Журнал «Твоё здоровье»

Издательство Знание 2/1997

 (Опыт биопсихосоциального обозрения)

В предыдущем выпуске (№ 1/97) «Твое здоровье» в статье «Размышления о девственности» (см. с.73) мы вплотную подошли к вопросу о смысле половых отношений и связи сексуального благополучия со здоровьем человека. Продолжая начатый разговор, так или иначе невозможно обойти молчанием однополые сексуальные отношения между людьми.

Другими словами, разобравшись в «человеке бесполом», каковым по существу своему и является девственник, ведущий одинокую или не собственно парную (когда оба супруга — девственники) жизнь, мы обратимся теперь к «человеку гомосексуальному» (будь то мужчина или женщина), живущему однополой сексуальной жизнью, естественно, не повторяя всего того, что в избытке публикуется теперь в печати и распространяется в средствах массовой информации.

Между тем главнейшее последствие объединяет эти два случая — два таких разных проявления Человека разумного: отсутствие потомства в силу невозможности или отказа от, попросту говоря, размножения, т.е. воспроизводства себе подобных. Этим обстоятельством и продиктован взгляд на явление гомосексуальности в нашей публикации, основанной на материале работы русского философа Василия Васильевича Розанова (Люди лунного света. Метафизика христианства. 2-е издание.— СПб., 1913).

Каковы же биологические, психические и социальные основания и последствия гомосексуальности? Как она сказывается на здоровье и благополучии человека?

Чтобы попытаться ответить на эти и другие возникающие вопросы, мы не случайно обратились к наблюдениям В.Розанова, относящимся еще к началу нынешнего века. Как выясняется, российская почва психологического и социального поведения людей накладывает свой неповторимый отпечаток, а в нынешнее время, когда менталитет и культура россиянина все в большей мере возрождают традиционное в своем проявлении, особый интерес представляют материалы наблюдений, отвечающие этой тенденции.

Не будет излишним, если я здесь приложу несколько ставших мне известными фактов свое-полого (гомосексуального. — Прим. ред.) влечения, пишет В.Розанов и продолжает:

«На первое место я постйвлю тетрадку «Воспоминаний одного послушника N-ского монастыря», которые были написаны им по желанию духовника, по-видимому, дивившегося неведомому для него явлению и пожелавшего его точнее узнать.

Написана тетрадь безграмотно, и я, насколько возможно, сохраняю в печати эти следы безграмотности. Они важны как яркое опровержение распространенной мысли, будто влечение это возникает как плод половой пресыщенности или еще — богатой пресыщенности; будто содомия (в данном случае однополое сожительство. — Прим. ред.) есть извращенное удовольствие, появившееся у людей в конце испытания ими всех нормальных удовольствий.

Это интеллигентное, литературное и даже ученое «с жиру бесятся» — совершенно падает в прах при чтении смиренного и слезного исповедания юноши. Далее, возраст его, совершенно цветущий, испепеливает гипотезу Шопенгауэра, будто она (содомия. — Прим. ред.) присуща «старичкам». И, наконец, в изложении важна следующая подробность: нормальное совокупление (т.е. с противоположным полом) имеет силу отклонять человека от ненормальности, ослаблять врожденный порок (с нашей точки зрения) и, вообще, coitus cum femina est semper remedium contra sodomiam viri.

Ясно, какой это могучий рычаг в руках медика и психолога, какая это, с другой стороны, опорная точка для новых исканий в области этого важного явления. Но умный читатель сам извлечет все, что нужно, из этих записок, попавших (через два года по написании) в мои руки, к сожалению, в недостаточно полном виде».

ИСПОВЕДЬ СОДОМИТА

«Батюшка! Ведь не легко же мне открыть то, чего и подумать ужасно. Вечером я услышал, что у Вас Всенощная и певчие посторонние. Я поспешил, только больше не для молитвы, а послушать певчих. (Художественный вкус, решительно всегда замечаемый у людей «закругленной (полнополость, содомия) природы» — Прим. В.Р.).

Когда я стоял и смотрел мне прямо представилось: все смело стоят в храме, а я только один как Каин трясущийся, и я порешил скорее идти и показать Вам то, что у меня вот написано.

