Славянское язычество

Религия скифов, германцев и кельтов у древних авторов

Следы прототеизма появляются в сообщениях Геродота о фракийских гетах, которые во время грозы среди грома и молний стреляют из лука по небу и угрожают богу, полагая, что нет никаких других богов. Подобное упоминание следовало бы считать явным свидетельством кристаллизованного прототеизма, при котором божество трактуется как отдельный от неба бог. Проблема, однако, осложнена тем, что приведенное Геродотом упоминание включено в подробный рассказ о демоне (человеческого происхождения) Залмоксисе, называемом некоторыми Гебелеизисом.

Этот рассказ породил обширную литературу, в которую не стоит здесь вдаваться подробнее (детальный образ см. у М. Элиаде в исследовании, посвященном Залмоксису83). Итак, цитированное выше отступление имеет характер комментария к сообщению Геродота об обычае гетов, которые каждые пять лет отправляют к Залмоксису посланника, а именно подбрасывают одного из своих в воздух так, чтобы он упал на острия пик и испустил дух. Если смерть наступит, они считают, что бог (не Залмок- сис!) благосклонен к ним то!8 SeUeoc; о бгос; бокёег eivai); в противном случае вину они приписывают самому посланнику. После этого сообщения, но до продолжения рассказа о Залмоксисе Геродот и включает цитированное выше упоминание о стрельбе из лука по небу во время грозы и об угрозах богу (находящемуся, разумеется, на этом небе). Что послужило поводом для этого отступления, легко догадаться: в обоих случаях (подбрасывание в воздух и стрельба по небу) действие аналогично, а именно, в обоих случаях речь идет о движении вверх в связи с определенными культовыми целями.

Ассоциативно связав два действия, Геродот, по-видимому, и включил в рассказ приведенный выше эпизод. В то же время нет никакого основания отождествлять бога неба (появляющегося дважды) с Залмоксисом-Гебелеизисом, как это порою делается в литературе. Геродот дважды (кн. IV., 94 и 96) определяет Зал- моксиса как демона (бойцов), во второй раз он колеблется, признать его человеком или демоном, но никогда не делает из него бога. Существенно, что Залмоксис был тесно связан с землей; здесь он родился и осуществлял свою деятельность, прежде чем ушел в иной мир, отсюда он старался обеспечить гетским старейшинам загробную жизнь.

После смерти Залмоксис попал на небо и оттуда поддерживал отношения с людьми, но это не повод отождествлять его с богом (6 беос;), извечно связанным с небом. Сообщение Геродота не дает также основания разделять Залмоксиса и Гебелеизиса как двух разных персонажей, а также отождествлять второго из них — Гебелеизиса — с богом неба (как это делает М. Элиаде)84, поскольку Геродот четко поясняет, что у Залмоксиса было другое имя — Гебелеизис. Не заслуживают внимания более поздние сообщения о Залмоксисе, начиная с Платона: они все, в конечном итоге, опираются на рассказ Геродота, приукрашивают его и видоизменяют, но не имеют независимой информации о Залмоксисе85. Они представляют литературную, а не историческую гетскую легенду.

Вся научная литература, в том числе и демонстрирующий солидную эрудицию труд М. Элиаде (который, однако, как и другие исследователи, без критики принимает данные соответствующих позднейших источников), требует пересмотра в плане исключения послегеродотовской апокрифической информации. Критического отношения требует и само сообщение Геродота. Свидетельства о Залмоксисе этот историк получил у понтийских греков, которые связали учение этого фракийца о загробной жизни с именем Пифагора и даже сделали Залмоксиса рабом и учеником этого философа; это, по- видимому, было отражением того факта, что учение о загробном блаженстве, скорее чуждое индоевропейской эпохе, проникло к гетам благодаря контактам с греческими колониями на Черном море. Впрочем, во фракийском окружении иного источника для этого учения и не найти. Согласимся с Элиаде, что сообщение Геродота касается верований фракийцев только черноморской области86. С подобным же явлением культурной элинизации варваров в сфере религии и мифологии, по мнению Геродота, мы встречаемся и у скифов. Не будем задаваться вопросом, сколько правды, и сколько вымысла в рассказе о Залмоксисе — это не имеет значения для наших выводов. Единственным элементом, не возбуждающим подозрений, мы признаем выше описанный эпизод, отражающий аутентичные фракийские верования и находящийся в соответствии с рассуждениями Геродота о первобытных верованиях других индоевропейских народов.

