Катойнимы и топонимы

Топонимия катойконимического типа

Названия на -ичи/-ицы (общая характеристика и отдельные этюды)

От географических названий на -ичи/-ицы, восходящих к патронимическим наименованиям заселителей по своему предку или владельцу, необходимо отличать омонимичный тип названий, связанных с обозначением жителей по месту проживания.

Данный тип, развившийся из патронимического типа, составляют названия, относительно старые и многочисленные на раннеславянских землях, см. [Никонов 1968, 198; Куп- чинський 1981, 46-47, 92-96]. Относящиеся сюда ойконимы вряд ли целесообразно обозначать, вслед за В.А.Никоновым, термином «топо- графичные», поскольку данное определение позволяет смешивать их с истинно топографичными, скажем, с геогр. Боровое, Мшага, Дрегли и под.

Существенное же состоит в том, что такие названия, как и названия ранее рассмотренного типа, по происхождению являются закрепленными в топонимической функции наименованиями людей (первопоселенцев или жителей) во мн. ч. На наш взгляд, целесообразнее пользоваться термином «катойконимические названия» на -ичи/-ицы, понимая утвердившийся в ономастической литературе термин «катойконим» максимально широко: это не только обозначение жителей по состоявшемуся имени собственному - названию селения, в котором они живут, но и обозначение первопоселенцев по апеллятиву, характеризующему некий ландшафтный признак места жительства . В сущности, такой апеллятив, раскрывающий характерный, отличительный («топонимический») признак ландшафта и использованный при номинации первопоселенцев, уже и есть имя собственное, географическое название, которое получено путем простой онимизации апеллятива - географического термина, но еще не стало устойчивым топонимическим фактом, см. об этом [Васильев 1994, 80-82; 1998, 73-78].

Для древнерусской эпохи словообразовательная категория катойконимии имела регулярный и всеохватный характер. При создании отто- понимных нарицательных наименований (обозначений) жителей, равным образом и этнонимов, преимущественно использовались три суффикса: -ан-е, -ьц-и, -ич-и; причем форма мн. ч. таких наименований, наиболее активно проявлявшаяся в речи, решительно преобладает в древнерусской и старорусской документации. Указанные суффиксы находились между собой в отношении дополнительного распределения, подчиняясь определенным морфологическим правилам дистрибуции. В новгородских летописях, описывающих события средневекового Новгорода, очень устойчивы, например, катойконимические формы на -ане: славляне - жители Славенского конца, неревляне - жители Нерев- ского конца, уличане и коньчане («концяне») применительно вообще к населению новгородских концов и улиц, софьяне применительно к жителям Софийской стороны; формы на -ьци: загородьци, людиньци - население Загородского и Людина концов, витковьци - жители Витковой улицы, лубяньци - жители улицы Лубяницы и др.; формы на -ичи: они- половичи («ониполовицых) - жители Он-пола, Торговой стороны Новгорода, лукиничи - жители Лукиной улицы и др.

Только в немногих случаях наблюдается конкуренция синонимических суффиксов при общей основе географического названия; так, жители Лукиной улицы именуются не только «лукиницы», но и «лукинци», см. [НПЛ, 38, 228]. Население Новгорода всегда именовалось новъгородьци (> новгородцы), но встречалось, очевидно, среди неновгородцев, и новъгорожане; ср. указание на «лоуцьшаго новъгорожянина» в бер. гр. № 246 сер. 20-х - сер. 50-х гг. XI в. смоленско-полоцкого происхождения [Зализняк 2004, 280].

Подобное дублирование было обусловлено лингвогеографическими (как в указанном выше случае) или хронологическими расхождениями форм (ср. раннее ростовичи, но позднее ростовцы - жители гор. Ростова к северо-востоку от Москвы), но могло быть и следствием смешения созвучных суффиксов -ичи (в «цокающем» произношении -ици) и -ьци, см. характерный пример: новъгородьци, но рядом единичное новгородици: «Изгнаша новгородици князя Ярослава въ 26 марта» [НПЛ, 29].

В конструкции трех типовых моделей древненовгородских катойконимов, нас преимущественно занимают обозначения жителей мн. ч. на -ичи, поскольку на исследуемой территории именно они получали нередкое закрепление в названиях на -ичи/-ицы. Нужно отметить, что суф. -ич- в катойконимической функции онтологически вторичен, в отличие, скажем, от суф. -'ан- (ед. ч. -'ан-инъ), который исконно и стабильно характеризовал катойконимы, присоединяясь к основам географических названий. Первичная функция суф. -ич- заключалась в выражении кровного, потомственного родства. «Прорыв» этого деривационного элемента в сферу катойконимии, тесно пересекающуюся с топонимией, в общем плане допустимо квалифицировать как «давление» антропоними- ческой системы языка, занимающей центральное место в ономастической иерархии, на отдельные участки топонимической системы. Семантически этот функциональный «прорыв» суффикса был обеспечен признаками происхождения человека: суф. -ич- как элемент, манифестировавший происхождение, начал выражать отношение человека не только к своему роду, но и к своей родине - месту жительства или заселения.

