Происхождение зарубинцев – этническая принадлежность, гидронимы и топонимы

 

Славяне и их соседи в 1 тысячелетии до нашей эры

 

 

Происхождение зарубинцев

 

 

 

Происхождение зарубинецкой культуры в настоящее время представляет собой дискуссионную проблему, положительное решение которой, по-видимому, еще не назрело в связи с отсутствием необходимого количества фактического материала. Сейчас не вызывает особых возражений мнение, что генезис этой культуры был процессом многогранным и сложным, отразившим особенности внутреннего развития местного населения и внешние обстоятельства, проявившиеся в движении центральноевропей- ских племен, которые в конце III в. до н. э. достигли берегов Вислы, Днестра и Днепра и способствовали образованию здесь внешне похожих — латенизиро- ванных, но внутренне различных, не схожих по своему этническому содержанию культур,— оксывской, пшеворской, поянешти-лукашевской и зарубинецкой. Поэтому представляется перспективным при постановке вопроса о генезисе зарубинецкой культуры непременно учитывать два главных фактора этого процесса — роль культур местного населения и вклад пришлых элементов.

 

Для правильного понимания особенностей зарубинецкой культуры большое значение имеют реальные данные о размерах и заселенности ее территории. Территория распространения за рубинецких памятников иногда представляется в виде обширного и сплошь заселенного пространства, занимавшего Полесье и лесостепи от Западного Буга до верховьев Десны и по Днепру от устья Березины до Тясмина, общей площадью около 450 тыс. кв. км. В действительности указанные границы зарубинецкой территории фиксировали лишь крайние точки распространения зарубинецких памятников, причем разновременных. Синхронные и топологически близкие памятники занимали сравнительно небольшие по площади (до 10 тыс. кв. км каждый) районы (карты 8; 9), где поселения и могильники располагались компактными группами («гнездами»), которые, вероятно, структурно соответствовали древним племенам. Между регионами, как показывают данные многолетних археологических наблюдений, находились слабозаселенные обширные пространства, которые представляли собой межплеменные земли, вероятно, использовавшиеся в качестве охотничьих угодий.

 

Во всех регионах зарубинецкой культуры есть общие черты, отражающие процесс появления культуры. Они видны прежде всего в элементах центрально- европейского латена — в чернолощеной керамике, широком распространении фибул как специфического элемента одежды, в деталях погребального обряда, ведущее место в котором принадлежало кремации на стороне и грунтовым могилам безурнового типа с небогатым инвентарем. В то же время для каждого региона характерны специфические черты. Так, например, не вызывают сомнений различия в принципах домостроительства, которое на Припяти характеризуется полуземлянками, на верхнем Днепре — наземными столбовыми домами, а в Среднем Поднепровье — углубленными сооружениями каркасно-глинобитной конструкции [Максимов Е. В., 1972. С. 118—120]. Кухонная посуда припятских памятников по профилировке, пропорциям, орнаментации совершенно иная, чем керамика этого класса в Среднем Поднепровье. Казалось бы, внешне близкая лощеная столовая посуда везде имеет свои характерные черты, которые четко указывают на ее региональную принадлежность. Известны также определенные отличия в деталях погребального обряда, в распространении некоторых украшений. Наличие локальных особенностей дает веские основания для разделения области зарубинецкой культуры на пять регионов: Среднеднепров- ский, Припятско-Полесский, Верхнеднепровский, Деснинский и Южнобугский.

