Какое зерно выращивали в Средневековой Руси


 

СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО НА РУСИ В ПЕРИОД ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА Конец XIII—начало XVI веков

 

Какое зерно выращивали в Средневековой Руси

 

 

СОСТОЯНИЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ И СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ РУСИ К СЕРЕДИНЕ XIII в.

 

Совершенствование орудий обработки земли — одна из сторон общего процесса развития земледелия

 

Рассмотренные нами материалы о земледельческих орудиях древней Руси указывают на очень давнее появление пахотных орудий с железными наконечниками на рабочих частях. Применение рала, сохи и плуга в лесной полосе определило здесь начало перехода от огневого подсечного земледелия к земледелию пашенному. Рало, соха и плуг, врезываясь в почву ральниками, сошниками или лемехами, глубоко взрыхляли почву, а плуг и усовершенствованная соха переворачивали се. Для питания растений создавался почвенный слой большой толщины; разрыхленная до комковой структуры почва являлась благоприятной средой для усвоения корневой системой растений питательных веществ, влаги и воздуха из всего почвенного слоя.

 

На юге и юго-западе Руси в стопной и лесостепной полосе обработанная таким образом черноземная почва при теплом климате обеспечивала земледельцу падежный урожай. Когда старый участок истощался, земледелец степной полосы распахивал но соседству новый участок, оставляя на «отдых» старый. Так, в южной и юго-западной Руси находила успешное применение переложная система земледелия с полями, засевавшимися многие годы.

 

В корне отличной от этого была обстановка, в которой развивалось сельское хозяйство Северо-Восточной и Северо-Западной 1>уси. Здесь, в лесной полосе, покрытой дремучими, нередко заболоченным]! лесами, нолевому пашенному земледелию предшествовало очень медленно отступавшее подсечное или лядинное огневое земледелие.

 

Пахотные орудия с железными ральниками пли сошниками служили земледельцу достаточной материальной основой для успешного превращения лесных подсечных участков в полевую пашню. И мы можем считать, что с X—XI вв. (в райопе Старой Ладогн немного раньше) почти на всем пространстве лесной полосы древней Руси происходила постепенная замена подсеки нолевым пашенным земледелием. За два с половиной—три столе тня, прошедшие со времени развертывания наступлении на под секу до середины XIII в., т. е. до момента, с которого мы начинаем изучение сельского хозяйства, естественно ожидать значительных успехов в распространении пашенного земледелия в лесной полосе Северо-Восточной и Северо-Западной Руси.

 

Как неприемлемы неоправданные высказывания в дорсволю цпоннои историографии о низком уровне земледелия и о господ сгве подсеки в древней Руси вплоть до конца XV в., так же неуместно п преувеличение достигнутых в этой области успехов, если оно не оправдано документами или основано па неверном истолковании отдельных показаний источников. В условиях малоплодородных ночи лесной полосы переход от подсеки к нолевому пашенному земледелию был делом очень сложным. И когда это обстоятельство упускается из виду, то наблюдения над некото рымп успехами могут подтолкнуть к переоценке достигнутых результатов. Так, известия от 1127 и 11 (И гг. в Новгородских летописях о посевах «ознмнцы» и «яри» в Новгородской земле   были оценены П. Д. Грековым, а за ним и другими историками, как указание па большую вероятность широкой практики трехполья в эти годы в Новгородской земле. «Это говорит о пашенном устой чпвом земледелии, весьма возможно о трехпольной системе уже в XI XII вв.», - пишет он; а отвечая на возражения П. П. ("мир нова,  Б. Д. Греков говорит: «Если новгородцы сеют озимое и яровое, то гораздо вероятнее предполагать наличие трехполья или двухполья, чем отрицать и то, и другое».  Есть достаточные основания считать, пишет дальше Б. Д. Греков, что к середине XII в. в ряде районов Новгородской земли уже было «пашенное устойчивое земледелие», что была прочно освоенная пахотная земля, что полевая пашня заменила подсеку.

 

Биологические особенности озимых хлебов по сравнению с яровыми были известны с глубокой древности. Их знали и на Руси IT сеяли озимую рожь. В цитируемых Б. Д. Грековым записях Новгородской летописи иод 1127 и 1167 гг. говорится вообще об озимице (под 1127 г.) и о ярп (под 1161 г.), а не о хлебах на озимых и яровых полях. В действительности же нельзя говорить об освоении паровой системы трехпольного земледелия только на основе двух упоминаний о посеве озимых и яровых хлебов.

