трагедии белорусской деревни Хатынь, сожженной фашистами. Сейчас там воздвигнута огромная могильная плита

  

Вся библиотека >>>

Содержание >>>

 

 

Архивы. Периодические издания – журналы, брошюры, сборники статей

Журнал Здоровье


1985/1

 

К 40-летию Победы

 

 

Н. А. МОРОЗ, заслуженный врач БССР

 

 

Всем, конечно, известно о трагедии белорусской деревни Хатынь, сожженной фашистами. Сейчас там воздвигнута огромная могильная плита из черного гранита, напоминающая рухнувшую крышу сарая, в котором сгорели 154 человека. А на месте их сожженных домов стоят бетонные венцы с обелисками, похожими на обгоревшие печные трубы. И на каждом — колокол-набат...

Набаты Хатынского мемориала будят память не только об этой деревне. Ее судьбу разделило множество белорусских деревень, в том числе и Большие Пруссы, где я родился и вырос.

До войны эта деревня не только в Копыльском, но и в соседних районах Минской области была известна прежде всего богатым колхозом «КИМ», которым с 1929 года руководила потомственная крестьянка Морозиха: так почтительно звали люди мою мать, Серафиму Игнатьевну Мороз. Мне и сейчас трудно себе представить, как она управлялась с большим по тем временам коллективным хозяйством (в деревне насчитывалось более 120 дворов) и нашим семейством, в котором было 8 душ, в том числе шестеро детей.

Но оказалось, что мать способна на большее. Когда деревня была оккупирована фашистами, она создала и возглавила подпольную группу, начавшую борьбу с врагом. Гитлеровцы напали на спед подпольщиков, и 4 октября 1941 года нашу мать и еще одного коммуниста схватили и увезли в минскую тюрьму, где после жестоких истязаний казнили.

А потом фашистские каратели привели в исполнение и смертный приговор деревне. От мучительной гибели в огне спаслись только те, кто успел уйти к партизанам или укрыться в соседних деревнях.

Партизанами стали мой отец, Александр Фомич, я, сестры Лина, Женя, Ольга и даже самый младший брат—14-летний Олесь. Непомерное наше горе, боль и тревога за родную землю переплавились в ненависть к врагу, в стремление бороться, выстоять, победить!

Как и все партизаны, я участвовал в рейдах, разведках, уничтожении вражеских гарнизонов. Но была у меня и другая обязанность. Перед войной я учился в Минском медицинском институте, в июне 1941 года отлично сдал экзамены за третий курс. А теперь моими экзаменаторами стали раненые партизаны...

Запомнилось первое боевое крещение у деревни Шостаки. До нас дошли сведения, что гитлеровцы собираются ее уничтожить. И вот в глухом лесном урочище партизаны встретили отряд карателей. До Шостак ни один из них не дошел. А когда закончился бой, я тут же в лесу впервые наложил повязку...

Отстояли мы и деревню Раевка — не дали фашистам угнать в неволю молодых мужчин и женщин, забрать колхозный скот. Но этот успех стоил немалых жертв: шестеро партизан пали в бою, семеро были тяжело ранены, и я изо всех сил старался их спасти...

Представляете ли вы себе, как сложно было оказывать медицинскую помощь? Мы передвигались с места на место и раненых возили с собой по тряским лесным дорогам. Не хватало самых необходимых лекарств, перевязочных средств. Это позже нам стали сбрасывать медицинское оснащение на парашютах, а пока приходилось рассчитывать на собственные ресурсы.

Готовили настои и отвары целебных трав. Вату и марлю заменяли сухим мхом, обши тым льняной тканью. Ткань просили у сельчан  и никогда не слышали отказа. Люди делились поистине последней рубашкой!

Лекарства партизаны добывали и в бою: это были трофеи, ценимые не меньше, чем оружие и боеприпасы. Их приобретение входило и в задачу наших связных в городах и крупных населенных пунктах.

Однажды разведчики узнали, что у одного сельского фельдшера есть стрептоцид и другие медикаменты. Меня познакомили с ним, и он передал нам немало лекарств. Казалось бы, просто. А ведь человек рисковал жизнью! За связь с партизанами фашисты предавали казни каждого, не щадя ни женщин, ни стариков, ни детей.

