Первобытный праздник и мифология

Раздел: Культура

Итак, следующей характерной чертой архаического праздника можно считать отсутствие в нем торжественности. Однако можно думать, что под этой неторжественностью скрыт еще более архаичный пласт. Для этого рассмотрим некоторые черты церемонии огня у варрамунга [482, 376—92]. Название этой церемонии чисто описательно и указывает на большую роль огня в нем, а не на связь с «тотемами огня». У варрамунга эти церемонии^ называются Натагура и Тадуван [482, 376], у западных соседей варрамунга нальбири (вайльбри)—Дьяриванба, Нгадьягула, Булу- ианди [431, 201], у аранда с огнем в большой степе- пи связывается праздничный цикл Энгвура [495, 107 н др.], супруги Берндт наблюдали церемонию огня у «чборигенов племени мудвара, гуридьи и вальбири [165, 13]; у жителей южного Кимберли имеется сходный ритуал с огнем, где, однако, присутствует уже огонь мифического происхождения [165, 13]. Вообще с огнем связаны многие церемонии австралийцев, но ни одна из них не может сравниться по своей зрелищно- сти и массовости с церемонией огня у варрамунга и вальбири. Поэтому мы будем называть его праздником огня, тем более что многие его качества находят удивительные параллели в традициях народов мира. Мы не будем разбирать здесь структуру этого во многих отношениях интересного праздника, рассмотрим лишь общую атмосферу, в которой он проходит. Прежде всего отметим, что в нем принимают участие также женщины и дети ; кроме того, несмотря на то, что каждая половина имеет свою собственную церемонию, участие всех членов ;группы настолько очевидно, что Спенсер и Гиллен пишут, что это скорее одна церемония, только в одном случае она в большей степени касается половины Кингилли, а в другом— Улууру. Таким образом праздник выраженно массовый. Далее, сразу же бросается в глаза, что это веселый праздник. Не считая «нападения» на лагерь женщин и финальной церемонии очищения огнем, все происходит под знаком веселья и хорошего настроения, даже цель обряда, по словам аборигенов, заключается в том, чтобы у всех создалось хорошее настроение и дружеское расположение к своим соплеменникам. Любопытно, что более чем полвека спустя Н. Питерсон, наблюдавший сходный праздник у валь- бири, и первое «нападение» описывает как нечто веселое—никто не ранен, женщины и дети, в которых мужчины мечут куски коры, визжат и смеются в ответ [431, 206]. Интересным моментом в празднике огня является и то, что время от времени от групп людей, составленных из мужчин всех брачных подразделений, внезапно отделяются двое или трое; размахивая оружием, они неистово носятся кругом, пронзительно визжа и выделывая самые гротескные движения к немалому изумлению сидящих. Таким образом в праздник вносится некоторый элемент импровизации, еще более способствующий поддержанию веселья у участников.

Кроме того, общий дух праздника поддерживается эмоционально окрашенными восклицаниями, которые играют немаловажную роль и в других обрядах. Например, в Западном Арнемленде во время священной церемонии Убар выкрики «йа, йа!», имеющие как насмешливый, так и поощрительный оттенок, вносят немалую долю веселья' в общий настрой праздника [189, 133]. В порядке сравнения заметим, что в этой цере- моими тоже имеется некоторая доля импровизации: каждый из танцоров с теми же насмешливо-вызывающими выкриками проводит черту перед одним из своих соплеменников, приглашая его к танцу, того в свою очередь сменяет следующий и т. д., причем каждый раз старика сменяет кто-либо из молодых, и наоборот, г. с. поколения поочередно сменяют друг друга. Если н церемонии огня могут танцевать все вместе, конкурируя и импровизируя, то в Убаре то же самое как бы развертывается во времени, причем особым образом добиваются, чтобы «перетасовка» поколений была наиболее полной. Импровизация каждого «выступающего», а также взаимные приглашения танцоров сопровождаются смехом и радостными восклицаниями. Но интересно, что смеются все, кроме- мальчиков, проходящих инициацию в этот период. Им нельзя даже улыбнуться, чтобы не навлечь на себя гнев и наказание со стороны старших [189, 137, прим. 97]. Посвящаемые не должны веселиться вместе со всеми: веселый праздник, смысл которого им объясняют опекуны, это еще не праздник для них, а зрелище, в котором смех— полноправный участник. Во время праздника огня тоже присутствуют инициируемые, но Спенсер и Гиллен не оговаривают особо, запрещено ли им смеяться вместе со всеми [482, 378, 388]. Можно все же думать, что такого запрета не существовало, так как праздник огня, в котором участвуют также женщины и дети, по духу напоминает скорее мирской праздник, в то время как Убар—одна из главных священных церемоний, поэтому посвящаемых пугают ужасными гримасами и угрожают оружием, а старики даже проводят горящими факелами перед их лицами, тем самым предостерегая от разглашения тайн церемонии перед женщинами и непосвященными [189, 137]. Таким образом, мальчиков торжественно вводят в веселый праздник. Веселость Убара это, возможно, отголосок какого-то древнего веселого народного праздника, но вместе с тем это, может быть, и первая сакрализация смеха, у многих народов развившаяся в так называемый ритуальный смех [см. о нем 13; 107; 455].

