Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Том 5

Прометей

Издательство «Молодая гвардия» предложило мне дать в альманах «Прометей» ' кусочек из книги воспоминаний, готовящейся сейчас к печати в Военном издательстве. Нет ничего приятнее, чем показать молодым людям нашего времени подвиг их отцов в Великой Отечественной войне. Но просил бы молодых читателей иметь в виду следующее.

Во-первых, речь идет о войне, и события войны рассматриваются не из солдатского окопа, а с КП фронта, к этому нужно приноровиться, а чтобы пояснее представить себе движение огромных войсковых масс, лучше бы держать под рукой карту Белоруссии и прилегающих к ней областей Польши.

Во-вторых, на этих страничках встретится много фамилий сотрудников командующего фронтом по управлению войсками, но мало характеристик, они оказались за пределами данного отрывка, в других главах книги. Радостно вспоминать о совместной службе с такими замечательными людьми, оригинальными   по   натуре и по военному таланту, как начальник штаба нашего фронта незабвенный Михаил Сергеевич Малинин, как командующий артиллерией Василий Иванович Казаков, командующий бронетанковыми войсками фронта Григорий Николаевич Орел, начальник политуправления Сергей Федорович Галаджев... Нужно сказать, что в военном деле особенно большое значение имеет сработанность руководящего состава, и этим отличался наш коллектив фронтового управления, штаба и политуправления. Несколько лет мы вместе служили в тяжелых боевых условиях и к тому времени, о котором пойдет речь, уже с полуслова понимали друг друга; каждый из сотрудников старался внести лепту своего труда и ума в решение общей задачи, и это стремление всячески поощрялось — советы внимательно выслушивались, к мнениям других было внимательное отношение. Все это дало нам благотворную атмосферу. Так называемая .«сработанность» превратилась в крепкую товарищескую дружбу. В таком коллективе прекрасно работается, и с таким коллективом очень тяжело расставаться, если даже приходится это делать по долгу службы.

А теперь перенесемся на двадцать четыре года назад.

К весне 1944 года наши войска на Украине продвинулись далеко вперед. Но тут противник перебросил с запада и из самой Германии свежие силы и остановил наступление 1-го Украинского фронта. Бои приняли затяжной характер, и это заставило наш Генеральный штаб и Ставку перенести главные усилия на новое направление. Мы у себя на фронте, оценивая обстановку, полагали, что предстоящая операция неизбежно развернется в Белоруссии. Это, между прочим, вытекало и из общего положения вещей: в результате успеха осенне-зимних операций на южном крыле советско-германского фронта образовался огромный белорусский выступ, он нависал с севера над войсками 1-го Украинского фронта, подобно тому как накануне Курской битвы нависал — и тоже с севера — над Центральным фронтом орловский выступ, с которого .противник начинал так трагически закончившееся для него наступление.

Словом, фронт жил в предвидении больших событий. Конечно, для проведения любой крупной операции необходимо время на подготовку. Войска Белорусского фронта (раньше он именовался Центральным) после разгрома неприятеля под Курском прошли с боями огромное расстояние, они остро нуждались в пополнении, им нужно было дать дополнительно и технику, и боеприпасы, и горючее; требовалось подтянуть тылы и отставшие базы, организовать подвоз всего, в чем нуждались наши части и соединения, и, значит, в первую очередь восстановить разрушенные дороги и провести новые. Это и составляло предмет наших забот. Одновременно укреплялись достигнутые рубежи.

Наконец положение дел стало понемногу проясняться. Такой вывод мы делали из мероприятий Ставки. Первое из их числа: создание нового фронта между нашим и 1-м Украинским. Этот новый фронт огибал с юга Полесье до Владимира-Волынского (исключительно), ему было присвоено название «2-й Белорусский», а наш фронт соответственно стал называться «1-м Белорусским».

В марте Верховный Главнокомандующий пригласил меня к ВЧ. Он в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1-му Белорусскому фронту. Затем Сталин поинтересовался моим мнением. При разработке операций он и раньше прибегал к таким вот личным собеседованиям с командующими фронтами. Для нас — сужу по себе — это имело большое значение.

1-му Белорусскому фронту предстояло действовать в общем направлении на Бобруйск, Барановичи, Варшаву, обходя Полесье с севера. Левым крылом фронт упирался в огромные полесские болота, что до крайности ограничивало возможность маневра войсками. Для успеха операции требовалось теснейшее взаимодействие с войсками 2-го Белорусского фронта, а мы бьь ли разобщены широкой лесисто-болотистой местностью. Вот такие опасения я и высказал Сталину, намекнув при этом, что было бы целесообразнее объединить в один фронт весь участок, занимаемый в данное время двумя Белорусскими фронтами.

Должен сказать, что еще до этого разговора со Сталиным мы у себя обсуждали такой вариант: объединение в одних руках всего участка от Быхова до Владимира-Волынского. Это давало нам огромные преимущества в маневре силами и средствами фронта и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля. Некоторые затруднения в управлении войсками можно было, конечно, ожидать, но это нас не смущало. У нас уже имелся опыт управления войсками в не менее сложной обстановке при ликвидации окруженной в Сталинграде группировки противника. Во всяком случае, легче было организовать управление объединенными войсками, чем согласовывать взаимодействие с соседним фронтом при решении одной общей задачи.

Тут как раз в пользу нашего предложения сработал случай: на участке 2-го Белорусского фронта произошла неприятность — противник нанес удар и овладел Ковелем. Сталин предложил мне быстро продумать наш вариант объединения участков обоих фронтов, сообщить в Ставку и скорее выехать к Курочкину' и принять меры для ликвидации прорыва противника. Забегу вперед и скажу сразу: побывав на месте, мы убедились, что накануне нашего крупного наступления нам невыгодно начинать частную операцию по освобождению Ковеля, и мы от нее отказались.

Вскоре последовала директива Ставки о передаче нашему фронту всего участка, охватывающего Полесье с юга, и находящихся на нем войск. Общая ширина полосы 1-го Белорусского фронта достигла, таким образом, почти девятисот километров. Редко в ходе Великой Отечественной войны фронт, имевший наступательную задачу, занимал участок такой протяженности. Разумеется, и войск у нас стало больше. К двадцатым числам июня в состав нашего фронта входило 10 общевойсковых армий, одна танковая, и две воздушные армии, и Днепровская речная флотилия; кроме того, мы имели три кавалерийских и три танковых корпуса, а также один мехкорпус.

Затем произошли и дальнейшие изменения, в результате которых сложилась та структура фронтов, которая сохранилась до победоносного окончания войны.

По замыслу Ставки главные действия в летней кампании 1944 года должны были развернуться в Белоруссии. Для проведения этой операции привлекались войска четырех фронтов (1-й Прибалтийский — командующий И. X. Баграмян; 3-й Белорусский — командующий И. Д. Черняховский; наш правый «сосед» — 2-й Белорусский фронт — командующий И. Е. Петров и, наконец, 1-й Белорусский). Ставка сочла возможным ознакомить командующих фронтами с запланированной стратегической операцией в ее полном масштабе. И это было правильно. Зная общий замысел, командующий фронтом имел возможность уяснить место фронта в операции и шире проявить свою инициативу.

Стремясь удержаться в Белоруссии, германское командование сосредоточило там крупные силы — группу армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Буш (одна танковая и три полевые армии); в полосе предстоящего наступления наших войск действовала также часть правофланговых дивизий 16-й немецкой армии из группы «Север» и пехотные дивизии из группы армий «Северная Украина». Всего против четырех наших фронтов к 23 июня было 63 немецкие дивизии и три бригады общей численностью в 1 миллион 200 тысяч человек. Противник имел 9500 орудий, 900 танков и 1350 самолетов.

Против войск правого крыла нашего фронта оборонялась 9-я немецкая армия, она преграждала нам путь на Бобруйск. 2-я немецкая армия занимала оборону в полосе 400 километров в Полесье — против центра и левого крыла 1-го Белорусского фронта. На Бобруйском направлении, где должны были наступать четыре наши армии', у противника было 131 тысяча человек личного состава, 5137 пулеметов, 2 с половиной тысячи орудий и минометов, 356 танков и самоходных установок. Вражеские войска прикрывали с воздуха 700 самолетов. Кроме тактических резервов, на Брестском и Ковельском направлениях противник имел мощные оперативные резервы. Следовательно, в полосе нашего фронта располагалась фашистская группировка, способная отразить крупное наступление.

Мы готовились к боям тщательно. Составлению плана предшествовала большая работа на местности, в особенности на переднем крае. Приходилось, в буквальном смысле слова, ползать на животе. Изучение местности и состояния вражеской обороны убедило в том,, что на правом крыле фронта целесообразно наносить два удара с разных участков (один — силами 3-й и 48-й армий — из района Рогачева на Бобруйск — Осиповичи, другой силами 65-й и 28-й армий — из района нижнего течения Березины — Озаричи в общем направлении на Слуцк). Причем оба удара должны быть главными. Это шло в разрез с установившимся взглядом, согласно которому при наступлении наносится один главный удар, для чего и сосредоточиваются основные силы и средства. Принимая несколько необычное решение, мы шли на известное распыление сил, но в болотах Полесья другого выхода, а вернее сказать — другого пути к успеху операции у нас не было.

