Славянское расселение в междуречье Волги и Клязьмы, племена Ростова, Суздаля - шумящие привески в древнерусских курганах

 

Восточнославянские племена составе древнерусской народности

 

 

Славянское расселение в междуречье Волги и Клязьмы

 

 

 

Вопрос о славянском расселении в междуречье Волги н Клязьмы неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Так, историк Д. А. Корсаков в монографии, посвященной февиейшсй истории Ростовской земли, пришел к выводу, что раннее славянское заселение этого края шло от новгородских словен. Оно было весьма значительным, и только в XI—XII вв. пачалось более слабое колонизационное движение из Поднепровья, через земли кривичей и вятичей (Корсаков Д. А., 1872). К аналогичному выводу склонялся и И. А. Тихомиров, рассмотревший археологические и лингвистические материалы главным образом по Ярославской губернии (Тихомиров И. А., 1914, с. 73—185).

 

А. А. Шахматов считал кривичей в диалектпом отношении севериоруссами, поэтому полагал, что заселение Ростово-Суздальской земли было осуществлено кривичами с верховьев Волги (Шахматов А. А., 1899, с. 336, 337). Это положение исследователь подкреплял ссылкой на Уставную грамоту Смоленской епискошш XII в., согласно которой Суздаль и его владения платили дань Смоленску. Но поскольку современные говоры в пределах Смоленской и Владимирской земель далеки друг от друга, А. А. Шахматов высказал догадьу о переселении на Смоленщину дреговичей, которые и вытеснили кривичский диалект. «Залесскую дань» Смоленску объясняли миграционным движением смоленских кривичей и раньше (Барсов II. П., 1885, с. 188). Однако А. II. На- сопов показал, что «залесская дань» шла не Смоленску, а через С.молепск в Киевскую Русь (Насонов А. II., 1951а, с. 167-171).

 

К иному выводу, анализируя особенности русских говоров, пришел А. И. Соболевский (Соболевский А. //., 1902, с. 99—102). Ростоно-Суздальская земля, по ого мнению, была заселена вятичами, а участие ьрпиичей п понгородекпх слоиен в этом процессе было незначительным. В связи с реконструкцией племен- пьп диалектов восточных славян, основываясь па тех же языковых материалах, Ф. П. Филип отметил, что в районе Владимира и Суздаля ие было ни слоиен, ни кривичей, а было самостоятельное восточнославянское племя, название которого не дошло до нас (Филин Ф. П., 1940, с. 86). Видимо, материалы современных говоров не могут служить самостоятельным источником для реконструкции расселения древних племен. К тому же, исследователи не учитывали воздействий субстратов в сложении современных диалектов.

 

Активное исследование курганов в Тверском Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы началось еще в середине прошлого столетия. В дореволюционное время в раскопках курганов приняли участие более сотпн исследователей.

 

В Верхнем Поволжье наиболее значительные исследования кургапов принадлежат JI. К. Ивановскому (Ивановский Л. К., 18816, с. 7-15; 1884, с. 37-41), Я. А. Ушакову (Ушаков Я. А., 1878-1879, с. 280- 287; 1890, с. 24-34), А. И. Ксльсиеву (Кельсиев А. И., 1878-1879, с. 295-308, 347-349; 1880, с. 53- 68), В. А. Чагину (Чагин В. А., 1880, с. 378-381), II. Е. Макаренко (Макаренко II. Е., 1904, с. 21-31), II. II. Реппнкову (Речников П. II., 1904, с. 12-20), С. А. Гатцуку (Гатцук С. А., 1904, с. 32-19) н 10. Г. Гендуне. Весьма важной сводкой курганпых древностей Тверской земли служит книга В. А. Плетнева (Плетнев В. А., 1903).

 

В центральных областях Ростово-Суздальской земли в 50-х годах XIX в. А. С. Уваровым и П. С. Савельевым раскопано более 7 тыс. курганов (Уваров А. С., 1871, с. 633—847). А. С. Уваров все эти насыпи отнес к летописной мере. В 80—90-х годах прошлого столетия и в самом начале XX в. большие курганные раскопки производились в Костромском крае. Основными исследователями были Н. М. Бекаревич (Бека- ревич Н. М., 1894, с. 24-39; 1896; 1906), И. Д. Преображенский (Преображенский И. Д., 1897, с. 371— 376) и Ф. Д. Нефедов (Нефедов Ф. Д., 18996, с. 161— 236).

 

На основе распространения браслетообразных височных колец, которые связывались с кривичами, А. А. Спицын пришел к заключепию, что славянское заселение Верхнего Поволжья и Владимиро-Суздаль- ской земли шло главным образом из Смоленского Поднепровья (Спицын А. А., 1899в, с. 334—340; 1906а, с. 1—6). Этот исследователь заново проанализировал материалы владимирских курганов, раскопанныхA.С. Уваровым и П. С. Савельевым, и отметил, что они оставлены в основном смоленскими кривичами (Спицын А. А., 1905а, с. 84—172). К выводам А. А. Сппцына присоединились В. А. Городцов (ГородцовB.А., 1909, с. 134-150), Т. Арне (Агпе Т., 1914, р. 722), Ю. В. Готье (Готье Ю. В., 1928, с. 138-144) и другие.