В практике трехполья чередование посева озимых н яровых хлебов занимает важное место, но не оно играет основную роль в поддержании плодородия полей на необходимом высоком уровне. Следует помнить, что посев озимых хлебов, равно как н посев яровых, был делом обычным и при подсечном земледелии. Об этом ясно говорят как документы XV, XVI и XVII вв., близкие к изучаемому нами времени,  так и материалы о подсеках XVIII—-XIX вв.  Несомненно, что полевое пашенное земледелие постепенно совершенствовалось, осваивая, может быть, те же самые приемы, которые вели к паровой системе, к трехполью. Практика чередования посева озимых хлебов была одним из шагов по этому пути. При хозяйственной разобщенности земель-княжеств древней Руси и отдельных районов внутри этих княжеств естественно ожидать н большого различия в темпах освоения иоле вого пашенного земледелия и в применении паровой системы. Следует считать, что в отдельных ушедших вперед районах и в от дельных хозяйствах (крупных землевладельцев) применение пара и трехполья осуществлялось раньше других и по времени могло намного опережать широкое массовое распространение таких передовых приемов земледелия.

 

То, что было высказано Б. Д. Грековым при истолковании летописных записей, причем в осторожной форме, было повторено в отношении Новгородской земли А. В. Кирьяновым. Вопрос о состоянии земледелия в Новгородской земле А. В. Кирьянов пытается решить на основе изучения найденных в Новгороде остатков зерновых хлебов и обнаруженных среди них остатков зерен сорняков. Внимательное, тщательное изучение открываемых археологических материалов принято за правило советскими археологами. Применение же совершенной современной аппаратуры и новых методов лабораторного изучения таких находок, как зерновой материал и остатки растительности, дает много ценного для изучения материальной культуры древней Руси. А. В. Кирьянов сосредоточил свое внимание на изучении найденного в Новгороде зернового материала и орудий обработки земли (о последнем мы уже говорили), поставив задачей на основе этих источников нарисовать картину развития земледелия в Новгородской земле в Х-- XV вв. Но слишком смело ожидать, чтобы впервые примененный новый метод сразу же обеспечил верное решение столь сложного вопроса.

 

Мысль, положенная А. В. Кирьяновым в основу решения вопроса о состоянии земледелия, о системе земледелия и агротехнике в Новгородской земле, остроумна и проста. Полевому пашен пому земледелию, трехполью, свойственны определенные сорняки. 11 если подобные сорняки окажутся в открытых археологами зерновых находках X—XV вв., то таким путем, ио мнению Л. В. Кирьянова, может разрешиться и вопрос о системе земледелии в Новгородской земле. Дело, за решение которого взялся А. В. Кирьянов, было совершенно новым, надежной теоретической базы у него не было. Работы специалистов-агробиологов, на основе которых А. В. Кирьянов теоретически оправдывает подобное решение вопроса о системах земледелия прошлого, далеко не дают возможности для такого эксперимента. И потому было совершенно не обязательно, чтобы этот эксперимент дал именно тот надежный результат, на какой рассчитывал А. В. Кирьянов.

Вопросу борьбы с сорняками и изучению сорных растении советская сельскохозяйственная наука уделяет большое внимание. Л. В. Кирьянов воспользовался более авторитетными работами о сорных растениях наших нолей для того, чтобы из них взять материал о типичных сорняках трехполья.  Авторов этих работ, конечно, интересовали только сорные растении полей, и при том полей близкого нам времени. Для верного же решения поставленного Л. В. Кирьяновым вопроса не менее важно иметь печерпывающие сведения и о сорняках на подсеках, на полянах и во всех тех местах, где высевались зерновые хлеба в изучаемой нами древней Руси.

 

А. В. Кирьянов считал излишним ставить подобные вопросы. Между тем различие в составе сорняков не столь уж резко. Нет большой преграды и между полем и подсекой, полевые сорняки легко и скоро попадают на подсеку, а тем более на полянки, на заполицы. Эти вопросы специально не изучались. Но у А. И. Мальцева   и С. А. Котта,  на работы которых опирается А. В. Кирьянов, есть все же некоторые попутные замечания о наблюдавшихся н исследованных ими сорняках вне полей; эти высказывания очень важны для нас, но они говорят не в пользу категорично высказанных мнений А. В. Кирьянова.