Дело в том, что местность на направлении Рогачев — Бобруйск позволяла сосредоточить там в начале наступления силы только 3-й армии и лишь частично 48-й. Если этой группировке не помочь ударом на другом участке, противник мог бы не допустить здесь прорыва его обороны, у него оставалась бы возможность перебросить сюда силы с не атакованных нами рубежей. Два же главных удара решали все проблемы: в сражение одновременно вводилась основная группировка войск правого крыла фронта, что было недостижимо на одном участке из-за его сравнительной ограниченности; противник терял реальные возможности маневра; успех, достигнутый пусть даже сначала на одном из этих участков, ставил немецкие войска в тяжелое положение, а нашему фронту обеспечивал энергичное развитие наступления. Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая. Были вызваны командующие фронтами Белорусской операции. Присутствовал и вновь назначенный командующий 1-м Украинским фронтом И. С. Конев. Наши соображения о предстоящем наступлении войск левого крыла фронта на Люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось сильной критике. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату,   чтобы   продумать   предложение Ставки. После каждого такого «продумывания» приходилось с новой, силой докладывать свое решение. Убедившись, что я твердо отстаиваю нашу точку зрения, Сталин л утвердил план операции в том виде, как   мы его представили.   Он при этом сказал,   что настойчивость командующего фронтом показала ему, что организация наступления у нас тщательно продумана и не вызывает сомнений в успехе.

Вся операция получила условное название «Багратион». Перед войсками четырех фронтов были поставлены важные стратегические и политические задачи: ликвидировать выступ противника в районе Витебска, Бобруйска, Минска, разгромить и уничто-" жить крупную группировку вражеских армий «Центр», освободить Белорусскую Советскую Социалистическую Республику. А далее — начать освобождение братской Польши и перенести военные действия на территорию фашистской Германии. Большое значение придавалось организации взаимодействия, в особенности между 3-ми 1-м Белорусскими фронтами — именно их войска должны были быстро продвинуться на запад и сомкнуться своими флангами западнее Минска...

Нашему фронту предстояло начать наступление четырьмя правофланговыми армиями; они окружали и уничтожали бобруйскую группировку врага, овладевали районом Бобруйск — Глуша — Глуск, а затем наступали на Бобруйско-Минском и Боб-руйско-Барановичском направлениях. Войска левого крыла должны были двинуться вперед лишь после окружения немецких войск в районе Минска и выхода войск правого крыла на рубеж Барановичей.

На западном берегу Днепра, севернее Рогачева, 3-я армия удерживала небольшой плацдарм. Он был вполне пригоден для . действий всех родов войск в направлении на Бобруйск. У генерала Романенко, в 48-й армии, дело обстояло гораздо хуже. Командарм стремился атаковать противника со своих рубежей (его армия занимала полосу к югу от железнодорожной линии Жлобин— Бобруйск вдоль северного берега Березины, имея за рекой небольшой плацдарм). Изучив передний край, я увидел, что здесь наступать просто невозможно. Даже для отдельного легкого орудия приходилось , класть настилы из бревен в несколько рядов. Кругом почти сплошные болота с небольшими островками, заросшими кустарником и густым лесом. Никаких условий для сосредоточения танков и тяжелой артиллерии. Поэтому П. Л. Романенко получил приказ перегруппировать основные силы на плацдарм у Рогачева, к левому флангу 3-й армии, и действовать совместно с ней, а части, оставшиеся на Березинском плацдарме, должны были боями приковать к себе как можно больше сил противника и тем способствовать нанесению главного удара.

Войска 65-й и 28-й армий, наносившие второй удар, тоже имели перед собой лесистую, заболоченную местность, ее пересекали притоки реки Припять.

Нелегкое дело предстояло нашим солдатам и офицерам — пройти эти труднопреодолимые места, пройти с боями, пройти стремительно. Люди готовили себя к этому подвигу. Пехотинцы невдалеке от переднего края учились плавать, преодолевать болота и речки на подручных средствах, учились ориентироваться в лесу. Было изготовлено множество «мокроступов», болотных лыж, волокуш для пулеметов, минометов и легкой артиллерии, были построены лодки и плоты. У танкистов — своя тренировка. Помнится, как-то генерал Батов показал мне «танкодром» на болоте в армейском тылу, часа полтора мы наблюдали, как машина за машиной лезла в топь и преодолевала ее. Вместе с саперами танкисты снабдили каждый танк фашинами, бревнами и специальными треугольниками для прохода через широкие рвы. Не могу не вспомнить добрым словом наших славных саперов, их самоотверженный труд и смекалку. Только за двадцать дней июня они сняли 34 тысячи вражеских мин, на направлении главного удара проделали 193 прохода для танков и пехоты, навели десятки переправ через Друть и Днепр. А сколько построено было колесных дорог жердевых и профилированных!..

В этом напряженном труде огромных войсковых масс тон задавали наши коммунисты и комсомольцы. Они были цементирующей силой во всех частях. Они служили примером для всех.

В начале 1944 года у нас были определенные трудности, неизбежные на войне. В ожесточенных боях при наступлении от Курской дуги до Днепра войска понесли тяжелые потери. Вот одна много говорящая цифра: в 1224 ротах не стало партийных организаций по- причине геройской гибели партийных товарищей в боях за освобождение родной советской земли. Корни, связывающие партию с народом, с солдатом, нерушимы, и тяга лучших людей в партию была велика. Этот благотворный для войск фронта процесс организовало и возглавило политическое управление, которым руководил генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев. И к началу Белорусской операции в большинстве соединений у нас опять были полнокровные, хорошо работающие партийные и комсомольские организации; в ротах — 5—10 коммунистов, 10, а то и 20 членов ВЛКСМ. Хочется подчеркнуть еще вот что: в партию и в комсомол шли тогда прежде всего воины, отличившиеся в боях, так что два понятия — «бывалый солдат» и «коммунист» — практически говорили об одном и том же. Отсюда огромный рост партийного влияния во всех наших боевых делах.

После получения всех указаний Ставки мне, как командующему, пришлось много заниматься со своим штабом и с командующими армиями. На месте отрабатывалось все, что было связано с предстоящим наступлением: управление войсками и в начале и в ходе операции, маскировка движения наших войск, подвоз техники и боеприпасов, выбор и оборудование маршрутов и дорог, а также всяческие хитрости, которые бы ввели противника в заблуждение относительно наших намерений.

Особое внимание уделялось разведке — и воздушной, и войсковой всех видов, и радиоразведке. Летчики 16-й воздушной армии произвели полную аэрофотосъемку укреплений противника на Бобруйском направлении, карты с полученными данными были немедленно разосланы войскам. Только в армиях правого крыла произвели четыреста поисков, и наши мастера-разведчики притащили больше восьмидесяти «языков» и важные документы.

От штабов всех степеней мы требовали постоянного контроля с земли и с воздуха за тщательной маскировкой всего, что делалось в войсках фронта. Немцы могли увидеть только то, что мы хотели им показать. Части сосредоточивались и перегруппировывались ночью, а днем от фронта в тыл шли железнодорожные эшелоны с макетами танков и орудий. Во многих местах наводили ложные переправы, прокладывали для видимости дороги. На "второстепенных рубежах сосредоточивалось много орудий, они производили несколько огневых налетов, а затем их увозили в тыл, оставляя на ложных огневых позициях макеты. Начальник штаба фронта генерал Малинин был неистощим в этом отношении. По указанию штаба фронта, например, в мае — июне начались оборонительные работы, это тоже в значительной мере отвлекло внимание противника от готовящегося наступления.

С командирами соединений и частей мы проводили занятия в поле и на рельефных картах той местности, на которой им в скором времени предстояло действовать. Накануне наступления были проведены штабные учения и военные игры на тему «Прорыв обороны противника и обеспечение ввода в бой подвижных соединений». Хорошо подготовленный дружный коллектив штаба фронта имел достаточный опыт в организации управления войсками, и он показал, что способен находить выход из самого затруднительного положения как в подготовке, так и в ходе самих боев.

Трудно в небольшом очерке всесторонне показать, как готовится крупная фронтовая операция. Надеюсь, что читатель хотя бы в общих чертах увидит и масштаб и творческий характер всей этой работы. Вот еще одно интересное — и характерное для Великой Отечественной войны — дело: заодно с нами действовал Белорусский штаб партизанского движения. Устанавливалась тесная связь партизанских отрядов с нашими частями. Партизаны получили от нас конкретные задания, где и когда ударить по коммуникациям и базам немецко-фашистских войск. Они взрывали поезда на железнодорожных магистралях Бобруйск — Осиповичи — Минск, Барановичи — Луни-нец и других. Все их удары наносились в тесном взаимодействии с нами, и были подчинены интересам предстоящей операции.

К двадцатым числам июня войска фронта заняли исходные позиции. На обоих участках прорыва было обеспечено превосходство над противником в людях в три-четыре раза, в артиллерии и танках — в четыре-шесть раз. Мы располагали сильными подвижными группами, способными окружить вражеские войска. С воздуха наступление прикрывали и поддерживали свыше 2 тысяч самолетов.

Для изучения обстановки на Ковельском направлении (то есть на левом крыле фронта) я с командующими родами войск отправился »в Сарны, где был создан наш вспомогательный пункт управления. (Основной командный пункт фронта находился в Ов-руче.) Добираться в Сарны пришлось на бронепоезде, потому что в лесах еще шлялись банды бандеровцев и им подобные, сколоченные и вооруженные немецко-фашистским руководством. Впоследствии мы отправлялись на ВПУ на незаменимых наших У-2.