Как далекий сон, вспоминались мне палаты, кабинеты, операционные минской клиники. Я оказывал помощь раненым то под открытым небом, то в деревенском сарае, то в только что отвоеванном у фашистов бункере. Однажды пришлось укрыться с ранеными на сельском кладбище. Осторожно развели костер, кипятили на нем воду, фильтровали ее через бумагу, чтобы приготовить дезинфицирующие растворы.

Но ширилось партизанское движение, крепла и партизанская- медицина. У меня появились помощницы — медицинские сестры Надежда Яковлевна Кияковская и Александра Ивановна Савицкая,—-тогда просто Надя и Шура. Они вместе с отрядом ходили на ответственные задания, выносили с поля боя раненых, выхаживали их.

К 1942 году вся территория Копыльского района, кроме самого города Копыля, контролировалась партизанами.

В труднодоступной лесной деревеньке Лавы удалось создать даже партизанский госпиталь. Здесь работали опытные специалисты: доцент Минского медицинского института Нина Александровна Журавская, врачи Елизавета Альбертовна Рогатинская-Кругликова, Михаил Моисеевич Герасименко; был и штат медицинских сестер, санитарок.

С появлением госпиталя нам, медикам, входившим в состав партизанских отрядов, стало легче: тяжело раненных и больных мы отправляли туда. Некоторых удавалось эвакуировать самолетами на Большую землю.

Как зеницу ока берегли мы госпиталь. В деревнях и селах, окружающих Лаву, день и ночь несли сторожевую службу партизанские посты, боевые охранения и засады. Случалось и мне стоять на посту.

О существовании госпиталя узнали фашисты. И вот 3 декабря 1942 года разыгрался известный в летописях партизанского движения Лавский бой. Спасая раненых, взвод партизан под командованием моего земляка Викентия Дроздовича в течение четырех часов отбил восемь вражеских атак. Все бойцы этого взвода погибли, но карателей к госпиталю не подпустили. Время было выиграно, штаб партизанской бригады и госпиталь успели передислоцироваться.

Дроздовичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А там, где был Лавский. бой, встречаются теперь бывшие партизаны и фронтовики. Й звучит сложенная в ту пору песня о том. как «засвистели пули, завизжали, дрогнула от взрывов вся земля:..».

Не последним был.для нас Лавский бой...

16 июня 1944 года, когда в освобожденном Минске состоялся знаменитый парад белорусских партизан, наша бригада еще сражалась в тылу врага на Белосточмне. Через два дня мы соединились с воинами 2-го Белорусского фронта...

Вскоре после соединения с Советской Армией меня вызвали в Минск, в штаб партизанского движения и спросили, не хочу ли я продолжить учебу в медицинском институте. Я, конечно, хотел. Партизанские годы заставили по-настоящему почувствовать высокую ответственность за доверенные тебе жизни.

И вот я снова на студенческой скамье.

В 1946 году получил врачебный диплом и назначение в Горецкую районную больницу Могилевской области. Моя мать очень хотела, чтобы я стал сельским доктором. Вот я и выполнил ее наказ...

Сейчас уже 32-й год возглавляю больницу в Молодечно и работаю хирургом. Сделал более 8 тысяч операций. Но никогда не забываю тех самых первых своих пациентов. И как радостно получать от них весточки, знать, что они живут, работают. Преподает биологию в Раевской сельской школе Л. А. Козлов, тот самый, которого я перевязывал в фашистском бункере. Зоотехником стал Пуцейко:—его с наложенной на раздробленное колено шиной мы возили с собой, пока не смог он снова воевать. А совсем тогда молодой партизан Миша, которому после боя у деревни Кривошеино я еще не очень тогда умелыми руками наложил на израненное лицо 40 швов, до самого недавнего времени работал трактористом...

Сегодняшние дела и заботы поглощают меня без остатка. Но в разгаре трудового дня, в минуту покоя или радости вдруг пронзит острая боль за тех, кого не удалось спасти, кто пал в боях, сраженный фашистской пулей.

Нет, не уходит от меня партизанская юность, не забылись те огненные дни и ночи! Они будут жить в памяти до тех пор, пока мы живы. Они должны жить и в памяти наших внуков и правнуков. Чтобы знали, какой ценой досталась Победа, чтобы берегли мир

 

 <<< Медицина и здоровье    Следующая страница >>>