Романовы. Исторические портреты

Разделы: Русская история и культура

Династия Романовых

     Приоритеты во внешней политике  Российской  империи  Николай  обозначил

сразу же после своего вступления на престол. Для этого  ему  не  требовалось

много времени - после Отечественной войны  1812  г.  и  заграничных  походов

центр тяжести внешнеполитических усилий был перенесен с  Запада  на  Восток.

Оттоманская империя явно клонилась к упадку, и казалось,  что  давняя  мечта

России - установить контроль над  Босфором  и  Дарданеллами,  обеспечив  тем

самым свободный выход из внутреннего Черного моря, что, безусловно, отвечало

экономическим интересам страны, - близка к осуществлению.

     Принимая в начале 1826  г.  европейских  дипломатов,  Николай  I  прямо

заявил: "Брат мой завещал мне крайне важные дела, и самое  важное  из  всех:

восточное дело". И выдержав паузу, продолжил: "Я непременно должен  положить

скорый конец этому делу". Однако, хотя в  продвижении  России  на  Восток  в

царствование  Николая  I  был   достигнут   ощутимый   прогресс,   полностью

осуществить свои намерения ему так и не довелось. В этом  стремлении  России

противостоял  мощный  соперник.  Подчинив  Индию,   Англия   была   намерена

продолжать распространять свое влияние все дальше и  дальше,  ведя  активную

политику на Ближнем Востоке и Кавказе.

     В 20- е гг. Англия приобрела существенные преимущества в  отношениях  с

Ираном. Этому способствовали  крупные  денежные  суммы,  которые  английский

посланник при шахском дворе Д. Макдональд, не смущаясь, выплачивал окружению

шаха. Командующий русскими войсками на  Кавказе  А.П.  Ермолов  прямо  писал

Николаю, что "англичан прикрепляют к  персиянам  деньги,  кои  они  большими

суммами расточают между корыстолюбивыми министрами и вельможами, а  сии,  во

зло употребляя слабость шаха,  наклоняют  его  в  их  пользу...".  Англичане

вооружали иранскую армию, обучали солдат и  провоцировали  военный  конфликт

Ирана с Россией. Весной 1826 г. условием выплаты  значительных  субсидий,  о

которых шах давно просил англичан,  стало  начало  военных  действий  против

России.

     Не устояв от соблазна и стремясь захватить Тифлис и вместе  с  ним  всю

Грузию, а далее  овладеть  Северным  Азербайджаном,  шах  направил  в  глубь

Закавказья 60-тысячную армию. Военные действия продолжались до  начала  1828

г., когда русские войска приблизились непосредственно к Тегерану, одержав  в

ходе военных действий ряд убедительных побед над иранскими войсками.

     10  февраля  1828  г.  был  подписан  Туркманчайский   мирный   договор

(составленный, как известно, А.С. Грибоедовым, который позднее  был  убит  в

Тегеране). По этому договору Иран отказался от  всех  своих  территориальных

притязаний и признал, что территория  Восточной  Армении,  занятая  русскими

войсками, отныне принадлежит России.

     Окрыленный успехом, Николай решился на  следующий  завоевательный  шаг,

начав войну с Турцией.  Оттоманская  империя  сама  дала  повод  для  этого,

расторгнув в одностороннем порядке все ранее заключенные договоры с Россией.

Николай рискнул вступить в конфликт с Англией, Австрией и Францией, которые,

конечно, резко протестовали против односторонних действий  России,  опасаясь

быстрого разгрома Турции. Однако война затянулась. В 1828 г. не удалось, как

планировалось,  овладеть  Константинополем,  и  России  пришлось   выдержать

серьезный дипломатический натиск своих европейских партнеров,  не  на  шутку

встревоженных возможностью того, что Россия одна будет решать судьбу Турции.

Однако внутренние противоречия между  европейскими  государствами  оказались

слишком сильными, и антироссийская коалиция, к чему так стремился Меттерних,

не состоялась.

     В 1829 г. военные действия были продолжены весьма успешно. К концу лета

русские войска овладели Адрианополем  и  остановились  в  60  километрах  от

Константинополя.

     Встал вопрос о том, что делать дальше. Был создан специальный Секретный

комитет, который после  долгого  обсуждения  пришел  к  выводу,  что  выгоды

сохранения Оттоманской империи в Европе превышают его невыгоды.  Николай  не

решился захватить Константинополь, опасаясь окончательно испортить отношения

с Англией, Австрией и  Францией.  2  сентября  1829  г.  в  Адрианополе  был

подписан мирный договор, по которому Россия  получила  дельту  Дуная  и  все

морское побережье Кавказа от Анапы до Поти, включая Абхазию и  Менгрелию,  а

также Ахалцихскую  область.  Были  расширены  автономия  Сербии,  Валахии  и

Молдавии,  а  также  Греции,  через  полгода  вообще   ставшей   независимым

государством. Но  даже  эти  довольно  скромные  результаты  победы  вызвали

раздражение в Европе. Англия грозила разрывом дипломатических  отношений,  а

Меттерних назвал Адрианопольский мир "несчастием".