Четыре армии, стоявшие здесь в первом эшелоне, совершенствовали оборону и начали готовить штабы к будущим боям. Об этих соединениях речь пойдет позже, когда и для них начнется боевая страда. А сейчас хочется рассказать об одной знаменательной встрече. Сюда, на Ковельско-Люблинское направление, подходила из резерва Ставки и сосредоточивалась во втором эшелоне, в районе Радошина, 1-я польская армия. Она была сформирована по просьбе Союза польских патриотов из добровольцев польской национальности,

С большим интересом поехали мы познакомиться с братьями по оружию. Армией командовал генерал Зигмунд Берлинг, солидный, серьезный и подтянутый командир. По всему облику чувствовалось — старый воин, знающий службу и побывавший в боях. И на самом деле Берлинг был кадровым польским офицером, участник боев при вторжении фашистских оккупантов в Польшу; он пережил разгром тогдашних вооруженных сил своей страны и решил продолжать борьбу с врагом в польских частях, сражающихся плечом к плечу с воинами Красной Армии.

Генерал доложил о состоянии своего соединения и сразу сказал, что он и его товарищи надеются недолго пробыть во втором эшелоне. Это мне понравилось. Войска армии произвели очень хорошее впечатление. Чувствовалась готовность к боевым действиям. Чувствовалось, что люди хотят скорее встретиться с врагом, поработившим их отечество. Беседуя с командирами и солдатами, я их заверил, что всем будет дана возможность показать свои способности в бою.

Мы познакомились с другими руководящими товарищами, которые пестовали, создавали это первое крупное объединение будущего Войска Польского. Членом Военного совета армии был генерал Александр Завадский, старый польский революционер, в прошлом шахтер, член Польской рабочей партии, пользовавшийся огромной популярностью у рабочего класса и трудящихся Польши, любимый в войсках. Человек глубокого ума, обаятельной простоты и кипучей энергии. Вторым членом Военного совета был генерал Кароль Сверчевский. Он прошел службу от рядового до генерала у нас, в Красной гвардии и Красной Армии, командовал интернациональной бригадой в республиканской Испании, сражавшейся против франкистской контрреволюции. Впоследствии"" генерал Сверчевский принял в командование 2-ю польскую армию.

Мы провели среди польских товарищей несколько дней, а затем вернулись на правое крыло фронта.

В ночь на 24 июня я с генералами Телегиным, Казаковым и Орлом' поехал в 28-ю армию. Наблюдательный пункт командарма А. А. Лучинского был оборудован в лесу. Тут была построена вышка, поднятая до уровня верхушек мощных сосен. С нее мы и решили наблюдать за развитием сражения на этом участке. Вновь назначенный к нам членом военного совета Н. А. Бул-ганин был в 65-й армии у П. И. Батова, а представитель Ставки Г. К. Жуков отправился на Днепровский плацдарм в 3-ю армию. Уезжая, Георгий Константинович шутя сказал мне, что они с Горбатовым подадут нам руку через Березину и помогут вытащить нас из болот к Бобруйску. А вышло-то, пожалуй, наоборот.

II

Наступление 1-го Белорусского фронта началось 24 июня. Об этом возвестили мощные удары бомбардировочной авиации на обоих участках прорыва. В течение двух часов артиллерия разрушала оборонительные сооружения противника на переднем крае и подавляла систему его огня. В шесть утра перешли в наступление части 3-й и 48-й армий, а часом позже — обе армии южной ударной группы. Развернулось ожесточенное сражение.

3-я армия на фронте Озеране, Костяшево в первый день добилась незначительных результатов. Дивизии двух стрелковых корпусов этой армии, отбивая яростные контратаки пехоты и танков, овладели лишь первой и второй траншеями на рубеже Озеране, Веричев и вынуждены были закрепиться. С большими трудностями развивалось наступление и в полосе 48-й армии. Широкая болотистая пойма реки Друть крайне замедляла переправу пехоты, а особенно танков. Лишь после двухчасового напряженного боя наши части выбили здесь немцев из первой траншеи, к 12 часам дня они овладели второй траншеей.

Наиболее успешно и, можно сказать, красиво развивалось наступление в полосе 65-й армии. При поддержке авиации 18-й стрелковый корпус в первой половине дня прорвал все пять линий траншей противника, к середине дня углубился на 5—6 километров, овладев сильными опорными пунктами Раковичи и Петровичи. Это позволило генералу Батову ввести в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус М. Ф. Панова, который стремительно двинулся в тыл паричской группировке немецких войск. Используя успех танкистов, пехота 65-й к исходу дня заняла рубеж Грачи, Гомза, Се-киричи.

Части 28-й армии, сломив сопротивление врага, вышли к Бродцы, отметка 141, Оспино, Рог.

Таким образом, в результате первого дня южная ударная группа прорвала оборону противника на фронте до 30 километров и в глубину от 5 до 10 километров. Танкисты углубили прорыв до 20 километров (район Кнышевичи, Романище). Создалась благоприятная обстановка, которую мы использовали на второй день для ввода в сражение на стыке 65-й и 28-й армий конно-механизированной группы генерала И. А. Плиева. Она продвинулась к реке Птичь, западнее Глуска, местами форсировав ее. Противник начал отход на север и северо-запад.

Теперь — все силы на быстрое продвижение к Бобруйску!

Вечером 24 июня позвонил мне Жуков и с присущей ему прямотой поздравил с успехом, сказав, что руку Горбатову придется подавать нам с южного берега Березины.

К исходу третьего дня генерал Батов был уже на Березине южнее Бобруйска, а войска генерала Лучинского форсировали реку Птичь и овладели Глуском. Южная группа правого крыла фронта вышла на оперативный простор.

В- северной ударной группе всю ночь на 25 июня с неослабевающей силой шли бои. Противник неоднократно переходил в контратаки, стремился выбить части, вклинившиеся в оборону, и сбросить их в реку. Достигнуть этого он не мог.

С утра 25 июня после короткой артподготовки части 3-й армии возобновили наступление. Для ускорения прорыва генерал Горбатов в середине дня ввел в бой две танковые бригады, а 26 июня с рубежа Добрица — полностью 9-й танковый корпус Б. С. Бахарова с задачей прорваться в глубокий тыл противника, захватить район Старицы и перерезать шоссе Могилев — Бобруйск.

16-й воздушной армии было приказано помочь наступлению нашей северной группы. Тысячи тонн бомб обрушились на противника, начавшего отход к Березине.

9-й танковый корпус, прорвавшийся в тылы вражеской группировки, вышел на восточный берег Березины в районе Титовки, а к утру 27 июня перехватил все шоссе и переправы северо-восточнее Бобруйска. Теперь стрелковые части обеих армий северной группы быстрее продвигались вперед, окружая бобруйскую группировку противника с северо-востока.

К этому времени 1-й гвардейский танковый корпус 65-й армии был уже северо-западнее Бобруйска, он отрезал пути отхода на запад пяти дивизиям немецкой армии.

Главные силы фронта должны были идти вперед и вперед —- на Осиповичи — Пу-ховичи и на Слуцк. И нам предстояло как можно скорее ликвидировать окруженные войска врага. В Бобруйске это было поручено частям 65-й армии, а юго-восточнее города — 48-й армии.

В кольце диаметром примерно 25 километров оказалось до 40 тысяч немецко-фашистских войск. Путь на юг и на запад мы закрыли достаточно прочно, но на севере и северо-западе в первый день окружения врага держали только части танковых корпусов. Этим, видимо, стремился воспользоваться командующий 9-й немецкой армией. 27 июня он приказал командиру 35-го армейского корпуса фон Лютцову во что бы то ни стало пробиться либо в Бобруйск, либо на север, к Погорелому, на соединение с 4-й армией. Фон Лютцов решил уничтожить всю технику и пробиваться на север. Это фашистскому корпусу не удалось. В поддержку танкистам генерала Бахарова командарм послал 108-ю стрелковую дивизию, она оседлала шоссе на Могилев. На правом крыле наши войска вышли к Березине в районе Свислочи.

В конце дня 27 июня в расположении противника начались массовые взрывы и пожары: гитлеровцы уничтожали орудия, тягачи, танки, сжигали машины; они убивали скот, сожгли дотла все селения.

Войска прикрытия, состоявшие из отборных солдат и офицеров, продолжали оказывать упорное сопротивление, даже контратаковали. Однако войска генералов Горбатова и Романенко в тесном взаимодействии с частями 65-й армии все сильнее сжимали кольцо окружения.

В районе Титовки враг предпринял до пятнадцати контратак, стремясь прорваться на север. Вот свидетельство участника событий комдива 108-й генерала П. А. Тере-мова: «...Самая неистовая атака разыгралась перед фронтом 444-го и 407-го полков. В этом районе были сосредоточены в основном силы нашего артиллерийского полка. Не менее двух тысяч вражеских солдат и офицеров при поддержке довольно сильного" орудийного огня шли на наши позиции. Орудия открыли огонь по атакующим с дистанции семисот метров, пулеметы — с четырехсот. Гитлеровцы шли. В их гуще разрывались снаряды. Пулеметы выкашивали ряды. Фашисты шли, переступая через трупы своих солдат. Они шли на прорыв, не считаясь ни с чем... Это была безумная атака. Мы видели с НП жуткую картину. Нет, в ней не было и тени воинской доблести. Гитлеровцы были в каком-то полушоковом состоянии. В движении этой огромной массы солдат было животное упорство стада. Но впечатление тем не менее было внушительное».