 

В 20—50-х годах XX в. раскопки курганов исследуемой территории продолжались, но велись в значительно меньших масштабах. Отчасти это объясняется тем, что в некоторых местах Волго-Клязьменского междуречья сохранилось мало курганных насыпей. Наиболее заметные курганные раскопки этого периода принадлежат Н. П. Милонову (Милонов Н. Я., 1950, с. 152-172), Я. В. Станкевич (Станкевич Я. В., 1941, с. 56—88) и М. В. Фехнер (Ярославское Поволжье X—XI вв.). Пристальное внимание было уделено исто- рико-археологическому анализу всех накопленных материалов. Уже в начале 30-х годов курганы Костромского Поволжья стали объектом монографического исследования П. Н. Третьякова (Третьяков П. П., 1931). Курганные погребения были разделены им на три хронологические стадии. Все они отнесены к славянам, в состав которых к XII в., по мнению П. П. Третьякова, вошло и местное мерянское население. Кургапы в окрестностях Ярославля продолжали изучать Я. В. Станкевич, а затем экспедиция Государственного исторического музея. По материалам Большого Тимеревского и Михайловского могильников Я. В. Станкевич попыталась показать, что первыми славянскими поселенцами здесь были выходцы из Новгород- чины (Станкевич Я. В., 1941, с. 56-88). М. В. Фехнер, В. А. Мальм и Н. Г. Недошивина подвергли всестороннему анализу материалы из трех ярославских могильников и классифицировали захоронения на финские (весские, по их мнению), славянские и скандинавские. При этом оказалось, что преобладающим здесь было финское население (Ярославское Поволжье X—XI вв.).

 

Многочисленные курганы Калининского Поволжья систематизированы в работах Т. II. Никольской (Никольская Т. //., 1949а, с. 31-41; 19496, с. 78-83), которая выделила здесь три исторически сложившихся района — северный (словенский), юго-западный

(кривичский) и восточный (словенско-кривичско-ме- рянский). Наконец, Е. И. Горюнова попыталась нарисовать целостную картину славянского расселения в Волго-Окском междуречье (Горюнова Е. И., 1961, с. 183—248). Исследовательница выделяет два этапа славянской колонизации. Первый датируется X— XI вв. В это время кривичи заняли Тверское Поволжье, а Ярославское Поволжье и Суздальский край были заселены с двух сторон — кривичами и слове- нами новгородскими. Второй этап колонизации относится к концу XI—XII в., когда уже метисное славя- по-мерянское население стало осваивать более восточные районы междуречья Волги и Оки.

 

Для 70-х годов характерен новый подъем в раскопочных исследованиях курганов Волго-Клязьменского междуречья. Ценно, что раскопки планомерно проводятся почти во всех регионах этой территории. В Тверском Поволжье исследования курганов ведут калининские археологи, А. В. Успенская и К. И. Комаров. К. И. Комаров вместе с И. В. Дубовым занимаются раскопками курганов в Ярославском Поволжье. Интересные результаты получены В. П. Глазовым и археологами Суздальской экспедиции при раскопках на территории Владимирской земли. Производятся также раскопочиые исследования курганов \з Костромском Поволжье.

 

Материалы новых работ в основном еще не опубликованы. Изданы лишь результаты отдельных исследований или информация о них (Глазов В. П., 1978, с. 55, 56; Дубов И. В., 1976, с. 82-86; Ерофеева Е. Я., 1976, с. 216-225; Комаров К. И., 1975, с. 91- 94; 1979, с. 64; Леонтьев А. Е., 1978, с. 70; ЛеонтьевA.Е., Исланова И. В., 1979, с. 70, 71; Мальм В. А., Недошивина Н. Г., Фехнер М. В., 1978, с. 72, 73; Яе- дошивина Н. Г., Фехнер М. В., 1979, с. 76; Станкевич И. Л., Нащекин Н. В., Тимофеева М. Ю., Ширихина Т. В., 1978, с. 86; Харитонов Г. В., 1976, с. 101-104).

 

Вполне очевидна необходимость новейших анализов огромных курганных материалов междуречья Волги и Клязьмы, собранных несколькими поколениями археологов и краеведов. Источниковедческие возможности этих памятников далеко не исчерпаны. В этом отношении представляют большой интерес исследования В. Г1. Глазова (Глазов В. П., 1977, с. 37— 41) и Е. А. Рябинина (Рябинин Е. А., 1979а, с. 228- 244). В первой работе на основе изучения курганов исследователем выделены в Костромском Поволжье три этнографических региона, сложившихся исторически в связи с освоением этого края разными племенами. Е. А. Рябинин исследовал заново четыре курганных могильника (Большая Брембола, Малая Брембола, Веськово и Кабанское), раскопанные еще в середине прошлого столетия, и показал, что это — памятники смешанного славяно-мерянского населения.

 

До славянского расселения Волго-Клязьменское междуречье принадлежало одному из поволжско-финских племен — мере, о чем говорится в Повести временных лет. Отчетливо об этом свидетельствуют топонимика (Vasmer М., 1935, S. 507-580; Седов B.В., 1971а, с. 99—113) и археология (Горюнова Е. Я., 1961, с. 38-182; Третьяков П. Я., 1966, с. 285- 300).

 

Древнейшие кривичские памятники— длинные курганы — иа верхней Волге очень немногочисленны. Это единичные насыпи, расположенные преимущественно иа берегах самой Волги на значительном расстоянии друг от друга.

 

Все эти курганы невелики по размерам и, по-видимому, принадлежат к самой поздней поре сооружения таких насыпей. Митинский кургап датирован П. И. Черпягиным IX—X вв. Очевидно, до IX в. на верхнюю Волгу проникали лишь небольшие изолированные группы крпвичей.

 

На севере исследуемого района наблюдается расширение ареала новгородских словен. Их погребальные памятники — сопки — появляются в бассейне Мо- логи, левого притока Волги, однако до поречья Волги они не доходят.