     Вершиной дипломатических успехов Николая I  на  Ближнем  Востоке  стало

подписанное в 1833 году Ункяр-Искелесского договора  с  Турцией,  подготовка

которого велась в строжайшей  тайне.  По  этому  договору  Россия  и  Турция

становились союзниками,  а  главное,  согласно  секретной  статье  договора,

Турция обязывалась закрыть проход  через  Дарданеллы  для  всех  иностранных

военных   кораблей.   Одновременно   были   подтверждены    все    положения

Адрианопольского договора.  Политика  России  в  отношении  европейских  дел

носила  охранительный  консервативный  характер.  Николай   с   маниакальным

упорством пытался не допустить разрыва Священного союза, видя в нем гарантию

сохранения статус-кво и верное  средство  борьбы  с  революционной  угрозой.

Однако  время  изменилось,  и  Николай  не  встречал  понимания  европейских

политиков. Они готовы были бороться с революционной "заразой", однако  вовсе

не хотели ради этого признать главенство России на  Европейском  континенте.

Николай раз за разом предлагал использовать  русскую  армию  для  подавления

революционных  выступлений  и  неизменно  получал  отказ.   Лишь   революция

1848-1849 гг. заставила  воспользоваться  услугами  российского  императора.

Один из министров  описал  характерную  реакцию  Николая  I  на  известие  о

революции в Париже и о свержении Луи-Филиппа. В этот момент император был на

балу. Он дал знак умолкнуть музыке  и,  обращаясь  к  гвардейским  офицерам,

воскликнул: "Господа, седлайте коней; во Франции провозглашена  республика".

Седлать коней действительно пришлось, но не для восстановления  монархии  во

Франции, а для помощи Австрии.  В  1849  г.  русский  экспедиционный  корпус

участвовал в подавлении восстания в  Венгрии.  Известно,  каким  ударом  для

Николая I было вероломство Австрии, когда вместо благодарности она во  время

Крымской  войны  открыто  поддержала  Англию  и  Францию,  начавших  военные

действия против России.

     Политика "европейского жандарма", которую настойчиво пытался  проводить

Николай I,  не  принесла  России  ощутимых  успехов.  Более  того,  к  концу

царствования Николая она  оказалась  в  прочной  изоляции  на  международной

арене.

                  Николаевская Россия глазами иностранцев

     Что же представляла собой тогда  Россия,  под  властной  рукой  Николая

превратившаяся  в  военно-бюрократическую  империю?  Современники   оставили

множество свидетельств об этом. Но, пожалуй, самую яркую  картину  нарисовал

не наш соотечественник, а наблюдательный иностранец. В 1839  году  в  России

побывал французский аристократ, известный путешественник и  писатель  маркиз де Кюстин.

Его книга "Россия в 1839 году", вышедшая в свет  четырьмя  годами

позднее, стала сенсацией. Успех ее в Западной Европе был ошеломляющим.

     К 1854 году тираж многочисленных изданий этой книги  на  разных  языках

достиг  почти  200  тысяч  экземпляров.  В  России  книга  де  Кюстина  была

запрещена. По словам Герцена,  автор  "оскорбительно  много  видел".  Герцен

справедливо считал, что сочинение Кюстина -  "самая  замечательная  и  умная

книга, написанная о России иностранцем".

     Едва де Кюстин  пересек  русскую  границу,  первое  же  столкновение  с

российскими чиновниками сразу дало ему представление и о характере строя  не

известной ему до тех пор страны, и о царящих в  ней  нравах.  У  де  Кюстина

отобрали книги - почти все, без разбора, без смысла.

     "Столько мельчайших предосторожностей, -  писал  де  Кюстин, -  которые

считались  здесь,  очевидно,  необходимыми  и   которые   нигде   более   не

встречались, ясно свидетельствовали  о  том,  что  мы  вступаем  в  империю,

объятую одним лишь  чувством  страха,  а  страх  ведь  неразрывно  связан  с

печалью". У де Кюстина требовали ответов на вопросы, на которые он уже давал

раньше письменные ответы, и чиновник никак не мог поверить, что можно  ехать

в Россию без всякой корыстной цели.