Наша авиация обнаружила в районе Ду-бовки большое скопление немецкой пехоты, танков, орудий и другой техники. Авиации было приказано нанести удар. 526 самолетов поднялись в воздух и в течение часа бомбили врага. Немецкие солдаты выбегали из лесов, метались по полянам, многие бросались вплавь через Березину, но и там не было спасения. Вскоре район, подвергшийся бомбардировке, представлял собой огромное кладбище: повсюду трупы и исковерканная разрывами авиабомб техника.

За два дня нашими войсками было уничтожено более 10 тысяч солдат и офицеров противника, до 6 тысяч взято в плен; захвачено 432 орудия, 250 минометов, более тысячи пулеметов. Фашистская группировка юго-восточнее Бобруйска была ликвидирована.

Одновременно — по 29 июня — шли бои за сам Бобруйск. В городе насчитывалось более десяти тысяч немецких солдат, причем сюда все время просачивались остатки разбитых восточнее частей. Комендант Бобруйска генерал Гаман сумел создать сильную круговую оборону. Были приспособлены под огневые точки дома, забаррикадированы улицы, на перекрестках врыты танки. Подступы к городу тщательно заминированы.

Во второй половине дня 27 июня части 1-го гвардейского танкового корпуса и дивизии 105-го стрелкового атаковали засевшего в городе врага, но успеха не имели. Всю ночь и весь следующий день шли кровавые бои. В ночь на 29 июня противник отвел значительную часть сил к центру и сосредоточил крупные силы пехоты и артиллерии в северной и северо-западной частях города. Комендант немецкого гарнизона решил ночью оставить город и прорываться на северо-запад.

После сильного артиллерийского и минометного налета на позиции нашей 356-й стрелковой дивизии двинулись танки, за ними — цепи штурмовых офицерских батальонов, а затем — вся пехота. Поголовно пьяные солдаты и офицеры рвались вперед, несмотря на губительный огонь нашей артиллерии и пулеметов. На поле боя в ночной темноте завязались рукопашные схватки. В течение часа воины 356-й дивизии героически дрались, сдерживая натиск противника. Ценой огромных потерь гитлеровцам удалось местами вклиниться в оборону дивизии.

С рассветом передовые отряды 48-й армии под прикрытием артиллерии переправились, через Березину и вступили в бой на восточной окраине Бобруйска.

К восьми утра полки 354-й стрелковой дивизии захватили вокзал. Немцы, теснимые со всех сторон, еще раз попытались вырваться на северо-запад, они снова атаковали славную 356-ю дивизию. Им удалось прорвать ее оборонительный рубеж. В прорыв хлынуло пять тысяч солдат во главе с командиром 41-го танкового корпуса генералом Гофмейстером, но спастись им не удалось. Войска, действовавшие северо-западнее города, ликвидировали и эти бегущие части врага.

65-я армия в тесном взаимодействии с 48-й армией 29 июня полностью овладела городом Бобруйском.

В результате этой операции была взломана очень сильная оборона противника на южном фасе Белорусского выступа, и наши войска продвинулись на глубину до 110 километров. Все это позволяло развивать стремительное наступление на Минск и Барановичи.

В шестидневных боях нами были захвачены и уничтожены 366 танков и самоходных орудий, 2664 орудия разного калибра. Противник оставил на поле боя до 50 тысяч трупов, более двадцати тысяч немецких солдат и офицеров было взято в плен.

В окружении и уничтожении бобруйской группировки вражеских войск активно участвовала Днепровская военная флотилия, которой командовал капитан I ранга В. Г. Григорьев. Поднявшись вверх по реке, за линию фронта, корабли 1-й бригады прорвались к мосту у Паричей, нарушили переправу немецких войск, вышли на подступы к Бобруйску. За трое суток матросы флотилии переправили с левого берега Березины на правый 66 тысяч наших бойцов.

28 июня Ставка возложила на 1-й Белорусский фронт следующую задачу: частью сил наступать на Минск, а главными силами — на Слуцк — Барановичи, чтобы отрезать противнику пути отхода на юго-запад и во взаимодействии с войсками 3-го Белорусского фронта как можно быстрее завершить окружение минской группировки фашистских войск.

В эти дни командиры наших подвижных соединений проявили высокое искусство. 2 июля сильным ударом в центре 1-й гвардейский танковый корпус генерала Панова прорвал оборону 12-й немецкой дивизии и совместно с пехотой 82-й дивизии овладел районом Пуховичей. Конно-механизирован-ная группа генерала Плиева устремилась на Слуцк. На рассвете 2 июля гвардейцы-кавалеристы овладели Столбцами, Городзей и Несвижем, перерезав коммуникации минской группировки на Барановичи, Брест, Лунинец.

Части 35-го стрелкового корпуса 3-й армии вышли на рубеж Погост, Червень, где соединились с войсками 2-го Белорусского фронта.

Танковый корпус генерала Бахарова, посланный в обход Минска с юга, овладел 2 июля узлом дорог у Любяча и продолжал двигаться вдоль шоссе Слуцк — Минск на север. В этот же день танковые части 3-го Белорусского фронта, овладев Смолевича-ми, продвинулись к Минску с северо-востока. Так было завершено окружение 4-й армии противника, находившейся восточнее белорусской столицы.

Противник поспешно и в беспорядке отходил по проселочным дорогам и по шоссе Могилев — Минск. Мосты и переправы были взорваны партизанами, во многих местах образовались пробки. Наиш летчики беспрерывно бомбили колонны вражеских войск.

После ожесточенных боев к исходу 3 июля столица Белоруссии была полностью очищена от врага.

Тяжелая картина открылась перед глазами воинов-освободителей — Минск лежал в развалинах. Немногие уцелевшие здания заминированы и подготовлены к взрыву. К счастью, их удалось спасти, дело решила стремительность ворвавшихся в город частей. Были разминированы Дом правительства, здание Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии.

Жители города, перенесшие нечеловеческие мучения, восторженно встречали наших героев. Вся страна приветствовала освобождение Минска!..

Ликвидация зажатых в минском котле немецко-фашистских войск возлагалась на 2-й Белорусский фронт, для усиления которого от нас ушла 3-я армия.

Войска правого крыла 1-го Белорусского фронта продолжали стремительное наступление на запад. Разгром противника в районах Витебска, Бобруйска и восточнее Минска привел к тому, что в. германском фронте образовался четырехсоткилометровый разрыв. Заполнить его в короткий срок немецкое командование не имело сил. 4 июля Ставка потребовала от нас в полной мере использовать это чрезвычайно выгодное обстоятельство. Во исполнение директивы Ставки было решено, не прекращая преследования противника, концентрическим ударом 48-й и 65-й армий в общем направлении на Барановичи окружить барано-вичскую группировку немцев и уничтожить ее. В этой операции подвижная группа генерала Плиева и мехкорпус генерала Фир-совича охватывали войска противника, действуя на заходящих флангах. В дальнейшем, используя два параллельно идущих шоссе (Слоним — Пружаны и Барановичи— Брест), обе армии развивали успех в направлении Бреста с целью глубокого обхода и окружения — уже совместно с войсками левого крыла нашего фронта — пинской группировки немецко-фашистских войск.

8 июля Барановичи были освобождены. К 16 июля наши соединения вышли на линию Свислочь — Пружаны, продвинувшись за 12 дней на 150—170 километров.

Разгром противника в районе Барановичей и на рубеже реки Шары создал угрозу пинской группировке гитлеровских войск. Она начала отход. Это ускорило наступление 61-й армии генерала П. А. Белова вдоль северного берега реки Припять.

Оперативное положение войск фронта значительно улучшилось. В начале Белорусской операции наши фланговые группировки были разделены обширными болотами, а теперь Полесье осталось далеко позади. Протяженность линии фронта сократилась почти вдвое.

Пришло время двинуть вперед войска нашего левого крыла!

Силы у нас здесь были такие: пять общевойсковых армий, воздушная армия, а из подвижных соединений — танковая армия и два кавалерийских корпуса !. Еще с первых чисел июля началась перегруппировка с правого крыла на левое фронтовых средств усиления.

Мы тщательно изучали данные о противнике и местности. За последнее время каких-либо изменений в положении и в поведении вражеских войск не произошло. Все же было принято несколько необычное решение: начать наступление разведкой, боем передовых батальонов. Мы хотели убедиться, не оттянул ли противник главные силы на рубеж, расположенный в глубине, оставив перед нами лишь прикрытие. В таком случае он заставил бы нас попусту израсходовать боеприпасы, предназначенные для прорыва основной обороны.

Небезынтересная деталь. В свое время отрабатывали с командармами Поповым, Гусевым, Чуйковым и Колпакчи вопрос, как лучше начать наступление. Тогда-то и пришла мысль применить, если так можно сказать, комбинированный прием — начать разведкой передовых батальонов и, если убедимся, что основная оборона осталась на прежнем рубеже, двинуть в бой все спланированные силы и средства без перерыва' для уточнения задач (что предусматривалось наставлением).