Ко времени появления старейших памятников письменности катойконимы на -ичи образовывались, в частности на новгородской территории, достаточно регулярно. Особенно активно они производились от географических названий, имевших основы на адъективные суф. -ов-/-ев- (ср. летописные обозначения ростовичи, плъсковичи, ръжевичи, порховичи применительно к жителям городов Ростова, Пскова, Пустой Ржевы, Порхова или извлекаемое из новг. бер. гр. № 361 братиловичи - жители сел. и вол. Братиловичи / Братилово), на тематический формант -ов-, проявляющийся в кругу существительных *-й-склонения (ср. ониполо- вичи - жители Он-пола, боровичи, соотносимое с Боръ, к последнему подробности ниже). Несколько реже древненовгородская письменность фиксирует катойконимы на базе топонимов с основами на сонорные, к примеру, пищаничи - обитатели местности по р. Пищане [НПЛ, 131, 530], дороганичи / «дороганицы» - жители дер. Дорогани, по бер. гр. № 550 (сер. 60-х - сер. 90-х гг. XII в.), озеричи / «озерици» - жители дер. Озера, по бер. гр. № 53 (10-е - сер. 90-х гг. XIV в.), заозеричи - обитатели Заозерья, показанное текстом Свинцовой грамоты конца XI - 1-й трети XII в. (ср. в ней: «заожеричъ отрокъ»), гъбничи - жители сел. Гъбно, по бер. гр. № 900, XII в. ; материал дан по [Зализняк 2004, 401, 540, 261, 286]. Соответствующие оттопонимные обозначения жителей или поселенцев были достаточно функциональны у западных славян, обнаруживаясь в письменности с 1-й пол. XII: Zagorzycy, Podgorzycy, Bialowiezycy, laskovicy, brzezicy и др., см. [Slawski ZSP II, 56-57].

Катойконимии на -ичи соответствует немалое количество этнонимов на -ичи, которые тоже заключают мотивировочный признак места проживания, а не родства. Ср. наименования племен: вост.-слав. дреговичи, трактуемое как 'болотные люди' (к дрегва 'болото'), зап.-слав. ободричи, бодричи - 'живущие по берегам Одры', др.-чеш. литомер- жицы, повторяющее ойконим Литомержице (о последнем [Агеева 1990, 37]) и др.

По сути дела, при производстве катойконимов на -ичи действуют те же правила дистрибуции суффикса, которые имеют место при образовании патронимов. Специфические различия наблюдаются только при образовании формы ед. ч.: если патронимы ед. ч. имели исход на -ичь (< *-itjh) (Воимиричь, Сыповичь, Лукиничь), то катойконимы, судя по малочисленным сведениям письменных источников XV-XVII вв., могли развивать дополнительный сингулятивный суффикс -инъ, присоединявшийся к нейотированному суф. *-it-. Ср. устаревшие ныне формы катойконимов ед. ч. типа псковитин, москвитин, костромитин, тверитин, ржевитин, соотносимые с плюральными формами псковичи / пльсковичи, москвичи, костромичи, тверичи, ржевичи1, или такие менее известные обозначения лиц, извлеченные из писцовых книг Беж. пят. [ПКНЗ 1, 235, 344], как ря- довитин 'житель рядка, торгово-ремесленного села' («Тимох Иванов, холовской рядовитин»), луховитин («Марко Павлов сын, луховитин») - человек, переселенный в новгородскую Бежецкую пятину либо с берегов р. Лух (вол. Лух), либо из села Луховицы, расположенного к юго-востоку от Москвы2. В катойконимии с суф. -ич- базовыми, производящими являлись формы мн. ч., тогда как в соответствующей патронимии ведущими были формы ед. ч. Дефицит конкретного материала не позволяет, впрочем, уточнить, насколько регулярными являлись сингулятивы на -итинъ, прежде всего для раннедревнерусского времени, характеризовал ли суффикс индивидуализации -инъ весь объем катойконимов изучаемого типа либо только часть их.