 

Круглые курганы с сожжением, относящиеся в целом к IX— началу XI в., в междуречье Волги и Клязьмы уже многочисленны и свидетельствуют о начальном этапе широкого славянского освоения этой территории (карта 34). Основная масса круглых курганов с сожжением здесь бесспорно принадлежит славянам. Однако дифференцировать эти насыпи па кривичские п новгородские нет возможности. Все же некоторые детали позволяют говорить о преобладающей роли словен в заселении исследуемой территории. Прежде всого заслуживает внимания территориальное распределение курганов с сожжениями.

 

Основная масса их сосредоточена в бассейне Мологи — там, где известны более ранние словенские памятники — сопки, в примыкающих к нему районах Ярославского Поволжья и в окрестностях Ростова и Суздаля. В более западной части Волго-Окского междуречья— в Тверском Поволжье, а также в верховьях Клязьмы встречаются лишь редкие единичные насыпи с сожжением. Создается впечатление, что в западной половине междуречья, непосредственно примыкающей к Верхнему Поднепровыо, в IX — па- чале XI в., как и в период длинных курганов, имело место лишь проникновение небольших изолированных групп кривичей. В то я?е время со стороны Новгородской земли через бассейн Мологи в срединные области междуречья Волги и Клязьмы хлынул значительный поток переселенцев.

 

Это впечатление подтверждается конкретными археологическими материалами. Ужо Я. В. Станкевич справедливо отметила, что в составе Михайловского и Тимеревского могильников имеются насыпи, по форме и внутреннему строению напоминающие новгородские сопки. Так, в Тимеревском могильнике центральную часть образовывали высокие курганы с каменными конструкциями внутри и с ярусным расположением остатков сожжения. Я. В. Станкевич па осповапии вещей, собранных в захоронениях, датировала ранние курганы Тимеревского (14 и 16, 1939 г.) и Михайловского (20, 27 и 50, 1898 г.) могильников второй половиной IX в. (Станкевич Я. В., 1911, с. 82).

 

Одно время наиболее древние погребения в этих курганных могильниках датировались только X в. (Ярославское Поволжье X—XI вв.). Однако новейшие исследования и раскопки синхронных поселений показали, что Тимеревское и Михайловское кладбища датируются периодом от IX до начала XI в.

 

Курганы IX в. характеризуются небольшими размерами и каменными конструкциями в насыпи. Кальцинированные кости в них либо собраны в кучу, либо разбросаны на материке или в насыпи. Часто встречаются кости животных.

 

Для курганов X в. типичны трупосожжения на месте. По кострищу иногда разбросаны камни. В это время получают распространение деревянные конструкции—домовины. В первой половине X в. в курганах обычеп разнообразный инвентарь — фибульг, мечи, копье, стрелы, гирьки, весы, гребни, детали нояса и предметы культового назначения (глиняные лапы н кольца, подвески из астрагалов бобра, копо- ушки). Вторая половина X в. характеризуется постепенным обеднением инвентаря.

 

Новгородские словене конца I тысячелетня п. э., как отмечалось, были неоднородны по происхождению. Кроме пришлых носителей славянского языка, в составе новгородцев был значительный процент местного финского населения. И это прекрасно иллюстрируют ярославские кургаппые могильники. Среди погребений в этих курганах выделяются финские захоронения, которые составляют весьма значительный процент. Анализ таких захоронений показал, что они принадлежат пе мерянскому, а за- падпофнпскому (весскому) этносу.

 

В составе курганных захоронений в окрестностях Ярославля исследователи выделяют скандинавские захоронения. Основаниями для отнесения курганных ногребеиий Тимеревского могильника к скандинавским послужили кольцевые или полу кольцевые кладки нз камней, треугольная форма погребальных кострищ и находки — бронзовые крючки в виде птиц, скандинавские фибулы (Фехнер М. В., 1963, с. 15).

Новгородское расселение в X в. достигло Ростово- Суздальского края. Здесь имеется много курганов, содержащих по нескольку трупосожжений, в чем Е. И. Горюнова справедливо видит пережитки древнего обряда словен. Вместо с тем здесь довольно много трупосожжений с вещами, в которых нужно видеть захоронения неславянского населения.

 

Так, в суздальских курганах с трупосожженнями женщин встречаются шумящие привески — типичные украшения финских племен. Среди них есть подвески в виде коньков и каркасных треугольников (Большая Брембола, Весь, Кабанское, Кустера, Шокшово), которые являются характерным украшением мерянско- го костюма. В одном из курганов с сожжением близ д. Киучер найдено браслетообразное височное кольцо с замком в виде круглого щитка. Это — тоже собственно мерянское украшение. Во многих ростово-суздаль- ских курганах с трупосожженнями встречены глиняные медвежьи (бобровые) лапы и глиняные кольца, часты амулеты и обереги из просверленных зубов, когтей или костей животных. Все это принадлежит к предметам вотивного значения, отражающим религиозные представления мери (Горюнова Е. И., 1961, с. 138—148). Таким образом, очевидно, что в составе курганных захоронений Ростово-Суздальской земли присутствует местный мерянский этнический компонент. Распространение курганного обряда захоронения, по-видимому, отражает начавшийся процесс славянизации мери.

 

В ростово-суздальских курганах с трупосожженнями, кроме мерянских, найдены вещи скандинавского происхождения. Это прежде всего скорлупообразные фибулы, а также широкие выпукловошутые браеле-J ты, плетеные браслеты некоторых типов с напущенными колечками, подвески, украшенные рельефным; растительным орнаментом, и круглые бляшки-подвески с плетеным узором. Однако все эти находки пе являются этноопределяющими. Их присутствие в трупосожжениях ростово-суздальских курганов отнюдь пе означает, что погребенные с такими украшениями были норманнами.