Итак, батальоны начали бой. Нам, небольшой группе генералов, находившихся 18 июля на передовом наблюдательном пункте (основной КП фронта находился в Радошине), были хорошо видны их действия. Поддерживаемые усиленным огнем артиллерии и сопровождаемые танками, они быстро двинулись на позиции противника. Немцы открыли сильный артиллерийский огонь. Завязался бой за первые траншеи. Наши самолеты небольшими группами атаковали артиллерийские и минометные позиции немцев. Их встретили в воздухе истребители противника. Он вводил в бой все новые огневые средства. Нашим стрелкам и отдельным танкам местами удалось ворваться в первые траншеи...

Между прочим, на НП тогда был и представитель Ставки Г. К. Жуков. Он сначала возражал против допускаемого нами отступления от полевого устава, но потом, обратившись ко всем, сказал: «Что ж, ведь и Суворов говорил — не держись устава, яко слепой стены... посмотрим, что получится!..»

А получилось очень хорошо, хотя в тот момент напряжение у нас на НП все возрастало. Заметно нервничают наши генералы, командующие артиллерией, танковыми и инженерными войсками. Как оценить обстановку? Какие же в действительности силы перед нами?

Наблюдаем. Видим, что бой достиг большой силы. Исчезает всякое сомнение в том, что мы встретились с главной линией обороны. Ждать больше нельзя. Подана команда— приступить к выполнению плана наступления.

Генерал Казаков приказывает открыть огонь. Воздух потрясли залпы из орудий всех калибров...

Наступление левого крыла фронта являлось продолжением операции, начавшейся на Бобруйском направлении1. Но это отнюдь не означало прекращения действий на правом крыле. Там войска продолжали наступать, продвигаясь к Брестскому укрепленному району. Это было очень важно. На данном этапе решающим направлением для нас стало Ковельское, а успешный исход тут во многом обеспечивался тем, что основные резервы противника были брошены им на оборону в районе Бреста.

47-я, 8-я гвардейская и 69-я армии получили задачу прорвать фронт противника западнее Ковеля. Осуществив прорыв, общевойсковые армии должны были ввести в сражение танковые соединения и кавалерийские корпуса и во взаимодействии с ними развивать наступление на Седлец и на Люблин. Поддерживавшая наземные войска 6-я воздушная армия имела 1465 самолетов.

18 июля с утра наши части прорвали вражескую оборону протяженностью в -30 километров и продвинулись на 13 километров в глубину. К 20 июля ударные группировки левого крыла вышли на широком фронте на Западный Буг и, форсировав его в трех местах, вступили на территорию Польши.

Развернувшееся в июле сражение на левом крыле 1-го Белорусского фронта и начавшееся неделей раньше наступление войск нашего соседа слева — 1-го Украинского фронта — вылились в стройное взаимодействие двух фронтов, действовавших на смежных флангах. Нашему успеху в большой степени способствовало то обстоятельство, что, наступая, 1-й Украинский фронт лишил противника возможности подкреплять свои силы на Люблинском направлении; точно так же наши боевые действия не позволяли врагу перебрасывать свои войска   с атакованных нами рубежей против 1-го Украинского фронта. Эта операция, вытекавшая из Белорусской, заблаговременно планировалась Ставкой.

Грандиозное наступление советских войск, в котором в июле участвовало уже пять фронтов, привело к поражению немецко-фашистские группы армий «Север». (16-я армия), «Центр» (3-я танковая армия, 4-я, 9-я и 2-я армии) и «Северная Украина» (4-я и 1-я танковые армии, 1-я венгерская армия). На огромном протяжении была прорвана неприятельская оборона.

Наступило, наконец, время, когда враг, развязавший войну, стал испытывать все то, что испытывали войска Красной Армии в начале войны. Но мы переживали свои неудачи, сознавая, что они в значительной степени зависели от внезапности вероломного нападения, и понимали, что неудачи — явление временное, не теряя ни на минуту веры в победный исход войны.

Врагу же пришлось испытывать поражения после одержанных побед и без всякой надежды на более или менее благоприятный исход войны, пожар которой он сам разжег.

Катастрофа неумолимо надвигалась. Не помогали, между прочим, немецко-фашистскому командованию и замены одного генерала другим. Из данных разведки нам стало известно, что неудачливого фельдмаршала Буша, командовавшего группой армий «Центр», заменил Модель (командующий группой армий «Северная Украина»). Среди офицеров нашего штаба ходила поговорка: «Модель, что ж, давай Моделя!» Видимо, кто-то из товарищей переиначил крылатую фразу Чапаева из знаменитого кинофильма, помните ее: «Психическая, говоришь, давай психическую...»

С выходом войск правого крыла фронта на рубеж Свислочь — Пружаны и на подступы к Бресту создались условия для окружения брестской группировки противника. Эта задача и была поставлена перед войсками 70-й армии во взаимодействии с 28-й армией.

Войска 47-й армии Н. И. Гусева после форсирования Буга должны были наступать в северо-западном направлении на Седлец, разгромить противостоящего противника и не допустить отхода к Варшаве немецких войск, находящихся к востоку от рубежа Седлец — Лукув. На этом же направлении сражался 2-й гвардейский кавкорпус Крюкова.

Вместе с тем наступление названных армий обеспечивало успех войск генералов Чуйкова, Богданова, Берлинга и Колпак-чи, устремившихся после форсирования Буга на запад. .Они, преодолевая сопротивление противника, 22 июля овладели городами Хелм, Влодава и освободили много других населенных пунктов.

2-я танковая армия генерала Богданова 23 июля освободила Люблин. 25 июля танкисты вышли к Висле в районе Демблина. Здесь генерал Богданов передал свой участок 1-й Польской армии. Дело в том, что фронт поставил теперь 2-й танковой армии новую задачу — наступать вдоль правого берега Вислы на север и попытаться с ходу захватить мосты через эту реку в предместье Варшавы — Праге. Подробнее героические и трудные бои танкистов я опишу несколько позже.

К 28 июля основные силы фронта на участке Брест — Седлец — Отвоцк вынуждены были развернуться фронтом на север, преодолевая упорное сопротивление вражеских войск, начавших переходить в контратаки. По всему чувствовалось, что на этом участке немецкое командование собрало крупные силы с намерением нанести контрудар в южном направлении восточнее Вислы и не допустить форсирования реки нашими армиями.

Поскольку противник удерживал свою основную группировку восточнее Варшавы, у войск левого крыла фронта была возможность быстро продвинуться к Висле. 27 июля к ней вышла 69-я армия генерала Кол-пакчи. Ее войска с ходу форсировали реку близ Пулавы и к 29-му числу овладели плацдармом на западном берегу. 1-я Польская армия 31 июля пыталась совершить бросок через Вислу, но неудачно. Однако к этому времени мы могли использовать для борьбы за западный берег реки всю 8-ю гвардейскую армию. С утра 1 августа она начала форсирование в районе Маг-нушев — устье реки Пилица.

В течение дня войска генерала Чуйкова овладели плацдармом на западном берегу Вислы шириной 15 километров и глубиной до 10 километров. К 4 августа армия сумела навести через реку мосты грузоподъемностью 16 тонн и один шестидесятитонный. Василий Иванович Чуйков переправил на плацдарм танки и всю артиллерию! Инженерные войска фронта приступили к наводке деревянного моста на сваях.

Назрела необходимость обеспечить правый берег Вислы от устья Пилицы почти до предместья Варшавы — Праги. Эту задачу пришлось возложить на войска 1-й Польской армии, но, как увидим, ненадолго.

Очень медленно продвигались на Бело-стокском направлении войска нашего соседа справа — 2-го Белорусского фронта. Перед ними была весьма сильная вражеская группировка. Она была еще способна сдерживать наступление. Но ей не удалось нанести удар по правому крылу войск нашего фронта, с севера на юг, — в этом была заслуга соединений 2-го Белорусского фронта и мы ее оценили

Когда противник увидел, где для него назрела наибольшая угроза, было уже поздно: Магнушевский плацдарм прочно заняли войска 8-й гвардейской армии; плацдарм южнее Пулавы тоже прочно удерживала 69-я армия. Немецкое командование предприняло переброску войск из районов восточнее и северо-восточнее Варшавы, атаковало наши плацдармы. Особенно сильному удару подверглись части наших славных гвардейцев. Мне пришлось послать им на подкрепление 1-ю Польскую армию генерала Берлинга. Польские соединения, передав участок обороны кавкорпусу, быстро перегруппировались к районам переправ, использовали все штатные и подручные сред: ства и организованно вышли на плацдарм, где и заняли оборону на правом фланге 8-й гвардейской армии. Туда же был переброшен танковый корпус из 2-й танковой армии.

В тяжелых боях крепла дружба советских и польских частей. Воины 1-й Польской армии мужественно сражались с немецко.-фашистскими захватчиками и заслужили всеобщее уважение.

III

Как только наши войска вступили в Польшу, освободили Люблин, сразу же перед нами возникло много сложных вопро-сов. На освобожденной территории — а она простиралась уже до Вислы, южнее линии^ Тирасполь — Варшава — находилось много польских вооруженных отрядов, частей и соединений; в них играли ведущую роль различные слои польского общества, люди разных политических направлений, но объединенные одной целью — борьбы с немецко-фашистскими оккупантами. К таким вооруженным силам относились Гвардия Людова, Армия Людова, Армия Крайова, Батальоны Хлопске, были и смешанные партизанские отряды, руководимые советскими офицерами, оказавшимися по разным причинам на оккупированной фашистами территории.

