, преимущественно в правобережной его половине. В левобережной части Нарымского Приобья в это время, судя по работам Ю. Ф. Кирюшина, локализовалась другая культура, тяготеющая в основном к гребенчато-ямочному ареалу.

Тем не менее керамика этого времени из левобережной части Нарымского Приобья обнаруживает существенную типологическую близость к игрековской; прежде всего по форме, манере орнаментации дна и отчасти по характеру орнаментальной композиции (Степа- новский могильник, поселения Тух-Эмтор IV, Мал- гет). Что касается Верхнего Приобья, то оно в это время было втянуто в круг лесостепных влияний, которые привели позже к распространению там памятников кротовского типа, видимо, на начальной стадии своего существования синхронных поздним игрековским.

Следует, однако, заметить, что керамика новокусковского типа в Верхнем Приобье тоже обнаруживает тенденцию к перерастанию в игреков- скую: становится обычной плоскодонная баночная посуда (Молодин, 1977,  XIII, 1, 3; XV, 1), в орнаментации появляется ряд мотивов, в равной мере встречающихся на игрековской керамике Томско- Нарымского Приобья (наклонные лесенки, пояса из нескольких параллельных линий и др.) (там же,  XII, 1, 4). Но похоже, что эта тенденция была прервана затем усилившимся давлением с запада носителей гребенчато-ямочной орнаментальной традиции и, видимо, участившимися проникновениями с востока групп, родственным окуневцам. В этих условиях началось, на наш взгляд, формирование в лесостепной Барабе кротовской культуры.

Керамика игрековского типа в Томско-Нарымском Приобье имеет закрытую баночную форму и плоское дно ( 94, 4, 10, 12—14). В тесте характерна примесь песка. Орнамент наносился отступающей лопаточкой, мелкими насечками, прочерченными линиями. Гребенчатый штамп почти не употреблялся. Например, в больших керамических коллекциях могильника на Мусульманском кладбище и Шай- танской III стоянки он не был встречен ни разу; следует ожидать, что на юге и западе ареала роль гребенчатого штампа должна возрастать.

Боковая поверхность сосудов украшалась обычно одним узором — рядами насечек, линиями из отступающей лопаточки, сплошными взаимопроникающими треугольными зонами и т. д. Характерны волнистые узоры (Косарев, 1974а,  18, 1—6). Большинство отмеченных мотивов (волна, сплошные взаимопроникающие треугольные зоны), отступающая техника выполнения узоров в равной мере обычны на новокусковской керамике, что можно принимать как свидетельство генетической преемственности новокусковской и игрековской групп посуды. Порой орнамент одного сосуда выполнен двумя способами: например, прочерченные линии в верхней половине и ряды насечек в придонной части ( 94, 14). Иногда поверхность покрывалась частыми , наклонными вдавлениями каплевидных ямок (Белоко- быльский, Матющенко, 1969,  2, 1; 4, 1\ Косарев, 1981,  22, 4, 10). Днища орнаментировались довольно редко. В могильнике на Мусульманском кладбище лишь два (из 34) сосуда имеют орнаментированные днища в виде взаимопересекающихся полос (Косарев, 1974а,  19, 5; 20, 4). На более северных памятниках орнаментированные днища встречаются чаще. Так, у сосудов Шайтанской III стоянки украшалась обычно не только внешняя, но и внутренняя часть дна (Косарев, 1981,  22, 5, 4).

О характере производственного инвентаря игрековских памятников с наибольшей полнотой позволяют судить каменные орудия могильника на Мусульманском кладбище. Они близки орудиям Самусьского могильника: удлиненные шлифованные тесла, небольшие топорики с приостренным обушком ( 94, 5), листовидные и ланцетовидные каменные наконечники стрел ( 94, i, 5), шлифованный нож с заточенным лезвием ( 94, 6), песчаниковые то- чильца, сильно сточенные со всех сторон ( 94,11) и др. (Косарев, 1974а,  19, 5; 20, 4). И в Самусь- ском могильнике, и в могильнике на Мусульманском кладбище встречено также по одной каменной скульптуре медведя, близких по величине и стилю изображения (там же,  6, 36; 20, 9).

Основная масса орудий связана с охотничьим промыслом. Из рыболовческого инвентаря можно назвать лишь каменные стерженьки для составных крючков. Они имеют удлиненную биконическую форму, желобчатую выемку вдоль одной стороны и круговые вырезы на концах. Подобные стержни были найдены, в частности, в могильнике на Мусульманском кладбище (рнс. 94, 5) и на стоянке Могильники I. Близкие аналогии им известны в глазковских погребениях (Окладников, 1955,  33).

О жилищах игрековского этапа в Томско-Нарымском Приобье пока нет достоверных данных.

