Династия Романовых. Смута. Ополчение Минина и Пожарского. Выборы царя из рода Романовых Михаила

 

  Вся электронная библиотека >>>

 Романовы >>>

    

 

 

Романовы. Исторические портреты


Раздел: Русская история и культура

 

Смута. Ополчение Минина и Пожарского. Выборы царя

  

     В России развернулось широкое  народное  движение  против  интервентов.

После неудачи Первого ополчения Второе ополчение К. Минина - Д.М. Пожарского

освободило Москву (конец октября 1612 года). Все это время Филарет томился в

плену. А в столице России происходили важные, в том числе и для него  лично,

события.

     После  почти  полутора  десятилетий  внутренних  раздоров  и  бесчинств

иноземцев россияне, объединив усилия, изгнав интервентов из  Москвы,  ничего

большего не желали, как успокоения земли. Для этого нужно было избрать царя.

Пожарский  и  Трубецкой,  вожди  ополчения,   разослали   по   всей   стране

грамоты-призывы; прислать в Москву  представителей  от  властей  и  выборных

людей от всех чинов на собор - для общего  совета  о  судьбе  государства  и

избрания царя. В начале 1613 года депутаты съехались в столицу на "первый, -

по словам В.О.  Ключевского,  -  бесспорно,  всесословный  Земский  собор  с

участием посадских и даже сельских обывателей". Перед тем как  приступить  к

важному делу, по стране объявили трехдневный пост  -  необходимо  было  всем

людям, по замыслам устроителей, очиститься от грехов,  накопившихся  в  годы

Смуты.

     По миновании  поста  принялись,  благословясь,  за  дело  -  обсуждение

вопроса о кандидатуре на царский престол. Первое заседание собора состоялось

7 января 1613  года.  Сразу  же  постановили:  ни  польского,  ни  шведского

королевичей (о втором из них шла речь во времена  Второго  ополчения)  иных,

немецких, неправославных вер, а также "Маринкина сына" (сына Марины Мнишек и

второго самозванца) не выбирать. Нужен свой, природный русский государь.

     На том же первом заседании назвали имя Михаила Романова, сына Филарета.

Оно упоминалось в  этой  связи  еще  в  1611  году,  после  низложения  царя

Шуйского. Михаилу было тогда всего четырнадцать лет. Но его кандидатура, как

и боярина князя В.В. Голицына (кое-кто из знати  хотел  видеть  на  престоле

именно его),  не  прошла.  "Семибоярское"  правительство  учитывало  тяжелую

ситуацию - в Можайске стоял С. Жолкевский с  войском,  в  селе  Коломенском,

невдалеке от столицы, -  отряды  второго  самозванца.  Оно  предпочло  тогда

кандидатуру королевича Владислава. Теперь же, к началу 1613  года,  ситуация

существенно изменилась.

     После освобождения Москвы из польского плена выпустили  брата  Филарета

Ивана Никитича Романова,  сына  Михаила  Федоровича  и  жену  старицу  Марфу

Ивановну. Последние двое уехали в  Кострому,  поближе  к  родовому  владению

Шестовой (девичья фамилия матери М.Ф. Романова).

     В Москве, на соборе,  в  это  время  накалялись  страсти.  Образовались

группы депутатов, своего рода фракции, и каждая  из  них  предлагала  своего

кандидата в цари. Раздоры, взаимные обвинения, угрозы,  подкуп  депутатов  и

прочие ухищрения сопровождали борьбу за "превысочайший престол".

     Седьмого января бояре отклонили кандидатуру М.Ф. Романова, предложенную

казаками, и  высказались  в  пользу  Карла  Филиппа,  шведского  королевича.