В румынской литературе сталкиваются два взгляда на религию древних гетов (фракийского народа), то есть обсуждается ее монотеистический либо политеистический характер. За монотеизм высказывался О. Парван; справедливо возражавший против этого взгляда X. Дайковицу определяет гетскую религию как политеизм87. На политеизм должно указывать сообщение Геродота о существовании у фракийцев только трех богов: Ареса, Диониса и Артемиды88, с тем дополнением, что их цари окружают особым почтением Гермеса, на нем присягают и от него, как верят, ведут свое происхождение89. Поскольку Гермес был богом торговли, становится очевидным, что антропоморфные божества проникали во фракийскую среду через купцов, которые в желании установить идеологические контакты с фракийским населением убедили его в успешном покровительстве, оказываемом греческими богами, царям же внушили, что те происходят от купеческого бога Гермеса.

Верования же других, то есть задунайских, фракийцев не столь важны для изучения религии гетов, более архаичной по причине удаления от центров цивилизации. В силу сложившихся обстоятельств эта многочисленная языковая группа, разделенная на разные племена, не имела единого культа90. В задунайской своей части она подвергалась влиянию не только греков, но и народов Малой Азии, где обосновалась часть фракийцев. Так, культ Диониса был, как установлено, лидийско-фригийского происхождения91. Как легенда о Залмоксисе, так и политеистические элементы представляют собой, таким образом, позднейшие наслоения в религии фракийских племен.

Данные Геродота о религии индоевропейских народов находят подтверждение в свидетельстве Страбона о кельтиберах, приносящих жертвы «безымянному богу» (avcovoiico xu/t Оесо), ночью при полной луне перед воротами (городов)92. Это божество не имеет имени, как и божества пелазгов, то есть оно не выделено как антропоморфная сущность, но идентично с природным объектом культа в данном случае, по-видимому, с темным или ночным небом. Можно оставить открытым вопрос, почему культ ясного неба превратился у кельтиберов в культ темного неба, поскольку его индоевропейское происхождение представляется очевидным. Иранский Митра также первоначально отождествлялся со звездным небом. И кельтиберы также оказываются на этапе предполитеистических верований.

Одним словом, еще во второй половине I тысячелетия до н. э. в сообществе индоевропейских народов, известных греческим авторам того времени, существовали неразвитые системы верований, остающиеся на уровне полидок- сии, лишенные элементов политеизма, обнаруживающие более или менее четкие следы прототеизма. Можно ли сомневаться, что эти системы ближе изначальной индоевропейской религии, чем политеистические системы, развившиеся под несомненным идеологическим влиянием стран «плодородного полумесяца»? Случалось, как у хетитов, что это восточное политеистическое влияние полностью подчиняло высшую форму индоевропейской религии так, что название *dieus сохранилось только как название бога, siu(ni) и дня siuat93. Ж. Дюме- зиль был увлечен средиземноморско-восточными системами и не обратил внимания на этимологические данные, касающиеся неразвитых систем, которые унаследовали индоевропей-скую традицию в намного более архаичном виде.

Самым серьезным аргументом, который смог привести Дюмезиль в подтверждение тезиса об индоевропейском политеизме, было раннее появление политеизма у германцев, народа, жившего относительно далеко от средиземноморской зоны, что указывает на унаследование ими религиозной системы непосредственно с индоевропейской прародины. Однако анализ данных Тацита, считающегося самым ранним свидетелем германского политеизма, ведет, как мне кажется, к иному выводу об изначальной религии германцев, что ранее я уже попытался показать94. Прежде всего следует принять во внимание свидетельство Цезаря, который за 150 лет до Тацита описал религию германцев, перечислив, правда, только те ее элементы, которые отличали ее от религии галлов, уже — под средиземноморским влиянием — политеистической. Цезарь заметил существенное различие между двумя религиями: германцы имеют только видимых богов, от которых получают явную помощь, а именно солнце, Вулкана (=огонь) и луну, о других же богах даже не слышали95.

Иначе говоря, Цезарь утверждал, что у германцев отсутствуют антропоморфные божества, то есть политеистическая система, но зато есть культ небесных тел и огня, то есть одушевленных объектов природы. Бросается в глаза сходство с описанием Геродотом религии персов, на что обращал внимание О. Шрадер96, при этом не следует приписывать Цезарю литературного заимствования — перенесения на германскую почву этнографического литературного шаблона97.