Когда вышел из церкви и шел домой, душа моя стала тужить и скорбеть так, как я никогда еще не чувствовал. Когда подходил к башне, в которой живу (монастырская башня. — Прим. В.Р.), то глаза мои были полны слез, и мне хотелось плакать, и душа прямо говорила: «Плачь! Плачь!» А о чем — и сам не знаю, и не к Богу мои слезы относились. Только хорошо помню, что душа моя так скорбела, как никогда.

Уже поздно вечером, часов в 11, мне чувства сказали: о том плакала и изнывала душа, что образ Божий потеряла, исказила все. Очень грустно кончаю вечер».

Комментарий

Слог этот, стиль хорошо показывает обычное настроение содомита, далекое от «веселящегося» и «сытого собою», от «праздного» и «балующегося» {вульгарное о них представление самцов и самок). Напротив, настроение постоянно грустное, жалующееся, покаянное; склонное к слезам, женское (женщины ведь чаще мужчин плачут). Вообще в настроении чрезвычайно много типичного, что нам хорошо известно из больших книг в кожаных переплетах с медными застежками. Будьте уверены, ни одной строки таким слогом не скажет мясной торговец, лобазник, господин приказчик, бравый унтер или офицер, помещик. Это — слог врожденного монаха...

Затем {за запиской священнику. — Прим. ред.) в дневнике содомита следует «исповедание» — рассказ о своей жизни на 6 страничках. Первые две странички имеют срезанный правый край, и я их восстанавливаю кое-как (т.е. в изложении, с цитатами из сохранившегося. — Прим. ред.). Затем — дневник в целости. Особо важные места я буду подчеркивать, пишет В.Розанов.

ЧАСТЬ   I

Пересказ восстановленной части Дневник».

«Вот жизнь моя, которою загубил себя» (пишет содомит в своем дневнике-исповеди. — Прим. ред.).

Он встретил «13 или 14-ти лет парня, который научил» его взаимному рукоблудию. Ему он и начал предаваться, иногда по нескольку раз в день. «Никуда я не ходил, женщины меня не влекли совершенно». В таком положении «доживаю до 19-ти лет.

Еду потом в Питер, поступаю на место; к женщинам такое отвращение, что и подтащить трудно».

Он много сокрушался над собою, «видя, что погубил не только свою душу, но и тело, а остановиться — нет сил. Но еще ужаснее — новую пропасть» увидел над своею головою:

«Одно время захожу я в часовню, которая находилась недалеко от того места, где я служил. Вслед за мною туда же вошел человек, по-видимому, торговец. И говорит что-то, чего я сейчас хорошо не помню; только помню, что и самые слова, которые он мне сказал, были для меня непонятны. А одно знаю, что решительно я как будто притягиваюсь к нему невидимою силою».

(Поразительно! Вот где центр дела! Но и в нормальных половых отношениях мы никогда не должны опускать из виду этой великолепно сказанной формулы: «притягиваемся к другому полу будто невидимою силою»! — Прим. В.Р.)

И далее:

«Выхожу на улицу, и идем вместе. Он говорит мне опять что-то, что я понял, как предложение рукоблудия. Тут мы зашли в уединенное место»... (Оторван кусок рукописи).

Сохранившееся начало Дневника

«Долго этого отыскивать не пришлось. Попадается человек, который с удовольствием выдает себя мне за женщину; и я делаюсь, как я потом это название узнал, прямым п... {педерастом. — Прим. ред.). С этого времени я стал реже предаваться рукоблудию: только тогда, когда не удавалось выполнить последнего — actum sodomiae {т.е. полового акта, гомосексуального. — Прим. ред.).

И стремления стали к тому. Я еще пропустил Вам сказать, что тот человек стал желать, чтобы и я ему заменил тоже женщину, отчего я отказался и никогда этого потом не делал, ибо чувствовал к тому отвращение.

(Следовательно, неправильно заявление Крафф-Эбинга и других физиологов, будто подобные люди меняют пассивное на активное положение, и наоборот. Может быть, у некоторой группы это и есть, но несомненно есть группы с влечением только к одному пассивному положению и только к одному активному. — Прим. В.Р.).