Оказывается, казаки,  помимо  молодого  Романова,  имели  в  виду  еще  двух

кандидатов - князей Д.Т. Трубецкого  и  Д.М.  Черкасского.  Но  голосовались

кандидатуры В.В. Голицына, И.М. Воротынского. "Повесть о Земском соборе 1613

года" приводит в связи с этим также имена  бояр  Ф.И.  Мстиславского,  главы

"семибоярщины", Ф.И. Шереметева, И.Н. Романова, И.Б.  Черкасского.  Наконец,

всплывали и имена князя Д.М. Пожарского,  одного  из  руководителей  Второго

ополчения, князя П.И. Пронского.

     Некоторые из кандидатов, по сообщениям источников, вели в  свою  пользу

агитацию (в  том  числе  Романовы),  тратили  немалые  деньги  на  угощения.

Например, Пожарский - до двадцати тысяч рублей, по утверждению дворянина  Л.

Сумина, прозвучавшему, правда, двенадцать лет спустя, да еще в пылу ссоры  с

князем  В.  Ромодановским  Большим.  Д.Т.  Трубецкой  целых  полтора  месяца

устраивал пиры для казаков, которых в ту пору  собралось  в  Москве  немало,

десять тысяч человек.

     Самым подходящим  по  знатности  (потомок  Гедиминаса,  великого  князя

литовского!), уму, способностям считался князь Василий  Васильевич  Голицын.

Но его, как и Филарета, держали в плену предусмотрительные поляки. Остальные

кандидаты  -   люди   способностей   отнюдь   не   выдающихся.   "Московское

государство, - пишет Ключевский, - выходило из страшной  Смуты  без  героев;

его выводили из беды добрые, но посредственные люди. Князь Пожарский был  не

Борис Годунов, а Михаил Романов - не князь  Скопин-Шуйский.  При  недостатке

настоящих сил дело решалось предрассудком и интригой".

     После  всех  споров,  волнений  и   несогласий   победила   кандидатура

шестнадцатилетнего  Романова.  Однажды,  по  рассказу   одного   хронографа,

какой-то галичский дворянин подал на соборе письменное  мнение  о  Романове:

он - де ближе всех по родству с прежними царями. Среди делегатов говорили  и

о том, что будто бы сын Грозного, умирая, завещал  престол  Федору  Никитичу

Романову, отцу Михаила, теперь монаху и  польскому  пленнику;  что  патриарх

называл Михаила как возможного преемника царя Шуйского менее двух  лет  тому

назад.

     Из среды депутатов раздались возгласы:

     - Кто принес такую грамоту? Кто? Откуда?

     К столу, за которым  сидел  Пожарский,  подошел  донской  атаман.  Тоже

протянул письменное мнение. Князь Дмитрий Михайлович спросил его:

     - Что это ты подал, атаман?

     - О природном царе Михаиле Федоровиче.

     Нужно сказать, что подобные "писания" в  пользу  Михаила  еще  накануне

подавали группы дворян, богатых купцов, казаков, жителей Северской земли.  В

литературе распространено мнение,  что  решение  собора  в  пользу  Романова

предопределила позиция казаков. Конечно, она сыграла свою роль.

     "Повесть о Земском соборе 1613 года", составленная, вероятно, по свежим

следам  событий,  сообщает  данные,  свидетельствующие  в  пользу  мнения  о

большой, если не решающей  роли  казаков  в  царском  избрании.  Она,  между

прочим, описывает "столы честныя и пиры многия на  казаков",  которые  давал

Трубецкой, мечтавший, как и некоторые другие вельможи, о царской короне.  Но

те, кого он с надеждой угощал, всерьез на него как на  возможного  кандидата

не смотрели: "казаки же, честь от него принимающе, ядяще, и пиюще, и хваляще

его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки браняще его и смеющеся его

безумию такову".

     Бояре тянули время на соборе, стремясь решить вопрос о царе  "втаи"  от

казаков и дожидаясь их выезда из Москвы. Но те не только не уезжали, но вели

себя активней.  Однажды,  посоветовавшись  "всем  казацким  воинством",  они

послали до пятисот  человек  к  Крутицкому  митрополиту.  Насильно,  выломав

ворота, ворвались к нему во двор и "грубными словесы" потребовали:

     - Дай нам, митрополит, царя государя на Росию, кому нам  поклонитися  и

служити и у ково жалованья просити, до чево нам гладною смертию измирати!