 

Среднеднепровский регион занимал берега Днепра от устья Десны до Тясмина. Здесь были исследованы широко известные теперь Зарубинецкий, Пироговский, Корчеватовский, Вишенский и Субботовский могильники, а из поселений — Пилипенкова Гора, Оболонь* Бабина Гора, которые по праву считаются эталонами зарубинецкой культуры. Припятско-Полесский регион занимал правобережье среднего течения Припяти и берега правых ее притоков Горыни и Стыри. Здесь раскопаны могильники Велемичи I и II, Отвержичи, Ворони но, Рем ель, Семурадцы и др., материалы которых с достаточной полнотой характеризуют особенности местной зарубинецкой культуры. Верхнеднепровский регион расположен в пределах Белорусского Поднепровья между устьями Березины и Припяти и на берегах левых притоков Днепра, Сожа и Ипути. Наиболее известный памятник этого региона — городище и могильник Чаплин, раскопки производились также на городищах Мохов, Горошков, Милограды и некоторых других. Деснянский регион занимал течение Десны и берега ее притоков Судости, Неруссы и Навли. Наиболее известными памятниками этого региона являются поселения Почеп и Синь- ково на р. Судость, которые относятся к I—II вв. По-видимому, все зарубинецкие памятники этого региона также принадлежат к числу поздних. Южнобугский регион располагался в бассейне верхнего течения Южного Буга. Здесь наиболее исследованы поселения Марьяновка и Носовцы, а также поселение и могильник Рахны на р. Собь, датируемые I —II вв., хотя на территории Южного Побужья как будто имеются и более ранние памятники зарубинецкого типа (Пархомовка), пока не опубликованные.

 

В поисках истоков тех особенностей, которые были присущи каждому региону, приходится обращаться в первую очередь к выяснению роли культур-предшественниц. Известно, что в дозарубинецкое время западная часть территории Припятскош региона представляла собой окраину лужицкой и подклешевой культур, занимавших в основном земли Центральной Европы. Судя по небольшому количеству известных на Волыни памятников этих культур, заселение территории было в то время очень редким: кроме пяти подклешевых могильников на Буге, здесь известны следы трех позднелужицких поселений и одного могильника [Кухаренко Ю. В., 1961.  4; 5]. В восточной части региона известно 12 милоград- ских памятников, а также три курганных могильника типа Дубой [Мельниковская О. Н., 1967.  67], имеющих отношение к милоградской культуре. Возможно, однако, что милоградского населения здесь было много, поскольку многие городища этого региона, которых здесь насчитывается около 50 [По- боль JI. Д., 1974.  1],— обычные места для поселений милоградской культуры — остаются поныне не исследованными.

 

Рассмотрев все элементы культуры, следует прийти к заключению, что местный субстрат — памятники милоградской культуры — играл незначительную роль при формировании Припятского региона зарубинецкой культуры. Напротив, в ранне зарубинецких погребениях всех больших припятских могильников — Отвержичи, Велемичи, Воронино и др.— выступают совершенно отчетливо черты позднепоморской и подклешевой культур. Последнее обстоятельство послужило базой для создания теории о происхождении всей зарубинецкой культуры или припятской ее части в результате миграции сюда носителей позднепоморской и подклешевой культур [Кухаренко Ю. В., 1960; Мачинский Д А., 19666; Каспа- рова К. В., 1976а. С. 56—59], что, вероятно, соответствует действительности для Припяти, но не подтверждается материалами других раннезарубинец- ких регионов — Верхнеднепровского и Среднедне- провского.

 