А. И. Мальцев указывает на наличие в лесной зоне многолетних, трудно искоренимых сорных растений.  И вслед за этим пишет: «Вопрос о засорителях вновь освояемых земель, возникший лишь в самое последнее время... еще слабо разработан и требует более подробного исследования».  Вместе с тем он отмечает, что сорняки могли быть и были на подсеках; они легко появлялись там на второй-третий год эксплуатации подсек. Сорняки заносились и с посевным зерном, которое, как правило, необходимой очистке не подвергалось. А. И. Мальцев особо указывает, что главнейшими источниками засорения полей были межники, так как на них растут травы, отличающиеся чрезвычайным обилием семян.

С. А. Котт также говорит о том, что вновь осваиваемые целинные земли уже на второй-третий год сильно засоряются.  По мнению автора, одной из причин этого является скот; сорная растительность быстро появляется и на лесорубках и после пожаров.

А. В. Кирьянов старается представить дело так, будто бы возможны лишь два взаимно исключающихся (полярно противоположных) положения: одно — полевое паровое трехполье и пои нем обилие сорняков; другое — подсека, на ней огонь убил все сорняки, и потому с подсек шло лишь чистое зешго. На деле уже на второй-третий год и на такие подсеки заносились сорняки: они могли попадать в посевном зерне, заноситься скотом, поступать с соседних участков. Не все подсеки разрабатывались в глухих, недоступных для скота лесах и были изолированы от полей и старых подсечных участков, на которых могли уже закрепиться сорняки. Старые подсеки, полянки, используемые под носов и покос, были обычными соседями подсеки. Подсеки естественны в за- польях, недалеко от деревень и поскотин. Подсек на целине, в глухом лесу, на «лесу стари», было мало. Большинство их было в местах, благоприятных для появления сорняков. В ответственном эксперименте А. В. Кирьянова внимательной обработке археологического материала должно было предшествовать верное решение вопроса об отборе и качестве материала, избранного для изучения. Конечно, возможности для такого выбора очень ограниченны. Но из этого еще не следует, что, изучая материал города, можно говорить о деревне, или на основании материала одного района делать выводы о другом, или по материалу одной деревни делать заключение о целом государстве.

 

Мы не сомневаемся в качестве обработки зернового материала; тщательность ее гарантирована как именем А. В. Кирьянова — исследователя-археолога, так и высоким уровнем ведущихся иод его руководством лабораторных исследований. Но все же, но нашему мнению, для больших выводов, которые сделал А. В. Кирьянов о земледелии всей Новгородской земли, материал малочисле неп и случаен.

Каково действительное происхождение зернового материала, которым пользовался А. В. Кирьянов? Откуда этот зерновой материал? — Эти вопросы даже не ставились Кирьяновым. Весь он найден при раскопках в разных районах Новгорода. Но откуда и каким путем он попал туда? Почему возможно делать на его основе столь широкие выводы о состоянии земледелия? Это не показано.

 

Настораживает уже первое высказывание А. В. Кирьянова о земледелии в Новгородской земле. Оно касается IX—X вв. Ав тор исследовал зерна проса. Всего обнаружено 45 мелких кучек, в них только 3500 зерен (т. е. не больше 50 граммов, как указывает сам А. В. Кирьянов). Следовательно, это ничтожно малые (в 1—2 грамма) кучки зерен, и не в сосуде, а просто на земле. «Такой характер находок проса, — указывает А. В. Кирьянов, — связан, по-видимому, со случайными потерями его при переноске или переработке». В трех кучках найдены сорняки «окультуренных старопахотных почв» (так считает А. В. Кирьянов).  И на основе таких данных автор делает вывод о формировании основных элементов паровой системы земледелия в Новгородской земле.

При изучении зерна XI—XII вв. (на сорняки) взяты находки его па Ярославовом Дворище и еще одна находка в Неревском конце.  Откуда оно привезено, как сюда попало? Почему из

3295 тысяч зерен ржи исследовано только 45 250 штук? Может быть, автор изучил и другой материал, но не сказал о результатах? Чем обоснован такой прием выборки для анализа лишь небольшой доли зернового материала? Все возможные сомнения в оправданности применяемого метода А. В. Кирьянов оставляет в стороне; на основе ничтожно малого и неизвестно по какому признаку выделенного материала он делает ответственные, важные выводы. Он говорит о сложении паровой системы земледелия уже к XI—XII вв. и пишет: «...можно говорить, что паровая система земледелия — трехполье, двухполье и иные ее переходные формы — занимала ведущее положение в земледелии Новгородской земли в XI—XII вв.».