     Испуганный митрополит, "бежа  через  хоромы  тайными  пути  к  бояром",

сообщил им:

     - Казаки хотят мя жива разторгнути, а прошают на Росию царя.

     Бояре и дворяне спешно созвали депутатов на собор. Пригласили  казаков,

и их атаманы повторили казацкое требование о скорейшем избрании царя.  Бояре

пытались лавировать:

     - Царские роды минушася, но на Бога упование возложим и по вашей мысли,

атаманы, и все войско казачье,  кому  быти  подобает  царем:  но  толико  из

вельмож боярских.

     Далее следует перечень названных выше восьми бояр.

     - Толико ли, - спрашивали казаки, - ис тех вельмож по вашему  умышлению

изобран будет?

     - Да, ис тех изберем и жеребьем, да кому Бог подаст.

     - Князи и боляра и  все  московские  вельможи!  -  возражал  на  соборе

казачий атаман. - Не по Божий воли, но по самовластию и  по  своей  воли  вы

избираете самодержавного. Но по Божий воли и по благословению  благовернаго,

и благочестиваго, и христолюбиваго царя государя  и  великого  князя  Федора

Ивановича всея Руси при блаженной его памяти, кому он, государь,  благослови

посох свой царской и державствовать на Росии князю Федору Никитичу Романову.

И тот ныне в Литве полонен. И от благодобраго  корене  и  отрасль  добрая  и

честь - сын его князь Михайло  Федорович.  Да  подобает  по  Божий  воли  на

царствующем граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь

Михайло Федорович всея Русии.

     Бояре, по словам автора  повести,  "все  страхом  одержими  и  трепетни

трясущеся, и лица их кровию пременяющеся". Все молчали, только И.Н.  Романов

возразил:

     - Тот князь Михайло Федорович еще млад и  не  в  полнеем  разуме.  Кому

державствовати?

     - Но ты, Иван Никитич, - услышал ответ он, - стар, в  полне  разуме,  а

ему, государю, ты по плоти дядюшка прироженный;  и  ты  ему  крепкий  потпор

будеши.

     Настойчивость казаков возымела действие.  Но  дело  не  только  в  ней.

Кандидатура Михаила в конце концов устроила  большинство  депутатов  собора.

Действительно,     сыграли     свою     роль     родство     с     династией

Рюриковичей-Калитовичей, хотя бы и по  женской  линии;  имя  отца  Филарета,

митрополита, по решению первого самозванца, патриарха - по воле  второго  (а

среди депутатов, тех же бояр,  дворян,  казаков,  немало  было  "перелетов",

сторонников обоих "воров"). В Михаиле  многие,  прежде  всего  представители

низов, увидели "доброго" царя, имея в виду  нрав,  сходный  с  тем,  которым

судьба наделила его двоюродного дядю, царя Федора Ивановича.

     Окончательный приговор о  царе  состоялся  21  февраля,  ровно  полтора

месяца спустя после первого заседания собора. До избрания по  стране  ездили

посланные собором представители, выясняя по городам и уездам мнение народа о

намеченном кандидате.  К  назначенному  дню  приехали  в  Москву  и  они,  и

отставшие выборные депутаты собора, в том числе князь  Ф.И.  Мстиславский  и

иные бояре, из членов "семибоярщины", приверженцев  поляков  и  самозванцев.

Народ, по сообщениям представителей,  с  радостью  приветствует  кандидатуру

Романова.

     Итак, в первое воскресенье Великого поста, 21  февраля,  Земский  собор

провел последнее  заседание.  Представители  всех  чинов  подали  письменные

мнения. Сошлись в едином: царем  быть  Михаилу  Федоровичу  Романову.  После

этого от собора на Лобное место Красной площади, заполненной от края до края

народом,  вышли  Феодорит,   рязанский   архиепископ   (патриарший   престол

пустовал - бесстрашного Гермогена поляки уморили голодом в  тюрьме),  келарь

Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин  Василий  Петрович

Морозов. Спросили:

     - Кого вы хотите в цари?

