Покинув Крым, Пушкин, однако, не сразу расстался с Раевскими

 

Дон-Жуанский список Пушкина

 

Пушкин

 

Глава 3

 

  

 

4.

 

Покинув Крым, Пушкин, однако, не сразу расстался с Раевскими. Всего несколько дней провел он в Кишиневе, куда перебралась тем временем канцелярия Инзова, и уже в ноябре 1820 года мы  вновь встречаем его в гостях у Раевских, на сей раз в имении Каменка Киевской  губернии.  Здесь оставался он до марта 1821 года и, кроме того, еще дважды приезжал сюда погостить в течение ближайших лет. Эти наезды должны были оставить в нем воспоминание, почти столь же приятное, как и жизнь в Крыму. Но собственное настроение его несколько изменилось: он был гораздо бодрее,  вполне здоров и более, чем когда-либо, обуян  либеральным и оппозиционным духом.

Каменка принадлежала племяннице князя Потемкина Екатерине Николаевне, урожденной Самойловой, по первому мужу Раевской, по второму—Давыдовой. Ко времени появления Пушкина в числе ее гостей она успела овдоветь вторично. Генерал Н. Н. Раевский был ее старшим сыном. От брака с Давыдовым у нее родились еще ДЕЭ сына—Александр и Василий. Кроме родственников хозяйки, т.-е. всей многочисленной семьи Раевских-Давыдовых, в Каменке постоянно гостило множество посторонних. Эта усадьба, расположенная по близости от Тульчина, штаб-квартиры II армии, была одним из важнейших центров тайного политического движения, происходившего среди тогдашнего офицерства и уже начавшего принимать форму серьезного поенного заговора.

Пушкин был чрезвычайно доволен и обществом, собиравшимся в Каменке, и приемом, который ему там оказывали, и своим собственным времяпрепровождением.  Он  писал   Н.   И. Гнедичу в декабре 1820 г.:  теперь  нахожусь в  Киевской  губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время мое протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и веселая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя. Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов" ').

Хотя женщин было мало, одна из них все-таки остановила на себе внимание Пушкина. В Дон-Жу-анском списке, после Катерины III, встречаем имя Аглаи. Так звали супругу Александра Львовича Давыдова.

Этот последний, в отличие от своего младшего брата Василия, видного декабриста, не был ни особенно умен, ни серьезен. Отставной генерал, ветеран наполеоновских войн, он славился гастрономическими талантами и чудовищным аппетитом и в общем был живым подобием гоголевского генерала Бетрищева. Пушкин сравнивал его с Фальстафом. „В молодости моей,—рассказывает он-—случай сблизил меня с человеком, в коем природа, казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его гениальное создание. *** был второй Фальстаф: сластолюбив, трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив и толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную: он был женат".

И жена этого русского Фальстафа была одарена от природы именно таким характером, какой нужен для   героини   веселой   комедии,   приближающейся к фарсу. Аглая Антоновна Давыдова была дочерью герцога   Де-Грамона,  французского  эмигранта-роялиста. Таким образом, в ее жилах текла кровь знаменитого  волокиты и самого  блестящего  кавалера эпохи  Людовика  XIV,  графа  Де-Грамона, прославленного в мемуарах   Гамильтона.   Нужно   отдать справедливость Аглае Антоновне: она не изменила традициям   галантности,   связанным   с  именем   ее предка.  Ее дальний   родственник, один из Давыдовых,  сын известного  партизана  Дениса Давыдова, рассказывает, что она, „весьма хорошенькая,  ветреная   и   кокетливая,   как   настоящая   француженка, искала в шуме развлечений средства не умереть со скуки в варварской  России.  Она в Каменке  была магнитом,  привлекавшим к себе  железных деятелей Александровского времени. От главнокомандующих до корнетов все жило и ликовало в Каменке, но— главное—умирало у ног прелестной Аглаи" ').

Ее роман с Пушкиным, быть может, слишком зло, но, в общих чертах, несомненно верно рассказан в стихотворении „К Аглае":

И вы поверить мне могли.