Верхнеднепровский регион в предшествующую эпоху был занят милоградской культурой, многочисленные памятники которой, обнаруженные почти в 200 пунктах, говорят о достаточно плотном заселении [Мельниковская О. Н., 1967.  67]. Исследователи, работавшие над изучением культур на территории Белоруссии (П. Н. Третьяков, О. Н. Мельниковская, Л. Д. Поболь и др.)? неоднократно отмечали территориальное совпадение милоградских и зарубинецких памятников, а также наличие между ними хронологического стыка. Эти данные при условии существования определенной близости некоторых элементов культур того и другого населения, в частности в погребальном обряде [Мельниковская О. Н., 1967. С. 45—47], объективно указывают на возможность контактов между милоградским и зарубинецким населением юго-восточной Белоруссии, но возникновение зарубинецкой культуры не может быть связано только с местной основой [Третьяков П. Н., 1966. С. 213—219]. Что касается привнесенных, центральное вропейских элементов в зарубинецкой культуре этого региона, то их идентификация с какой-либо конкретной группой памятников в настоящее время невозможна. По-видимому, на рубеже III —II вв. до н. э. происходило не постепенное расселение, а единовременное выселение племен из различных регионов поморской и подклешевой культуры [Мачинский Д. А., 19666. С. 3—8], отличительные особенности которых нам в полной мере неизвестны. Поэтому, если в при- пятских памятниках элементы подклешевой культуры можно уловить более или менее определенно, то на верхнем Днепре в зарубинецкой культуре их связи с Западом видны в самых общих чертах — в применении технологии изготовления чернолощеной посуды, обычае пользоваться фибуламл, некоторых деталях погребального обряда. Возможно, где-то в глубине подклешевых земель имелись формы мисок или детали конструкций домов, ставшие затем образцами для зарубинецкой культуры в Верхнем Поднепровье, но они пока неизвестны.

 

Для Среднего Поднепровья проблема генезиса зарубинецкой культуры также сложна, поскольку здесь участие пришлых элементов не прослеживается столь очевидно, как на Припяти. Известно, что в V —III вв. до н. э. в южной (большей) части этой территории существовала местная, идущая еще от белогрудовской и чернолесской эпохи начала I тысячелетия до н. э., оседлая земледельческо-скотоводческая культура, глубокие корни которой предполагают ее аборигенное праславянское происхождение [Терецожкин А. И., 1962. С. 244]. К настоящему времени здесь в двух близких между собой в территориальном и культурном отношении группах — тясминской и порос- ской — насчитывается более 130 памятников — поселений, городищ и курганов этой культуры [Петренко В. Г., 1967.  1], в которой можно видеть культуру скифов-па харю й (или сколотов) Геродота. Северную часть Среднего Поднепровья — Киевщину — занимало тогда население двух культур — сколотской и под горце вс кой, представленных открытыми поселениями и могильниками, количество которых превышает 40 [Петровська 6. О., 1971.  1]. Керамика и погребальный обряд этих двух групп населения имеют много общего между собой и с культурой По- росья—Тясмина. Исследователи, изучавшие эти памятники (А. И. Тереножкин, П. Д. Лцберов, В. Г. Петренко и др.) отмечали несомненную близость в формах, орнаментации и технологии кухонной керамики — горшков, крышек, сковородок, корчаг, а также орудий труда — ножей, зернотерок, серпов, пряслиц, в конструкции жилых и хозяйственных сооружений и некоторых других элементах культуры с соответствующими материалами раннезарубинецких памятников Среднего Поднепровья. Эти факты имеют первостепенное значение для констатации значительной роли местного населения позднескифского времени в формировании многих элементов зарубинецкой культуры Среднего ПоДнепровья [Максимов Е. В., 1972. С. 116-129].

 

Что касается новых, привносных, цен траль но европейских черт, то, помимо элементов латенской культуры, общих для всей зарубинецкой области, следует указать на находки кельтских бронзовых украшений и предметов личного убора, встреченных в наибольшем числе именно в Среднем Поднепровье [Кухаренко Ю. В., 1959э]. Этот импорт следует принимать во внимание при поисках исходного района миграции западных этнокультурных элементов. Среди этих кельтских вещей одно из главных мест занимают фибулы, из которых отметим экземпляры с восьмеркообразной ножкой, обязанные своим происхождением кельто-иллирийской Адриатике. Возможно, связями с этим юго-западным Балканским регионом можно объяснять и распространение на зарубинецкой территории фибул с треугольной ножкой [Каспарова К. В., 1978; 1981], представляющих собой одну из самых заметных местных особенностей раннезарубинецких памятников. Контакт с юго-западной балканской областью прослеживается в наличии на зарубинецкой керамике характерных фракийских орнаментальных украшений-налепов. Можно думать, следовательно, что район миграции был достаточно широк и включал в себя не только Гюзднепоморскую культуру и культуру подклешевых погребений, элементы которых (например, «хропова- тая» поверхность тулова у корчаг) известны среди ранних материалов Среднего Поднепровья. Наличие таких деталей в чернолощеной керамике, как часто встречаемый граненый венчик, небольшие иксовид- ные ручки мисок (Юрковица—Киев, Басовка на Суле), обработанный расчесами или наколами корпус в сочетании с лощеным горлом и дном (Харьев- ка), говорят об элементах ясторфской культуры, достигших, как известно, в южном направлении междуречья Днестра и Прута, а в Поднепровье — глубинных районов левобережья, не оставив здесь, однако, сколько-нибудь заметного наследия.