Так и продолжалось до самого призыва (т.е. в военную службу. — Прим. В.Р.). Т.е. всю жизнь таким образом. Ох, еще не знаю, утаить ли. Ведь я хочу все открыть, а очень страшно.

Находились, только очень редко (именно раза 3 или 4, не более), такие люди, которые брали meum phallum in orem {буквально «мой пенис орально». — Прим. ред.), и я этого не устрашился. (Несколько случаев этого напечатаны в книгах Крафф-Эбинга. — Прим. В.Р.). Ужасно. Я не знаю, как переживал то время.

Я сознавал, что мне грозит казнь Содома. Но так страсти мои поднялись, что я не мог держаться. И чуть сам себя не лишил жизни.

И эта страсть так развилась, что на женщин не восставала страсть, а на virum, и в каком же виде: проще сказать, in phallum, или при воспоминании о нем. Я задался целью во что бы то ни стало, но освободиться от этого, и подумал, ради страха, в монастырь уйти.

Нет, еще ожидает гибель! Приехал домой, о, Господи, пощади, совершаю coit. cum animali в полном виде {половой акт с животным. — Прим. ред.), чего и раньше пытался сделать. Этого мало: пытаюсь совершить, хотя слава Богу не пришлось, а старания мои были, — ас. sodomic. {содоми-ческий акт. — Прим. ред.) над кем? — племянником. Да и крестник он мне, которому было пять лет.

Кто же я есть и что же мне делать? Это происходило за несколько недель, за 3 или за 4, до отъезда в монастырь в 1906 году. Прямо, сын погибаемый; за что земля носила.

Поступаю в монастырь. Долго держался, т.е. несколько месяцев. Неожиданно попадается человек, который из числа {содомитов. — Прим. ред.) как и я. Совершаю то, что в Питере. Вот где отчаяние. От чего бежал, от того не могу нигде укрыться; но в монастыре только гораздо реже; и онанировал — то же самое, только реже; живу так же.

В конце восьмого года еду к старцу Алексею, исповедую грехи. Тот удивленно смотрит на меня и просил не повторять; дал легкую эпитемью.

(Это интересно сопоставить с тяжелыми эпитемиями, тянувшимися от 2-х до 7-ми лет, налагаемыми на разводящихся супругов, по вине нормального совокупления не с женою или не с мужем. Утяжеление эпи-темий в этом случае есть выражение общих антипатий к мужьям и женам, к браку вообще, идущих параллельно легкому и извиняющему отношению ко всем вообще половым аномалиям. — Прим. В.Р.).

Два года, правда, провел, и только разов не более 6-ти за весь год совершил рукоблудие. Но боролся против того, к чему мои страсти были направлены, как я рассказал выше, и, может, еще потому, что не было человека (партнера. — Прим. ред.).

Я думаю (сам с собою) — во что бы то ни стало, а надо испытать женщин чтобы бороться (т.е. в монастыре. — Прим. В.Р.), это хотя против естества, а не против этого. В последней половине текущего, т.е. 1909-го года, совершаю сношение с женщиною.

Я думал, что не способен буду; нет, все как следует совершил. И тут же почувствовал отклонение от первого, т.е. от sodomiae (гомосексуального, содомического. — Прим. ред.). Это раза три в том году было мною совершено. Я почувствовал небольшое влечение к женщинам, и вот и в этом году тоже совершил; и одна женщина недалеко от меня находится, т.е. я ее могу видеть. Я знаю, что это не хорошо, но, думаю, она мне необходима как ради избавления и исправления моего искажения.

Теперь я уже того не испытываю, что раньше; не имею ad viros желания, а более ad feminam склонности имею; но хотел бы исправиться совершенно. Кажется мне, что от этого не далеко. Вот теперь что мне желается: как бы примирить совесть с Богом, и также поправить здоровье — очень я его утратил».

ЧАСТЬ   II

«21-го января 1910 года. Цель моя состоит в том, чтобы очистить себя от мерзких богопротивных дел. Грешить — грешу так, как мало кто; молиться — молюсь очень мало; а в монастырь пришел, то отчего бы не молиться больше, разве кто может воспретить.

Нет, этого не хочу, а богопротивное продолжаю; вот и скорблю душою, хотя без сомнения уверен, такою скорбью бесов только радую и гнев Божий на себя подвигаю.

