Ранний палеолит Восточной Европы

Раздел: История и археология

Вопрос о времени и путях первоначального заселения человеком Восточной Европы не нов. Попытки ответить на него делались давно. Некоторые историографические данные об этом приведены в докладе С. Н. Замятина, прочитанном им в 1949 г. в Институте этнографии АН СССР и опубликованном после его смерти

В 1859 г. академик К. Э. Бэр отметил необходимость поисков на нашей территории палеолитических памятников, подобных тем, которые были обнаружены к тому времени Буше де Пертом во Франции 2.

Спустя десять лет в Москве на I археологическом съезде побывал консерватор Копенгагенского музея Ворсо. В опубликованной после этой поездки книге Ворсо скептически отозвался о вероятности заселения четвертичным человеком Северной и Средней России, признав такую возможность лишь в отношении южных ее районов 3.

В 1881 г. вышел в свет первый том «'Археологии России» А. С. Уварова. В этой работе проводилась мысль о том, что человек появился в Европейской части России из азиатских районов вслед за отступлением ледника великого оледенения 4.

В своем докладе С. Н. Замятнин, не исключая возможности того, что южные районы СССР входили в состав областей, в которых происходил процесс очеловечения обезьяны, высказался за доледниковое время заселения Европейской части СССР.

Вопрос о путях заселения Хе ком Восточной Европы впервые поставил в 1953 г. В. П. Любин Говоря о значении памятников раннего палеолита Армении, ЮГО-ОРТИИ И Черноморского побережья Кавказа для воссоздания картины заселения человеком территории нашей страны, он высказал предположение, что эти памятники «возможно намечают пути расселения древнейших людей в северном направлении, в направлении Кубани, Дона и Волги, где работами последних лет обнаружены остатки культуры ашельского человека» 7. Эта же мысль была повторена им позднее: через Кавказ «проходили пути расселения шелльских и ашельских людей в северном направлении, в направлении Маныча и Южнорусской равнины». Таким образом, по мнению В. П. Любина, вероятны кавказский путь и шелльско-ашельское время заселения человеком юга Русской равнины.

Хотя идея ведущей роли Кавказа в процессе освоения человеком территории нашей страны не получила в работах В. П. Любина развернутого обоснования, она не осталась незамеченной и во многом предопределила последующие научные разработки проблемы первоначального заселения юга Восточной Европы.

Вывод об отсутствии на Русской равнине и в Крыму домустьерских памятников и широкое распространение таковых в смежном кавказском регионе позволил С. Н. Бибикову утверждать, что «именно Кавказ с примыкающими к нему южными областями раннепалеолитических культур был тем основным резервуаром, откуда шло расселение ранних палеолитических культур в южную половину Восточной Европы» 14. Вероятность кавказского ' происхождения восточноевропейского мустье подкрепляется, по С. Н. Бибикову, территориальной сопряженностью Кавказа и Русской равнины и «безусловной морфологической близостью» инвентаря мустьерских комплексов этих двух ареалов 15, образующих «единый культурно-исторический пласт» 16. О том же свидетельствует якобы имеющее место «затухание насыщенности раннепалеолитическими памятниками с запада на восток в направлении Восточной Европы», что «до некоторой степени изолирует восточноевропейскую область от западно- и южноевропейской и не слишком сближает Восточную Европу с Центральной 17. Осваивать новые районы человека вынуждало «давление избытка населения на производительные силы» 18, которое, в свою очередь, было вызвано, с одной стороны, истощением охотничьих угодий в результате хищнического ведения охотничьего хозяйства и увеличения численности населения, а с другой—сокращением пригодной для обитания территории вследствие опускания снеговой линии в горных районах в эпохи оледенений и затопления участков суши в периоды морских трансгрессий 19. Не отрицая полностью других возможных направлений расселения первобытных людей на территории Европейской части СССР 20, С. Н. Бибиков, однако, не склонен был придавать им сколько-нибудь большого значения, считая, что «приоритет западноевропеи ских и южноевропейских путей сложения древних палеолитических культур в Восточной Европе едва ли может целиком сейчас

поддерживаться»21.

Иную позицию занял С. Н. Бибиков. Ни в одной из его работ, посвященных проблеме заселения Восточной Европы, нет упоминания о находках у Луки-Врублевецкой, которые он, видимо, считает недостоверными.