Вообще основная масса польского населения относилась к Красной Армии тепло и приветливо. Видно было, что народ искренне радуется и старается всячески помочь нашим воинам скорее изгнать немецких оккупантов. По мере продвижения вперед 1-я Польская армия быстро стала пополняться добровольцами из местного населения; в нее вливались даже целые отряды и части из Гвардии Людовой, Армии Людовой и других, исключая, однако, так называемую АК (Армия Крайова). От первой же встречи с этой организацией у нас остался неприятный осадок.

А произошло следующее: получив данные, что в лесах севернее Люблина находится польское соединение, именующее себя седьмой дивизией АК, мы решили послать для связи нескольких штабных командиров. Встреча состоялась. Офицеры-«аковцы», носившие польскую форму, держались возмутительно надменно, они отвергли предложение о взаимодействии в боях против немецко-фашистских войск, заявили, что АК подчиняется только распоряжениям польского лондонского правительства и его уполномоченных... Они так определили отношение к нам: против Красной Армии оружия применять не будем, но и никаких контактов иметь не хотим. Весьма пикантное определение отношений, вроде того, на котором настаивал в восемнадцатом году Троцкий — «ни войны, ни мира» с немцами.

Тем временем было образовано новое польское правительство, Я был приглашен в Люблин и познакомился там с большинством членов нового правительства. Это были патриоты своей родины и революционеры-интернационалисты. Тяжелое бремя им пришлось взвалить тогда на свои плечи, но товарищи не унывали и настроены были оптимистически. Мы присутствовали на параде частей 1-й Польской армии и демонстрации трудящихся Люблина. С этого времени у нас с польским правительством установилась тесная связь, поддерживаемая через генерала Жимерского.

Второго августа наши разведывательные органы получили данные о том, что в Варшаве будто бы началось восстание против немецко-фашистских оккупантов. Это известие сильно нас встревожило. Штаб фронта немедленно занялся сбором сведений и уточнением масштаба   восстания и его характера. Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали — не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было именно то, в какое оно началось. Как будто руководители восстания нарочно выбрали время, чтобы потерпеть поражение... Вот такие мысли невольно лезли в голову.

В это время 48-я и 65-я армии вели бои в ста с лишним километрах восточнее и северо-восточнее Варшавы (наше правое крыло было ослаблено уходом в резерв Ставки двух армий, а предстояло еще, разгромив сильного противника, выйти к Нареву и овладеть плацдармами на его западном берегу). 70-я армия только что овладела Брестом и очищала район от остатков окруженных там немецких войск. 47-я армия вела, бои в районе Седлеца фронтом на север. 2-я танковая армия, ввязавшись в бой на подступах к Праге (предместье Варшавы на восточном берегу Вислы), отражала контратаки танковых соединений. Порой здесь было до предела трудно. Противнику даже удалось окружить вырвавшийся вперед корпус Веденеева, но на юг немцы не прошли, так же как наши герои-танкисты не могли захватить предместье. Они прорвали укрепленный район, опоясывающий Прагу, выручили корпус Веденеева, на большее у них не хватало силы. 1-я Польская армия, 8-я гвардейская и 69-я форсировали Вислу южнее Варшавы у Магнушева и Пулавы, захватывая и расширяя плацдармы на западном берегу, — в этом состояла основная задача войск левого крыла, они могли и обязаны были ее выполнить.

Вот таким было положение войск нашего фронта в момент, когда в столице Польши вспыхнуло восстание.

В свое время нашлись злопыхатели, пытавшиеся в западной печати обвинить войска 1-го Белорусского фронта, конечно и меня, как командующего, в том, что мы якобы сознательно не поддержали варшавских повстанцев, обрекая их этим на гибель.

По своей глубине Белорусская операция не имеет себе равных. На правом крыле фронта она перевалила за шестьсот километров. Это расстояние пройдено в непрерывных боях. Войска правого крыла напрягали последние силы, чтобы выполнить задачу Ставки. Освобождение же Варшавы возможно было лишь в результате новой крупной наступательной операции, что и произошло впоследствии. В августе 1944 года потребовалось бы много   мероприятий для того, чтобы захватить Варшаву хотя бы как большой плацдарм.

Но те, кто толкнул варшавян на восстание, не думали о соединении с приближающимися войсками Советского Союза и польской армии. Они боялись этого. Они думали о другом, заложив в восстание элементы политиканства: захватить в столице власть до прихода в Варшаву советских войск. Только господа из Лондона не знали, что тогда в планах советского командования не было даже намека на такую возможность.

В своем могучем движении на запад, сметая все преграды, чинимые врагом, войска . фронта перевыполнили задачу, захватив плацдармы для подготовки новой операции. Это произошло благодаря точным расчетам Советского Генерального штаба, мудрому руководству Ставки Верховного Главнокомандования, предприимчивости, гибкости, инициативе командующих и беззаветному героизму и выносливости солдат и офицеров войск фронта.

Я немного увлекся, но когда описываешь те события, то невольно возникают образы виденного и пережитого: сражение под Брестом, бои 2-й танковой армии на подступах к Праге, бои у Седлеца и на плацдармах... И вот на этом ярком фоне каким же мрачным пятном представляется варшавская трагедия...

Бой на подступах к предместью Варшавы — Праге продолжался с неослабевающей силой. Я с группой офицеров был в это время во 2-й танковой армии и имел возможность наблюдать Варшаву с одной из заводских труб. Город обволакивался густыми облаками дыма. Тут и там горели дома. Заметны были вспышки взрывов бомб и, по-видимому, снарядов. По всему чувствовалось, что в городе идет бой.

Никакой связи с повстанцами мы пока не имели. Наши органы разведки старались связаться с ними любыми способами. Ответных попыток со стороны повстанцев не наблюдалось.

Деятельное участие в выяснении событий в Варшаве приняли польские товарищи из Люблина, в том числе и генерал Жимерс-кий. Спустя некоторое время стало известно, что восстание было организовано группой офицеров, принадлежащих к АК (Армия Крайова), и началось 1 августа по сигналу польского эмигрантского правительства из Лондона. Руководил восстанием генерал Бур-Коморовский и его помощник генерал Монтер (командующий Варшавским военным округом).  Главенствующую роль играла АК, ее состав был наиболее многочислен, лучше вооружен и организован. К восстанию примкнули все патриотически настроенные варшавские жители. Вначале всех объединяло одно чувство — жгучая ненависть к немецко-фашистским оккупантам, одно желание — бить поработителей. И варшавяне, взявшись за оружие, это делали — били врага. Они пока ни о чем другом не думали.

А вот тем, кто поднял народ Варшавы на восстание в такой исключительно невыгодный для этого обстановке, следовало подумать, решаясь на этот шаг.

Из всего, что мне удалось узнать от польских товарищей и из обширных материалов, которые поступали в штаб фронта, вытекал вывод — руководители восстания стремились изолировать восставших от всяких контактов с Красной Армией. Но шло время, и народ стал понимать, что его обманывают. Обстановка в Варшаве становилась все более тяжелой, начались распри среди восставших. Для руководителей, таких, как Бур, Монтер и др., иного выхода не было, как установить с нами связь в расчете на какие-то еще свои темные комбинации. Бур сразу эту связь нашел, конечно, через Лондон.

Начальник Генерального штаба А. И, Антонов эту связь оформил. Уже на второй день после этого, то есть 18 сентября, английское радио передало, что генерал Бур сообщил об установлении со мной связи и координации действий, а также о том, что наши самолеты непрерывно сбрасывают восставшим в Варшаве оружие, боеприпасы и продовольствие.

Оказывается, можно было быстро связаться с командованием 1-го Белорусского фронта. Было бы желание. А поспешид Бур установить с нами связь лишь после того, . как потерпела неудачу попытка англичан с помощью авиации обеспечить восставших продовольствием, оружием и боеприпасами. Днем над Варшавой появилось 80 самолетов «летающая крепость» в сопровождении истребителей «мустанг». Они проходили группами на высоте до 4500 метров и сбрасывали груз. Конечно, при такой высоте он рассеивался и по назначению не попал. Немецкие зенитки сбили два самолета. После этого случая англичане больше не повторяли своих попыток.

Описывая все это, я несколько забежал вперед. К событиям в Варшаве я еще вернусь, а сейчас обратимся к борьбе, которую вели наши войска.

Нащупав у нас слабое место — таким был промежуток между предместьем Прагой и Седлецами, — противник решил отсюда нанести удар во фланг и тыл войск, форсирующих Вислу южнее польской столицы. Для этой цели он сосредоточил на восточном берегу в районе Праги несколько дивизий, среди которых были и 4-я танковая дивизия, 1-я танковая дивизия «Герман Геринг», 19-я танковая и 73-я пехотная дивизии! 2 августа немцы нанесли свой контрудар, но были встречены на подступах к Праге подходившими туда с юга частями нашей 2-й танковой армии. Завязался упорный встречный бой. Немецкие войска оказались в более выгодном положении, так как они опирались на сильный Варшавский укрепленный район.