«Две мысли: одна говорит — «делай то», а другая — «делай то». Вот и происходит неурядица душевная. На чем остановиться, на какой мысли, каком чувстве и желании? Говорят — «на той, которая не противна воли Божией». А, — нет, отчего и сам не знаю, но большею частью останавливаешься на греховной мысли; а если не остановишься, то она все таки давит, не дает свободно работать мысли над делом. Вот и скорблю душою».

«22 января. Смотрю на себя, да и думаю: «довел себя до того, что тело так ослабло; почти неспособно стало ни к чему хорошему». А когда вспоминаю, что мне всего 24 года, то невольно приходится сказать себе — что же будет далее? Опять болит душа,  а все бесполезно».

«23-го января. Сегодня я был назначен в дом странно-питательных петь молебен; там священник сказал речь, а затем показывали (туманные? — Прим. В.Р.) картины о воспоминании Смутного времени. С каким же я настроением вышел оттуда: душа настолько была печальна, что не могу выразить. Я чувствовал себя жалким, несчастным человеком. Смотрю на людей, живущих в миру, — они пользуются миром разумно; они, бывает, иногда, прямо забывают про худое, греховное, что Богу противно, а я?

Я пришел в монастырь, и мой ум, моя голова всегда занята одною думою, этим несчастным моим грехом; а если и хочу когда-либо подвигнуть себя на доброе — воли нет. Голова ли к ученью неспособна, не смотря на то, что ученье у меня (т.е. «на мою оценку». — Прим. В.Р.) не заменимо на свете ничем.

И вот терзаюсь душою. Да как же не терзаться: то, что дорого — того не делаю; а то, что вредно, не то что только для души, но и для тела — то делаю. Вот и скорблю душою; не знаю, как поступить».

 «24-го января. Очень, очень хотел бы быть я ученым (я не говорю про высшее учение). Я ограничился бы учением таким, если бы мне постигнуть столько науки, сколько требуется для сельского учителя.

Я уверил себя: тогда бы конец скорбям моим. Я не пошел бы на то место, где мне предложили бы 50 или 70 руб., а с душевною радостью пошел бы учителем и на 20 руб. А монастырскую жизнь оставил бы; потекла бы милая и желанная для меня жизнь.

Но беден и несчастен я, не придет такое время».

«26-е января. Сегодня я вышел за монастырские ворота. Навстречу попались два седые от старости старика. Завидя меня, они начали величать меня «батюшка, — такой-этакий,— подай на пропитание». Вздрогнуло мое сердце: «за что же такого молокососа, как меня, за убогую помощь, за одну копейку так величают? Знать она для них так дорога».

Долго не мог я забыть этих стариков. И после этого я такую почувствовал легкость, радость сердечную. Но, о горе, скоро это исчезло, и опять противная вялость, уныние, скорбь. Отчего это, не могу и порешить сам с собою. Опять наполняется душа разною пошлостью, скверностью. Ужасно. Что же сделать, когда такие противные гости носятся в голове».

«27-е января. Ну, как же тут жить, как довольному быть? Как добрые люди живут! Сегодня не знаю, как переживаю день. Прошедшею ночью я спал более семи часов, и еще днем час спал. Вечером посмотрел, сколько учебных книг: а я ни одной не брал в руки, а если и брал, то не надолго. И других книг читать — тоже не читал. Вот и не знаю, что происходит.

Себя понять не могу. Кажется, совершенно лениться, не расположен к делу; точно какая-то слабость или просто привычка к лени; не знаю. А как посмотрю, — зима проходит, а я ничего себя не подвинул относительно ученья: ни — русский язык, ни — Закон Божий, ни — арифметика. А как нужны-то они мне. Вот несчастье, — какой я вялый; а время, время золотое, 25 лет. Что же будет далее? Ужасно.

Не знаю, что такое: успокоюсь мыслью, не расстраиваюсь греховными мыслями, — и так легко бывает, прямо — свет вижу; а как только явилась причина, греховный помысел — все пропало; хотя бы впереди и ожидаю очень дурное — все равно. Ну, вот приходит то время, и если грех совершен — страх, тоска и терзание души; а желал бы я быть мужественным.