 

X столетие, к которому относятся перечисленные вещи, было периодом оживленных торговых связей Скандинавии с Восточной Европой. В результате торговли скандинавские украшения, как свидетельствуют приладожские курганы, распространяются довольно широко среди финского населения лесной полосы Восточной Европы. Большое число монет во владимирских курганах определенно показывает, что население, оставившее эти насыпи, участвовало в восточноевропейско-скандинавских торговых связях. Торговый путь из Скандинавии в Среднее Поволжье проходил через северо-восточные районы Новгород- чины, Ярославское Поволжье и по рекам Нерли и Клязьме. Следовательно, проникновение в Суздальское ополье предметов из Скандинавии было закономерным явлением.

 

Конечно, не исключено, что в Ростово-Суэдальский край в потоке переселенцев проникли и отдельные торговцы скандинавского происхождения. Однако, если в ярославских курганах выделяются немногочисленные захоронения норманнов, то среди трупо- сожжений ростово-суздальских погребальных насыпей нх обнаружить не удается. Правда, в некоторых владимирских курганах скорлупообразные норман- ские фибулы были единственными паходками. По этого мало для отнесения подобных захоронений к скандинавским. В скандинавском костюме обязательны две скорлупообразные фибулы. Во владимирских курганах в большинстве случаев попадается по одной такой находке. По-видимому, Ростово-Суздальская земля заселялась с северо-запада метисным населением, основными компонентами которого были словене поп- городские и весь. В составе веси, может быть, присутствовал и небольшой скандинавский компонент.

 

Собственно славянские вещи во владимирских курганах с сожжениями немногочисленны, что обусловлено погребальным ритуалом славян. Об освоении Ростово-Суздальской земли прежде всего новгородскими словенами определенно говорит распространенный здесь обычай обкладывать основания курганов камнями. Этот ритуал не был известен ни днепровским кривичам, ни вятичам, ни приладожской веси.

 

По-видимому, новгородцы расселялись в Ростово- Суздальском крае в ту эпоху, когда обычай носить ромбощитковые кольца еще не стал привычным. Только этим можно объяснить малочисленность ромбощитковых украшений во владимирских курганах с трупоположениями.

Курганы с трупосожженнями в междуречье Волги и Клязьмы, как и в других лесных областях древней Руси, относятся к IX—X вв. В Ростово-Суздальском крае обряд курганных трупосожжений, по-видимому, бытовал и в первой половине XI в. К середине этого столетия повсеместно распространяется обряд трупоположения под курганными насыпями.

 

О кривичской миграции в междуречье Волги и Клязьмы определенно свидетельствуют браслетообразные завязанные височные кольца (карта 34). Не подлежит сомнению, что осуществлялась она из Смоленской земли. Ареал браслетообразных височных колец с завязанными концами от Верхнего Поднепровья продолжается далеко на восток. Сначала он узкой полосой тянется между поречьем тверского течения Волги, Москвы-реки и Клязьмы, затем расширяется, охватывая Ярославское Поволжье и всю Ростово-Суздальскую землю. На Владимирщине кривичи пересекли Клязьму и заселили часть мещерско- муромских земель, включая северные районы будущей Рязанской земли.

 

Самыми отдаленными от Смоленщины пунктами кривичского расселения являются курганы близ деревень Поповой и Парахиной в б. Касимовском уезде Рязанской губернии (Нефедов Ф. Д., 1878, с. 56—61). Браслетообразные завязанные височные кольца в сочетании с другими славянскими украшениями найдены также в Пустошенском, Заколпском и Жабок- ском грунтовых могильниках местного населения [Макаренко Н. Е., 1910; Иванов А. #., 1925; OAK, 1893, с. 31, 32). Очевидно, кривичи здесь, как, впрочем, и в других местах Волго-Окского междуречья, яшли совместно с финскими аборигенами и постепенно их славянизировали.

 

Начало интенсивной волны кривичского расселения в Волго-Окском междуречье относится к XI в.

 

В XI в. в Ярославском Поволжье возникают новые курганные могильники. Увеличивается в это время и количество курганных груни в Ростово-Суздальском крае.

 

Курганы с трупоположениями междуречья Волги и Клязьмы по внешнему виду идентичны погребальным насыпям других древнерусских областей. В Ростово- Суздальском крае многие из них в основании обложены камнями. Большое число курганов с каменными венцами в основаниях известно также па левобережной части Тверского Поволжья. Изредка они встречаются в ярославской части поречья Волги и обычны в Костромском Поволжье.

 

В курганах Волго-Окского междуречья умерших спачала клали на горизонте, а в поздний период сооружения курганов — в грунтовые ямы. Преобладает общеславянская (западная) ориентировка трупоположений. Но почти всюду спорадически встречается меридиональное положение умерших — наследие погребального ритуала местных финских племен (карта 28). В Тверском Поволжье и изредка в более восточных районах междуречья попадаются трупоположения головой к востоку, свидетельствуя о том, что в составе славянских переселенцев на эти земли были славянизированные или, возможно, не подвергшиеся окончательной ассимиляции балты.

 

Могильный инвентарь курганов междуречья Волги и Клязьмы включает типично славянские предметы. Височные кольца представлены браслетообразными завязанными ( LIX, 13), перстнеобразными ( LIX, 7, 8) и ромбощитковыми ( LIX, 1, 11). Последние украшения сосредоточены в основном в Костромском Поволжье. Здесь же обнаружены и другие новгородские элементы — обкладка курганов кам- пями, некоторые типы застежек, решетчатые привески, что свидетельствует о расселении в этих местах новгородских словен в XI—XII вв. Кроме того, ром- бощитковые височные кольца встречаются в небольшом количестве в Суздальском ополье, в верхневолжских областях. Об участии новгородцев в освоении северной половины Тверского Поволжья, помимо этих находок, говорят распространение обычая обкладывать основание курганов валунами и наименование погребальных насыпей новгородским термином «сопки».

