Факультет «Твоё здоровье»

Издательство Знание 6/1989

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

Итак, среди постоянных тем факультета «Твое здоровье» появилась новая — «Когда лечит хирург». А это значит, что из года в год, из выпуска в выпуск на эту тему наш постоянный подписчик будет знакомиться с тем, что может сегодня хирургия бескровная и классическая — «со скальпелем», как помочь хирургическому больному до и после оперативного вмешательства, каковы возможности профилактики осложнений и перспективы восстановительного лечения (реабилитации).

Но прежде попытаемся ответить на вопрос: почему лечит хирург? Ответ, казалось бы, ясен каждому — необходима операция, чтобы спасти человека, для чего и существует экстренная (неотложная) хирургия. Этой цели служит и хирургия плановая: во многих случаях хирургическое лечение в комплексе с консервативным требуется там, где бессильно одно лишь консервативное лечение.

И все же, не случается ли это чаще из-за того, что пациент обращается к терапевту слишком поздно, запаздывает диагностика либо трудно сразу поставить безошибочный диагноз? Не становится ли пациент врача-интерниста или отоларинголога хирургическим больным также и потому, что пренебрегал профилактикой осложнений?

С чем приходит сегодня к хирургу больной?

К сожалению, и с такой болезнью, ранняя диагностика которой пока практически невозможна либо малодостоверна, все еще является предметом научных дискуссий. Со смертельным недугом борется хирург, добывая шансы благоприятного исхода болезни, Но существует ли альтернатива хирургическому лечению, например, в онкологических заболеваниях? А внелегочный туберкулез, в частности лимфатических узлов, который все чаще дает о себе знать, но будучи уже объектом хирургического лечения?

Вот почему появляется знак вопроса. Когда лечит хирург? Почему становится необходимым хирургическое лечение в каждом конкретном случае? Непростые эти вопросы в поле зрения авторов нашего выпуска.

На вопросы отвечает врач-психотерапевт, научный сотрудник Всесоюзного центра по изучению и предупреждению экстремальных состояний Александр Моисеевич ПОЛЕЕВ.

—        Вероятно, вам приходится стал

киваться  с пациентами,  перенесшими

большую хирургическую операцию и ее

последствия? Что характерно в психо

логии хирургического больного? Всегда

ли   объективны   изменения   в   психике

после болезни и  можно ли  избежать

психологического кризиса?

—        Все-таки решающую роль играют

наши представления, а не такие факто

ры, как, скажем, интоксикация после

операции, вследствие которой возможна

и  астения:  раздражительность,  повы

шенная утомляемость, чувство неудов

летворенности собой, легкое снижение

настроения. После операции первый пе

реходный период объективно связан с

соматическими факторами, травмирую

щими психику, что часто недооценива

ется. Но кроме интоксикации, я бы вы

делил еще один очень важный фактор:

пребывание в больнице.

Это само по себедравмирует (если и существует другая жизнь, то это, конечно, жизнь в больнице), и не случайно на Западе стараются создать психологический комфорт с помощью дизайна и т. п. Возникает то, что получило название «госпитализм»,— широкий круг психологических изменений (не патологических) , связанных с тем, что 2—4 месяца в больнице человек проводит в ограниченном пространстве, где снижены нагрузки, ограничена жизнедеятельность, И если его вовремя не вывести из этого состояния, у него может развиться невротическая депрессия. Хорошо, если он получает психологическую поддержку близких и медицинского персонала. Но бывает часто и наоборот, тем более что в наше время много людей одиноких. После большой хирургической операции вот такие два фактора — интоксикация и госпитализм — играют роль в первые месяцы после выписки.

—        Что же, это краеугольные камни

будущего   психического   неблагополу

чия?

—        Это факторы первых месяцев, за

тем на первый план в психике человека,

перенесшего большую хирургию, высту

пают   другие.   Психологическая   под

держка   близких — единственный   спо

соб б,ороться с госпитализмом. И теле

фон в больнице -— это не роскошь, а та

кое же важное лечение, как и медика

ментозное прикрытие после операции,

когда больного информируют, что про

исходит в жизни, просят у него совета,

спрашивают его мнение. Когда он чувст

вует себя включенным в нашу повсед

невность, тогда и не происходит ухода

в болезнь, пациенты не прислушиваются

к мельчайшим нюансам в работе желу

дочно-кишечного   тракта   или   сердца

и т. д.