А если не совершаю греха — еще хуже: я мысленно отдаюсь ему. Вот считаю себя несчастным, что слаб против всего худого. Не могу держаться».

Жить в монастыре тоже страшно: разве приятно Богу? Тогда выходит так, что большую часть, и почти совсем, жить в монастыре ради тела или материальности.

Вот почему я и задался целью, если бы Господь благословил, — кончить экзамен на учителя. А потому именно на учителя, что я науку, в особенности Богословие, очень полюбил. Если бы и более чему мог научиться, то все равно никуда больше не поступлю, как только учителем.

Потому я мог бы, мне кажется, лучше исправлять душу (ученическую? свою? — Прим. В.Р.). И больше не для своего благополучия, а для того, что с учителя не требует Бог то, что с монаха. Я тогда готов терпеть все скорби, а душу исправлять мне необходимо: она у меня особенная от других; такую душу как моя немногие, очень немногие имеют, — от искреннего сердца говорю.

(Вот самоощущение! Не тот, как у других пол — и совсем иная, нежели у прочих людей, душа. Иное осязание, иной глаз, рукопожатие, ход мыслей, идеалы, все. — Прим. В.Р.).

Ох, про свою душу, — про те дела, которые я совершал, — боюсь, вспомнить страшно. О, Господи! За грехи ли, не знаю, попущение ли — тоже не знаю: только знаю одно, как я жив и живу на свете, как не поглотит меня земля. Разве я ищу какой-либо особенной жизни, или святости? Нет, мне не до этого.

А про монашескую жизнь — это, правда, думаю, что тогда буду только прогаевлять Бога, а не очищать душу, — т.е. если сделался монахом не исполняя Устава. Разве я могу описать то, что делается в моей душе сейчас, когда я все вспомнил, что было так еще недавно».

«30-е января. Сейчас я очень трогательно задумался над собою, потому настает время такое для меня ужасное: раскрывается та змея, которая жалит меня. День провел неблагоприятно: невольные какие-то желания блудные, — страсти какие-то, и для самого непонятные. Но мысли давили — и на женщин и на мужчин. Представлялись только не в том виде, чтобы в усладительном.

И такие, правда, пробегали мысли, но я не придаю им значения, и они скоро уходят. Сейчас мысли на мужчин являются, но только такие: «почему я не такой, как тот».И тут же сердце защемит. Отвечаю сам себе: «потому, что утратил свою и молодость, и красоту; и — потому еще, что те люди молодые, сильные, красивые, а я — как тряпка».

А кто виноват? Сам себя чуть с ума не свел; да и не остановлюсь (в «грехе»? — Прим. В.Р.) никак».

«31-е января. Сегодня день для меня желанный, которого я давно ждал. Очень рад, что дождался такого дня. Если бы этого не дождался, то другой бы был для моей жизни важный день.

Живя в Питере, было две цели: оставить такой гадкий образ жизни непременно. Чем больше я им увлекался, тем сильнее я им отчаивался. Я себе назначил два исхода: или открыть свою душу так, как Вам; и — думал, что найду себе в этом утешение. Но не допускал до этого страх и стыд, и, еще самое главное, не находил такого человека. Духовнику я говорил, а он меня исповедовал, налагая нетяжелые эпитемьи, — и я уходил от него и больше не видел. Зато я с удовольствием буду теперь целовать не руки только Ваши, а то место, где стояли ноги Ваши.

Особенного сегодня не замечаю возбуждения. Есть, но не основательные: смотря на мужчин, отражается старое; но больше побеждает склонность к женщинам, — и чувства и желания».

«1-го февраля. Сегодня день провел благополучно. Возбуждения — на стороне женщин; а первое возбуждение (гомосексуальное. — Прим. ред.), которое Вам известно, мне подчинилось почти совершенно: только проносится в мыслях. Но я оставляю их без внимания, а новая (т.е. мысль о женщинах? — Прим. В.Р.) заменяет ее.

Кружение в голове, вероятно от расстройства. Был сегодня у Вас, и не знаю, как подходил к Академии. Доброго ничего не могу заметить душой, потому она занята одною мыслью: как открыть Вам все.