 

В курганах с трупоположениями Суздальского ополья в большом количестве найдены трехбусинные височные кольца ( LIX, 2, 3, 5, 9, 10, 12). Эти украшения более характерны для жителей древнерусских городов и лишь в единичных экземплярах встречаются в курганах. Владимирские курганы можно рассматривать как исключение. Видимо, в заселении Ростово-Суздальского края наряду с выходцами со Смоленщины и из Новгородской земли приняло участие южнорусское население. Южные элементы во Владимирской Руси проявляются в домостроительстве — полуземляночные жилища киевского типа открыты здесь на нескольких поселениях. Может быть, население, бежавшее с беспокойных южных окраин древней Руси, и распространило в Суздальском крае обычай носить трехбусинные височные кольца.

 

Помимо височных украшений, в курганах с трупоположениями XI—XII вв. встречаются и другие славянские украшения — ожерелья из бус, браслеты, перстни, пряжки, железные ножи, глиняные горшки.

 

Наиболее расирострапеппымн были стеклянные и настовые бусины, в том числе обычпы стеклянные позолоченные и посеребренные бочонковидпой н цилиндрической форм. Нередки также бусины пз цветного стекла, сердолика, горного хрусталя. В составе ожерелий часты металлические украшепия—лупницы ( LIX, 14—17), монетовидные привески с самыми различными узорами ( LIX> 18—20), крестики ( LIX, 21). Шейные гривны встречаются очень редко. К числу нагрудпых принадлеямт также подковообразные и кольцевые застежки ( LX, 6', 5, 15).

 

Широко представлены разнообразные браслеты — пластинчатые, часто орнаментированные, а также витые и плетеные ( LIX, 27, 29—31). Весьма разнообразны перстни — витые, ложновитые, пластинчатые, широкосрединные и др. ( LIX, 4, 0, 22— 26, 28).

 

В захоронениях мужчин сравнительно часты металлические детали поясов — пряжки, кольца, наконечники, бляшки ( LX, 9—14, 16).

 

В целом можно заметить, что курганы описываемого регнопа богаче вещевым материалом, чем погребальные насыпи Смоленской и Новгородской земель. Объясняется это отнюдь не богатством населения междуречья Волги и Клязьмы, а особенностями погребального ритуала, которые, нужно полагать, восходят к погребальной обрядности финно- угорских племен. Богатство металлического убранства финского населения Восточной Европы ярко проявляется при анализе грунтовых могильников. Древнерусские курганы, находящиеся в местностях, где славяне соприкасались с финским населением, всегда выделяются обилием вещевых инвентарей. Таковы, в частности, отмеченные выше водско-сла- вянские курганы Ижорского плато.

 

Финский этнический компонент в междуречье Волги и Клязьмы (в основном мерянский, в верхпе- волжских областях — весский) проявляется не только в количество украшений при курганных трупополо- жениях. В этих погребениях очень часто встречаются и типичные украшения — прежде всего разнообразные шумящие привески.

 

Шумящие привески, составлявшие поясные и нагрудные украшения женщин, были характерной и самобытной категорией женского наряда финно-угор- ского населения Прикамья, а также, судя по могильникам, поволжских и окских финнов. Шумящие привески распространяются у финно-угров уже в раннем железном веке.

 

Древнерусские курганы с шумящими привесками довольно многочисленны, и почти все они находятся в ареале финно-угорской гидронимики. Такие курганы в лесной зоне Восточной Европы распространены весьма неравномерно, что обусловлено разновременностью славянизации аборигенного населения и прочими историческими условиями. Междуречье Волги и Клязьмы принадлежит к числу районов наиболее плотного распространения курганных трупоиоложе- пий с шумящими привесками (карта 35). Очевидно, славянизация местных финнов здесь продолжалась в XI—XIII вв., а в отдельных местах затянулась до XIV столетия.

 

В древнерусских курганах встречены шумящие привески нескольких типов. Среди них наиболее распространены малые зооморфные привески (Го- лубева Л. А., 19796; Голубева Л. А., Вареное А. В., 1978, с. 228—239). Это литые изображения уточек или коньков (реже — барашков) с зигзаговидным рельефным узором по бокам — символом воды. Обычно к привескам при помощи колечек на коротких цепочках привешивались «утиные лапки», бутылкообразные подвески или бубенчики. Носили их на кожаных шнурах, спускавшихся ниже пояса. Финно- угорское происхождение этих украшений не подлежит сомнению. Еще А. И. Колмогоров заметил, что полые подвески-уточки широко распространены на всей территории, некогда занятой финно-угорскими племенами. «Уточка»— обычный ласкательный эпитет финской мифологии. В Калевале утке приписывается огромная роль: из ее яйца был создан мир (Колмогоров А. И., 1914, с. 426,427). В собственно финно-угорских памятниках зооморфные шумящие привески в большом количестве найдены в Прикамье, Среднем Поволжье, а также в корельекнх мо- гильпиках (Aspclin J. R., 1877, fig. 700-702; Swindl Т., 1893, S. 339-341; Первухин И. Г., 1896,  XIV, 17). Неоднократно встречены они н в курганах води, ижоры, веси и мери.

 

Зооморфные пластинчатые привески не принадлежат к исключительно финно-угорским украшениям. Из них специфически финскими являются, бесспорно, привески, дополненные бахромой шумящих подвесок—«утиных лапок», бутылкообразных или бубенчиков ( LX, 4, 5).