     "- Значит, вы путешествуете исключительно из одной любознательности?

     - Да.

     - Но почему вы направились для этого именно в Россию?

     - Не знаю..."

     Кажется, мелочь, но она превращалась в символ огромной и  бессмысленной

бюрократической машины, во власти которой,  как  довольно  скоро  уловил  де

Кюстин,  находится  вся  страна.  "Россией  управляет  класс   чиновников, -

уверенно заявлял он, немного оглядевшись и вкусив первые плоды петербургской

жизни. - Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты,  эти  пигмеи-тираны

безнаказанно угнетают страну". Сложившаяся система настолько  могущественна,

проницательно замечает де Кюстин, что  даже  сам  император  в  значительной

степени находится в руках бюрократов. "И, как это ни  парадоксально  звучит,

самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так  всесилен,  как

говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что

власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией, силой страшной

повсюду, потому что злоупотребление  ею  именуется  любовью  к  порядку,  но

особенно страшной  в  России".  Можно  только  удивляться  прозорливости  де

Кюстина, не знавшего, конечно, всех перипетий только что рассмотренной  нами

неудачной попытки решения крестьянского вопроса, но чутко уловившего одну из

главных черт николаевской системы - всесилие бюрократии.

     Другой основополагающий элемент системы, точно и беспощадно подмеченный

де Кюстином, - отсутствие в России  эпохи  Николая  I  свободы.  "Все  здесь

есть, - саркастически восклицал он, - не хватает  только  свободы,  то  есть

жизни". Но можно ли говорить о свободе в стране, больше похожей на  казарму,

чем  на  нормальное  место  для  жизни?  "Русский  государственный  строй, -

подводил итог своим наблюдениям де Кюстин, - это строгая военная  дисциплина

вместо гражданского управления, это перманентное военное положение,  ставшее

нормальным  состояние  государства".  Его   не   могли   обмануть   рассказы

крепостников о благодетельности крепостного права для русских крестьян.  "Не

верьте медоточивым  господам, -  писал  он, -  уверяющим  вас,  что  русские

крепостные - счастливейшие  крестьяне  на  свете,  не  верьте  им,  они  вас

обманывают. Много крестьян в отдаленных губерниях голодают, многие  погибают

от нищеты и жестокого обращения. Все страдают в России,  но  люди,  которыми

торгуют, как вещами, страдают больше всех".

     Но во имя чего, спрашивал себя де Кюстин, приносятся  все  эти  жертвы?

Отказ  от  свободы,  преимущества  которой  перед  деспотизмом  были   столь

очевидны, мог диктоваться только какой-то скрытой целью.  Такой  целью,  как

полагал де Кюстин, было стремление к мировому господству. "Русский  народ, -

писал он, - теперь ни к чему не способен, кроме покорения  мира.  Мысль  моя

постоянно возвращается к этому,  потому  что  никакой  другой  целью  нельзя

объяснить безмерные жертвы, приносимые  государством  и  отдельными  членами

общества. Очевидно, народ пожертвовал своей свободой во имя победы. Без этой

задней мысли, которой люди повинуются, быть может,  бессознательно,  история

России представлялась бы неразрешимой загадкой".

     Отвращение к увиденному в  николаевской  России,  абсолютное  неприятие

самодержавия во всех его проявлениях  были  столь  велики,  что,  заканчивая

книгу, де Кюстин обращался  к  своим  соотечественникам:  "Когда  ваши  дети

вздумают роптать  на  Францию,  прошу  вас,  воспользуйтесь  моим  рецептом,

скажите им: поезжайте в Россию!... Каждый, близко познакомившийся с  царской

Россией, будет рад жить в какой угодно другой стране. Всегда полезно  знать,

что существует на свете государство, в котором  немыслимо  счастье,  ибо  по

самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы". Горькие, но

очень справедливые слова.

     В одном де Кюстин был не прав. Россия времен Николая I не стремилась  к

мировому господству. Этого не было. Роль жандарма  Европы,  которую  пытался

играть российский император, отнюдь не тождественна роли властелина мира. Но

система действительно зиждилась на рабстве и насилии.

     Мир менялся. В России же стремились только закрепить и упрочить то, что

было. И действительно, в этом Николай много преуспел.  Особенно  если  брать

внешнюю сторону дела.

     Бюрократический механизм отлично работал: николаевское делопроизводство

не сравнить с делопроизводством прежних времен. Бумаги  исправно  переходили

из канцелярии в канцелярию. Армия блистала на смотрах.  Огромный  чиновничий

аппарат располагался в новых, специально построенных  лучшими  архитекторами

правительственных зданиях.