Казалось бы, что в этой обстановке варшавские повстанцы могли бы постараться захватить мосты через Вислу и овладеть Прагой, нанеся удар противнику с тыла. Это была бы большая помощь войскам 2-й танковой армии, и кто знает, как бы разыгрались тогда события. Но это не входило ни в расчеты лондонского польского правительства, три представителя которого находились в Варшаве, ни в расчеты генералов Бура-Коморовского и Монтера. Они сделали свое черное дело, подняв народ Варшавы на восстание. Они и ушли, а расплачивался спровоцированный ими народ. Так в конце концов и случилось. Иного нечего было от них и ждать. Предатели были приняты гитлеровским командованием с почетом...

2-я танковая армия, которой после ранения Богданова командовал начальник штаба А. И. Радзиевский, способный, энергичный генерал, продолжала отражать удары врага из района Праги, взаимодействуя с 47-й армией, освободившей Седлец и оттеснявшей противника к северо-западу от него. На этом отрезке фронта сложилось весьма неприглядное положение: войска двух армий, развернувшись фронтом на север, вытянулись в нитку, введя в бой все свои резервы; не осталось ничего и во фронтовом резерве. Единственный был выход — ускорить продвижение от Бреста 70-й армии и скорее вытянуть из лесов Беловежской пущи армии генералов Батова и Романенко.

Наш правый сосед — 2-й Белорусский фронт — несколько поотстал, а 65-я армия, не встречая особого сопротивления со стороны противника, быстро преодолела лесные массивы Беловежской пущи, вырвалась вперед и тут попала в неприятную историю, будучи атакованной с двух сторон частями двух немецких танковых дивизий.

Они проехали по центру армии, разъединили ее войска на несколько групп, лишив командарма на некоторое время связи с большинством соединений. Был такой момент, когда перемешались наши части с немецкими и трудно было разобрать, где свои, где противник," бой принял очаговый характер.

Это напомнило мне событие подобного же характера, которое произошло в первую мировую войну в конце 1914 года в районе Лодзь — Бржезины, когда окруженный русскими войсками немецкий корпус, выходя из окружения, окружил русских, а внутри кольца происходили более мелкие окружения. Вспомнилось мне это потому, что самому пришлось участвовать в этой каше, состоя в рядах пятого драгунского Каргопольского полка 5-й кавдивизии.

Нужно сказать, что части и подразделения 65-й армии, быстро ориентируясь в обстановке, занимали круговую оборону; отражая врага, стремились пробиться друг к другу, восстанавливали связи. П. И. Батов, его штаб приняли необходимые меры, фронт послал армии на выручку стрелковый корпус и танковую бригаду. Положение было восстановлено, а противник, понеся большие потери, сам еле вырвался из этой заварухи. Но Павлу Ивановичу пришлось пережить много тяжелых минут.

В это же время продвинувшийся еще дальше на запад 4-й гвардейский кавалерийский корпус был прижат к реке Буг северо-западнее Бреста и тут окружен. Как раз в этом месте был укрепленный район, им и воспользовался генерал Плиев, засев в нем по-хозяйски. Все атаки корпус легко отражал. Боеприпасы доставляли ему ночью по воздуху самолеты У-2. С приближением 70-й и 65-й армий кавкорпус из положения окруженного перешел в преследование отходящего врага, причинив ему много неприятностей своими смелыми и внезапными ударами.

По характеру действий противника чувствовалось, что он, осознав проигрыш сражения за бугский рубеж и на Варшавском направлении, будет стремиться оттянуть как можно больше своих сил на рубеж реки Нарев. Об этом говорили данные войсковой и агентурной нашей разведки, показания пленных, авиаразведка. На наревском рубеже в усиленном темпе шли оборонительные работы.

Нужно было нарушить планы вражеского командования. Войскам 48-й, 65-й и 70-й армий было приказано стремительно выйти на Нарев. Рекомендовалось создавать сильные подвижные отряды из всех родов войск которым следовало обходить опорные пункты, прорываться в тыл, отсекая отходившие немецкие войска, захватить плацдармы на западном берегу Нарева и удерживать их до подхода главных сил.

Наиболее удачно эту задачу решила 65-я армия. Донской танковый корпус М. Ф. Панова, взаимодействуя с пехотными дивизиями, уже 5 сентября форсировал Нарев в районе Пултуска и южнее. Начались жестокие схватки на западном берегу. Противник бросал в бой новые и новые части, стремясь опрокинуть в реку войска армии, но командарм делал все, чтобы не только удержать, но и расширить плацдарм, так необходимый нам для предстоящего наступления.

Выход 65-й армии на Нарев ускорил продвижение и 70-й армии, наступавшей в общем направлении на Соколув Подлясский, Радзымин, Модлин (севернее Варшавы), и 48-й армии, которая, наконец, тоже форсировала Нарев в районе Рожан и тоже захватила плацдарм.

Первая половина сентября ознаменовалась крупными многодневными боями. Они не затухали и ночью. Противник решил во что бы то ни стало ликвидировать наши плацдармы на Висле и Нареве. В первую очередь, как всегда, враг двинул свою ударную силу — танки. Применял он их массами на Висле против войск Чуйкова и на Нареве против войск. Батова. Но ничего ему не помогло. Все вражеские атаки были отбиты. Потеряв сотни танков, самоходных орудий и десятки тысяч личного состава, немецкое командование вынуждено было признать свое поражение и перейти к обороне. В этих боях наша славная 16-я воздушная армия от начала и до конца господствовала в воздухе. Лишь одиночные немецкие самолеты могли наносить удары, как говорят, «из-за угла».

Потеря висло-наревского рубежа была бы для врага равносильна открытию дороги непосредственно в пределы Германии. Вот почему по мере накопления сил и средств немецкое командование обрушивало удары по нашим плацдармам и упорно обороняло свои позиции на правом берегу Вислы, восточнее Варшавы, переходя время от времени в наступление. На этом участке создалось нетерпимое для нас положение. На Варшавском предполье сосредоточилась сильная группировка в составе 5-й танковой дивизии С С «Викинг», 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова» и 19-й* танковой дивизии. Мы не могли допустить, чтобы    ока    продолжала  угрожать  нам.

Когда подошла 70-я армия, было принято решение попытаться разгромить вражеские войска, удерживающие предполье восточнее Варшавы, и овладеть предместьем Прагой.

Для этой операции были привлечены 47-я и 70-я армии ', часть сил 1-й Польской армии, 16-я воздушная армия, а из состава усиления — всё, что можно было взять с других участков фронта.

11 сентября войска начали бой и в течение четырех дней разгромили противника и 14 сентября овладели предместьем Варшавы Прагой. Мужественно сражались пехотинцы, танкисты, артиллеристы, саперы, летчики наших частей и рядом с ними — славные воины 1-й Польской армии. Большую помощь воинам при борьбе в самом городе оказывали жители Праги, и многие из них сложили свои головы в этих боях.

Вот когда было наиболее подходящее время для восстания в польской столице! Если бы осуществить совместный удар войск фронта с востока, а повстанцев — из самой Варшавы (с захватом мостов), то можно было бы в этот момент рассчитывать на освобождение Варшавы и удержание ее. На большее, пожалуй, в то время даже при самых благоприятных обстоятельствах войска фронта не были бы способны.

Очистив от противника Прагу, наши армии вплотную подошли к восточному берегу Вислы. Все мосты, соединявшие предместья с Варшавой, оказались взорванными.

В столице все еще шли бои.

Продолжались бои и севернее Праги, на. Модлинском направлении. Несколько затихло на Наревских плацдармах, - но разгорелись сильнейшие схватки на плацдармах за Вислой. Особенно тяжело пришлось войскам, державшим Магнушевский плацдарм. Должен прямо сказать, что отстоять его нам удалось в значительной степени потому, что обороной руководил командующий 8-й гвардейской армии Василий Иванович Чуйков. Он находился все время там, в самом пекле. Правда, и командование фронтом делало все, чтобы оказать своевременно сражающимся войскам помощь фронтовыми средствами и авиацией.

Разыгравшаяся в Варшаве трагедия не давала покоя. Сознание невозможности предпринять крупную операцию для того, чтобы выручить восставших, было мучительным.

В этот период со мной беседовал по ВЧ Сталин. Я доложил обстановку на фронте и обо всем, что связано с Варшавой. Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы, Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь, облегчить их положение. Мои предложения, чем и как будем помогать, он утвердил.

Я уже упоминал, что с 13 сентября началось снабжение по воздуху повстанцев оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами. Это делали наши ночные бомбардировщики ПО-2, сбрасывая груз с низких высот в пункты, указанные повстанцами. С 13 сентября по 1 октября 1944 года авиация фронта произвела в помощь вос-I ставшим 4821 самолето-вылет, в том числе с грузами для повстанческих войск — 2535. Наши самолеты по заявкам повстанцев прикрывали их районы с воздуха, бомбили и штурмовали немецкие войска в городе.

Зенитная артиллерия фронта начала обеспечивать повстанческие войска от налетов вражеской авиации, а наземная артиллерия — подавлять огнем неприятельские артиллерийские и минометные батареи, пытавшиеся обстреливать восставших. Для связи и корректировки огня были сброшены на парашютах в район расположения повстанцев офицеры. Нам удалось добиться того, что немецкие самолеты совершенно прекратили действия против восставших.

Польские товарищи, которым удавалось пробраться из Варшавы на эту сторону, с восторгом отзывались об эффективности нашей зенитной защиты восставших и подавлении огня немецкой артиллерии.