 

Среди плоских зооморфных шумящих привесок встречаются плетеные коньковые своеобразного облика ( LX, 7). Их ареал ограничен областью расселения мери в Волго-Клязьменском междуречье, почему эти украшения считаются типично мерян- скими (Горюнова Е. И., 1961, с. 101,  41).

В курганах Костромского Поволжья и реже — в Калининской обл. встречаются привески камского происхождения — литые парные коньки, конические или выпуклоцилиндрические, с кольцами для бутылкообразных подвесок.

 

Довольно многочисленны в курганах Ростово-Суз- дальского края шумящие прнвески в виде каркасного треугольника из проволочной косоилетки с шумящей бахромой из «утиных лапок», треугольников п «бутылочек» ( LX, 2, 3). Здесь же обычны привески с четырехугольной или круглой плетеной или ажурной основой и с такой же шумящей бахромой ( LX, 1), распространенные в могильниках мордвы, муромы и прикамских финнов.

 

Типично мерянскими, по Е. И. Горюповой, являются также шумящие привески в виде спаянных треугольником трех или более плоских проволочных спиралей. Они встречаются в курганах Волго-Клязьмен- ского междуречья. В суздальских и костромских курганах найдены привески, состоящие из трех—шести спаянных проволочных колец с шумящей бахромой внизу.

 

Особенно богато представлены финские элементы в окраинных районах Волго-Клязьменского междуречья. Так, в курганах Костромского Поволжья, кроме большого количества шумящих привесок н игольников (Голубева Л. A.t 1978, с. 199-204), финно-угорское наследие проявляется в наличии своеобразного «свода» (пли заливки), покрывавшего верхнюю часть некоторых насыпей. Своды делались из теста, замешенного пз глины, песка и извести, а иногда из булыжных камней. В этом же районе среди курганной керамики нередко встречаются приземистые глиняные сосуды, генетически восходящие к местной финской керамике до славянского расселения. Наконец, местное население ряда районов междуречья Волги и Клязьмы до сих пор называет курганы «панками» или «панами». Финский апеллятив этого термина бесспорен (Горюнова Е. И., 1961, с. 227, 228, 233-240).

 

Все эти материалы свидетельствуют об активном участии местного финского населения в этногенезе славян Волго-Клязьменского междуречья. Материалы археологии и топонимии свидетельствуют о том, что финское население в процессе славянского расселения в этих землях оставалось на своих местах. Значительность финно-угорских элементов в курганах Волго-Клязьменского междуречья говорит о том, что местные финны смешались со славянами и постепенно были ассимилированы ими.

 

В интересной статье «Этапы и формы ассимиляции летописной мери» Л. Е. Леонтьев и Е. А. Рябинин попытались проникнуть в детали взаимоотношений славян с местным мерянским населением (Леонтьев А. Е., Рябинин Е. А., 1980, с. 69—79). Исследователям удалось показать, что па первом этапе (IX—Xвв.) освоение славянами Волго-Клязьменского междуречья осуществлялось небольшими разрозненными группами переселенцев (общинами). В курганах этого времени мерянских элементов еще нет.

 

Сближение этносов начинается в конце X — началеXI в., когда на поселениях мери получают распространение древнерусские орудия труда и бытовые предметы. Изменение материальной культуры мери шло не только за счет усвоения новых элементов. Под влиянием славянского ремесла совершенствуются и собственно мерянские вещи. В это время, очевидно, нередки были брачные связи между славянами и мерей, о чем свидетельствует появление славяно-мерян- ских поселений и курганных могильников. Затем прекращают функционирование собственно мерянские укрепленные поселения, свидетельствуя о том, что племенная организация мери была нарушена. Меря как этнос перестала существовать, по-видимому, в XII в. В окружении славян еще на одно-два столетия сохранились сравнительно небольшие островки мерянского населения.

 

Вывод археологов, что мерянское население Волго- Клязьменского междуречья смешалось со славянами н растворилось в их среде, полностью соответствует наблюдениям антропологов. Черепа из курганов исследуемой территории, особенно из тех, где прослеживается концентрация финно-угорских элементов, характеризуются суббрахикранией при заметной уплощенности лица и слабом выступании носа (.Трофимова Т. А., 1946, с. 105-115, 130; Алексеева Т. И., 1961, с. 140—143). Эти специфические особенности славянского населения XI—XIV вв. сближают его с финскими племенами лесной зоны Восточной Европы, известными по синхронным грунтовым могильникам. Объяснить такую близость можно лишь участием финно-угорского субстрата в формировании славянского паселения северо-восточных земель древней Руси (Veenker V., 1967).

 

В связи с характеристикой финских элементов в волго-клязьменских курганах необходимо остановиться еще на одном тине женских украшений XI— XIII вв. Это — браслетообразпые височные кольца с сомкнутыми (или слегка заходящими) концами.

 

Они в большом числе известны на обширной территории от восточного побережья Чудского озера до восточных районов междуречья Волги и Клязьмы (карта 36). Наиболее часты такие кольца в курганах Калининского и Ярославского Поволжья, в Ростово- Суздальской земле и в северо-западных районах Новгородчины. В Волго-Клязьменском междуречье браслетообразные сомкнутые височные кольца территориально соприкасаются с браслетообразпыми завязанными украшениями кривичей. Курганы с находками сомкнутых колец здесь пли образуют самостоятельные могильники, или расположены в одних могильниках с насыпями, в которых встречены завязанные украшения. Совместная находка височных колец обоих типов зафиксирована лишь в единичных случаях.

 

Интересно, что в Калининском Поволжье и в соседних районах Ярославщины сосуществование этих височных украшений привело к появлению своеобразного варианта колец. Многие браслетообразные кольца здесь имеют такую же завязку, как кривичские украшения Смоленщины, но один из концов после завязки остается свободным, подобно концам сомкнутых колец.