     - Михаила Федоровича Романова!

     Вопрос был решен - царем провозгласили молодого Романова, в котором все

"видели, - по словам Ключевского, - не соборного  избранника,  а  племянника

царя Федора, природного, наследственного царя". Как говорит один  хронограф,

Михаила избрали "сродственного его ради  соуза  царских  искр".  А.  Палицын

считает нового царя "избранным от Бога  прежде  его  рождения".  Другой  его

современник,  И.  Тимофеев,  ставит   Михаила   в   один   ряд   с   другими

наследственными  царями  -  Федором  Ивановичем  и  его   предшественниками,

игнорируя при этом Годунова, Шуйского, не говоря уже о самозванцах.

     Ф.И. Шереметев, родственник Романовых, один из  кандидатов  в  цари  на

соборе 1613 года, писал в связи с избранием Михаила князю  Б.В.  Голицыну  в

Польшу: "Миша Романов молод, разумом не дошел и нам будет  поваден".  Боярин

говорил то, что и царский дядя Иван Никитич Романов, - о молодости и  разуме

Михаила. Бояре, как видно, надеялись, что при  таком  царе  всеми  делами  в

государстве будут заправлять они, как это было, хотя и в другой  обстановке,

при  царе  Федоре  Ивановиче.  Они  "хотели  выбрать  не  способнейшего,   а

удобнейшего" (В.О. Ключевский).

     Во всяком случае, с избранием царя установится, как полагали  россияне,

прежний наряд, то  есть  управление  государством,  как  было  заведено  при

прежних властителях России. Сохранилось известие о том,  что  царь  Романов,

как и Шуйский в свое время, дал боярам крестоцеловальную запись:  "Не  осудя

истинным судом с боярами  своими,  никого  смерти  не  предать  и  вместе  с

преступником   не   наказывать   его   родственников".   Согласно    другому

свидетельству, царь Михаил дал обещание наказывать  вельмож  не  смертью,  а

заточением. Трудно сказать, соответствуют ли истине  оба  эти  сообщения.  С

одной стороны, как будто нет: казнь боярина Шеина, отца и  сына  Измайловых,

после капитуляции их войска под Смоленском в 1634 году противоречит им. Но с

другой стороны - лет двенадцать спустя после избрания царь Михаил  Федорович

сообщал воеводам:  "По  нашему  указу  сделана  наша  печать  новая,  больше

прежней, для того, что на прежней печати наше государское титло описано было

несполна. А ныне прибавлено на печати в  подписи:  самодержец  (стало  быть,

раньше этого слова, очень важного  в  титулатуре  российского  государя,  не

было. - В.Б.). А что у прежней нашей печати были промеж глав  Орловых  слова

(какие неизвестно. - В.Б.), и ныне у новой печати слов нет, а над главами  у

орла корона". Может быть, такая запись, ограничивающая власть новоизбранного

царя, поначалу имелась? И только позднее от нее монарх избавился?

     ...Въезд в Москву царя с матушкой состоялся 2 мая. Москвичи, от мала до

велика, встречали их за городом. Затем  был  совершен  молебен  в  Успенском

соборе Московского Кремля. Все присутствующие  подходили  к  царской  ручке,

целовали ее, поздравляли юношу монарха с великим торжеством.  Два  месяца  с

лишним спустя (11 июля) Михаил  Федорович  венчался  на  царство  в  том  же

соборе. А перед тем в Золотой подписной палате пожаловал в  бояре  стольника

князя И.Б. Черкасского, своего  родственника,  и  стольника  же  князя  Д.М.

Пожарского, освободителя Москвы, одного из кандидатов на  престол  во  время

недавней выборной кампании на Земском соборе.