И вот те сложные проблемы, которые ожидают впереди. В конце концов радость от того, что ты остался жив, здесь перевешивает, хотя мы склонны застревать на неприятных моментах, таково свойство человеческой психики (не у всех, конечно). Что это за черты?

Есть принцип, известный каждому психологу: не реализованная потребность, вызывая напряжение, усиливается. В своей практике мне приходилось сталкиваться с этим. Пациент перенес тяжелую операцию на сердце (и живи он лет 10 назад, непременно бы умер), остался здоровым и работоспособным. Но ему нельзя было плавать. Нельзя сказать, что уж так любил плавать до операции, но после нее этот здоровенный сорокалетний мужчина доводил себя до депрессивного состояния. А ведь таких ограничений очень много.

Прежде всего ограничения касаются тех, кто перенес операцию на желудочно-кишечном тракте, на сердце, на костях и суставах. Хорошо помню пациента, которому спасли ногу (ему удалили более 2/з кости). Хоть и с палочкой, ходил он почти нормально. Но вот слезами обливался по поводу того, что ему строго запрещена нагрузка более трех килограммов, и не мог носить из магазина картошку. У него развилось такое психическое состояние, что перестал себя считать мужчиной, хотя во всех остальных сферах мужской деятельности совершенно не страдал.

В психотерапии это называют необоснованной гиперболизацией. Конечно, болезнь — ограничение жизнедеятельности, но человек преувеличивает значение этих ограничений. У него развивается повышенная потребность в том, чего ему нельзя. Можно — тысячи вещей, но каждая встреча с ограничением становится психотравмирующей. Такое мы очень часто наблюдаем у лю-дей, которые перенесли большие хирургические вмешательства. И знаем, как они нарушают диету, как пренебрегают строгими предупреждениями самых квалифицированных хирургов.

Я знаю одного парня, который перенес большую операцию, в результате чего ему нельзя было носить тяжести, но он не мог совершенно удержаться, чтобы не взять самый тяжелый чемодан, встречая кого-то на вокзале. После этого у него было обострение. Удерживать себя он смог лет через 5 после операции. Есть люди активные и пассивные. Активные хотят доказать, что они еще чего-то могут: это момент отрицания болезни (анозогнозия).

Помните, один из героев Хемингуэя, у которого развивается стенокардия, вместо того чтобы лечиться, только глотает нитроглицерин, не желая признать, что он не может теперь появляться в барах с красивой женщиной, пить виски, что его образ жизни, если он хочет сохранить жизнь, должен быть другим. Это крайний вариант, но в реальности такое поведение мы наблюдаем у людей, перенесших хирургическое вмешательство. Им нельзя, а они этого признавать не хотят. Это протест, нежелание принять реальность.

—        Мы рассмотрели  случай,  когда

недобровольность ограничения перено

сят очень тяжело. Но есть ведь и другая

крайность, когда, соблюдая все предпи

сания, люди становятся мнительными,

измышляют новые, думают, как бы чего

не вышло?

—        У этих людей другая проблема —

они уходят в болезнь. Но вот сознатель-

ный отказ — это, если хотите, проблема смирения. Это очень важное качество, которое принесло с собой христианство, я бы сказал, психотерапевтическая черта (авторы Библии были гениальными психотерапевтами).

Нас с детства приучали к тому, что мы творцы природы, у нас нет пределов для роста и нет пределов возможностей— «кто был ничем, тот станет всем». Реальные же наши возможности ограничены самой жизнью, доставшимися нам способностями, условиями воспитания. И человеку, который жил этими идеями, очень тяжело перенести ограничения, он не знаком со смирением.

Самое полезное, с точки зрения психотерапевта, качество в жизни — это гибкость. Один замечательный современный психолог сказал, что мы пришли в этот мир не для того, чтобы перестроить его или приклеивать ярлыки, а для того, чтобы приспособиться к нему. Вот тем, кто перенес большие хирургические операции, для них это особенно важно. Понять, что есть множество сфер жизнедеятельности, которые открыты. Да, ты не можешь больше играть в теннис, но ты можешь играть в преферанс, к примеру. Да, ты не можешь есть курицу с майонезом, но ты ее можешь есть без майонеза. Главная проблема для человека, который перенес операцию,— отказаться от запретных плодов и не фиксироваться на этом.

