Кто написал Иоакимовскую летопись

 

УСТНАЯ ИСТОРИЯ В ПАМЯТНИКАХ НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛИ

 

 

Кто написал Иоакимовскую летопись

 

 

 

Рассмотрение работ, посвященных Новгородской Иоакимовской летописи, приходится завершать разговором о недавних попытках оспорить ее подлинность. Не относясь к категории серьезных публикаций, они требуют, однако, упоминаний вследствие своей агрессивности.

 

Полтора десятилетия назад Ленинградское отделение издательства «Советский писатель» выпустило стотысячным тиражом под рубрикой «Новинки года» небольшую книжку, представленную как «диалог» Льва Гумилева и Александра Панченко. Ученые, давно являвшиеся специалистами в своих областях (востоковедение и литературоведение), приобретали известность как авторы обращенных к широкой публике экстраваг антных суждений относительно русской истории. Жанр книжки позволял не отягощать подобные суждения библиографическими отсылками, используя в субъективном пересказе содержание чужих исследований и исторических источников.

 

А. М. Панченко вопреки источникам убеждал читателей в индифферентном отношении всего населения Руси X в. и к христианству, и к язычеству. Фантазируя и неточно цитируя по памяти летописные тексты, он хотел оспорить давно известные факты сопротивления убежденных язычников христианизации. Соответственно он обратил эскападу против НИЛ, где подробно описан наиболее показательный такой факт.

 

А. М. Панченко хотел оспорить «археологический материал, будто бы подтверждающий позднее, считавшееся баснословным известие Иоакимовской летописи о вооруженном сопротивлении крещению (Путяте и Добрыне) жителей Софийской стороны Новгорода». Полагая, будто на самом деле «все обошлось более или менее спокойно», А. М. Панченко решил вопрос просто: «Что до „увязки" позднелетописного баснословия и новгородского пожарища, сделанной В. Л. Яниным, — ее надлежит счесть излишне смелой. Археологическая датировка с точностью до года в данной ситуации невероятна. Невероятно также и крещение новгородцев „мечем и огнем" (так читается в Иоакимовской летописи)».46

 

Фигуральный оборот летописного текста критик тенденциозно истолковал в прямом смысле. Но более существенно, что его утверждения базируются на незнакомстве с азами современной археологии и с трудами А. А. Шахматова. Последний обстоятельно писал о НИЛ как о важном звене древнейшего летописания, не подвергая сомнению названное A.M. Панченко «баснословным» известие ее о крещении Новгорода, которое, по словам Шахматова, «содержит черты, обличающие современника», причем «некоторые части его могут принадлежать первому епископу новгородскому Иоакиму» (подробно см. выше).

 

Что до «невероятности» точной датировки, то приходится напоминать истину, ставшую хрестоматийной задолго до появления «диалога»: «Как известно, дендрохронологический метод позволяет определить календарную дату рубки конкретного дерева. При массовости образцов и строгой стратиграфии мы получаем возможность определять время сооружения деревянных построек с точностью до одного года». Это «открывает возможность датировать прослойки культурного слоя, которые образовались во время строительства и жизни данной постройки». Соответственно, «мы получаем абсолютные даты всех вещевых комплексов и отдельных находок из этого слоя».47

 

При неповерхностном знакомстве с русской историей А. М. Панченко мог бы обнаружить, что еще до того, как достоверность НИЛ подтвердило археологически исследование В. Л. Янина, уникальные известия этой летописи использовали в своих трудах такие историки, как С. М. Соловьев и В. Г. Вернадский, а Н. И. Костомаров не только их использовал, но и приводил целиком как раз ее рассказ о крещении Новгорода (подробнее см. выше).

 

После публикации результатов археологической проверки НИЛ привлекается в работах современных историков довольно широко. Однако упоминание ее в последней книге А. В. Назаренко побудило Алексея Толочко расправиться с этой летописью еще более лихо, чем поступал Александр Панченко. Правда, в отличие от упомянутого «диалога», «заметка» А. П. Толочко снабжена библиографическими ссылками. Но в них слишком много ошибок и неточностей,  а в характеристиках использованных материалов присутствуют тенденциозные передергивания.   Неряшливый и некорректный стиль работы подстать ее содержанию.