     Венчал его царским венцом  казанский  митрополит  Ефрем.  На  следующий

день, на память святого Михаила Малеина, в день своих  именин,  царь  Михаил

пожаловал  Кузьму  Минина,  еще  одного  из  освободителей   Отечества,   из

нижегородских "говядарей"  (торговцев  мясом),  чином  думного  дворянина  -

третьим в тогдашней иерархии (после боярина и окольничего).

     Мягкость и доброта нового царя, отмечаемая  источниками  того  времени,

подавали простым людям надежду,  производили  на  них  хорошее  впечатление.

Тяготы и  лишения,  долго  еще  продолжавшиеся  после  "великого  литовского

разорения", они связывали отнюдь не с его именем. Всю вину перекладывали  на

его  окружение,  "недобрых"  бояр-советников.  В   избрании   царя   Михаила

присутствует  один  момент,  очень  важный  для   Смутной   эпохи,   -   его

легитимность, в отличие от воцарения, провозглашения  самозванцев  или  даже

В.И.  Шуйского,  знатного  боярина,  князя,  Рюриковича.  В  избрании   этом

присутствует воля "земли", народа, познавшего в ту лихую  годину  не  только

горечь национального унижения и разорения, но и свою силу:  люди  убедились,

что царство могло, хотя бы на некоторое время, стоять без  монарха,  но  без

народа не могли удержаться ни царство, ни монарх.

     Правда, все знали, что без бояр, их совета царь Михаил  шагу  не  может

сделать. Та же псковская повесть негодует по этому поводу. То,  что  он  дал

боярам запись или устную присягу, ограничивавшую его власть, подтверждают Г.

Котошихин, бежавший из России в Швецию, В.Н. Татищев,  историк  XVIII  века,

писавший по источникам, многие  из  которых  не  дошли  до  нашего  времени.

Действительно, царь  Михаил  перепоручил  все  дела  Романовым,  Черкасским,

Салтыковым, Шереметевым, Лыковым, Репниным.  Они  распоряжались  всем,  даже

"гнушались" царем, а тот смотрел на все их хитрости,  проделки,  неправедные

дела сквозь пальцы. В придворных интригах весьма была  искушена  своенравная

инокиня Марфа, которую сын-монарх слушался беспрекословно.

     При дворе царили лживость, лихоимство,  корыстолюбие.  Некомпетентность

новых руководителей большого государства, разоренного Смутой  до  крайности,

была вопиющей. "Царь их, - по замечанию одного современника -  голландца,  -

подобен солнцу, которого часть покрыта облаками, так что земля Московская не

может получить ни теплоты, ни света... Все приближенные  царя  -  несведущие

юноши; ловкие деловые и приказные - алчные волки, все без различия грабят  и

разоряют народ. Никто не доводит правды до царя:  к  царю  нет  доступа  без

больших издержек..."

     Широко распространились местнические  споры,  причем  не  только  между

знатными, "породными" людьми, которые были  известны  служебными  заслугами,

своими и предков, но и между всякой мелкотой. Их урезонивали, наказывали. Но

все равно находились местники, которые готовы были голову на плаху положить,

лишь бы не быть "ниже" соперника по службе.

     Раньше думные люди,  первые  вельможи  государства,  знали  себе  цену.

"Бывали на нас опалы, - заявил однажды  польским  комиссарам  высокопородный

князь Воротынский, -  и  при  прежних  царях,  но  правительства  у  нас  не

отнимали". А князь В.В. Голицын вторит ему:

     - Нас из Думы не высылывали, мы всякую Думу ведали.

     Именно об этом Голицыне  знаменитый  князь  Пожарский,  из  захудавшего

рода, с большим почтением говорил:

     - Если бы теперь [был] такой столп, как князь Василий Васильевич, то за

него бы вся земля держалась; и я  бы  при  нем  за  такое  великое  дело  не

принялся.