     Но  чем  дальше,  тем  яснее  становилась  современникам   бесплодность

действий императора. В 40-х годах его уже не сравнивали с Петром. Ясно,  что

Россия не получила  нового  великого  реформатора.  "Что  за  странный  этот

правитель, - писала  о  нем  жена  министра  иностранных  дел  графиня  М.Д.

Нессельроде, -  он  вспахивает  свое   обширное   государство   и   никакими

плодоносными семенами его не засевает". С годами усталость  и  разочарование

стал ощущать и сам Николай. А.О. Смирнова-Россет записала в своем дневнике 5

марта 1845 г.: "Государь без императрицы, которой на зиму врачи  рекомендуют

уезжать в Италию, грустит и одинок. Занимается один целыми часами.  Это  все

имеет влияние на других. Государь сказал мне: "Вот скоро двадцать лет, как я

сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я, смотря  на

небо, говорю: зачем я не там? Я  так  устал..."  Он  работал  все  больше  и

больше, а результаты были все плачевнее и плачевнее.

                                  Реакция

     Таким его застала революция  1848  г.  Началось  последнее,  "мрачное",

семилетие  царствования  Николая.  В  полном  великолепии  и   действенности

проявилась его роль  жандарма  Европы.  Сначала  в  западные  губернии  была

стянута 300-тысячная армия, которая в любой момент была готова двинуться  на

подавление революций в Пруссию, Австрию или Францию. В 1849 г. этому суждено

было осуществиться - русские  войска  совершили  Венгерский  поход,  подавив

революцию в Венгрии и обеспечив династии Габсбургов существование еще на  60

с лишним лет.

     Угроза революционного взрыва заставила Николая открыто встать  на  путь

реакции. Теперь он  уже  публично  отрекается  от  своих  прежних  намерений

постепенно идти к освобождению крестьян. Принимая дворян одной из  губерний,

Николай счел  нужным  заявить:  "Некоторые  лица  приписывали  мне  по  сему

предмету самые нелепые и безрассудные мысли и намерения.  Я  их  отвергаю  с

негодованием".

     Цензурный гнет достигает в эти годы своего  апогея.  Россия  решительно

отгораживается от всего цивилизованного мира. Создается чрезвычайный  орган,

так называемый Бутурлинский комитет, который просматривает  уже  пропущенные

цензурой издания. Носятся слухи о возможном закрытии университетов,  и  даже

скромную статью С.С. Уварова в защиту университетского  образования  Николай

объявил "неприличной", отправив министра в отставку. "Варварство торжествует

там дикую победу над умом человеческим", -  записал  о  тогдашнем  состоянии

России в своем дневнике известный либеральный цензор А.В. Никитенко.

     Но долго так продолжаться не могло.  Крах  системы  с  особенной  силой

проявился в поражении России в Крымской войне. Сама эта война  была  не  чем

иным, как попыткой уверенного в своем могуществе Николая  I  воспользоваться

слабостью Турции, захватить стратегически важные  для  России  территории  и

утвердить свое господство над черноморскими проливами.

     На стороне Турции выступили тогда Англия и  Франция,  что  не  оставило

России никаких шансов на успех. За всю историю нового  и  новейшего  времени

Россия не терпела столь крупного и постыдного  поражения.  Огромная  страна,

обладавшая самой крупной в Европе армией, не смогла справиться с 60-тысячным

экспедиционным корпусом, высадившимся в Крыму. А ведь всего за несколько лет

до  этого,  в  1850  г.,  с  небывалой  пышностью   праздновалось   25-летие

"благополучного царствования".

     В представленных по этому случаю всеподданнейших отчетах всех  основных

министерств и ведомств доказывалось, что  "положение  России  и  ее  монарха

никогда еще, с самого 1841 г., не было более  славно  и  могущественно".  На

бумаге система выглядела безупречной. В действительности же, как писал  П.А.

Валуев в 1855 году в записке "Дума русского", передававшейся из рук  в  руки

всей читающей Россией, оказалось, что "сверху блеск, а снизу гниль".

     События Крымской войны стали тяжелейшим испытанием для самого  Николая.

Он искренне верил, что созданная  им  система  идеальна  и  приносит  России

только благо. Когда же выяснилось, что ни армия, которой он так гордился, ни

флот не в состоянии защитить Отечество от  неприятеля,  он  просто  не  смог

перенести очевидного краха.