 

По утверждению А. П. Толочко, «автор „Иоакимовской летописи" владел индивидуальным словарем Татищева» (246), откуда следует, что Татищев и был ее автором. Опорой столь обязывающего суждения оказалось единственное слово «проторчь», присутствующее по одному разу в НИЛ и в Радзивиловском списке, которым тоже пользовался Татищев. Из современных словарей ясно, что там и тут слово употреблено для обозначения узкой теснины, пробиваемой в твердом грунте водами Днепра непосредственно вблизи порогов. Этих словарей еще не было во времена Татищева. Он полагал, что слово «проторчь» обозначает и сами пороги: это отображено в его пояснениях к летописным текстам и к своим примечаниям. Соответственно он комментировал фразу НИЛ о гибели князя Святослава: «...на Днепре близ проторча (порогов) оступиша печенези».  Такие пояснения отдельных слов в скобках у него встречаются нередко, причем из контекста совершенно ясно, что принадлежат они именно Татищеву, а не летописцу.  Но А. П. Толочко не сомневаясь приписал это пояснение самому тексту летописи, содержавшей, по его словам, «идентичную татищевской ошибку в понимании слова» (247).

 

В списках других летописей слово встречается в иных формах («про- толъчии», «протолчивое» и т. п.). Аналогично НИЛ, но по иному поводу, в Радзивиловском списке: «...и придоша ниже порога и сташа въ проторчехъ».  Желая дискредитировать и Татищева, и Новгородскую Иоакимовскую летопись, А. П. Толочко объявляет эту форму «испорченной» и пишет, что «псевдо-Иоаким» почерпнул «ошибочное написание из летописи, бывшей в распоряжении Татищева!» (247). Но если бы критик внимательнее обращался к словарям, то он мог бы увидеть, что более верным, пожалуй, является именно написание НИЛ и Радзивиловского списка. Как раз в том академическом словаре, на который А. П. Толочко ссылался, неверно указывая номер выпуска, он мог бы прочесть: «ПРОТОРГНУТИ <...> прорвать»; «ПРОТОРГНУТИСЯ <...> 1. Прорваться <...> 2. Пробиться <...> (о воде). Яко протържеся вода...».  Форме же «протолъчии» и подобным нет аналогичных соответствий.

 

Предполагать, будто «псевдо-Иоаким пользовался той же редкой рукописью, что и Татищев» (248), можно было бы, лишь найдя комплекс текстовых соответствий Радзивиловского списка и НИЛ. Случайное сходство одного слова в разных контекстах, произвольно истолкованное и неверно комментируемое, не дает повода для претенциозных выводов А. П. Толочко. «Заметка» его может существенно повредить научной репутации автора, особенно — с его демонстративно пренебрежительным отношением к ученым прошлого и к современникам, «дурные привычки» которых, по словам А. П. Толочко, проявлялись в использовании Иоакимовской летописи (245).

 

Возвращаясь к трудам А, А. Шахматова, необходимо заметить, что ни дополнения его общей концепции истории летописания, предлагавшиеся позднейшими исследователями русских летописей, ни даже вносившиеся коррективы в сущности не затронули написанного им относительно Иоакимовской летописи. Имеет лишь смысл присоединить к соображениям А. А. Шахматова упомянутую частную гипотезу относительно недошедшего памятника, связанного с Ярополком Святославичем и Святополком Владимировичем.

 

 

К содержанию книги: УСТНАЯ ИСТОРИЯ НОВГОРОДА

 

 Смотрите также:

 

БРОКГАУЗ И ЕФРОН. князь Вандал

:: Вандал. — князь. Сказка о князе Вандале сохранилась только у Татищева, в Иоакимовской летописи.

 

Противоборство язычества и христианства в 10 веке

Необходимо допустить, что y составителя Иоакимовской летописи.
В Иоакимовской летописи листы с описанием эпизода о.

 

О ещё одной возможности отождествлении Рюрика

В.Н.Татищевым т.н. Иоакимовской летописи. Вопрос о том, не выдумал ли этот текст, как и всю Иоакимовскую летопись, сам Татищев