     При Михаиле царе в Думе оказались бояре и прочие "тушинские  выскочки",

нередко из мелкопородных людей, вплоть до выходцев "из черни". Косо смотрели

старые знатные на Пожарского и  тем  более  на  "говядаря"  Минина,  ставших

первый - боярином, второй - думным дворянином.

     Вся эта публика, толпившаяся вокруг трона, не чувствовала твердой  руки

правителя. Отсюда - и злоупотребления, и неприглядные сцены  при  дворе:  то

двое вельмож таскают друг друга  за  бороды  в  присутствии  царя,  то  дядя

монарший Иван Никитич охаживает палкой провинившегося местника.

     Нежелание  служить  "ниже"  соперника  -  частая   причина   наказаний,

унизительных для местников процедур. Однажды подвергся ей и Д.М.  Пожарский.

Царь Михаил приказал ему "сказать" боярский чин Б.М.  Салтыкову.  Князь  бил

челом царю, что он не может это делать - быть тем  самым  "ниже"  Салтыкова.

Дело,  разбиравшееся  в  присутствии  государя,  показало:   некогда   князь

Ромодановский, сродник Пожарского, служил  ниже  боярина  Михаила  Глебовича

Салтыкова, был у него "товарищем"; а  этот  Михаил  Глебович  в  своем  роду

"меньше" Бориса Михайловича Салтыкова, на  которого  бьет  челом  Пожарский.

Далее, Пушкины равны по местнической чести Пожарскому, но гораздо "ниже"  на

местнической лестнице  Михаила  Глебовича  Салтыкова.  Когда  эти  служебные

"случаи" читались, князь Дмитрий Михайлович молчал, не возражал - сказать  в

ответ ничего не мог, так как они соответствовали  истине,  были  записаны  в

разрядах или иных документах, из которых дьяки их и взяли. Царь  потребовал,

чтобы Пожарский "сказывал" боярство  Салтыкову,  меньше  которого  ему  быть

можно. Но князь отказался,  покинул  Кремль  и,  приехав  к  себе  на  двор,

прикинулся больным.

     Салтыкову чин сказал думный дьяк; в разрядах записали,  что  делал  это

Пожарский. Но Салтыков в ответ сам бил челом на князя  "в  бесчестье".  Дело

закончилось для Пожарского плохо - его "выдали головою" Борису  Михайловичу.

Делалось это с соблюдением обычных, неприятных для проигравшего местническое

дело правил. Дьяк по приказу царя вел повинного пешком  на  двор  соперника;

одна эта процедура выглядела  в  глазах  современников  унижением.  Приведя,

ставил его на нижнее крыльцо и говорил победившему сопернику (тот  стоял  на

крыльце  выше),  что  ему  выдают  головой  такого-то,  в  данном  случае  -

Пожарского Салтыкову. Второй из них благодарил  за  царскую  милость,  дарил

чем-нибудь дьяка. Затем  отпускал  провинившегося  домой,  но  запрещал  ему

садиться на лошадь на своем дворе. Довольно часто потерпевший ругался на чем

свет стоит; но победитель на это - ноль внимания.

     В особо тяжких случаях  царь  приказывал  бить  потерпевшего  поражение

служилого человека батогами или посадить в тюрьму.

     В  год  своего  избрания,  на  праздник  Рождества  Богородицы,  Михаил

Федорович пригласил к своему царскому столу трех бояр - Ф.И.  Мстиславского,

И.Н. Романова, кн. Б.И. Лыкова-Оболенского. Третий из них не хотел сидеть за

столом ниже Романова, царского дяди, бил в том челом: быть ему меньше  Ивана

Никитича "невместно". Царь на Лыкова "кручинился", много  раз  говорил  ему,

чтобы он у стола был, сидел "под" его дядею. Князь уступил. Но  в  следующем

году, на Вербное Воскресение, повторился тот  же  "стол"  с  теми  же  тремя

боярами. На этот раз  Лыков  наотрез  отказался  сидеть  ниже  Романова.  Не

помогли ни уговоры царя, ни напоминание о прошлогоднем  "случае",  когда  он

сидел ниже дяди царя за столом. Лыков уехал домой; посланцам, которые дважды

от имени царя требовали его приезда в Кремль, он отвечал:

     - Готов ехать к казни, а меньше Ивана Никитича мне не бывать.

