УСТНАЯ ИСТОРИЯ В ПАМЯТНИКАХ НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ

Гостомысл князь бодричей. Рюрик – Рорик, князь балтийских славян

Привлечение обязанных фольклору известий Новгородской Иоакимовской летописи позволяет теперь ответить на вопрос, остававшийся нерешенным: главная причина обращения славян именно к Рюрику лежала, по-видимому, не в экономической сфере и даже не в политической или военной, а в сфере династических интересов.

Эта летопись повествует, что инициатором приглашения Рюрика был княживший до него у будущих новгородцев Гостомысл.  Краткие упоминания о Гостомысле есть и в ряде летописей XIV—XVI вв., где он обычно назван старейшиной или посадником. В этих летописях нет речи о предшествовавших Рюрику князьях иной династии, что естественно для памятников средневековой историографии, редактированных во времена правления Рюриковичей. Исключение составляет как раз Новгородская И о аки мо века я летопись, основной текст которой сохранился до ТОГО времени, когда правила уже династия Романовых и ослабли побудительные мотивы именно Рюрика считать первым князем Русской земли.

Только в НИЛ говорится о долго правившей славянской династии, последним представителем которой как раз и был Гостомысл. Четыре сына его погибли бездетными при жизни отца, когда его возраст уже не давал надежд на продолжение рода по мужской линии. Но оставались дочери: они были замужем и имели сыновей. Сын старшей дочери, как здесь сказано, был «негож», поэтому Гостомысл, в соответствии с явившимся ему сновидением, решил завещать княжение сыну средней дочери, выданной за иноземного правителя. Старейшины, исполняя его волю, пригласили на княжение Рюрика.

Привожу полностью этот любопытный текст, как он был изложен Татищевым:

«Гостомысл имел четыре сына и три дсчере. Сыновеего ово на войнах избиени, ово в дому изомроша, и не остася ни единому им сына, а дсчери выданы быша суседним князем в жены. И бысть Гостомыслу и людем о сем печаль тяжка, иде Гостомысл в Колмогард вопросити боги о наследии, и, возшед на высокая, принесе жертвы многи и весчуны угобьзи. Весчуны же отвесчаша ему, яко боги обесчаютдати ему наследие от ложесн его. Но Гостомысл не ят сему веры, зане стар бе и жены его не раждаху, посла паки в Зимеголы к весчунам вопросити, и ти реша, яко имать наследовати от своих ему. Он же ни сему веры не ят, пребыва- ше в печали. Единою спясчу ему о полудни виде сон, яко из чрева средние дсчери его Умилы произрасте древо велико плодовито и покры весь град Великий, от плод же его насысчахуся людие всея земли. Востав же от сна, лризва весчуны, да изложат ему сон сей. Они же реша: „От сынов ея имать наследити ему, и земля угобзится княжением его", и вси радова- хуся о сем, еже не имать наследити сын большия дсчере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич и дрягович, яви им сновидение и посла избраннейшия в варяги просити князя. И приидоша по смерти Гостомысла Рюрик со двема браты и роды ею».

Перед нами литературно обработанная запись устного предания. Фактическая его основа осложнена традиционным «бродячим» мотивом в рассказе о сне Гостомысла: параллели есть в фольклоре ряда народов. Уже Татищев указывал на сходный эпизод у Геродота; зафиксирован подобный мотив и в фольклоре скандинавском. Но ни дань фольклорной традиции в устной основе этого текста, ни принципиально возможные и местами довольно ощутимые плоды «олитературивания» в его письменной передаче не заслоняют важности центрального содержания: Рюрик — внук Гостомысла, рожденный его дочерью в замужестве за одним из «князей» в землях «варягов», для Гостомысла — «соседних».

Существенно, что Гостомысл известен и западноевропейским хроникам IX в.: он фигурирует там как король государства бодричей.