Проблема отказа требует от человека психической зрелости, она актуальна и для людей абсолютно здоровых. Все мы не можем в жизни себя полностью реализовать. Я^ хорошо помню пациента, перенесшего тяжеленную операцию на легком. Он болезненно переживал то, что не может курить. Было запрещено ему строго, врачи сказали: будешь курить — не приходи к нам, лечись как хочешь. Это был сильный и мужественный человек, он не курил, но ему по ночам снились сигареты, и он постоянно жаловался жене и детям на неполноценную жизнь. В конце концов жена нашла очень хороший психологический ход.

Она созвала всех его друзей на день рождения (58 лет) и сказала: «Ребята, кто из вас сейчас курит?» Оказалось, что все его друзья бросили курить, без всяких операций, просто люди стареют. Бросили добровольно. На некоторое время он успокоился, а потом продолжал мучиться. Вот такая разница между добровольным отказом и отказом принужденным, который сложнее и тяжелее переносится. Но этот отказ вещь необходимая, и легче он дается людям, приученным к внутренней дисциплине.

У тех же, кто уходит в болезнь, чрезмерно на ней фиксируется, у них другая проблема — равновесия. С одной стороны — не нарушай запретов, с другой — не уходи в эти запреты совсем.

В конце концов ты остался жив, ты дышишь, и что-то для тебя в этой жизни возможно. И постарайся пользоваться тем, что возможно. Замени свои прежние увлечения, ставшие для тебя невозможными, другими увлечениями. Но для того чтобы осваивать новые возможности, это надо делать, одновременно отказываясь от возможностей прежних. Очень часто фиксация на невозможности, скажем, плавать мешает человеку освоить настольный теннис, к примеру.

Смирение не отменяет активную позицию. Это не значит: отказался и сиди, слезы лей. Надо проделать огромную психологическую работу по перестройке своей жизни. Первая рекомендация — надо настроиться на психологическую работу над собой. Работа хирурга кончилась на операционном столе и при выписке. Дальше начинается твоя работа, хотя во времени четко разграничить работу хирурга и твою работу нельзя, они накладываются друг на друга.

—        Может быть, следует подключать

психотерапевта уже на этом этапе?

—        Большинство   инвалидизирован-

ных  все-таки  обходятся  без   помощи

профессионального       психотерапевта.

Давайте не будем забывать, что это

зрелые люди, со своей системой цен

ностей, с умением преодолевать трудно

сти. И большинство из них находят эту

свою иную жизнь, которая становится

не хуже прежней. Ведь в отличие от

хирурга психотерапевт ничего не делает

вместо пациента. Вот принципиальное

отличие   психотерапии.   Даже   самый

квалифицированный психотерапевт ни

одной извилины у тебя в голове не из

менит, на это способен только ты сам.

Он тебе может посоветовать, подска

зать, многое может сделать, но свою

голову вложить не может.

—        И все же психотерапевт мог бы

весь спектр этих проблем  разложить

перед больным и сказать, что является

главным с его точки зрения?

—        Пациент должен созреть для пси

хотерапии. Если он не созрел, если у не

го не сложился какой-то круг вопро

сов, эта работа будет бесполезной. Ча

сто случается, особенно там, где низка

психотерапевтическая культура, что че

ловек обращается к психотерапевту не

недозревшим, а перезревшим, когда ему

надо было обратиться, еще несколько

месяцев, а может, и лет назад. Считаю,

что, если родственники и сам пациент ви

дят, что они не справляются с пробле

мами, тогда нужен психотерапевт. И я с

большим пиететом отношусь к людям,

которые, возможно с помощью литера

туры (книг, статей и т. д.), проделали

такую работу сами.

Способность преодолевать кризис у людей разная. Одни блестяще справляются сами, другие блестяще справляются с помощью психотерапевта. Первое, на что должен настраиваться человек, перенесший большую хирургию, что ему теперь необходима психологическая работа над собой и эта работа потребует времени и сил.

Такая внутренняя работа над собой требуется от каждого человека, который после хирургического вмешательства оказался в условиях ограниченной жизнедеятельности. Мы поговорили о принятии новой реальности, это, может быть, самый сложный момент в этой новой жизни, другой жизни, о которой мы говорим. Дело в том, что все мы по природе своей ужасные консерваторы. Труднее всего нам даются перемены, вернее, осознание необходимости перемен. Легче в старом ключе делать что-либо бесконечно, чем перестроиться и совершать какие-то поступки в новой социально-психологической роли.