Батюшка! Не знаю, что со мною происходит: я боюсь, и страшусь, и стыжусь об открытии сего Вам. Сегодня не замечаю особенного ничего; душою также отравлен; с нетерпением жду, какую резолюцию наложите. Я теперь весь отдался Вам, а вот сегодня чувствую себя очень нехорошо: такой праздник, а я имел случай и не удержался, совершил грех с женщиной.

Утешаюсь только тем, что я делал это для того, чтобы окончательно забыть первое (гомосексуальное влечение. — Прим. ред.)».

«2-е января 1911г. Сегодня я был у одного послушника и увидел у него книгу о покаянии, составленную Дьяченкою. Я с удовольствием прочитал ее, и она успокоила меня, указав, что необходимо открыть свою душу. Теперь я еще решительнее приступаю к этому. Особенного (чего-либо в душе. — Прим. В.Р.) не имею. Одна мысль, что как я должен буду вести себя по совету Вашему, т.е. какой будет Ваш совет.

3-е февраля. С утра до самого вечера день шел обычным порядком. Пробегали всякие мысли, только ни одна не могла занять меня. Это я замечаю потому, что я занят тою мыслью, что вот скоро новое для меня совершится в это лето. Вот и занят я тем».

ОБСУЖДЕНИЕ

НЕВОЛЬНОСТЬ И НЕВИННОСТЬ

Здесь есть что отметить медику, юристу и даже моралисту, комментирует исповедь содомита В.Розанов. Потеряна ли личность в человеке, совесть? Исправим ли он?

Странно и спрашивать: он только об исправлении и думает, сюда — вся его воля, помыслы. Но если он не может одолеть себя, то явно можно лишь только помогать ему. Ибо всякий crimen есть crimen злой воли, без злой воли нет преступления.

Можно было бы поднять «задним числом» один большой, даже огромный судебный процесс, притянув к ответу медиков, как и юристов — еословно, профессионально, научно: неужели же им не попадались признания, рассказы, исповедания, аналогичные этому?

Неужели можно поверить, что я, никогда не занимавшийся этим предметом, и обративший в исторических целях внимание на него всего года три, лет семь назад, пишет В.Розанов далее, узнал в самом деле что-то новое сравнительно с медиками и юристами, которые по этой части «огонь и медные трубы прошли»?!! Конечно — нет!!!

Но у меня открылось ухо; а у них ухо было закрыто, и они просто жевали жалованье, слушали рассказы и дремали, видели факты — и спали. И повинны в великом уголовном преступлении, что тысячи людей в Германии, Франции, везде были посланы в каторгу, в Сибирь, в тюрьму...

Каких людей? Да вот как этот рассказчик, с его порывом к свету, к ученью, к доброму наставлению чужой души, с плачем о себе, со всеми великими и редкими добродетелями скромности и самоосуждения!

Выбросьте обнаруженный факт или как-нибудь его сокройте, и перед вами стоит образцовый человек! Ибо так ли ведут свою жизнь, об этом ли думают и заботятся «самоуверенные молодые люди», проводящие дни в ресторанах и соблазнении девушек-прислуг без всякого о том «покаяния»?

Здесь — все цело, весь человек — полон: душа, совесть, сердце, ум. Не забудьте, что это  еле-грамотный,  но постоянная его мысль — о книгах! Исповедание необыкновенно важно потому, что здесь мы имеем «своею рукою написанный» полный портрет содомита, — абсолютно не сходный с тем, как это предполагалось; портрет вместе с тем неподдельный, подлинный и вместе документальный (как бы у нотариуса засвидетельствованный) и с которым ничего не может поделать «наука».

Все эти «размышления» патологов, клиницистов, «психиатров» (!!) якобы о «больных» своих «пациентах» падают в прах, ибо им говорят: «вы не понимаете пола — и отсюда не понимаете вообще половых явлений, не только анормальных, но и совершенно нормальных».

СОВОКУПЛЕНИЕ КАК «ПРИВИВКА»

Выражение исповедующегося — «пробегают мысли», «опять пробежали мысли» — говорит о совершенной невольности: о, так сказать, автономности от ума, логики, совести, веры, всех половых течений, половых эмоций. Каковы же они?