Приблизительно в одно время с изделиями из Луки-Врублевецкой в научный оборот было введено архаическое двусторонне обработанное орудие, найденное в 30-х годах В. М. Евсеевым в одном из отвершков балки Казенной на правом берегу р. Крынки, недалеко от станции Ам- вросиевка. Опубликовавший эту находку С. Н. Замятнин характеризовал ее как «превосходное ашельское рубило»34. В такой интерпретации амвросиевское ручное рубило вошло в многочисленные работы по палеолиту и стало хрестоматийным. Никто из исследователей, когда-либо писавших об этой находке, не датировал ее иначе, как ашельским временем. По другому смотрит на нее С. Н. Бибиков, который в одном месте упоминает об амвросиевской находке как о «рубиле мустьерского облика»35, а в другом — включает ее в число мустьерских остроконечников 36.

Передатирует С. Н. Бибиков и раннепалеолитические находки в Поволжье37. Соглашаясь с вероятностью одновременного отложения в ряде выявленных здесь пунктов архаического кремневого инвентаря раннепалеолитического облика и хазарской фауны, он, однако, относи эти изделия к мустьерскому времени.

К моменту выхода в свет статей С. Н. Бибикова домустьерские памятники в Восточной Европе в действительности были известны.

За прошедшее с тех пор время в науке не произошло ничего такого, что могло бы поколебать это положение. Напротив, появились новые данные, свидетельствующие в его пользу. В частности, вышли из печат; работы, подтверждающие домустьерский возраст ранее известных HL Русской равнине памятников: местонахождения у Луки-Врублевецкой 4f, Амвросиевской находки 46, находок у хутора Хрящи47 и близ станци Бессергеновка 48, Житомирской стоянки 49.

Таким образом, археологические данные не подтверждают вывод иб отсутствии в Восточной Европе домустьерских памятников. Достоверность этих данных устанавливается не только типологически, но, что особенно важно, на основании стратиграфических наблюдений и фауны. Тем самым опровергается вывод об относительно позднем — мустьерском — времени заселения человеком южной половины Восточной Европы. Можно с уверенностью говорить, что эта территория была освоена человеком по крайней мере не позднее ашельского времени, а возможно, и раньше. Именно к этой эпохе раннего палеолита могут быть отнесены известные здесь домустьерские памятники. Такой вывод был сделан уже в совместной работе П. И. Борисковского и Н. Д. Праслова: «На интересующей нас территории (на Русской равнине — В. Г.) памятники, предшествующие мустьерским, гораздо менее многочисленны, чем мустьерские. Но все же такие памятники здесь имеются, и они достаточно хорошо выражены... Поэтому, как нам представляется, нет оснований утверждать, что у мустьерского населения нет местных предшественников... Северное Причерноморье и Приазовье, а возможно, и Среднее Приднепровье... входили в область распространения древнейших обезьяноподобных людей. Поэтому вполне вероятно местное происхождение мустьерского населения этих территорий...» 53

Вывод о морфологической близости инвентаря мустьерских памятников Кавказа и Русской равнины и Крыма и об их «культурно-хронологическом единстве» 58 не менее важен я не менее ответственен в ряду доказательств концепции кавказского происхождения древнейшего населения Европейской части СССР, чем вывод об отсутствии на этой территории домустьерских местонахождений. Как и этот последний, он нуждался в солидном обосновании. Между тем, как представляется, однако, А. А. Формозов не столь категоричен. С. Н. Бибиков практически ничем не обосновывает свой тезис. Отмечаемое им совпадение в планировке жилищ Ильскои стоянки и Молодовы по существу ничего не дает. Округлые в плане постройки известны в палеолите в самых разных и сильно отличающихся между собой культурах. Это именно «совпадение» и не больше.

Такое утверждение невозможно в свете наших данных о физическом облике и уровне развития неандертальцев. Да и присущие каждой отдельной стоянке особенности в типах обработки кремня говорят о продолжающейся обособленности древнейших людей. Намечающееся группирование на определенных территориях стоянок с одним обликом культуры говорит о возникновении каких-то связей между разными общинами, связен, приведших к возникновению известного единообразия в типах обработки кремня в данном районе»61. Как видим, в приведенном отрывке речь действительно идет о «генетических вопросах», хотя автор и не прибегает к этой терминологии. А. А. Формозов ставит вопрос о сложении крупных общностей в среде европейского населения в эпоху мустье, решая этот вопрос положительно.