Катойконимы на –ит ин ед. ч. с течением времени были вытеснены современными формами пскович, москвич, костромич, тверич, ржевич; эти последние были извлечены из плюральных форм в результате обобщения основы мн. ч. по всей парадигме словоизменения.

В связи с луховитин можно вспомнить о политике переселений, проводимой на рубеже XV-XVI столетий, благодаря которой многие крестьяне и помещики из Подмосковья оказались на новгородских землях.

В поздние периоды развития языка (старорусский и нового времени) фактическая база словообразовательной категории катойконимии, очевидно, сужалась. По крайней мере, современные топонимические факты новгородской территории явно свидетельствуют о таком сужении. В настоящее время жители многочисленных новгородских деревень используют применительно к обозначению самих себя или населения соседних пунктов нейтральные формы прилагательных, не охарактеризованные специализированными морфологическими показателями катой- конимичности.

Говорят: каменские, лосытинские, ратчинские, сущевские, воровские, имея в виду жителей деревень Каменка, Лосытино, Ратча, Сущево, Бор} Специализированные катойконимы, аналогичные древнеписьменным колбиньць (по новг. бер. гр. № 389: «Олекса Кол- бинць» - уроженец дер. Колбино [Зализняк 2004, 539]) или избоищанинъ (по новг. бер. гр. № 307: «хр-Ьстьян-Ь избоищянЬ», там же, с. 678), при использовании для номинации жителей современных новгородских деревень, скажем, Колбино, Избоищи2, были бы восприняты сейчас как сугубые архаизмы. В настоящее время только по отношению к крупным населенным пунктам (городам, поселкам) утвердились специализированные катойконимические обозначения (гор. Валдай — валдайцы, пос. Любытино - любытинцы, гор. Старая Русса - старорусцы илирушане и др.), но и они скорее характерны для книжных стилей языка, нежели для разговорно-диалектной речевой стихии. Кроме того, редуцировались средства выражения катойконимичности; в суффиксальной триаде -ан-е, -ьц-и, -ич-и именно -ич-и оказался наиболее слабым звеном и существенно сократил свое функционирование.

Речь не идет в данном случае о современных нестандартных и экспрессивных наименованиях жителей. Эти группы составляют, как правило, катойконимы особой деривации (типа шерёхи - жители села Шереховичи Люб.) либо нередко обнаруживаемые прозвищные катойконимы, такие как горшаны, горшечники - прозвища жителей пос. Демянск [НОС 2, 50]. Такого рода экспрессивы часто не имеют деривационной связи с топонимами.

Кстати говоря, дер. Избоищи до недавнего времени действительно сохранялась: она стояла на р. Мсте в Перелучской вол. Бор. у. [СНМНГ VI, 98-99].

В древних славянских языках катойконимы и этнонимы мн. ч. не только свободно образовывались от топонимов по устойчивым суффиксальным моделям, но имели также благоприятные стартовые условия для собственной топонимизации. Отчетливо проявлялся, на наш взгляд, феномен функционального синкретизма наименований (обозначений) различных классов, о котором старейшие письменные источники, не только новгородские, дают некоторое представление. Суть явления заключается в порой недостаточном языковом различении наименований человеческих коллективов (катойконимов и этнонимов) и топонимических наименований тех мест, на которых эти коллективы проживают. Единицы, относящиеся к смежным лексическим категориям, в процессе языкового функционирования порой взаимозаменялись и пересекались. Это находит конкретное грамматическое выражение в проявляющемся иногда совпадении синтаксических позиций и морфологических характеристик применительно к образованиям разных классов, когда установить истинный, с одной стороны, катойконимический или этнонимиче- ский, с другой стороны - топонимический, статус лексемы бывает затруднительно даже при наличии контекста. Такая «ономастически слабая» позиция представлена, в частности, формами местного падежа с предлогами въ, на или даже беспредложного. Так, среди материалов Начальной летописи о расселении восточнославянских племен обнаруживаются особые локативы въ поляхъ, въ деревляхъ (или иначе въ де- ревкхъ), на скверкхъ, которые, по нашему мнению, функционально синкретичны и в принципе допускают переводы, подчеркивающие либо собственно этнические наименования ('у полян', 'у деревлян', 'у северян'), либо топонимические: 'в Полянской земле', 'в Деревлянской (Де- ревской) земле', 'в Северянской (Северской) земле'. То же самое касается катойконимии: древнеписьменное (библейское) въ Галелiяхъ - это не только 'у галилеян, среди галилеян', но и 'в Галилее'. Приведенные формы рассматривались как специфические первичные племенные этнонимы, не осложненные суф. -ан- [Хабургаев 1979, 200-205; 1990, 65- 66]. Г.А.Хабургаев (там же) связывает их по происхождению с собирательными этнонимическими образованиями на -а, реконструируя *поля, *дерева, сюда же и засвидетельствованный собирательный этноним сЪееръ. По нашему мнению, данные образования одновременно выступают также в качестве вост.-слав. наименований территорий (типа *Поля, * Дерева, *Оверъ), на которых расселились восточнославянские племена. Территориальные наименования подразумеваются самим локативом, который как бы синтаксически сопрягает этнонимическую (или катойконимическую) и топонимическую отнесенность таких форм. Кроме того, в них недостаточна выражена собственно морфологическая дифференциация «топонимического» и «этнонимического» (или «ка- тойконимического»), поскольку отсутствует специализированный показатель обозначений лиц - суф. -ан-. Все ограничивается только йотовым показателем, присоединявшимся к основе топонима (ср. еще летописное въ полочахъ 'у полочан' (< геогр. Полота, название реки)), но в такого рода локативах обращает на себя внимание то, что даже и этот «ослабленный» йотовый показатель антропонимичности не обязателен. Ср. в «Повести временных лет»: не только въ деревляхъ, но и летописное въ деревкхъ, соотносимое непосредственно с геогр. *Дерева 'лесная местность', как и этнонимические наименования въ поляхъ (< геогр. *Поля 'открытая местность'), на ^веркхъ (< геогр. *Оверъ 'северная сторона'?) (материал дан по [Хабургаев 1979, 200-201]).