Погребальный обряд игрековского населения известен в основном по материалам могильника на Мусульманском кладбище и Томского могильника на Большом Мысе. В могильнике на Мусульманском кладбище вскрыто 30 погребений. Ритуал захоронения во многом близок погребальному обряду Самусьского могильника. Все погребения бескурганные, грунтовые. Глубина могильных ям от 0,3 до 1 м. Костяки почти не сохранились. Для трех погребений установлено положение покойников. Они лежали на правом боку с подогнутыми ногами, причем ориентировка была различной: головой на восток (могила 1), головой на запад (могила 15) и головой на север (могила 22).

В 22 определимых случаях направление могильных ям было следующим: восток-запад (4 могилы), северо-восток — юго-запад (10 могил), северо-восток— юго-юго-запад (5 могил), север — юг (3 могилы). Таким образом, ориентировка не была постоянной. Этому как будто противоречит ориентация могильных ям на Большом Мысе: по дневникам А. В. Адрианова все восемь могил были вытянуты с севера на юг. Все захоронения на Большом Мысе, согласно данным А. В. Адрианова, были совершены по обряду трупосожжения. Не исключено, однако, что А. В. Адрианов квалифицировал как трупосожжения все погребения, где наблюдались следы огня. В могильнике на Мусульманском кладбище отмечено лишь одно трупосожжение; в 17 могилах обнаружены следы огня. Охра встречена в одном случае (могила 7). Сосуды обнаружены в 19 погребениях, причем в четырех (2, 12, 19, 30) находилась только посуда. В остальных могплахбыл лишь каменный инвентарь.

Возможно, с игрековским культурно-хронологическим комплексом следует связать одно из погребений Ордынского могильника в Новосибирском Приобье. В нем был найден архаичный плоскодонный сосуд баночной формы, украшенный горизонтальными и вертикальными рядами короткого гребенчатого штампа, а также двумя рядами зигзагов из отпечатков того же штампа. Последний ставился так, что отпечаток получался как бы треугольным; ряды отпечатков выполнялись в «налегающей» манере (Молодин, 1977,  XV, 1). Такая техника нанесения орнамента весьма характерна для екатерининской керамики Среднего Прииртышья и шапкульской Тюменского Притоболья. Видимо, этот факт свидетельствует об усилении контактов с западными гребенчато-ямочным и гребенчатым ареалами. «Погребение,— сообщает В. И. Молодин,— возможно, было парным, так как в осыпи у обрыва были найдены кости человека. Размеры сохранившейся могильной ямы 1,8X1,2X0,57 м. Скелет лежал на спине в вытянутом положении, головой на северо-восток. Верхняя часть его присыпана углями, толщина присыпки составляет 19 см. Слева от черепа находился сосуд. У правой руки погребенного лежали шесть отщепов из низкокачественного цветного кремня и сланца, ножевидные пластины, обработанные с двух сторон по спинке грубой ретушью, п три подвески из зубов животных. У левой руки обнаружены два отщепа из того же материала. В области таза найдены четыре зуба медведя. Не исключено, что два раздавленных сосуда кипринского времени, найденные при раскопках могильника, также были связаны с погребениями» (Молодин, 1977, с. 23).

Интересны два плоскодонных баночных сосуда из Степановского могильника в Васюганье. Они были обнаружены в 0,4 м от могилы на одном уровне с погребенным. Однако нп одна из четырех могил этого древнего кладбища не содержала посуды, хотя обряд захоронения во многом близок Самусьскому могильнику и могильнику на Мусульманском кладбище (грунтовые захоронения, следы трупосожже- ний и охры). Несколько странно, что полностью отсутствует каменный инвентарь. Тем не менее следует признать убедительным мнение Ю. Ф. Кирюши- на, что погребение 1 и упомянутые два сосуда относятся к единому ритуальному комплексу, который датируется временем существования памятников игрековского типа (Кирюшин, 1972, с. 282; Кирю- шин, Малолетко, 1979, с. 85).

Посуда игрековского этапа в типологическом отношении выглядит позже новокусковской. Плоскодонная баночная керамика в Западной Сибири приобрела господствующее положение в эпоху ранней бронзы (одиновские, вишневские, окуневские памятники) . Интересно, что в рассмотренном выше погребении 1 Степановского могильника в Васюганье Ю. Ф. Кирюшин обнаружил около черепа обломки бронзового предмета (Кирюшин, Малолетко, 1979, с. 61). Во время наших раскопок на Новокусковской стоянке на участке с игрековской керамикой были найдены обломки глиняной литейной чаши со следами ошлакованной бронзы на поверхности. Эти факты не позволяют относить игрековские памятники к III тыс. до н. э. Нам представляется, что памятники игрековского типа в общем синхронны Одинов- скому поселению в лесостепном Поишимье и стоянке Вишневка I в Северном Казахстане, т. е. относятся примерно к первой трети II тыс. до н. э.