     До казни дело не дошло, но Лыкова царь приказал выдать  головою  своему

дяде.

     Такие дела Михаилу Федоровичу приходилось  слушать,  участвовать  в  их

разборе  довольно  часто.  Но  его  одолевали  заботы  и  более  неотложные,

чрезвычайные. Нужно было налаживать жизнь в  разоренной  стране;  для  этого

потребны прежде всего средства и силы. Способна ли их  дать  Россия,  только

начавшая выходить из Смуты?

 

 

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:  Романовы. Династия русских царей и императоров

 

Смотрите также:

 

Династия Романовых

Династия Романовых. Романовы — старинный русский дворянский род (носивший такую фамилию с середины XVI века), а затем династия русских царей и императоров.

 

Лжедмитрий. Королевич Владислав. Московия - Речь Посполитая. Поляки...

2 мая 1606 года в Москву приехала невеста Лжедмитрия Марина Мнишек, а с ней — 2-тысячный польский отряд.
Они избрали на трон сына Сигизмунда королевича Владислава. Жолкевский подошел к Москве и расположился лагерем на Хорошевских лугах.

 

БРОКГАУЗ И ЕФРОН. Лжедмитрий 2 Тушинский вор - сын Лжедмитрия...

Часть освобожденных по ходатайству Сигизмунда поляков, отъезжая в Польшу, попала в руки тушинцев в авг. 1608 г.; находившаяся в числе их Марина Мнишек, уговоренная Рожинским и Сапегою, признала Лжедмитрия своим мужем и для заглушения укоров совести была с ним...

 

...ПОЖАРСКИЙ. ТУШИНСКИЙ ЛАГЕРЬ присягнул па верность Лжедмитрию...

Многие люди, хорошо знавшие Лжедмитрия I, спешл-Л11 предостеречь Марину Мнишек насчет того, что
Гетман Жолкевский, прекрасно осведомленный насчет дел самозванца, считал
Князь Дмитрий оставался в Москве в то время, как отряды Лжедмитрия II предприняли...

 

БРОКГАУЗ И ЕФРОН. Лжедмитрий 1 венчал Лжедмитрия Отрепьева...

Вернувшись в Самбор, Л. предложил руку Марине Мнишек; предложение было принято, и он
Обаяние имени царевича Димитрия и недовольство Годуновым сразу дали себя знать.
Воспользовавшись раздражением москвичей против поляков, наехавших в Москву с Мариной...

 

СМУТНОЕ ВРЕМЯ. Лжедмитрий 1, Григорий Отрепьев, Самозванец....

Итак, Самозванец оказался в Москве. Но, поскольку он пришел туда при. польской поддержке, будучи обручен с Мариной Мнишек, с ним, естественно, прибыли и поляки (много их явилось и позже, в "поезде" невесты). Лжедмитрий.

 

БРОКГАУЗ И ЕФРОН. Гермоген, патриарх всероссийский

Когда перед браком Лжедимитрия на Марине Мнишек возник вопрос
Когда выставлена была кандидатура королевича Владислава, Г
по отношению к полякам; протестовал против впуска польского войска в Москву, и даже после того, как бояре впустили гетмана Жолкевского...

 

МИНИН И ПОЖАРСКИЙ. ОТРЕПЬЕВ НА ТРОНЕ Отрепьев...

Гетман Станислав Жолкевский поведал о них миру в своих мемуарах.
Он пенял на то, что король дал Москве в цари человека низкого и легкомысленного, жаловался на жестокость Лжедмитрия, его
Марина Мнишек не обладала ни красотой, ни женским обаянием.