Так вот, эта открытость к переменам, это понимание необходимости иного образа жизни, иных ^взаимоотношений с другими людьми, иной социальной роли наталкиваются на барьер, который надо преодолевать практически любому, кто перенес более или менее серьезную операцию. И вот те примеры, когда после операции на желудочно-кишечном тракте питаются тем, чем нельзя, поднимают тяжести, которые поднимать нельзя, в основе этого лежит ведь страх перед переменами, боязнь перемен, неспособность осознать новую реальность.

Первый этап — принятие реальности. Второй этап — это смирение, с активным поиском новых путей самореализации, жизнедеятельности, адаптации. Для одного это может быть какая-то работа, для другого это может быть домашняя работа, для третьего это может быть какое-то увлечение. Человек с ограниченными физическими возможностями вполне может самореализоваться и быть интересным и для себя, и для других, быть опорой и поддержкой для своих близких.

Четко осознав, от чего следует отказаться, надо смириться с этим и спланировать, чем можно заменить то, от чего приходится отказываться. Чтобы жизнь была не менее, а может, даже и более интересной, чем до болезни, потому что духовный рост продолжается. В своей практике я видел, как инвалидизация подстегивала, стимулировала, многое ставила на свои места. Еще Бенджамин Франклин сказал, что нас учат только те вещи и явления, которые делают нам больно.

Операция — своеобразный экзамен на человеческую зрелость, как бы он ни выглядел с медицинской точки зрения.

Психологический кризис может выступать мощным стимулом. Есть такая теория, что развитие человека происходит не в обычной жизни, а в экстремальных условиях, а инвалидизация и создает такие условия.

Первое, что бы я посоветовал любому человеку и родственникам, признать необходимость особой психологической работы над собой, к чему мы, надо сказать, не очень привыкли. Второе — нужно хорошо осознать, что изменения, которые произошли, как правило, не на всю жизнь. Можно научиться прекрасно пользоваться протезом, деятельность желудочно-кишечного тракта практически нормализуется, а после инфарктов люди участвуют даже в олимпийских играх. У одних это большее количество времени займет, у других меньшее, но все лучшее еще будет в жизни. Третье — психологический момент равновесия, когда что-то для тебя невозможно, но что-то и возможно. Здесь нужна гибкость мышления. И еще один общий момент — это проблема ответственности за то, как ты будешь жить.

Мы все в обыденной жизни часто плывем по течению, порой за нас что-то решают другие. А вот в любом психологическом кризисе (включая связанный с инвалидизацией) запрограммированность такая кончается. Только ты сам можешь найти оптимальный выход, никто лучше тебя не может подсказать, какие вещи заменят утраченные ценности, возможности. Выбор можешь сделать только ты. Приготовься к этой ответственности за свою жизнь. Да, родные, близкие, друзья, психотерапевт могут облегчить жизнь, но ответственность за нее выше, чем была раньше.

—        Как же оценивать свои взаимоот

ношения в этой иной реальности с близ

кими и другими людьми? Ведь требо

вательность больного обострена?

—        Мы привыкли к тому, что боль

шинство инвалидов, даже ценящие по

мощь других, становятся капризными,

требовательными. По отношению к са

мым близким людям первое, чему важ

но научиться,— давать душевное тепло.

Да, ты не можешь по-прежнему носить

картошку, не такую уже зарплату при

носишь домой (а то и пенсию инвали

да!). Но от тебя никакая операция, ам

путация, не может отнять способность

оказывать психологическую поддержку

семье. В своей практике, работая в кри

зисном стационаре, мы сталкиваемся с

тем, что самые лучшие помощники для

наших  пациентов  это  люди,   которые

сами перенесли сильный стресс.