Противоречит такому взгляду и характер самого произведения, возникшего на основе собственных наблюдений Цезаря, а также данных, собранных на местности, и официальная задача описания, долженствующего доказать более низкий уровень германской культуры того времени по сравнению с галльской, и тот факт, что Цезарь сам был в Германии и имел возможность собирать данные о культуре населяющих ее народов — зачем же ему было обращаться к некомпетентной в германском вопросе литературе или же судить о германцах на основании сравнительных данных, если он имел о них непосредственные данные. Поэтому можно согласиться со Шрадером, что сходство сообщения Геродота о религии персов и Цезаря о религии германцев имеет объективные основания98. Однако сходство обоих описаний отнюдь не полное. В частности, Цезарь не упомянул о почитании небосвода, хотя соответствующий культ не был чужд германцам (см. далее). Сообщение Цезаря, таким образом, никоим образом не исчерпывающе, хотя в определенных рамках не расходится с действительностью. Он наглядно доказывает, что германцы в конце I века до н. э. не знали политеизма. В то же время в сообщении Тацита нашли отражение политеистические верования германцев.

Высшие формы культа германцев того времени обнаруживают два вида почитаемых объектов. Одни — это, без сомнения, собственно германские, известные Тациту наверняка на основании информации от короля семнонов Масиоса, который в 92 году был в Риме вместе с пророчицей по имени Ганна. Именно Масиос должен быть источником сведения о главном семнонском божестве, имени которого Тацит не привел, однако подчеркнул его господствующую роль всеобщего повелителя: regnator omnium deus (Германия, гл. 39). В соответствии с преобладающим среди исследователей мнением, это был бог неба *Tiwaz (Ziu, Zio, ст. норд. Туг), имевший уже антропоморфные черты". Вторым божеством была богиня Нерта, почитаемая северными соседями семнонов и являющаяся персонификацией земли-матери. Тацит упомянул также сына земли Туистона, отцом которого следовало бы признать Тиваза (хотя Тацит не говорил об этом). Туистон считался прародителем германцев; очевидно, германцы помнили о космогонической легенде, лежащей в основе культа неба. Германия Тацита позволяет сделать вывод: германцам был знаком прототеизм, и у них обозначились зачатки «космогонического» политеизма (Тиваз-Нертус-Туистон), возникшего, по- видимому, под римским влянием. Это не был, однако, подлинный развитый политеизм. Как собственно германский квалифицировал Тацит лугийский культ двух братьев Алков («Кастор и Поллукс»), почитаемых в Силезии, однако он был наверняка кельтского происхождения по причине проникновения на эти земли кельтов. Объекты культа второго типа у германцев Тацит наделяет именами римских Меркурия, Марса, Геракла, а также египетской Изиды. Принято считать, что эти имена возникли в качестве римской интерпретации определенных германских божеств, с чем, однако, трудно согласиться. Ведь в способе трактовки Тацитом обеих этих культовых групп отчетливо заметно различие.

 Говоря о римской группе—в отличие от собственно германской — он не приводит никаких связей с германской средой, культ Изиды признает заимствованным (peregrinum sacrum), хотя ничего конкретного не может сказать о его происхождении; говорит о пребывании Геркулеса в Германии, что естественно должно объяснить присутствие там его культа. Генезис восприятия культа Меркурия и Марса не требует объяснения, поскольку функции этих богов указывали на торговые и военные отношения Рима с Германией. Заимствованные божества со временем были соотнесены германцами с определенными отечественными верованиями и именами. Таким образом римский Меркурий превратился в германского Водана, бывшего демона, повелителя мертвых (подобную функцию, помимо прочих, исполнял и Меркурий, отсюда и это отождествление), Марс, соперничающий у германцев с Меркурием за культовое первенство, — в Тиваза, Геркулес — по-видимому, в Дон- нара, в то время как культ Изиды исчез. Таким образом, у германцев, как и у других индоевропейских народов, живших вдали от «плодородного полумесяца» и средиземноморской области, мы можем наблюдать сохранение изначальной индоевропейской религиозной традиции, а также заимствованные извне зачатки политеизма, на проникновение которых повлияли контакты с областями развитого политеизма, столь оживленные у германцев.

Те народы, которые не установили с этими регионами близких контактов, были, естественно, обречены на длительное сохранение традиции, как в сфере идеологии, так и общественного устройства. Яркий пример в этом плане представляют балты, остававшиеся вплоть до периода христианизации на этапе прототеизма (с антропоморфным божеством неба, что свидетельствовало о явном прогрессе по сравнению с индоевропейской эпохой). Их верования описал Петр Дус- бург (1326), утверждавший в сообщении о прусах, что они не знали бога, а потому почитали его творения: солнце, луну, звезды, гром, птиц, четвероногих зверей, в том числе и жаб100.