Но даже если не ставить задачу решать на основании сделанных А. А. Формозовым наблюдений генетические вопросы, нельзя не видеть того, что эти наблюдения противоречат выводу об «устойчивом единообразии», «поразительном сходстве» и «безусловной морфологической близости» кремневых собраний из мустьерских памятников Русской равнины и Крыма, с одной стороны, и Кавказа — с другой. Совершенно очевидно, что «единый культурно-исторический пласт» здесь отсутствовал

Как бы стремясь ослабить вывод А. А. Формозова о существовании в мустье Европейской частн СССР двух культурных регионов — кавказского, тяготеющего к переднеазиатским комплексам, и сопредельного с ним с севера, включающего Русскую равнину и Крым, памятники которого ближе к центральноевропейским,— С. Н. Бибиков писал о «затухании насыщенности раннепалеолитическими памятниками с запада на восток в направлении Восточной Европы» 62.

Прослеженные А. А. Формозовым отличия между мустьерскими комплексами Кавказа и Русской равнины и Крыма вырисовались в последнее время еще отчетливее благодаря новой методике обработки раннепалеолитических коллекций 65.

Признав большое значение «нового освещения проблемы заселения Восточной Европы с точки зрения оценки этнографического содержания культур» 66, с этим как-будто бы согласен сейчас и С. Н. Бибиков. «Применение новой методики изучения техники изготовления каменных орудий и их типологии, разработанной Ф. Бордом, с некоторыми коррективами относительно материалов из восточноевропейских стойбищ позволило проследить черты отличий в казалось бы одновременных комплексах. Теперь мустьерские памятники в Восточной Европе №е не выступают как одинаковые комплексы кремневого инвентаря, а по существенным признакам в обработке кремня различаются ареалам,

Сражающим свойственные им этнографические традиции» .

Отличную от кавказской культурную ориентацию имеют также известные на Русской равнине и в Крыму памятники вариантов мустье и микромустье зубчатое. Не исключено, конечно, что со временем на Кавказе и на Русской равнине и в Крыму будут открыты новые памятники или же в результате более углубленного изучения произойдет переосмысление старых находок вследствие чего может быть удастся протянуть генетические нити между этими двумя культурными ареалами. Но даже, если бы это и произошло, едва ли возникнет необходимость в возврате к гипотезе о первоначальном заселении Русской равнины и Крыма мустьерцами из области Кавказа. Территория эта, как отмечалось, была освоена человеком раньше, еще в домустьерское время. Любая миграция населения в южную половину Восточной Европы из области Кавказа в более позднее время может рассматриваться поэтому лишь как проникновение древних коллективов на уже освоенную человеком территорию, а не как первоначальное ее заселение.

Если не подтверждается вывод о мустьерском времени заселения Русской равнины из кавказского региона, отпадает необходимость в рассмотрении того, насколько обоснованы заключения о причинах этого якобы имевшего место массового передвижения древнего населения. Впрочем, в одном аспекте такое рассмотрение может представить интерес. Одну из причин миграции, наряду с истощением природных жизненных ресурсов в результате хищнического ведения охотничьего хозяйства и увеличением численности населения, С. Н. Бибиков видит в изменениях физико-географической обстановки, в первую очередь, в развитии оледенений69. «Усиливающаяся ледниковая обстановка,— пишет С. Н. Бибиков,— ...вытесняет раннепалеолитического человека из горных областей и заставляет его искать новых благоприятных мест обитания»70.

Именно по этому пути пошли некоторые исследователи Идею кавказского центра расселения домустьерских коллективов на территории Европейской части СССР поддержал в одной из своих работ Н. Д Праслов74, не приведя, впрочем, дополнительных доводов в пользу этой точки зрения*. Вместе с тем он, как и В. П. Любин75, не отрицает и других возможных связей древнейшего населения Русской равнины — с Западным Причерноморьем, Балканами и Центральной Европой, хотя и считает, что «об этих связях следует говорить еще осторожней так как известные для этих территорий, так же, как и для запада Русской равнины, факты совершенно недостаточны для установления реальности подобных связей» 76.

Более категоричен в отстаивании кавказского пути заселения юга Русской равнины в домустьерское время Л. Н. Соловьев77. Следы инфильтрации древнего населения с Черноморского побережья Кавказа в Приазовье и Крым этот исследователь усматривает в комплексах Хрящей, хутора Михайловского и нижнего слоя Киик-Кобы, которые он сопоставляет с материалами «тейякских» памятников Абхазии (Анухва, Ачмарда, Монаклук, некоторые коллекции Яштуха). Сопоставления эти, однако, очень натянуты. Постоянным компонентом приазовских собраний являются «грубые рубящие орудия».