Как правило, онгг плохие помощники себе (поэтому у них и возник кризис),4-но хорошо помогают другим, потому что лучше их понимают. Я бы сказал так: инвалидизация требует от каждого человека стать большим психологом. Ты должен знать, как именно надо поддерживать: жене надо одно, сыну — другое, дочери — третье, теще — совсем другое. И если раньше ты мог свое хорошее отношение, доброжелательность выразить практическими делами, то когда теперь этой возможности в значительной мере лишен, ты должен ее выразить психологически. В своей практике часто видим, как инвалиды становятся прекрасной психологической опорой и поддержкой для семьи, для окружающих. Переживания укрепляют такие семьи, делают их еще сплоченнее, увеличивают силу взаимной поддержки.

Инвалидизированный человек должен быть тоньше в отношении со своими близкими, более внимательным, стремиться создать нравственную психологическую основу для взаимопомощи. Если требовательность это в конечном итоге «дай», то когда он сам даст душевную теплоту, в большей мере получит в ответ все то, в чем нуждается его обостренная требовательность.

Необходимость психотерапевтических отношений в современной семье сейчас понятна каждому. У французов есть замечательная поговорка: кто предупрежден — тот вооружен. Хочу рассказать о той ловушке, западне для человека, который перенес большое хирургическое вмешательство. Кроме всех проблем, о которых мы говорили, его ждет такая особенность в жизни — он начинает гораздо больше времени, чем раньше, проводить дома. Это небезопасно. Домашний образ жизни вообще вреден для соматического здоровья, но не менее вреден для здоровья психического.

Дело в том, что дома мы расслабляемся, распускаемся, кто в большей, кто в меньшей степени, становимся немножко больше детьми. Это выявляет одновременно наши лучшие качества (жизнерадостность, игривость и т. д.), а с другой стороны, обидчивость, подозрительность, нереалистическую требовательность к другим людям (ребенок ведь не знает границ в своей требовательности, как правило, потому, что у него еще плохо с чувством реальности) . И вообще, как только мы переступаем порог дома, мы становимся гораздо требовательнее к окружающим, чем за его пределами.

Я часто сталкивался со многими случаями, когда такой человек становится действительно в тягость для семьи именно потому, что переходит на детский уровень реагирования. Происходит процесс, который в психологии называется снижением, регрессией.

Другая ловушка, которая подстерегает, особенно мужчин,— это алкоголизм. Мы склонны преувеличивать тяжести нашей жизни, считать, что с нами обошлись несправедливо. Это детское в нас — жизнь недостаточно хорошей стороной к нам повернулась, недостаточно улыбнулась. Жизнь тяжела не только для нас, но и для других тоже, «она жестока и ужасна, но тем не менее прекрасна»,— сказал Карл Юнг, выдающийся психолог начала века. В своей практике я видел людей, которые до 40 лет не брали алкоголя в рот, но, оставшись без стопы, или без голени, либо без ноги, перенеся какую-то другую большую операцию, опускались. Я не говорю, что все они становились хроническими алкоголиками, это было реже, но алкоголь становился для них отдушиной. Для женщин, кстати, аналогом часто является еда, они переедают, распускаются, переходят на иной, какой-то детский уровень жизни.

—        Но вот в сфере интимного, как

здесь   реабилитация   психологическая

происходит?

—        Проблема  заключается  прежде

всего в том, что для людей, перенесших

большую хирургию, ценность     интим

ной жизни резко возрастает, в связи с

тем что некоторые другие пути самореа

лизации для них становятся закрытыми.

И та радость, то наслаждение, которые

получает человек от сексуальной интим

ной жизни, становятся для него гораздо

более ценными, чем ранее. А с другой

стороны, на каком-то этапе каждому,

кто перенес большую хирургию, прихо

дит чувство осознания того, что он сома

тически как-то изменен, что у него нет

ноги, что у него рубцы в области живо

та, что у него следы соматические, стиг

мы есть. Приходит осознание того, что

физически, внешне, эстетически уже не

тот, каким был раньше. И мы очень ча

сто видим, как люди начинают безумно

стесняться   своих  рубцов   послеопера

ционных, своей культи, измененного ви

да   (люди часто худеют после опера

ции) .

Любите себя такими, какие вы есть! И будучи с двумя ногами, по сравнению с Аленом Делоном все равно вы не были большими   красавцами.   Подумайте   о том, что всегда есть люди физически намного привлекательнее вас, и есть люди, которые намного менее привлекательные.