     "Угнетение, которое он оказывал, не было угнетением произвола, каприза,

страсти; это был  самый  худший  вид  угнетения, -  писала  А.Ф.  Тютчева, -

угнетение систематическое, обдуманное, самодовлеющее, убежденное в том,  что

оно может и должно распространяться не только на  внешние  формы  управления

страной, но и на частную жизнь народа, на его мысль, его совесть и  что  оно

имеет право из великой нации сделать автомат, механизм которого находился бы

в руках владыки. "..." И вот когда наступил  час  испытания,  вся  блестящая

фантасмагория этого величественного царствования рассеялась как дым. "..." В

короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились

подмостки того иллюзорного величия, на  которые  он  воображал,  что  поднял

Россию".

                                   Смерть

     Даже железное здоровье Николая не могло выдержать свалившейся  на  него

беды, и 18  февраля  1855  г.  после  двухнедельной  болезни  он  скончался.

Александр  Николаевич  записал  в  этот  день  в  своем   дневнике:   "Мандт

(лейб-медик Николая. - С.М.) за мной. Государь спросил Бажанова. Причастился

при нас всех. Голова совсем свежая. Удушье. Сильные  мучения.  Прощается  со

всеми - с детьми, с прочими. Я на коленях,  держу  руку.  Жал  ее.  К  концу

чувствуется холод. В 1/4  1-го  все  кончено.  Последние  ужасные  мучения".

"Незадолго перед концом к императору вернулась  речь, -  передавала  Тютчева

рассказ жены наследника, - которая, казалось,  совершенно  покинула  его,  и

одна из его последних фраз, обращенных к  наследнику,  была:  "Держи  все  -

держи все". Эти слова сопровождались энергичным жестом  руки,  обозначавшим,

что держать нужно крепко".

     По Петербургу вскоре поползли слухи, что император покончил с собой или

отравлен. Добролюбов, тогда еще совсем  молодой  студент,  записал  в  своем

дневнике: "Разнеслись слухи о том, что царь отравлен, что оттого и не хотели

бальзамировать по прежнему способу, при котором, взрезавши труп, нашли бы яд

во внутренностях, что потому и не показывали народу лицо царя во все  время,

пока он стоял в Зимнем дворце".

     В пользу версии о самоубийстве как бы  говорит  откровенно  подавленное

состояние императора в последние месяцы перед смертью. Близкие часто видели,

как ночами царь "клал земные поклоны перед церковью", а в  кабинете  "плакал

как ребенок при получении каждой плохой вести". П.Д. Киселев вспоминал,  что

в последние месяцы  император  "утомлялся  и  сколько  ни  желал  преодолеть

душевное беспокойство, оно выражалось  на  лице  его  более,  чем  в  речах,

которые при рассказе о самых горестных событиях  заключались  одним  обычным

возгласом: "Твори,  Бог,  волю  свою!"  Незадолго  до  смерти  он  отказался

выслушать письмо от младших сыновей  Михаила  и  Николая,  бывших  в  Крыму.

"Здоровы ли они? - спросил он и продолжил: - Остальное  меня  не  касается".

Однако  тяжелое  душевное  состояние  вовсе  не  доказывает  еще  версии   о

самоубийстве. Записи в дневнике Александра Николаевича показывают, что зимой

1855 г. в Петербурге была сильная эпидемия гриппа. Болели, и  тяжело,  почти

все в окружении Николая. Вернее всего, что грипп,  перешедший  в  воспаление

легких, и стал причиной его смерти.

     Слухи  о  самоубийстве  Николая   I   неожиданно   получили   некоторое

подтверждение в начале XX в. В 1914 г.  в  журнале  "Голос  минувшего"  были

опубликованы воспоминания внука 3. В. Пеликана, во времена Николая I бывшего

председателем   Военно-медицинского   комитета,   директором    медицинского

департамента  военного  министерства  и   президентом   Медико-хирургической

академии. "По словам деда, - утверждал Д. Пеликан, - Мандт дал желавшему  во

что бы то ни стало покончить с  собой  царю  яду.  Обстоятельства  эти  были

хорошо известны деду благодаря близости к  Мандту".  Внук  и  его  товарищи,

студенты-медики,  осуждали  поступок  Мандта  как  недостойный  врача.  В.В.

Пеликан отвечал им, что император "нашел бы иной способ покончить с собой и,

возможно, более заметный".

     Можно ли безоговорочно поверить этому свидетельству?  Вероятнее  всего,

нет.  Очевидно  все  же,  что  вопрос  о  причинах  смерти  Николая  требует

дальнейшего изучения.

     Умирая, Николай говорил своему наследнику: "Сдаю тебе  мою  команду,  к

сожалению, не в том порядке, как желал,  оставляя  много  хлопот  и  забот".

Таким горьким признанием завершилось его тридцатилетнее царствование.

     Л.Г. Захарова