 

Племенная принадлежность браслетообразных сомкнутых колец до сих пор не определена. Иногда пх приписывают новгородским словенам (Никольская Т. Н., 19496, с. 78-83; Левашева В. П., 1967, с. 38). Однако словене имели свой особый тип височных украшений — ромбощитковые кольца, ареал которых соответствует области новгородских словен. Предположение, что для словен были характерны и ромбощитковые, и браслетообразные сомкнутые кольца, отпадает по ряду сообра;кений. Во-первых, ареалы этих украшепий в значительной степени различны. Пожалуй, только в северо-западной части Новгородской земли, где население было этнически смешанным (славшш-водекнм), встречаются и ром- бощнтковые, п браслетообразные сомкнутые кольца. При этом первые из них тяготеют к центру Нов- городчнны, а вторые чаще встречаются в окраинных районах, где преобладал финский этнический элемент. Во-вторых, новгородским словенам свойственны курганы с каменной обкладкой в основаниях и жальники. Но если ромбощитковые кольца распространены главным образом в пределах территории этих погребальных памятников, то браслетообраз- иые сомкнутые кольца найдены преимущественно вне их ареала.

 

Ряд обстоятельств позволяет отнести браслетооб- разные сомкнутые кольца к славянизированному местному (финноязычному) населению северных областей древней Руси (Decsy G., 1967, р. 105—120; Veenker V., 1967):

1.         Распространение этих украшений в значительной степени совпадает с ареалом фипно-угорской то- ногидронимики на древнерусской территории, где происходили смешение пришлых славян с финно- угорским населением и его ассимиляция.

2.         Как отмечалось выше, для финно-угров Характерны меридиональные трупоположения. В могильниках, где есть курганы с меридиональными трупоположениями (Бустрыгино, Кошево, Евчаково, Воронцово и др.), сравнительно часты браслетообразные сомкнутые кольца и почти нет собственно кривичских, с завязанными концами. В районе раскопок Л. С. Уварова п П. С. Савельева на Владимирщпне в могильниках с погребенными головой на север (Буково, Вепрь, Городище) встречены исключительно браслетообразные сомкнутые кольца. Наоборот, в курганных группах с трупоположениями, имеющими западную ориентировку (Кабанское, Матве- щпково, Исакова п др.), пайдены только кольца с завязанными концами.

3.         В большинстве случаев шумящие привески находят в подкурганных захоронениях, лишенных височных колец. Совместные находки этих украшений в одном комплексе сравнительно редки, но показательны. С браслетообразными завязанными кольцами шумящие привески встречены трижды, с ромбощптковыми — дважды, а с браслетообразными сомкнутыми — не менее 18 раз.

4.         Финская атрибуция погребенных в ярусных курганах северной полосы Восточной Европы представляется несомненной (Седов В. В., 1958, с. 3 — 11). При трупоположениях в таких курганах встречены только мпогобусинные височные украшения, типичные для одного из финских племен — води, и браслетообразные сомкнутые кольца (Хотил).

5.         Федовскпн грунтовой могильник XI — XII вв., расположенный на Мете в Вышневолоцком р-не, содержал трупоположения с различной ориентировкой и древнерусским вещевым инвентарем (Ширин- ский-Шахматов А. А., 1906, с. 53-62). Неславянский характер большинства погребенных здесь проявляется в их ориентировке. Из 44 скелетов, положенно которых определено при раскопках, только девять (или 20,5%) имели западную ориентировку (шесть умерших положены головами к западу н три — к юго- западу). Северная ориентировка зафиксирована в I I погребениях. Если добавить 16 ногребеииых, направленных головами к северо-востоку, то станет очевидным господство здесь (61,5%) характерных для финно-угров меридиональных захоронений. На финское происхождение основной части погребенных в Федовском могильнике, по-видимому, указывает также ритуал разрушения трупов, отмеченный в 35 случаях. Характерные же височные украшения погребенных здесь представлены браслетообразными сомкнутыми кольцами.

 

Еще в VI—VII вв. у финских племен Волго-Окского междуречья появляются браслетообразные височные кольца, один конец которых расплющен и имеет отверстие, а другой загнут крючкообразно. Они найдены в погребениях рязанских п муромских могильников, а также на мерянских поселениях — Сарском п Мало-Давыдовском городищах (Спицын А. А., 1901, с. 45,  XXIV, 5; Ефименко П. П., 1926, с. 76; Эдинг Д. //., 1928, с. 28,  II, 3). В это же время исключительно на мерянской территории бытуют браслетообразные втульчатые височные кольца, служащие этноопределяющпм признаком мерп (Горюнова Е. Я., 1961, с. 96,  41). В XI в. и втульчатые, п щитковые браслетообразные кольца выходят нз употребления, что обычно объясняется славянизацией финского населения междуречья Волги и Оки. Можно полагать, что на смену этим украшениям пришли браслетообразные сомкнутые височные кольца. В XI— XIII вв. эти украшения носило уже не финское население лесной части древней Русп, а его славянизированные потомки. Поэтому вполне закономерно, что браслетообразные сомкнутые кольца обычно встречаются в славянских курганах и часто сопровождаются древнерусскими украшениями.