Всеобщее веселье в праздник огня усиливается еще и благодаря обычаю вонгана, когда начинаются всевозможные взаимные насмешки, шутки и возня. Известно много примеров подобных шуточных состязаний, церемониально устраиваемых между членами дуально- экзогамных половин. Иногда весь комплекс церемоний представляет собой чередование «веселых» и «серьезных» обрядов—так, в инициационном комплексе Пундж у племени муринбата веселые обряды тьирмумук, во время которых аборигены искренне веселятся, хватают друг друга за гениталии и вообще могут позволить себе любую дерзкую шутку, перемежаются с торжественными церемониями, ввергающими инициируемых в состояние смертельного страха. И каждый раз «атмосфера страха и тайны уступает место веселью» [488(1), 112, 114; ср. 392, 297]. В Западном Арнемленде веселый мирской праздник Дьямалак также часто служит чем-то вроде развлечения, эмоционального выхода в промежутках между священными церемониями. Самое удобное время его проведения—те же церемониальные массовые сборища [189, 142—6], т. е. веселые и торжественные обряды могут перемежаться не только в пределах одной церемонии, но и составлять чередующиеся ряды праздников. Рассматриваемый же праздник огня у варрамунга представляет собой обратную картину: в веселую в целом церемонию как бы вкраплены торжественные моменты. Спенсер и Гиллен не оговаривают особо, кто именно является объектом шуток во время вонгана, церемониальный ли это шуточный поединок между людьми Кингилли и Улууру или просто бурный веселый обряд, снимающий все этические запреты. В пользу второй возможности косвенно говорит то, что во время всеобщего веселья молодежь выхватывает у старших пищу и убегает—неслыханная вещь в повседневной жизни независимо от фратриальной принадлежности пострадавшего. В своем классическом описании этого праздника Спенсер и Гиллен почти не разбирают, какое место занимает каждый участник праздника в социальной структуре коллектива. Они ограничиваются только замечаниями насчет сложных взаимообязанностей половин, причем авторы особо отмечают, что порой брачные классы произвольно смешаны. В финальном же обряде после церемониального боя с горящими факелами двое людей, между которыми ранее произошла серьезная ссора, вновь становятся друзьями. Однако несколько иначе описывает более поздний вариант праздника огня Н. Питерсон [431], которого в первую очередь интересуют именно структурные особенности праздника- Питерсон обнаружил сложную налаженную систему взаимодействий между «субсекциями», на которые делится племя иальбири, причем между «владельцами» (кира) каждой церемонии огня и «работниками» (кулунгулу) — противоположной паТрилинейной половиной коллекти- иа имеется существенная асимметричность. Эта асимметричность вызвана, по мнению автора, наложением особых брачно-обменных функций матрилинейных половин на указанное патрилинейное деление («владельцы»—«работники»). Питерсон отметил более строгие структурные закономерности праздника—например, по его схеме состав участников в финальном обряде таков, что далеко не все люди, бывшие недавно в ссоре, имеют возможность встретиться лицом к лицу в этой последней примиряющей драке [431, 211]. Поэтому испитую причину церемонии Питерсон видит в выходе агрессивных чувств матрилинейных родственников, «мстящих» «владельцам» за игнорирование теми гипотетического брачного обмена племянницами [431, 213]—т. е. объяснение его носит типично психоаналитический характер.

