Названия от древненовгородских прозвищ-композитов

Новгородская топонимия и сложные имена с уникальными для славянского антропонимикона компонентами

Рассмотренные выше топонимы базируются на внутрисемейном антро- понимиконе, т. е. на собственно личных именах, даваемых при рождении (первых именах). Особо остановимся на топонимических образова- них по *-/ь-модели от древних двуосновных имен явно прозвищного характера, которые обычно присваиваются социумом в качестве второго имени.

Помимо прецедентных (праславянских, или - точнее - позднепраславянских) личных имен, новгородская топонимия отражает сложные имена с уникальными для славянского антропонимикона компонентами или по крайней мере раритетными. Изолированные качеством одной или двух составных частей композитные антропонимы вряд ли целесообразно считать праславянскими (если понятие праславянского считать смежным с понятием общеславянского), лучше исходить из того, что они сложились на местной, в данном случае на древненовгородской, почве.1 Будучи творческими новациями диалектных групп населения, они представляют значительный интерес для исследователей. Подчеркивая сохраняющуюся продуктивность праславянской модели композитных антропонимов, такие прозвищные имена заключают узкорегиональные особенности языка и культуры. Образуемые на их основе новгородские топонимы практически не находят межтерриториальных то- посоответствий за пределами Новгородской земли.

По-видимому, ярче окрашенным экспрессивно выглядит двуосновное имя, если оно изолировано от общеславянского «классического» антропонимикона не столько первым, сколько вторым компонентом. Уникальность первой части заставляет увидеть в антропониме региональную черту, не меняющую его статуса «ортодоксального» личного имени, даваемого человеку при рождении; изолированность же второй части придает имени отчетливую выразительность, фокусирует внимание на факте изоляции не столько одного из компонентов, сколько всего композита в целом. Такое личное имя заставляет сомневаться в наличии у него статуса внутрисемейного, оно выглядит как прозвище, «прозвание», данное человеку социумом2. Все это, между прочим, означает, что постпозитивный компонент сложного антропонима обладает большей функционально-семантической нагрузкой, нежели препозитивный. Композитный антропоним, имеющий очевидную экспрессивность (оценочность), как бы теряет хронологическую привязку к праславянскому периоду, поскольку создание сложных имен

Впрочем, на настоящем этапе изученности общеславянской антропонимической архаики говорить о соотношении общеславянское / региональное нужно с большой осторожностью: появляющиеся все новые и новые оттопонимные реконструкции сложных имен увеличивают репертуар составных частей и могут вывести имя из разряда узкоместных на простор более обширного диалектного славянского континуума.

Доказать, истинное личное имя перед нами или все-таки прозвище, - во многих случаях практически невозможно. В средневековой Руси одни антропонимы (как правило, деапеллятивного происхождения), не различающиеся ни морфологически, ни экспрессивно, предпочитались чаще в качестве личного имени (скажем, Волк, Олух, Суморок, Томило), другие - в качестве прозвища (Баран, Зуб, Орел, Рагоза), иначе говоря, второго, более позднего имени. Вместе с тем в разных обстоятельствах одни и те же антропонимы могли чередовать статус имени / прозвища. Картину могло бы отчасти прояснить широкое обследование всего корпуса древнерусских письменных источников, однако для дописьменных эпох возможна только экстраполяция с более позднего времени.

экспрессивов продолжает оставаться живым процессом по сей день (ср. относительно новые номинации людей дуболом, саморуб, самострел, короед и др.). Следовательно, географические названия, построенные на антропонимах, слабо дифференцируемых по статусу внутрисемейного имени или внесемейного прозвища, в плане хронологии маркированы не столько основной, сколько формантной частью - принадлежностью к *-/ь-модели. Ниже анализируются новгородские топонимы обозначенного «экспрессивно-прозвищного» ряда, которые до настоящего времени практически не «дожили» и почти все фиксируются в средневековой письменности. Не в последнюю очередь это связано с тем, что деревни, носившие негативно окрашенные названия, нередко подвергались переименованиям и переосмыслениям.