 

Больше обнаружено зерна в слоях XIII—XIV вв. Так, ржи найдено по количеству зерен много, А. В. Кирьянов указывает _ большую цифру — около 23 500 тысяч зерен; ячменя до 2630 тысяч (пшеницы и овса — ничтожно мало).  Но по весу ржи всего лишь около 470 кг, т. е. четыре новгородских коробьи, а ячменя — нолкоробьи; коробьями же обычно продавали в это время зерновой хлеб на новгородском рынке. На основе только одних этих цифр о количестве найденного зерна, конечно, нельзя делать выводов о переломе в земледелии, о распространении трехполья. А. В. Кирьянову в подтверждение такой мысли были бы кстати данные о сорняках. Из найденного здорового зерна ржи анализ на засоренность сорняками произведен в отношении двух находок (в одной 5100 зерен, в другой 5040 зерен). И если в первой сор- ияки были в заметном количестве, то вторая кучка зерен привела А. В. Кирьянова к конфузу: на 5040 зерен ржи оказалось лишь 15 зернышек сорняков, или три мелких зернышка на 1000 зерен ржи.

Слабость позиции А. В. Кирьянова проистекает не только из того, что в данной рассматриваемой кучке (из 5040) зерен оказалось мало семян сорняков: А. В. Кирьянов упустил из виду еще и то, что среди другого новгородского зернового материала были также находки слабо засоренных злаков. Об этом свидетельствуют результаты раскопок в 1938 и 1939 гг. на Я рос лавовом Дворище. Зерна были найдены в раскопах № 7 (XIII в.) и № 9 (XIV в.). Обработка и изучение этого зернового материала были произведены И. И. Никишиным (с привлечением специалистов из Тимирязевской сельскохозяйственной академии). А. В. Арциховский в работе об этих археологических изысканиях приводит результаты исследования указанных материалов. В раскопе № 7 были обнаружены зерна ржи —837 штук; среди них найдены зерна сорняков: три зерна гречишки развесистой, два зерна щирицы, одно зерно гречишки вьюнковой и одпо — гречишки птичьей,

а всего — семь зернышек сорняков. В раскопе № 9 найдены зерна злаков: ржи —8343, пшеницы —887, овса — 360 штук; среди них найдены семена сорняков: пять зерен тысячеголова, три зерна иикулышка, два зерна нодмареника, одно зерно мари и одно— гречишки развесистой, т. е. на 9590 зерен злаков найдено только 12 зернышек сорняков.  Иными словами, материал здесь еще более неудачный для А. В. Кирьянова, чем в  7. Почему обойден этот материал?

 

А. В. Кирьянову для оправдания высказанного им положения о широком распространении паровой системы земледелия в Новгородской земле пришлось придумывать объяснения — почему же нет сорняков? «Такая незначительная засоренность, — пишет он, — может свидетельствовать об очистке семян, которая производилась либо лопатой на ветру, либо при помощи сит и решет, что широко практиковалось в древней Руси». Это, несомненно, натяжка. Прежде всего, лопатами отсеять семена сорняков вообще невозможно. А. И. Мальцев пишет, что в древности едва ли применялись особые меры борьбы с сорняками.

Действительно, очистка зерен от сорняков — дело очень трудное даже в наши дни, когда для этого используется целый набор зерноочистительных и сортировочных машин. Так следует ли говорить о такой очистке зерна в далекой древности?

Зерновой материал XIII—XIV вв. не подтвердил высказанных А. В. Кирьяновым положений. Мы вместе с А. В. Кирьяновым готовы признать большие успехи в развитии земледелия в XIII— XIV вв. и в Новгородской земле, и в Северо-Восточной Руси, но не можем считать надежными предложенный им метод изучения земледелия и изыскания необходимых для этого доказательств. Несколько ниже, в качестве бесспорного, ясного свидетельства о практике парового трехпольного земледелия в центральных районах Северо-Восточной Руси, мы приводим одну меповную грамоту начала XV в. и одну духовную конца XIV—на чала XV в.,  в них описаны старые землевладельческие вотчины, с установившейся в них еще в XIV в. организацией хозяйства. В обоих документах прямо указывается на наличие в селах и деревнях озимых и яровых полей и полей под паром: ясно обрисовано трехполье. Но историки, пользующиеся этими документами, считают невозможным на их основе делать вывод о широком распространении или о господстве трехполья в том княжестве, в каком находятся эти вотчины.