Никогда в своей практике я не сталкивался с отвращением к виду культи. В интимной жизни женщины гораздо мудрее нас, психологичнее и тоньше, больше ориентируются на наши личностные, психологические качества, на наше отношение к ним. Это для мужчины так важна внешность. Многим женщинам гораздо больше, чем мужчинам (может быть, в силу того, что они природой приспособлены к материнству), свойственно чувство сострадания: физический дефект вызывает у них гораздо больше сочувствия, сострадания.

Честно говоря, я считаю, что человеку, который стесняется даже при близком человеке ходить обнаженным или полуобнаженным, нужно идти к психотерапевту. Это не значит, что не надо обращать внимания, как вы располнели и какой стал большой живот, не замечать дряблые мышцы. Нет, быть удовлетворенным своим внешним видом — это другая крайность. Стремиться надо к .красоте. Работа над собой должна идти не от чувства неполноценности, а от желания стать лучше, от любви к себе и стремления стать лучше, чем вы есть (при условии, что вы и так неплохой).

Еще раз хочу призвать: будьте ближе к реальности. Если у вас стало больше сил для этой, скажем, интимной, жизни, ведь у жены их не стало больше, у нее остается ее работа, заботы о хозяйстве, детях и т. д. Не злоупотребляйте ее отношением: нужна интимная близость более частая, интенсивная — старайтесь создать психологический климат, в котором бы сексуальная жизнь стала бы и для жены более привлекательной. Идите к этому через улучшение психологических отношений, а не просто через требование: вот я так хочу и давай подстраивайся под меня.

Зрелые люди знают, что нельзя заставить женщину чаще и лучше вступать в интимные отношения, можно создать ей такую атмосферу, в которой она сама этого захочет. Но вот детские такие   методы — капризы — здесь   совершенно неуместны. Ласковость, нежность, психологичность, забота о жене (вы можете что-то сделать по дому больше) приведут к тому, что женщина на каждое ваше движение души, на каждое ваше действие для дома, для семьи, на каждую вашу заботу о ней будет склонна отвечать нежностью. А мы часто сталкиваемся в своей практике, когда человек, временно не работающий, сидящий дома, просто давит: давай чаще будем близки. Это как раз тот короткий путь, который уводит от цели, это негодный способ самореализации.

—        Все больше становится у нас лю

дей, которые перенесли операцию на

желудочно-кишечном тракте, у которых

главное — ограничение   в   плане   еды

(количественное и качественное). Как

им помочь?

—        Очень хорошо помогает аутоген

ная тренировка, надо пройти курс, с тем

чтобы помочь внушить себе равнодушие

к привлекательной острой пище. Это

и есть техника овладения самоконтро

лем.   Аутогенная   тренировка — метод

самовнушения. Вначале вы его осваи

ваете с психотерапевтом  в группе, а

потом уже до конца жизни делаете все

сами. Многие из тех, кто после большой

хирургии блестяще овладел аутогенной

тренировкой  (это, кстати, помогает и

при бессоннице,  потому что  имеются

соматические ощущения, может и не бо

лезненные, а просто беспокоящие, ко

торые мешают спать, пользоваться же

постоянно транквилизаторами и снот

ворными тоже не дело), помогают себе

успокаиваться и внушать равнодушие к

запретной пище.

Надо только разработать каждому для себя приемы отвлечения. Можно их даже записать. Они должны быть наработаны заранее — 3—5—7 каких-то видов деятельности, которые доставляют вам удовольствие и полностью отвлекают от этих потребностей, переживаний.

Хорошо помню свою пациентку, у которой всегда наготове было несколько вещей для стирки, и как только у нее возникало сильное желание съесть что-либо не по расписанию, она бросалась в ванную и начинала стирать. А уж гладила она непосредственно после еды, когда потребность не возникала: стирать она любила, но не гладить, как это вообще бывает у многих женщин. И вот «а протяжении двух лет после операции она этим спасалась, пока врачи не разрешили ей есть больше и есть соленое.

Для многих людей, которые перенесли операции на легких, на сердце, на желудочно-кишечном тракте (после язвенной болезни), существенной проблемой является курение. Конечно, можно посоветовать пройти курс лечения от курения: это иглотерапия, медикаментозная терапия. Сейчас такие курсы доступны. Но к сожалению, практически ни один такой курс не снимает влечения полностью, в какой-то мере оно остается. И здесь тоже очень хорошо помогают приемы отвлечения. Прежде всего курение можно заменить едой, когда очень хочется сигарету, съесть кусочек бутерброда или заняться какой-то интересной для вас деятельностью (будь то работа по дому, прогулка), доступным видом спорта.