Тождество уникального имени и хронологическое тождество не ускользнули от внимания историков. Уже А. Л. Шлёцер сопоставил летописные сведения о Гостомысле с наличием такого имени «в древнейшей Мекленбургской истории», но не придал этому серьезного значения.  Позднее другой русский академик Ф. И. Круг допускал, что население Северной Руси могло «обратиться к упоминаемому в 844 году Гостомыслу, парю ободритов, который без сомнения мог подать совет ильменским славянам призвать себе князя из соседних областей». Но летописные известия о Гостомысле Круг расценивал как «ни на чем не основанные предания».

С большим доверием отнесся к таким данным спустя несколько десятилетий И. £. Забелин. Напомнив, что Гостомысл, согласно текстам «латинских сказаний», — это живший в IX в. «старейший князь» бодричей, Забелин заключал, что если «в какой-либо русской древней хартии поминалось о нем как о личности, действительно существовавшей во времена призвания варягов, то это обстоятельство может давать намек, что Новгородскою волостью в то время владели именно ободрнты, с их старейшиною Гостомыслом» — тем более, что «в Новгородской летописи первым посадником именуется тоже Гостомысл».  Работу Ф. И. Круга автор не упоминает, но можно полагать, что у Забелина — косвенный ответ на ее скептицизм.

В то время речь шла только об упоминаниях Гостомысла в летописных текстах XIV—XVI вв.: Новгородскую Иоакимовскую летопись И. Е. Забелин, видимо, не принимал здесь во внимание вследствие неясности тогда ее происхождения. Имея в виду теперь и ее, можно заключить, что нет препятствий для отождествления короля бодричей Гостомысла и относимого этой летописью к тому же времени князя Гостомысла, санкционировавшего приглашение Рюрика. Если мы вспомним, что Рюрик был владетельным графом во Фрисландии, затем — в Ютландии и одновременно — князем Северной Руси, естественно допустить аналогичный статус у его деда. Тем более, что во втором случае речь идет о едином правителе двух славянских народов, земли которых разделены несколько меньшим расстоянием. Князь Северной Руси Гостомысл, будучи в земле бодричей, еще до того, как он стал ее королем, естественно, мог выдать одну из своих дочерей за представителя династии Скьолдунгов, союзных тогда бодричам, в Ютландию (подобно тому, как в следующем столетии гуда же была выдана за короля Харальда дочь князя бодричей Мстивоя).

Старшие члены семьи, в которой родился Рорик, были изгнаны из Ютландии в 813 г. и бежали к бодричам. Позже они прибыли к Людовику Благочестивому, дабы вернуться при его поддержке. Войско его вместе с войском бодричей в 815 г. отправилось в Данию.16 Дальнейшие перипетии внутренней распри датчан для нас сейчас не важны. Но важно, что в середине 810-х гг. имело место содружество именно этой семьи с правителями бодричей. Именно тогда дочь Гостомысла могла стать женой одного из Скьолдунгов. А Рюрик, согласно подсчетам Ф. Крузе, родился около 817г.

В источниках нет сведений, с какого года его дед становится королем бодричей. Предшественник Гостомысла Чедраг в анналах упоминается последний раз под 826 г. Аргументировалось мнение, что после кончины Чедрага у ободритов произошла смена династии.17 Но известий о их правителях, к сожалению, нет вплоть до 844 г., когда о короле бодричей Гос- томысле говорится в связи с походом немецкого войска в земли славян.

Эти известия каролингских хроник требуют сравнительного рассмо- тения.18

Фульдские анналы, соответствующая часть которых писалась современником события, были в тот период официозной хроникой руководившего вторжением короля Людовика Немецкого. Здесь говорится о победе его над бодричами и подчинении князей после убиения их короля Гостомысла. В трудах историков довольно обычны основанные именно на этом известии упоминания, что Людовик умертвил короля бодричей.19

Однако другие хронисты подобного не сообщают.