Как семилетняя Агнесса?

В каком романе вы нашли,

Чтоб умер от любви повеса?

Послушайте: вам тридцать лет,

Да, тридцать лет—не многим боле;

Мне за двадцать: я видел сгет,

Кружился долго в нем на воле;

Уж клятвы, слезы мне смешны,

Проказы утомить успели;

Вам также с вашей стороны

Тревоги сердца надоели;

Умы давно в нас охладели.

Некстати нам учиться вновь—

Мы знаем—вечная любовь

Живет едва ли три недели!

Я вами точно был пленйн,

К тому же скука... муж ревнивый...

Я притворился, что влюблен,

Вы притворились, что стыдливы.

Мы поклялись; потом... увы!

Потом забыли клятву нашу,—

Себе гусара взяли вы,

А я наперсницу Наташу.

Мы разошлись; до этих пор

Все хорошо, благопристойно:

Могли бы мы без глупых ссор

Жить мирно, дружно и спокойно;

Но нет! в трагическом жару

Вы мне сегодня поутру

Седую воскресили древность:

Вы проповедуете вновь

Покойных рыцарей любовь,

Ь чтивый жар, и грусть, и ревность,,

Помилуйте, нет, право нет,

Я не Дитя, хотя поэт.

Оставим юный пыл страстей,

Когда мы клонимся к закату,

Вы—старшей дочери своей,

Я—своему меньшому брату.

Им можно с жизнию шалить

И слезы впредь себе готовить;

Еще пристало им любить,

А нам уже пора злословить.

Аглая Антоновна никак не могла простить этих рифмованных колкостей, которые, надо думать, не остались ей вполне неизвестны. Один кишиневский знакомец Пушкина, навестивший чету Давыдовых в 1822 г. в Петербурге, заметил, что „жена Давыдова в это время не очень благоволила к Александру Сергеевичу, и ей, видимо, было неприятно, когда муж ее с большим участием о нем расспрашивал" г).

Адель Давыдова — старшая  дочь  Аглаи  Антоновны—также  не  может  быть совершенно   пропущена в обзоре сердечных увлечений  поэта. Декабрист И. Д. Якушкин, гостивший в Каменке в конце 1820 года и вынесший,  кстати сказать, не особенно благоприятное   впечатление   из своего   знакомства с Пушкиным, сохранил для нас следующую  сценку: „У нее [Аглаи Давыдовой] была премиленькая дочь, девочка  лет  двенадцати.  Пушкин  вообразил  себе, что он в нее  влюблен,  беспрестанно на нее заглядывался и, подходя к ней, шутил с ней  очень неловко.   Однажды за обедом он сидел возле меня и, раскрасневшись,  смотрел так ужасно на хорошенькую девочку, что она, бедная, не знала, что делать, и готова была заплакать; мне же стало ее жалко, и я сказал Пушкину вполголоса: „Посмотрите, что вы делаете:  вашими взглядами вы совершенно смутили бедное дитя".—„Я хочу наказать кокетку,—ответил он,—прежде она со мною любезничала, а теперь прикидывается жестокой и не хочет взглянуть на меня". С большим трудом удалось обратить все это в шутку и заставить его улыбнуться" ").

В честь Адели Давыдовой Пушкин написал стихи, где говорится:

Для наслажденья Ты рождена. Час упоенья Лови, лови! Младые лета Отдай любви...

Но бедной девушке не пришлось воспользоваться этими советами. После смерти Александра Львовича Аглая Антоновна уехала с детьми за границу и здесь задумала вторично выйти замуж за французского генерала Себастиани. Повидимому, Адель каким-то образом могла явиться препятствием к этому браку. Тогда ее обратили в католичество и постригли в монахини в обители урсулинок, где она и осталась до конца жизни.

    

 «Дон-Жуанский список А.С. Пушкина»             Следующая глава >>>

 

Связанные ссылки: Александр Сергеевич Пушкин


Rambler's Top100