Помню мужчину, который каждый раз, когда у него возникала потребность в сигарете, тут же хватался за эспандер (после операции ему разрешили) , растягивал его до тех пор, пока желание курить не проходило. Здесь важно помнить, что сильное желание выкурить сигарету продолжается от 3—5 до 10 минут, потом мы отвлекаемся, желание это, к счастью, пропадает. В течение дня возникают импульсивные влечения (как говорят психологи) к курению. И главное, побороть себя в этот момент, хорошо сознавая, что период этот временный.

—        Что можно сказать об использо

вании   библиотерапии,   музыкотерапии

для лучшей адаптации?

—        К сожалению, библиотерапия в

нашей стране находится пока в зача

точном состоянии. Можно на пальцах

одной руки перечислить книги, которые

были  бы  полезны.  Статей  побольше,

но нужны книги. Мы уже говорили о

том, что человек после  перенесенной

операции должен стать больше психо

логом, чем до нее, более психологич

ным. И конечно, в той же мере, как и

общение со специалистами, могут помочь книги. Музыка, я думаю, играет здесь вспомогательную роль, хотя подход должен быть индивидуальным. И вообще, чего не может болезнь отнять — способности наслаждаться прекрасным. Я видел людей, которые нашли себя в музыке, научились сами играть на музыкальных инстументах и достигли в этом успеха.

Раскрывайте в себе чувствительность. Можно собирать фонотеку и хорошо в этом разбираться. Можно собирать библиотеку и как-то прицельно собирать книги на какую-то тему. А тем, кто не имеет такой материальной возможности, им всегда доступен карандаш, пластилин и материал для безыскусных поделок, которые украсят быт и могут быть подаренными. Наконец, среди пациентов я видел много людей (в Москве), для которых в первые самые тяжелые месяцы их инвалидизации точкой опоры в новой жизни было изучение иностранного языка.

Должен сказать, в нашей культуре это область нереализованной потребности — как следует выучить иностранный язык, и мы это как-то откладываем на потом, а мечта такая есть у очень многих людей — знать язык (сегодня такой вопрос, для чего его знать, у нас не стоит).

—        В итоге, какова роль информиро

ванности?

—        Я думаю, что лучше всего дей

ствуют положительные живые примеры.

Один мой пациент, в результате опера

ции резко похудевший, ставший измож

денным,   пришел   в   терапевтическую

группу, где общим любимцем был па

рень без ноги, потерявший ее в возра

сте 14 лет по поводу саркомы. Тоталь

ная была ампутация ноги, что не поме

шало ему стать образованным челове

ком, жизнерадостным. В группе он был

всеобщим любимцем, и контакт с таким человеком, живущим очень интересной жизнью, несмотря на физический недостаток, полностью преобразил моего пациента.

К счастью, жизнь являет нам много призеров, когда люди после операции блестяще адаптируются в жизни и живут полной, содержательной и насыщенной жизнью. Вот такие контакты с ними кажутся самыми полезными.

Мы часто сталкиваемся с проблемой, что лучше, знать или не знать? Слышим: да ты не думай об этом, выбрось из головы. Должен сказать, глупее предложения, чем выбросить из головы, придумать нельзя. Заставить себя не думать нельзя, если вас интересует, как работает теперь ваш желудочно-кишечный тракт или одна почка и т. д. Почитайте, действительно, об этом. Только я вам советую не только читать, но и поговорить со специалистом, потому что из специальных книг это понять трудно. К сожалению, должен сказать, наверное, от усталости, а не от злого характера и незнания, наши специалисты — доктора не очень идут на такие контакты, не очень хорошо разъясняют механизм работы, скажем, того же желудочно-кишечного тракта без желудка или механизм работы прооперированной кости или сустава.

Поищите себе человека, специалиста, который вам это объяснит. Если операция придумана и делается, то, значит, у нее уже хорошие результаты и люди лечатся. Вас интересует как это происходит? Не гоните этих мыслей от себя, это бесполезно. Лучше всего знать. Я даже скажу, что отчетливое осознание опасности, которая вас подстерегает, лучше, чем тревожная, неопределенная подозрительность по поводу того, что с вами может приключиться.