 

Исходя из изложенного можно констатировать, что генезис зарубинецкой культуры имел для каждого из ее трех регионов свои, далеко не совпадающие особенности. Они были обусловлены культурным наследием жившего здесь ранее, в V—III вв. до н. э., населения и различными проникшими сюда элементами поздне- поморской, подклешевой, кельто-иллирийской, ясторфской и, возможно, других культур, выступавших в различных сочетаниях и проявивших себя с разной силой в зависимости от конкретных условий, присущих каждому региону. Поэтому не представляются убедительными предположения о том, что зарубинец- кую культуру следует рассматривать как дальнейший этап исторического развития местных сколотской или милоградской культур, или пришедших на эту землю западных групп, связанных с позднепоморской, подклешевой или ясторфской культурами. Зарубинецкая культура представляет собой новообразование, этап в развитии местного и пришлого населения, отразивший историческую обстановку, сложившуюся в конце 111 в. до н.э. в Центральной и Восточной Европе и, в частности, в Поднепровье.

 

Достоверное определение этноса носителей зарубинецкой культуры было бы возможно при наличии письменных источников, какими являются сообщения эллинских и римских историков о племенах, живших к северу от них около рубежа нашей эры. Однако таких источников не существует, племена лесостепного и лесного Поднепровья не упоминаются в сочинениях древних авторов. Эти племена находились вне сферы внимания античных писателей и были им неизвестны. Упоминания о венедах в работах Плиния Старшего, Птолемея и Тацита очень кратки и неопределенны и не могут быть с уверенностью отнесены к носителям зарубинецкой культуры, хотя в более позднюю эпоху этноним «венеды» уже обозначал какое-то славянское население.

 

Другие возможности решения этого вопроса, предоставляемые археологией и языкознанием, дают пока лишь проблематичное решение, которое тем не менее имеет свое значение. Археологический путь решения этнического вопроса известен — это ретроспективный метод, суть которого состоит в том, что если генетическое родство двух культур не вызывает сомнений, то их этническая взаимосвязь считается возможной.

 

При такой постановке вопроса исследователи зарубинецкой культуры не могут получить удовлетворительного ответа, потому что эта культура не явилась модификацией какой-то одной культуры, напротив, у ее истоков находилось несколько различных или даже чуждых друг другу культур, этнос которых, к тому же, далеко не ясен. Так, если рассмотреть в этом плане субстратные культуры, то окажется, что «мило- градцев» одни исследователи считают славянами [Мельниковская О. Н., 1967], а другие относят к балтам [Седов В. В., 1979]. Правда, правобережную лесостепную культуру V—III вв. до н. э. многие архе ологи считают праславянской (Б. А. Рыбаков, А. И. Тереножкин, П. Д. Либеров, В. Г. Петренко и др.)- Это мнение разделяют также языковеды Б. В. Горнунг и Ф. П. Филин. Но имеются и другие точки зрения (М. И. Артамонов), в том числе об иранской принадлежности этого населения (В. В. Седов). Значительная неясность остается в определении этноса пришлых культур — поздне поморской и подклешевой, а также ясторфской; впрочем, роль последней в зарубинецком этногенезе следует считать крайне не значительной. Такая сложная этнокультурная обстановка отражала реальную историческую ситуацию конца 1 тысячелетия до н. э., в которой главную роль играли процессы культурной и этнической интеграции, когда во взаимодействие вступало несколько родственных или чуждых культурно-этнических компонентов, создавая близкое одному из них или новое образование.