Вертинские анналы, соответствующая часть которых принадлежит тоже современнику, но независимому от Людовика, дают об этой войне, пожалуй, наиболее содержательное известие, в котором среди ее жертв Гостомысл вообще не назван. Третья современная событиям хроника — Ксантенские анналы — сохранилась в тексте, который после 870 г. был обработан сторонником Людовика Немецкого: но здесь лишь глухо упомянуто, что король Гостомысл погиб или исчез (interiit). Об его убиении однозначно написал только фульдский анналист.  Но доверять этому нет достаточных оснований.

Продолживший изучение истории западных славян, начатое у нас известными трудами А. Ф. Гильфердинга, и внимательно сопоставлявший хроники А. И. Павиньский отмечал, что «фульдский анналист, находившийся в личных отношениях с королем», существенно исказил результат следующей войны Людовика Немецкого с бодричами, которых возглавил князь Добромысл: сообщая о ней коротко, анналист представил ее как победу Людовика над Добромыслом. Между тем независимая от этого короля хроника Гинкмара (соответствующая часть Вертинских анналов) подробно повествует, в сущности, о поражении войск Людовика, единственным успехом которого оказалось добывание заложников. В данной связи А. И. Павиньский писал: «Это служит новым указанием на то, как неверно записывались события анналистами, находившимися в зависимости от королевского двора» (ранее по сходному поводу исследователь заметил, что «осторожно следует относиться к известиям, сообщаемым придворною анналистикою о победах над славянами»).  Уже тот факт, что через сравнительно короткое время после первой войны с бодричами Людовику потребовалась вторая, победы ему не принесшая, свидетельствует, что и результаты первой войны были преувеличены писавшим Фульдскую хронику духовником этого короля Рудольфом. Даже Ксантенские анналы сообщали под тем же 844 г., что сразу после ухода войск Людовика славянские князья отпали от его власти.

Сведения русских летописей позволяют оспорить основанное на односторонней информации мнение, что Гостомысл был убит в 844 г. Если бы действительно во время интервенции Людовика Немецкого он находился иа берегах Лабы и если бы, только убив славянского короля, Людовик сумел добиться подчинения местных князей, то весьма осведомленный труаский епископ Пруденций, писавший тогда хронику, дошедшую в составе Вертинских анналов, не умолчал бы о столь существенном факте, ибо он уделил специальное внимание этим событиям 844 г.

По всей видимости, Людовик воспользовался отсутствием Гостомысла, которое и позволило хотя бы ненадолго привести к покорности славянских князей. Так как среди них Гостомысла не оказалось, это открывало возможность признать его погибшим. В то время возраст Гостомысла вряд ли позволял ему лично участвовать в боях. Если его внук от средней дочери Рюрик родился до 817 г., то в 844 г. Гостомыслу было, вероятно, далеко за 50 — по тем временам он являлся пожилым человеком. К тому же он был, очевидно, поглощен делами своих владений у славян приильменских, как позволяет заключить Новгородская Иоаки- мовская летопись.

Дату кончины Гостомысла она не сообщает. Но под 862 г. в анналах упомянуто о главенстве у бодричей Добромысла, следовательно, Гостомысл скончался ранее. В «Повести временных лет» 862 г. датировано приглашение Рюрика, которому предшествовали изгнание «варягов» и внутренние раздоры. Это заставляет отнести смерть Гостомысла к самому началу 860-х гг. или концу 850-х. Если же принимать разделяемую многими историками поправку хронологии «Повести» на 6 лет, которую обосновал в свое время В. Г. Васильевский,  то следует считать, что Гостомысл скончался около середины 850-х гг.

Фульдская хроника писалась Рудольфом до 863 г. Узнав, что Гостомысла действительно уже нет в живых, тенденциозный хронист не смущаясь мог трактовать смерть вражеского короля как впечатляющий успех своего повелителя во время мало результативного на самом деле похода против славян в 844 г. В действительности смерть Гостомысла наступила от естественных причин и не в Западной Прибалтике, а на новгородской земле. Об этом свидетельствуют данные русских источников — фольклорных и летописных.