 

Нарисованная картина славянского освоения междуречья Волги п Клязьмы целиком соответствует представлениям, основанным на данных современной диалектологии. Современные говоры территории, которую в XII—XIII вв. занимало Владимпро-Суздаль- ское княжество, сложились и развились на основе говоров словен новгородских н кривичей. При этом «колонизационный поток словен (новгородских), расселившихся на территории Владпмиро-Суздаль- ского княжества, был, видимо, очень значительным но численности населения и неоднороден по этническому составу, а, следовательно, н по языку» (Мельниченко Г. Г., 1970, с. 40). Новгородские словене ос- вопли левобережную часть Поволжья, а также оселн по правую сторону Волги, па территории современных Ярославской и Ивановской областей. Можно предполагать, что в заселении Ярославского Поволжья приняли участие новгородцы нз Белозерья. Говоря иными словами, вместе со словенамн в Ярославское Поволжье пришла белозерская весь, может быть частично славянизированная. Кривичи, согласно диалектным данным, заселяли области по правую сторону Волги.

 

С археологией восточного славянства связана также тема о начальном этапе проникновения древнерусского населения в Вятский край и области Верхнего Прикамья, заселенные финно-угорскими племенами.

 

Первые славянские переселенцы появляются в этой земле, вероятно, в XI- начале XII в., о чем говорят отдельные вещевые находки древнерусского происхождения. Судя по летописи, племена пе- черы, обитавшие па р. Печора, и югра, жившая в Северном Прнуралье, уже в конце XI — начале XII в. платили дань Новгороду Великому (Шахматов j 1. А., 1916, с. 293). Очевидно, в это же время в орбиту новгородских интересов попала и Пермская земля, поскольку все походы новгородцев па югру осуществлялись через эту землю.

 

Активное проникновение славянского населения в Вятско-Камскпи край начинается во второй половине XII в. Этот процесс отражен в памятниках вымской и родаповскоп культур. Так, па поселениях н в могильниках позднего этапа вымской культуры (XII — XIV вв.), принадлежащей предкам коми- зыряп, резко увеличивается число вещей древнерусского происхождении. Это различные железные орудии труда, многочисленные изделия из цветных металлов, в том числе трехбусиншле височные кольца, решетчатые привески, шпрокосредиштые перст- пп, пластинчатые браслеты с завернутыми концами и др., а также стеклянные п настовые бусы некоторых типов. С конца XII в. получает распространение древнерусская гончарная керамика, свидетельствуя о совместном проживании славян па одних поселениях с местным финским населением (Савельева Э. А., 1971, с. 74—108).

 

Такая же картина иаблюдаегся па поздней стадии (XII[ — XIV вв.) родановской культуры, принадлежащей предкам коми-пермяков. Па ряде поселении с XIII в. распространяется древнерусская гончарная керамика, иа поселениях и в могильниках нередко встречаются вещи славянских типов (оружие, украшения, предметы культа). Особенно много изделий древнерусского облика найдено на городище Лнтотпкар. Это железные топоры, ледоходные шины, пряслица нз вольтнского шифера,' височные кольца, бусы и др. При раскопках могильника, расположенного рядом с городищем, исследовано погребение, к сожалению разрушенное, которое, судя по вещам, принадлежало славянину. Среди древнерусских предметов из погребения имеется писанка с зеленовато-желтой поливой (Оборин В. .-1., Балашенков J1. А., 1968, с. 44).

 

Сравнительно небольшая часть изделий древнерусского происхождения могла быть привезена в Ня г- ско-Камскин край нз Южной Русп, может 6i.ru., через посредничество Волжской Вулгарин. Таков, например, браслет-наруч со стилизованным растительным узором, выполненным черныо (Смирнов А. П., 1952,  VI, 3). Основная же масса славянских вещевых находок и керамика происходят нз севернорусских областей. Вятско-Камекий край в меньшей степени был связан с Ярославско-Костромским Поволжьем, а в основном — с Новгородской землей. Оттуда и происходит-, нужно полагатг., большая часть переселенцев.

 

К периоду активного проникновения новгородцев в Вятско-Камский край относится и возникновение здесь первых русских городков. I) конце XII в. был основан Хлынов, на рубеже XII п XIII столетий, судя по археологическим материалам, строится Пикули- цып. С середины XIII в. (1269 г.) области Перми называются в письменных источниках в числе новгородских волостей.

 

Восточнославянских курганов в Вятско-Камском крае пе г. Это является важным свидетельством того, что массы деревенского населения древней Руси, занятые преимущественно землепашеством, пе участвовали в освоении рассматриваемых территорий. Проникновение древнерусского населения в вятско-кам- ские земли носило совершенно иной характер, чем расселение восточных славян в Волго-Окском междуречье. Области последнего осваивались массами славянского населения, занятого сельскохозяйственной деятельностью. Переселенцы были заинтересованы в земельных участках, скоро оседали па землю и становились коренными жителями края.

 

Древнерусские переселенцы Вятско-Камского края пе были земледельцами. Это были ремесленники и торговцы, вероятно, в основном горожане, а также лица, связанные с новгородской администрацией. Древнерусское население Вятско-Камского края было весьма малочисленным. Славянская инфильтрация пе внесла заметных изменений в этническую структуру местного фпнно-угорского населения.

 

 

К содержанию книги: Славяне

 

 Смотрите также:

 

Племена водь, весь и ижора

Племя чудь. Племена водь, весь и ижора. Племена меря, мурома.
Племена водь, весь и ижора. Восточнее эстов, на южном побережье Финского залива, жила водь (вакья, ваддя).

 

Водь (воты, вожане) — народ финского...  О сотнях, тысячах и тьме Новгородской Земли В. А. Буров

Она должна соотноситься с землей прибалтийско-финского племени водь, впоследствии сильно русифицированного. Грамота 1471 г. прямо указывает на «Вод-цкую землю». Водская земля приходилась в основном на Ижорское плато, где были плодородные земли.

 

Язычники Трояновых веков. Предки руси

древними племенами были водь и ижора. Землю ижоры немцы называли.
В. данном случае перед нами термин, охватывающий два соседивших народа. -- весь и пермь (соврем, коми-пермяков).