Отметим, что сама идея ритуала как повода и средства для выхода того или иного вида накопившейся психической энергии не является чисто умозрительной, а отражает реальные психофизиологические особенности человека. Не следует только абсолютизировать это положение. В рассматриваемом празднике, возможно, такой выход энергии непосредственно можно проследить в нападении на лагерь женщин—у варрамунга в этом обряде участвуют люди из обеих половин коллектива [482, 386], а у вальбири—только «работники» [431, 206]. Учитывая, что праздник по своей символике (как мы увидим во II главе) оргиастиче- ский, но на деле между женщинами и мужчинами строго соблюдается дистанция, можно предположить, что в этом наполовину серьезном, наполовину веселом нападении получает какой-то выход сдерживаемая сексуальная энергия, которая в первоначальном варианте праздника, возможно, реализовалась более естественным путем. В этом плане закидывание женщин кусочками коры можно соотнести с бытующим кое-где «обычаем» закидывания снежками всех женщин, встретившихся в день первого снега—характерно, что это наблюдается в тех местах, где в повседневной жизни взаимоотношения между полами сравнительно сдержанны (ввиду известных предрассудков, отголосков адата и т. п.).

Любопытно, что немного далее (видимо, чувствуя некоторую искусственность своих построений) Питер- сон все же признает, что связь церемонии с конфликтами из-за женщин непосредственно не видна, но тут же добавляет (с отсылкой к работам Малиновского, Меггита, Хайята и др. [369; 392; 292; 288]), что все равно большинство драк и ссор в аборигенном обществе происходит из-за женщин [431, 213—4].

Из одного только описания Питерсона трудно было бы увидеть в празднике огня черты веселого массового праздника, тем более что автор не упоминает об обычаях типа вонгана, и вообще его, видимо, мало интересует атмосфера праздника. Спенсеру и Гиллену, напротив, удалось живо передать дух праздника, иногда они даже не находят слов, чтобы передать бурный и красочный характер церемоний [482, 391]. Заметим, что мы сравниваем описания праздника огня у варрамунга и вальбири с целью сопоставления некоторых сторон, связанных с атмосферой обоих праздников, а не с целью установления структурных соответствий между ними или же генетической связи. Все же с большой вероятностью можно предполагать, что оба праздника имеют общее происхождение (ср. наряду с целым рядом совпадений и соответствий также и названия праздников: Дьяриванба (=Тадуван) и Нгадья- гула ( = Натагура) при позднем происхождении третьей церемонии (Булуванди) у вальбири [431, 201]). Может быть, в прошлом оба праздника имели еще больше сходных черт и за эти пятьдесят с лишним лет праздник у вальбири утерял изрядную долю своей веселости - Возможно, что этому способствовало дальнейшее усложнение роли субсекций, которые, как утверждает М. Меггит, появились у вальбири лишь примерно сто лет назад [392, 168—9; ср. 487]. Всякая строгая организация праздника, всякое ограничение свободы действия его участников не могут не повлиять и на общий дух праздника.

Еще одной исключительной стороной праздника огня является то, что он никак не связывается со Временем Сновидений, тогда как практически все остальные церемонии являются драматическим воссозданием мифического прошлого. С этим праздником тоже свя- шны особые мифы, но в них церемония огня уже существует, какой-либо великий предок не вводит ее, л обычно только наблюдает, как люди совершают ее 1431, 202] . Старики просто рассказывают, что эти обряды исполняли еще их предки, чтобы положить конец старым ссорам и вызвать у людей хорошее расположение друг к другу. Не надо забывать, однако, что «аборигены не регистрируют исторических событий в необратимом хронологическом порядке. Перемены и нововведения, которые незаметно, но постоянно вносили изменения в их жизнь, проецировались в мифическую эру, т. е. становились частью священной истории племени» [231, 191]. Во время церемонии исполняются песни, в которых поется о том, как этот праздник пришел к ним с северо-востока. Но повторяем, здесь нас больше интересует не то, откуда пришел этот праздник, а то, как он исполняется.

Мы не будем обсуждать здесь вопроса, насколько древним может оказаться туземное толкование, да и сама финальная церемония огня, и вообще насколько древни альтруистические склонности человека . Ясно одно: праздник огня у варрамунга сохранил в себе множество архаических элементов, вся группа—даже женщины и дети—уже буквально, а не косвенным образом участвует в нем. Это истинно веселый праздник, и даже магическая его цель толкуется в том же русле. Таким образом, под архаическим признаком неторжественности праздника можно видеть еще более древний признак—его веселость. Так под сложными торжественными церемониями вдруг проступает веселый народный праздник.