В древненовгородской языковой среде оттопонимные образования без элемента -ан-, применительно к обозначению лиц, подобные этнонимиче- скому въ деревляхъ, тоже имели хождение. К примеру, в новг. бер. гр. № 526, одной из старейших (2-я треть XI в.), наличествует локатив «на по- гощахъ», интерпретированный как 'у погощан', т. е. 'у жителей погоста' [Зализняк 2004, 241-242]. Обыкновенны, впрочем, только стандартные («полносуффиксальные») формы катойконимов, однако и в них онимиче- ская семантика иногда синкретична и слабо различима настолько, что затрудняет адекватный перевод фразы.

Показательна в этом смысле бер. гр. № 10 из Старой Руссы (стратиграфическая дата - XII в.), приведем ее фрагмент: «Въ волости твоеи толико вода пити в городищяньх. А рушань скорбу про городищяне». Форма «в городищяньх» в переводе А.А.Зализняка дана как топоним: «В Городище, твоем владении, только воду пить (т. е. есть нечего). А рушане (жители Русы) скорбят о городи- щанах» [Зализняк 2004, 447]. Иной перевод этой фразы, подчеркивающий катойконимический статус выделенного наименования, тоже допустим: 'Во владении твоем, у городищан, только воду пить'. Локатив «в городищяньх», по сути дела, функционально тождествен приводимым выше летописным въ деревляхъ (въ дерев Ьхъ), которые демонстрируют недостаточное языковое отличие этнонимов от породивших их топонимов. Другой пример функционального пересечения смежных категорий имен дает новгородская летопись, см. фрагмент: «Новгородьцы угонивъше Литву въ Ходыницихъ, избиша съ князьмь Володимиром и с посадникомь Твьрди- славомь», 1200 г. (по Ком. сп.: «въХодынщЁхь») [НПЛ, 51, 249]. Здесь, по всей вероятности, так же, как в предыдущем случае, выделенный локатив представлен катойконимом мн. ч. муж. р. ходыничи - обозначением жителей села или волости Ходыни (см.), которое, однако, использовано в роли собственно топонимического знака - названия места, где новгородцы догнали и разбили литовцев.

Способность топонимов и катойконимов к функциональному пересечению, в частности, использование наименований жителей населенных пунктов в топонимической функции, подобно рассмотренным выше случаям «в Городищяньх», «въ Ходынщкхъ», иногда приводила к их полноценному топонимическому закреплению. В географические названия чаще превращались катойконимы на -ичи, хотя наименования лиц на -'ане и -ьци (о них подр. в следующем разделе) образовывались с неменьшей регулярностью. Повышенная топонимизация плюральных форм на -ичи была, разумеется, обеспечена широкой поддержкой посессивно-патронимического типа названий, имевшего архаические, общеславянские корни; сам по себе катойконимический тип названий на -ичи/-ицы выступает развитием этого типа. Далее остановимся подробнее на трактовках отдельных катойконимических названий, значимых для новгородской территории. Одни из них трактуются вполне надежно, другие неоднозначно, допуская смешение с посессивно- патронимическими ойконимами.