Возникает вопрос: если допустить отселение части ашельского населения с Кавказа на Русскую равнину и в Крым, то почему тогда из одной и той же или очень близкой генетической подосновы в этих двух раннепалеолитических регионах вырастают столь несхожие мустьерские культуры?

Едва ли это явление можно объяснять только ослаблением или даже прекращением связей между переселившимися на Русскую равнину и в Крым коллективами и населением, оставшимся на Кавказе, возникновением вследствие этого и в силу обитания в иной природной обстановке новых традиций в обработке камня. Необходимо иметь в виду стойкость традиций в первобытных коллективах, рабскую приверженность их членов старине и устоявшимся образцам. Не следует поэтому исключать возможное различие «материнской» ашельской подосновы, из которой развились мустьерские индустрии Кавказа и Русской равни ны и Крыма.

Учитывая стойкость традиций первобытных обществ которая тем более должна была давать себя знать в жизненно важной для существования людей хозяйственной области, нельзя очевидно предполагать как нечто само собой разумеющееся переход от охоты на специфических животных горных районов Кавказа к охоте на не менее специфические виды фауны степных пространств Восточной Европы — переход, требовавший к тому же и новых способов и иных навыков охоты. Показательно, что миграции в прошлом обычно были направлены в районы, природная обстановка в которых была близкой той, какая существовала в исходных областях обитания

Все эти соображения нельзя не учитывать при рассмотрении вопроса о возможности инфильтрации древнего населения— домустьерского или мустьерского — с Кавказа на Русскую равнину и в Крым, хотя сами по себе они не дают еще надежных оснований для отрицательного ответа на этот вопрос.

На ближайших к Русской равнине и Крыму территориях Евразии, помимо Кавказа, известно два таких центра древних раннепалеолитических культур — среднеазиатский и центральноевропейский.

Из этих двух центров наименее правдоподобна сколько-нибудь активная роль в процессе расселения первобытных людей в Восточной Европе среднеазиатского очага раннепалеолитических индустрий, хотя О. Н. Бадер и склонен придавать ему определенное значение82. Раннепалеолитические материалы Средней Азии и Восточной Европы — как домустьерские, так и мустьерские — слишком отличны между собой, чтобы можно было обосновать отселение человеческих коллективов из Зауралья и Закаспия на Русскую равнину и в Крым.

Тем большее значение в аспекте первоначального расселения человечества приобретает среднеевропейский раннепалеолитический центр. Мысль о первоначальном заселении Русской равнины и Крыма из Средней Европы как о главном или даже единственном пути расселения древних людей в Европейской части Союза была высказана нами в 1966 г. в рукописи раздела «Ранний палеолит» готовившейся тогда к печати коллективной работы «Археолопя УкраТнськоТ РСР» и развита позднее в отдельной статье83. С близкой точкой зрения выступил в 1968 г. и О. Н. Бадер 84.

Среднеевропейский регион предстает в настоящее время как один из древнейших очагов раннепалеолитических культур в Евразии. Факты свидетельствуют об очень ранней заселенности этого края. В Центральной Европе выявлены не только многочисленные мустьерские памятники, но и значительно более древние — ашельские и шелльские по времени— комплексы. Широкую известность получила находка близ 1еИ* дельберга челюсти ископаемого человека, который, по заключению специалистов, моложе яванских питекантропов и несколько древнее синан тропов85. Находка эта сопровождалась примитивными каменным" изделиями86. Давно известны домустьерские находки также на теРР|,т , рии Чехословакии 87. В настоящее время здесь имеются как памятник ашельского времени (Седлец под Прагой — средний и верхний гориз ты, Мнешице у Нового Места над Вагом, Горки близ Бенаток, Лужна, Пржезлетице, Странская Скала в Брно, может быть Д1ее Мораваны, Твжебова, Полов, Мнтейовице)

Как видим, Центральная Европа была заселена не позже, а может быть и раньше, судя по находкам близ Гейдельберга и в Вертешсоллеше, чем территория Кавказа *. Вероятно, и оснований выводить отсюда древнейшие индустрии Русской равнины не меньше, но даже больше учитывая отсутствие непреодолимых природных препятствий, чем с кав-' казского региона.

К сожалению, мы не можем в необходимой мере обосновать это направление расселения путем прямого сопоставления ашельских комплексов Русской равнины и Центральной Европы: слишком мал еще материал с ашельских памятников в Европейской части СССР. Впрочем, R Д. Праслов склонен усматривать в коллекциях домустьерских изделий из низовий Дона отдельные черты, сближающие их с западноевропейскими собраниями 93.