Вместе с этим стали все чаще проникать сведения о подозрительных действиях руководства АК, о враждебной агитации против Советского Союза и его войск, против польского правительства, организованного в Люблине, против 1-й Польской армии. Удивляло, что-Бур не делал никаких попыток связаться со штабом фронта, хотя Генеральный штаб сообщил ему код.

Различные   повстанческие   организации охотно   и с радостью принимали высадившихся на парашютах офицеров связи и корректировщиков.   Все поляки-патриоты, од-. нако, предупреждали их, что «аковцы» никаких дел с нами иметь не хотят. Было яс-. но, что эта организация политиканов пойдет на все, только не на содействие нам. И вскоре это подтвердилось на деле.

Расширяя помощь восстанию, мы решили высадить, сильный десант на противоположный берег, то есть в саму Варшаву, используя наплавные средства. Организацию операции взял на себя штаб 1-й Польской армии. Время и места высадки, план артиллерийского и авиационного обеспечения, какова будет поддержка от повстанцев — всё это было заблаговременно согласовано с руководством восстания.

16 сентября десантные подразделения польской армии двинулись через Вислу. Они высаживались на участках берега, которые были в руках повстанческих отрядов. На том ведь и держался расчет всей затеи с десантом. И вот оказалось, что участки, где только что были повстанцы, заняты немецкими войсками.

Операция протекала тяжело. Уже в процессе боя пришлось определять вновь появившиеся неприятельские огневые точки, вводить новые силы, чтобы поддержать огнем зацепившиеся за кромку западного берега части. Немцы продолжали наседать. А повстанцы не только не оказали никакой помощи оружием, они даже не попытались связаться на том берегу с высадившимися воинами.

В таких условиях удержаться на западном берегу Вислы с надеждой на успех было невозможно, и я решил операцию прекратить и обеспечить отвод десантников с наименьшими потерями. К 23 сентября подразделения трех пехотных полков 1-й Польской армии вернулись и присоединились к своим частям.

Решаясь на героический десант, польские воины сознательно шли на самопожертвование, стремясь выручить попавших в беду соотечественников. Но их предали те, для кого интересы власть имущих были дороже интересов родины. Вскоре мы узнали, что по распоряжению Бура и Монтера части и отряды АК были к началу форсирования отозваны с прибрежных окраин в глубь города. На их место встали немецко-фашистские войска. На этом пострадали также и отряды Армии Людовой, которых не предупредили, что «аковцы» покидают прибрежную полосу.

С этого момента руководство АК начало подготовку к капитуляции. Об этом сохранился в архиве довольно богатый материал. Наши предложения о помощи желающим эвакуироваться из Варшавы на восточный берег не были приняты во внимание. Уже после капитуляции удалось перебраться на нашу сторону Вислы всего нескольким десяткам повстанцев. Так трагически закончилось Варшавское восстание, спровоцированное кучкой продажных политиканов.

IV

...По-видимому, противник выдохся. Он еще пытался время от времени тревожить войска, оборонявшие Магнушевский плацдарм, но прекратил всякую активность на Нареве. Это несколько настораживало. И мы не ошиблись. Воздушная разведка стала замечать, что немецкие истребители почему-то уж очень плотно прикрывают все коммуникации, ведущие из районов западнее Варшавы на север. Радиоразведка засекла движение с юга на север знакомых нашим радистам танковых соединений противника. Штаб фронта поступил правильно, своевременно предупредив штабы генералов Батова и Романенко о подозрительном поведении врага. Но, успокоенные тишиной перед своим передним краем, штабы не придали предупреждению должного внимания. Более того, в 65-й армии решились даже отводить часть войск с передовых линий во второй эшелон для отработки в поле задач на наступление.

Поэтому для 65-й армии гроза разразилась внезапно. Противнику удалось сосредоточить в глубине крупные танковые силы и 4 октября нанести ошеломляющий удар. Мощная артиллерийская подготовка длилась около часа, и сразу — атака танков, которые шли в несколько эшелонов. Противник, введя в бой одновременно большие силы, рассчитывал быстро разделаться с обороняющими плацдарм, не дать нам времени для подкрепления войск новыми частями. Надо отдать должное врагу — он действовал решительно, местами в первый же день оттеснил наши части к берегу, и они удержались там лишь благодаря тому, что их поддерживала артиллерия с восточного берега, ведя огонь прямой наводкой.

Угроза нависла над плацдармом очень большая. Это вынудило меня выехать к Ба-тову самому, прихватив с собой Казакова, Орла, Телегина и нашего «фронтового инженера» Прошлякова. Сразу же были двинуты в 65-ю армию фронтовые средства усиления, в первую очередь истребительно-противотанковые части и танковые бригады. Плохая погода, ограничивала действия авиации.

Прибыв на армейский КП, мы вместе с генералом Батовым установили, куда именно и какую направить помощь. А как ее использовать — это уже было делом самого командарма.

Во второй половине первого дня вражеского наступления фронтовые части усиления вступили в бой. Постепенно положение на плацдарме улучшалось. Противник, перехватываемый на направлениях своих ударов все усиливающимися войсками, вынужден был уже на другой- день прибегать к маневру, перенося удары то туда, то сюда. С переправой на плацдарм танковых соединений он был остановлен, затем отброшен. На третий день, с вводом в сражение нашей авиации, диктовать уже начали мы.

Войска 65-й армии перешли в контрнаступление и еще более расширили плацдарм. Мы смогли ввести на него дополнительно 70-ю армию. Теперь уже можно было думать не об обороне (хотя урок, конечно, был учтен!), а о подготовке этого плацдарма как трамплина для очередного броска войск в пределы Германии.

Получив ориентировочные предположения Ставки о направлении действий войск 1-го Белорусского фронта, мы своим коллективом начали отрабатывать элементы плана новой фронтовой наступательной операции. Основные идеи: нанесение главного удара с Пултусского плацдарма на Нареве в обход Варшавы с севера, а с Магнушев-ского и Пулавского плацдармов — глубокий удар южнее Варшавы в направлении на Познань. Соответственно этому намечалась группировка сил. Эти соображения начальник штаба фронта М. С. Малинин доложил Генеральному штабу, они были утверждены Ставкой. С этого момента для отработки операции были привлечены командармы и. их штабы.

Место фронта в операции было понято, и все мы горели желанием как можно лучше подготовить себя и войска к этой интерес-, нейшей и красивой наступательной операции. Но не суждено было мне в ней руководить войсками 1-го Белорусского фронта...

Вернулся я к себе на КП после поездки на Пулавский плацдарм за Вислой, занимаемый войсками генерала Колпакчи. С ним мы были знакомы по Белорусскому военному округу еще в 1930—1931 годах, когда я командовал 7-й Самарской кавдивизией имени английского пролетариата, а Колпакчи был начальником штаба стрелкового корпуса. Вот с этим культурным, высокообразованным в военном отношении генера- • лом мы и отрабатывали весь день варианты действий 69-й армии с Пулавского плац дарма.

Уже был вечер. Только мы собрались в столовой поужинать, дежурный офицер доложил, что Ставка вызывает меня к ВЧ. У аппарата был Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что я назначаюсь командующим войсками 2-го Белорусского фронта. Это было столь неожиданным, что, не подумав, я тут же спросил: «За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?..» Он ответил, что фронт, на который меня переводят,, входит в общее Западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов: 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой решающей операции на Западном направлении будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание.   •

Касаясь моего перевода на 2-й Белорусский фронт, Сталин напомнил мне, что я в свое время высказывался против такой руководящей инстанции, как представитель Ставки. «Вот мы, — сказал Сталин, — и решили сейчас этих представителей упразднить, а Жуков попросил назначить его командующим 1-м Белорусским фронтом». Сразу же Сталин задал вопрос, не считаю ли я, что Жуков менее способен командовать фронтом? Я ответил ему, что Верховный Главнокомандующий, по-моему, выбирал себе заместителя из числа наиболее способных и достойных генералов. Я почувствовал, что Сталин остался доволен таким ответом, и затем в теплом тоне сообщил, что на 2-й Белорусский фронт возлагается очень ответственная задача, фронт будет усилен дополнительными соединениями и средствами, а в заключение высказал такую мысль: «Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и ваш Жуков...» А почему он назвал Г. К. Жукова «нашим», осталось для меня непонятным. Заканчивая, Сталин заявил, что не будет возражать, если возьму с собой на новое место тех работников штаба и управления, с которыми сработался за долгое время войны. Поблагодарив за заботу, я передал, что надеюсь и на новом месте встретить способных работников и хороших товарищей. Он ответил коротко: «Вот за это благодарю!..»

Этот разговор по ВЧ происходил примерно 10 ноября, а на другой день я выехал к месту нового назначения. Маршал Жуков тогда еще не прибыл. Спустя некоторое время я решил поехать встретиться с ним и попрощаться с товарищами.

Был как раз праздник артиллерии, и мы провели вечер в тесной командирской семье. Высказано было много пожеланий. Тепло распрощавшись с Георгием Константиновичем и со своими сослуживцами, в бодром настроении я вернулся во 2-й Белорусский фронт. Я был доволен собой, что не поддался соблазну и никого из своих сотрудников не «потянул» с собой. Я и здесь встретил достойных офицеров как в штабе фронта, так и в управлении. Мы быстро, как говорят, сработались.