 

Вопросу об использовании сорняков, находимых в археологическом зерновом материале, при решении вопроса о существовавших в древности системах земледелия посвящены работы латвийского ученого-ботаника А. П. Расинына.  Им было исследовано более 500 образцов семян и плодов из археологических раскопок в Латвийской ССР и около десятка образцов из Литовской ССР и Эстонской ССР, датируемых с начала нашей эры до XIII в. При обосновании методики изучения материала А. П. Расинып указывает: «Характерная для типичного трехполья беспрерывная культура зерновых, поздний пар и упрощенная очистка посевного материала (простым бросанием лопатой, — Г. К.) обусловливают усиленную засоренность полей, а вместе с ней и накопление большого количества диаспор в почве, что в свою очередь является причиной засоренности посевного материала и дальнейшего круговорота диаспор (преимущественно семян и плодов, — Г. К.) сорняков».

 

Выявив таким методом биологический спектр сорняков и коэффициенты засоренности посевного материала ржи при трехпольной системе земледелия, А. П. Расинып анализирует собранный им археологический материал. Вместе с тем он анализирует и подвергает изучению также данные, полученные А. В. Кирьяновым при обработке археологических находок в Гродно и в Новгороде (1952 и 1954 г.).  А за этим A. IT. Расинып делает вывод, особенно интересный для историка земледелия: «Небольшой коэффициент засоренности археологического зернового материала ржи, очевидно, свидетельствует о небольшой полевой засоренности, что является следствием малой насыщенности почвы диаспорами сорняков. Последнее, в свою очередь, свидетельствует о кратковременности использования полей для посева зерновых, например, при луговой переложной системе земледелия».  И далее этот же вывод формулирует следующим образом: «Небольшое количество диаспор многолетних злаков или даже полное отсутствие их в образцах ископаемой ржи свидетельствует об отсутствии позднего пара. В таком случае естественным является вывод, что в Латвии (очевидно, и на соседних территориях) до XIII в. трехпольная система не была распространена. Вместо нес здесь, вероятно, наряду с огнево-подсечной и лесопереложной системами, была широко распространена луговая переложная пашенная система».  А окончательный вывод этой статьи А. Р. Расинына гласит: «На основе наших исследований считаем, что в Латвии (а также на соседних территориях) нельзя доказать существования регулярной трехпольной системы земледелия до XIII в. н. э.».  Исследование А. П. Расиныпа, агробиолога и ботаника по специальности, дало результаты, резко отличающиеся от высказанных А. В. Кирьяновым.

 

Работа А. П. Расинына, хотя и выполнена в основном на материалах Латвии, не теряет значения для нас. Самым важным из нее выводом является не то, что трехполье до XIII в. не выросло еще в самостоятельную, окончательно оформленную систему земледелия (этот вывод не обязателен для русских земель), а то, что убедительно показана сложность и многообразие путей постепенного развития земледелия на этапе от начальных шагов пашенного земледелия к полевому паровому, а потом и к паровой трехпольной системе. Различие этих форм определялось и местными природными, и общими материальными условиями, что особенно естественно в период экономической замкнутости и политической разобщенности в XI—XV вв. В отношении Латвии XI—XII вв. А. П. Расинын говорит о вероятности широкого распространения луговой переложной пашенной системы.

 

Лабораторные исследования зернового материала археологических находок позволяют глубже понять основу земледельческого производства в прошлом. Об этом свидетельствуют только что разобранные памп работы А. В. Кирьянова и А. П. Расинына, в особенности работы последнего. Но нет оснований рассчитывать па то, что изучение зернового материала позволяет решать любые связанные с земледелием вопросы, в том числе и главный вопрос при оценке состояния сельского хозяйства — вопрос о господствовавшей в стране системе земледелия. С этой стороны поучителен пример с весьма широкими, но не оправданными материалом выводами А. В. Кирьянова. Следует признать безусловную полезность его работы по внимательному изучению зернового материала н сорняков. Полученные им результаты позволяют говорить о практике озимых посевов и о возможном применении «пара» н XI—XII вв., но количественно материал ничтожен, произвольно отобран и не привязан к определенному месту, поэтому не дает права делать выводы о системе земледелия в Новгородской земле.

То же можно сказать и об истолковании Б. Д. Грековым летописных записей 1127 и 1161 гг. Можно считать вероятным применение озимых посевов на полях в отдельных хозяйствах, в отдельных районах, — но и только. Большой ошибкой А. В. Кирьянова является то, что он оставил в стороне свидетельства других источников.