 

Если обратиться к данным языкознания, то ценные сведения содержат материалы гидронимии [Топоров В. Н., Трубачев О. Н., 1962; Трубачев О. Н., 1968]. Эти данные нельзя не учитывать, поскольку они, несомненно, отражают реально существовавшую этноисторическую ситуацию, которая может найти подтверждение в археологическом материале. При сопоставлении карт гидронимов и ареалов археологических культур напрашивается вывод о бытовании или преобладании древнеславянского населения на территории лесостепного Среднего Поднепровья, особенно в междуречье Тетерев — Припять [Трубачев О. Н., 1968. С: 270]. О многом говорят отсутствие в широкой зоне Поднепровья-Поднестровья иранских и германских гидронимов [Трубачев О. Н., 1968. С. 276, 288] и, наоборот, концентрация кельто- иллирийских (западнобалканских) названий рек в Среднем Поднестровье и продвижение их оттуда в район верховьев Тетерева, что подтверждает древние контакты правобережья с областью Адриатики. Немногочисленные, но выразительные восточнобалкан- ские (фракийские) гидронимы в центре Среднего Поднепровья, возможно, следует приписывать появлению гетов. Высказанные предположения нуждаются, естественно, в дополнительной аргументации, поскольку гидронимы не имеют надежного хронологического определения, и, разумеется, вопрос об этносе зарубинецкого населения эти источники самостоятельно решить не могут.

 

В значительной степени эта проблема освещается материалами ранних памятников киевской культуры типа Гриней, Абидни, Колодезного Бугра. Их материалы достаточно определенно увязываются с поздне- зарубинецким горизонтом памятников типа Лютеж, Коржи, Пасечная, Почеп и др. Типологическое сходство проявляется здесь во многих элементах культур — в формах и пропорциях кухонных горшков, чернолощеных мисок, бронзовых украшений, конструкций жилищ, деталях погребального обряда. Однако с течением времени позднезарубинецкие элементы в киевской культуре выступают все менее и менее отчетливо, что соответствует тенденции развития этой культуры, как, впрочем, и других культур Центральной и Восточной Европы с пережиточными чертами Латена. Вместо этого набирают силу те особенности киевской культуры, которые приближают ее к кругу .ранних памятников типа пеньковской и колочинской культур. В керамике это проявляется в исчезновении чернолощеной посуды, преобладании биконических форм горшков с расположенным посредине тулова плечом, в появлении цилиндроконических сосудов; в жилищах господствующей становится конструкция с центральным опорным столбом; в могильниках распространяются погребения с немногочисленным сопровождающим инвентарем или вовсе без него. Очевидно, в процессе развития элементы киевской культуры отходят от поздне зарубинецких и приближаются к ран неславянским. Этим подтверждается тезис о срединном положении киевской культуры, находившейся в хронологическом и генетическом плане между позднезарубинецкими и раннеславянскими древностями.

 

Говоря об этносе носителей зарубинецкой культуры, можно предполагать их близость к праславянам. И как бы дальше не уточнялись и не совершенствовались наши знания о происхождении славян, роль зарубинецкой культуры в этом процессе всегда будет оставаться значительной.

 

 

К содержанию книги: Славяне

 

 Смотрите также:

 

Зарубинецкая и черняховская культура

Зарубинецкая и черняховская культура. Поиски археологических культур протославян и
Еще позже зарубинецкая культура передвигается на юг, в Среднее Приднепровье.

 

Зарубинцы, зарубинская культура: первая славянская экспансия...

Милоградская культура постоянно соседствует с зарубинецкой на протяжении с II—I веков до н. э., а некоторые упоминания есть и в III—IV веках до н. э...