К женщине — в высшей степени ослаблены, но, однако, есть, и увеличиваются от каждого нового сношения с женщиною. Что такое «сношение с женщиною»? Всегда — прививка, принятие в себя «почки» нового роста. Через совокупление мужчина прививает (как бывает в «садоводстве») себя женщине, а женщина прививает себя мужчине. Откуда — вытекающие отсюда слияние, любовь, покорность совокупившегося тому, с кем было совокупление: всегда — двойная, всегда — обратная, всегда — взаимная.

Пользуясь аналогиями, можно бы сказать, что совокупление есть физиологический гипноз, происходящий через жидкости и всасывание их тканями, нежными и увлажненными. Это «прием душевной ванны», из которой совокупившийся выходит «обновленным» и «другим», именно — «другим» через эту прививку. Поэтому совершенно понятна часть рассказа, где говорится о первоначальном полном отвращении к сношению с женщиной и о последовавшем пробудившемся влечении к нему.

Действительно, единственно, чему может поддаться содомия в смысле лечения, исправления (всегда, естественно, не полного) — это лечение через нормальный акт; или, если он невозможен, если к нему уже существует абсолютно непобедимое отталкивание, — через какую бы то ни было аналогию «прививке»: выделений другого пола.

У женщины, например, содомитянки (лесбиянки. — Прим. ред.) — через искусственное впрыскивание мужского семени; у мужчины — через искусственное покрытие органа женскими выделениями. Если вообще это нужно, если бы «пациент» захотел, если бы врачу пришлось разрешать проблему, не им поставленную, а ему поставленную. Ясно, впрочем, что все это возможно и допустимо, что все это пожелается лишь в слабых степенях содомии, при которых, как указывает практика, «браки еще заключаются», нечаянно и не нечаянно, и бывают, естественно, «не очень счастливы». И тогда врач вызывается, чтобы «помочь счастью».

Но обратимся теперь к этой не полной содомии. Рассказ в высшей степени важен тем, что опять непререкаемо убеждает нас, что пол есть не вещь, не бытие, а скорее всего какое-то волнение в нас, что-то волнующееся в нас, какой-то свет и жар, рассекающийся на «мужское» — к самке, и «женское» — к самцу. Но в этом волнении — спутывающееся, переплетающееся, «отражающееся на себя», «идущее вспять», и т.д. и т.д.

Обманутые тем, что вот «есть орган» и «он явно для самки», ибо отвечает анатомией ее влагалищу, мы забываем, что орган — только придаточное к полу, а не есть весь пол, и даже не есть суть пола. Что это есть чисто внешняя часть, — то же что ствол в отношении растения.

Конечно — «растения» самым именем вызывают представление дерева и леса, и, пожалуй дров и дровосека. Но столь же «конечно» это есть вообще скверная ботаника. «Мужского органа» совсем нет у рыб; и «совокупления», как соединения органов — у них тоже нет; а оплодотворение и между прочим бешеная, ревнивая страсть к нему — есть. Явно, орган — побочное: у рыб его нет, но и у теплокровных, у человека — не показует сути вещей.

Содомия как ошибка в появлении такого-то органа оттого и возможна, что возможно в органическом мире полное его отсутствие, а следовательно и во всем органическом мире не первенствующе значение органов для половой жизни.

Пол — весь организм: и — душа, и — тело. Но — организм опять же не как существо, а вот как это волнение и пыл, как пульс и ритм, чему органы только подчинены. Ведь можно задать проблему, что пер-вее — сердце или кровообращение? Конечно, не было бы без сердца кровообращения; но столь же достоверно, что без кровообращения, без нужды в нем и его сущности, не появилось бы сердце. И во всяком случае, из двух идей, «сердце» и «кровообращение», — первенствует кровообращение. Также вот и «жизнь», и также «пол в нас»: «жизнь» выше и раньше, она идейно пред-существует организму, а пол, конечно, предшествует органу половой деятельности.

Не потому «хочется совокупляться», что есть половой орган, а «хочется совокупляться» раньше его и независимо от наличия его, и уже вопрос в том — «есть ли орган для желаемого»?

Содомия и есть случай, когда нет «органа для желаемого». Но как «желание»-то раньше органа, предшествует ему метафизически, то естественно и остается, пылает в человеке, каков бы ни был орган. «Нечем», — а пыл есть: это и есть суть содомии.