 

А. В. Кирьянов не делает в своих выводах различия между ограниченным применением паровой системы земледелия и трехполья только в районах высокоразвитого сельского хозяйства или в передовых крупных хозяйствах и широким распространением трехполья. Всем своим выводам он придает общее значение. Подводя итог, уместно обратить внимание и на путь, по которому идет А. В. Кирьянов при обосновании своих выводов. С помощью дернового материала, неизвестно откуда попавшего в Новгород и в чьем хозяйстве находившегося, малочисленного и притом на выборку изученного, он отстаивает положение о широком распространении трехполья в Новгородской земле уже в XI—XII вв. Необходимо обратить внимание и на неувязку этого положения с его же истолкованием материалов о новгородских орудиях обработки земли. Кирьянов говорит о господстве в Новгородской земле суковатки, трезубых и многозубых сох, причем указывает, что это «черкающие» орудия, обрабатывающие лишь поверхностный слой почвы. Но разве с такими орудиями осуществима та глубокая пахота, которая необходима при паровой системе земледелия? Разве выполнимо заваливание навоза? Тезис о господстве многозубых сох несовместим с выводами о раннем трехполье в Новгородской земле. Работа А. В. Кирьянова внутренне противоречива.

 

Письменные источники сообщают факты, которые заставляют сомневаться в справедливости выводов о трехполье в Новгородской земле, которые делают А. В. Кирьянов, В. П. Левашева  и — в более осторожной форме — Б. Д. Греков. В летописных записях XII—XIII вв. нередки сообщения о покупке Новгородом хлеба в землях-княжествах Северо-Восточной Руси, о торговле Низа с Новгородом, о привозе хлеба из Переяславского княжества. Для XII—начала XIII вв. создается определенное впечатление, что еще в конце XII—начале XIII в. Новгород не мог (в силу именно невысокого уровня земледелия) обеспечивать себя собственным продовольствием из окрестных сельских районов. В летописи под 1141 г. записано: «Новгородци не стерпяче безо князя седити, ни жито к ним не идяще ни откуда же.. .». Новгородцы, изгнав князя Святослава Ольговича (из семьи черниговских князей), раздумывают о приглашении нового князя из Переяславля. Мотив новгородцев: нет нужного князя — и «жито к ним не идяще ни откуда же». А это был обычный год. не год недорода хлеба или другой невзгоды.

В XI—XII вв. новгородцы считали естественным снабжение Новгорода привозным хлебом. Из летописных известий о дороговизне на продукты обращает на себя внимание летописная запись 1215—1216 гг. Князь тверской Ярослав Всеволодович, находясь в ссоре с новгородскими правителями, занял Торжок. «Топ же осени много зла ся створи: поби мраз обилье по волости, а на Търожку все чело бысть. И зая князь вьршь на Търожку, не пусти въ город ни воза.. .».  Нет оснований считать, что от мороза погиб абсолютно весь урожай, — погибла лишь его часть. В волости, т. е. в Новгородском округе, запасов хлеба не было, и сразу же возникла дороговизна и голод. «А [в] Новегороде зло бысть вельми: кадь ржи купляхуть по 10 гривен, а овса по 3 гривне, а репс воз по 2 гривьне; ядаху люди сосновую кору и лист лииов и мох».  Окрестное население не могло обеспечивать Новгород хлебом.  Кроме собственного урожая, в Новгород через Торжок шел хлеб из Переяславского княжества, а подвоз хлеба из Торжка киязь Ярослав Всеволодович закрыл. Великие князья я период ссоры с Новгородом часто прибегали к этой мере блокад].!.

 

 

 

 Смотрите также:

 

Место сельского хозяйства в хозяйственной системе древней Руси

Это есть дым, или дом, рало, плуг.
Оснащенной железным наконечником сохе предшествует деревянное рало.
У Льва Диакона мы встречаем известие, что император Цимисхий по договору со Святославом 971 г. дозволил Руси привозить в Грецию хлеб на продажу.

 

Археология России. Изучение древнейших пахотных орудий...

Традиционно для изучения пахотных орудий Древней Руси используются различные виды источников
Содержание терминов «рало» и «соха»
«Соха с сошниками асимметричной формы, -продолжает он, - отваливала землю с помощью «лопатки», «присошки», т. е. пахала»".

 

Сельское хозяйство и сельскохозяйственная техника Древней Руси

Таким способом часто сеется хлеб на одной и той же площади из года в год до тех пор, пока он не
Во всяком случае, рало — плуг выросли в совершенно других конкретных условиях, чем соха.
Ловатью, а весьма вероятно и в бассейне Волхова уже стали пахать землю сохой с...