В большой мере возможен в настоящее время ретроспективный подход. Выше отмечалось сходство путей развития мустьерских индустрии восточной Европы и граничащей с нею с запада территории цеитраль- ноевропейских государств. Близость наблюдается как в технике раскалывания камня, так и в типологии изделий.

Трудно сказать, в какой мере реальны предположения о наличии полоски суши между Тарханкутским полуостровом в Крыму и Черноморским побережьем в Румынии именно в мустьерское время. Как бы то ни было однако, тяготение памятников юго-западной группы Крыма (Шайтан-Коба, Холодная Балка, Бахчисарайская) к комплексам Молдавии, Румынии и Болгарии очевидно. Не следует, впрочем, отказываться и от другого возможного объяснения сходства этих комплексов. Вполне вероятно вырастание крымских памятников варианта мустье обыкновенное из местной, хотя возможно и уходящей корнями на Балканы и в западную часть Передней Азии, домустьерской подосновы.

Не следует, очевидно, в объяснении сходства мустьерских индустрий Восточной и Центральной Европы сбрасывать со счетов возможность тех или иных связей древнего населения этих районов. Вероятно, не правы те исследователи, которые полностью отрицают такие связи в мустьерскую эпоху, чрезмерно преувеличивая замкнутость первобытных коллективов95. В равной мере нельзя согласиться также с выдвигаемыми некоторыми другими исследователями утверждениями о слишком значительной роли подобных связей между мустьерскими общинами96. Если бы это было действительно так, если бы мустьерским коллективам не была свойственна в той или иной мере замкнутость и они находились в постоянном общении с соседями, то мы не наблюдали бы, очевидно, значительных различий в инвентаре оставление ими памятников. Вместо прослеживаемых сейчас дробных археологи ских культур отдельных мустьерских общин или нескольких родственных (сегментировавшихся) коллективов мы бы имели архе гические культуры большого территориального охвата.

Иную картину можно наблюдать на примыкающих к Русской равнине с запада территориях. Так, в Венгрии месторождения качественного кремня в крупных конкрециях редки. В раннепалеолитическое время орудия изготавливались здесь преимущественно из мелких кремневых галек или других некремневых и уступающих кремню по способности раскалываться пород. Не исключено, что именно в Закарпатской котловине, либо в другом близком по природным условиям районе Центральной и Южной Европы, например в Альпах и на Балканах, нужно искать истоки микромустьерских индустрий. В этом смысле обращают на себя внимание изделия из Вертешсоллеша. Размеры орудий этого памятника не превышают 5 см и в среднем колеблются в пределах от 2 до 4 см. Следовательно, в то время, когда в других районах Старого света бытовали раннепалеолитические индустрии с крупными изделиями, в центре Европы параллельно развивалась совершенно не похожая на них индустрия отчетливо микролитического облика.

Причины такого массового передвижения населения необходимо усматривать в изменениях окружающей среды и тесно связанных с ними явлениях перенаселенности, периодически возникавших в тех или иных районах древней эйкумены, в том числе и в Средней Европе ,02. Подведем итоги.

Итак, устанавливается достаточно раннее время заселения человеком Восточной Европы. В своей южной части эта территория была освоена людьми, во всяком случае, не позже ашельской эпохи, от которой До нас дошли сравнительно немногочисленные, но вполне надежно датированные памятники.

Вполне вероятна такая инфильтрация с запада, юго-запада, а может быть, и с юго-востока из области Северного Кавказа также в южную половину Русской равни ны, в районы с уменьшившейся плотностью населения или даже вообще временно обезлюдевшие в результате откочевки их обитателей вспедза фауной на освобождавшиеся от льда северные и северо-восточные территории.

Особо стоит вопрос о заселении Крымского полуострова. Домустьерские памятники здесь не известны. Наиболее ранний комплекс — нижний слой стоянки Киик-Коба — относится к началу мустьерского времени. Отсутствие домустьерских остатков на этой территории может объясняться по-разному.

До последнего времени усилия исследователей палеолита Крыма были направлены главным образом на выявление и изучение пещерных местонахождений. Между тем, как показывает опыт исследования многочисленных пещерных памятников в Западной и Центральной Европе, наличие домустьерских остатков в гротах — явление не столь уж частое. Большинство шелльских и ашельских памятников представлено местонахождениями открытого типа. Объясняется это различными причинами, в том числе относительно поздним временем образования навесов и гротов.