Схожесть с сообщением Геродота о персах и Цезаря о германцах заставляет серьезно трактовать свидетельство Дусбурга, несмотря на его тенденциозность и игнорирование таких элементов полидоксии, как культ умерших и демонов, а также культа бога неба, который был известен прусам под именем Курхе, а литовцам — под именем Андая, как мы это выяснили в другом месте101. У латышских племен божество неба было заменено его модификацией греческо-скифского происхождения под именем Перкуна, который наряду с Андаем был известен и литовцам. Балтийский пантеон, который неожиданно всплыл в эпоху гуманизма, начиная с решения прусского синода 1530 года102, следует отбросить как явную фальшивку. Таким образом, балты замыкают как последнее звено круг индоевропейских народов, экстерриториальных по отношению к основной области политеизма. В числе этих народов находились и славяне.

В то время, как периферийные индоевропейские народы тысячелетиями сохраняли традиционные верования, те их собратья, которые проникли в границы «плодородного полумесяца» уже около середины II тысячелетия до н. э., начали формировать собственный политеизм. На его происхождение в то время проливает свет договор, заключенный в 1380 году до н. э. между хеттским царем (в Малой Азии) Суппилулиу- мой и царем Митанни (между Евфратом и Тигром) Маттиуа- за, представлявшим арийский слой завоевателей в этом государстве и подчиненным хеттам. Хеттская сторона присягала исключительно шумерско-аккадским богам, но наряду с ними фигурируют в договоре божества индоевропейские, введенные в документ, без сомнения, контрагентом из Митанни. Это имена, хорошо знакомые из Ригведы: Митра, Урувана, или Варуна, Индар (то есть Индра), Нашатийаанна, или На- шатья (по Ригведе, Левин)103. Это первое свидетельство зарождающегося индоевропейского политеизма, теряющееся в многочисленном чужом пантеоне. На то, что индоевропейский политеизм находился в стадии зарождения, указывает также следующее обстоятельство.

 А именно: из арийских божеств только Индар был назван в единственном числе, каждое из остальных имен было приведено во множественном числе как «боги» (ilani), что, впрочем, понятно в отношении Нашатий- янна, которые и в последующие времена были близнецами. Но почему во множественном числе появился позднейший бог Митра, а также бог Варуна? X. С. Ниберг объяснял этот удивительный pluralis как поэтический прием, ссылаясь на пример из Катулла: lugete Veneres Cupidinesque104. Это объяснение не убеждает, поскольку здесь мы имеем дело не с поэтическим произведением, а с официальным велением богов, кроме указанных случаев перечисленных в единственном числе.

 Следует признать, таким образом, что названия Митра и Варуна определяли множественные понятия, группы единообразных сверхъестественных существ, выполнявших одинаковые функции, иными словами — демонов. Мы наблюдаем здесь очевидный процесс превращения демонов в индивидуальных богов, причем в отношении Индры этот процесс завершился еще до заключения договора, поскольку он выступает в документе в единственном числе. Знаменательно также то, что божества договора 1380 года носят индоарийский характер, при этом в Индии они полностью сохранились, в то время как иранцы в основном о них забыли, несмотря на то, что географически были им близки. Так, в библиотеке Ашшурбанипала (688—626) появляются только два индоевропейских мидийских божества: Митра и Ассара Мазаш, или Ахура Маз- да (= Белый Господин). По мнению Ниберга, это было описательное определение Варуны, имя которого, однако, подверглось полному забвению105. Признаем таким образом, что на территории «плодородного полумесяца» возник старейший из поддающихся установлению по источникам индоевропейский пантеон в индийской версии, хотя неизвестно, какими путями он попал на Ганг, а именно, был ли он перенесен из Миттани на прародину индийцев еще до их миграции, или же митанийская группа приняла какое-то участие в индийском вторжении и перенесла свои верования на берега Инда и Ганга106.

Пример формирования пантеона на средиземноморских землях, удаленных от «плодородного полумесяца», но отделенных от него только морем, используемым для установления торговых контактов и культурных связей, представляют греки. Как утверждает М. П. Нильссон, вступая на свои исторические земли (в начале II тысячелетия до н. э.), они принесли с собой одно или несколько божеств, представлявших явления природы и соединенных впоследствии с минойски- ми божествами107. Такого рода несомненным божеством, известным грекам до миграции, был Зевс как бог неба или же одушевленное и принимаемое за предмет культа небо108. Происхождение иных старейших греческих богов неясно, разве что нам станет известно, что греческим вкладом, внесенным в их формирование в контакте с минойской цивилизацией, было какое-то собственное понимание демонов. Таким образом, в греческой религии заметно наследие индоевропейского про- тотеизма, но в то же время невозможно найти следы индоевропейского политеизма.