Жажда томит, — а «горла, рта нет»: ведь это возможно, так как «жажда» не производится ртом и горлом, а вытекает из крови, из отношения в ней жидких и твердых частиц. Последний пример должен быть особенно понятен медикам: «Ну, что делать — тогда производится питание бульоном per anum» {через задний проход. — Прим. ред.).

Это и есть содомия: потребность данного организма, «крови» его, «души» — непременно в мужском семени, в мужском органе, в мужской страсти, в характерном мужском жаре. Но обычного для всего этого восприемника, обычного, но, однако, не абсолютного, именно влагалища и матки — нет. И тогда происходит «питание мужским жаром»: так, этак, иначе, еще иначе — что и производит чрезвычайную множественность образов содомии, способов содомии, как это свидетельствуется медицинскими же показаниями, медицинскими рассказами, «всею клиникой извращения» (якобы).

Все, однако, сводится — к прикосновению. Вот это нигде не отсутствует — рассказов об этом нет: как бы «прикоснуться», «получить прививку» («садоводство»), «зажечься жаром мужчины». Вот еще аналогия оплодотворения: ведь в нем действительно один организм «вспыхивает» от другого.

А необходимость этих «вспыхиваний», мировая необходимость, вытекает из того, что «мир вообще горит», что «жизнь вообще пожар». Как это остановить? Как этому сказать «не будь»? И таким образом как вы скажете содомиту «не зажигайся мужским огнем», когда зажечь его женщиною не может медик, бессильна медицина?

А «не гореть» он не может, ибо жизнь есть огонь и теплота. Вот куда заходят все эти вопросы: медицина (и юриспруденция) хочет, чтобы некоторые тела «оставались сырыми», «не загорались»; но этого они также не могут, как птицу обратить в ящерицу, человека — в рыбу, и вообще теплокровное — в холоднокровное. Пока не найдено средства пробудить в содомите влечение к женщине (вот — пусть работают юристы и медики) — оставьте им совокупление, какое они имеют: это — «зажигание», «прививка», а без зажигания — нет огня, без огня — жизни, без прививки и оплодотворения — нет всего вообще растущего.

Оплодотворение раньше «вот этого совокупления» ему предшествует. «Хочу оплодотвориться» — крик всей природы, которого никто не в праве вырвать у существа.

Теперь как? Медик говорит: «Как все». Содомит отвечает: «Хорошо, сделайте мне как всем». Что тогда «пропишет» медик? Нечего прописать, нет средств: ну, например, у пассивного содомита вообще не происходит никогда эрекции и не выделяется никакого семени. Что же тут «прописать»? «Третьей ноги» не вырастит медик!!

Тогда содомит, опрокидывая баночки, реторты, откидывая пластыри и микстуры, говорит: «Оставьте меня в покое, вы — сапожники в собственной науке, и я делаю то, что мне дано природою, что мне оставлено природою, беру ту милостыню — в которой она, благая, мне не отказала».

И он прибегает к своим «прикосновениям-прививкам» с тысячею модусов, с «влюбленностью» и «романами» (тысяча свидетельств, примеров, рассказов).

Пол — волнующееся, волнение; пол — текущее, от нуля до бесконечности (у рыб — мириады рождений в год, сколько икринок в рыбе!), от «-1» до «+1». Вполне бы можно сказать, что «мужского» и «женского» вовсе нет, а есть «стремление по кругу», все «возможности» — в каждом.

Но обычно в каждом же преобладает что-нибудь одно, и когда преобладает к самке — мы это называем «мужскою организациею» и «мужским влечением», а когда преобладает к самцу, то мы называем это «женскою организациею» и «женским влечением». Но преобладает — значит «совмещается еще с другим».

Эти «совмещения» в каждом есть; и как в содомите есть хотя бы миллионная часть нормального совокупления, так в нормальном мужчине есть хотя бы миллионная часть содомического влечения. Миллионная или тысячная, а то может быть сотая, наконец, может быть десятая, и, наконец, как в приведенном Дневнике (исповеди) — почти 1/2.

Точнее, содомии — 2/3, а нормы — 1/3. Это случай «излечимый», исцелимый, поправимый.