СЛОВАРЬ ЮНОГО ФИЛОЛОГА

ЛОМОНОСОВ М.В. ЯЗЫК ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Мы представляем себе XVIII в. медлительным, малоподвижным. Но людям XVIII в. он казался неистово-стремительным. Они свое время сравнивали с предыдущей эпохой — и видели, как резко убыстрился темп общественной жизни. Эта энергия времени отразилась в произведениях М. В. Ломоносова. Он любил в стихах неудержимо-яростное движение:

Там кони бурными ногами Взвивают к небу прах густой, Там смерть меж готфскими полками Бежит, ярясь, из строя в строй, И алчну челюсть отверзает, И хладны руки простирает, Их гордый исторгая дух... Там тысящи валятся вдруг...

Так М. В. Ломоносов рисует полтавскую битву — битву русских войск со шведскими («готфскими») полками.

В уста России Ломоносов вкладывает такие слова:

«В моей послушности крутятся Там Лена, Обь и Енисей, Где многие народы тщатся Драгих мне в дар ловить зверей; Едва покров себе имея. Смеются лютости борея, Чудовищам дерзают в след. Где верх до облак простирает, Угрюмы тучи раздирает. Поднявшись с дна морского, лед.

Всадница на коне:

Ей ветры вслед не успевают, Коню бежать не воспрещают Ни рвы, ни чистых ветвей связь: Крутит главой, звучит браздами И топчет бурными ногами, Прекрасной всадницей гордясь...

В художественном языке начала и середины XVIII в. господствовала эмблема. Она оживляла общественные празднества, она создавала разные украшения в одежде, в повседневном быту; она главенствовала в поэзии. Эмблема — это сравнение, но особое: дано отвлеченное понятие; ему в соответствие («в параллель») ставится конкретный, вещный образ. Надо изобразить доблесть русского войска — изоб-

Эмблема сама по себе статична. Она опирается на твердую традицию, на привычку. Недаром в XVIII в. неоднократно издавались словари эмблем: как надо изображать те или иные отвлеченные понятия. Ломоносов хочет преодолеть статичность эмблемы; читатель постоянно присутствует при борьбе поэта с неподвижностью, «косностью» его поэтического материала.

Эмблему он включает в действие. Змея не просто застывшее изображение коварства: она «в клуб себя крутит, шипит, под камень жало кроет». Смерхь могла быть изображена просто в виде скелета с косой — у Ломоносова она «бежит, ярясь, из строя в строй... и алчну челюсть отверзает». Отсюда, от стремления преодолеть статику эмблемы, идет ломоносовская динамичность в стихах.

екая битва», выполненный рисунку М. В. Ломоносова.

Другой путь преобразования эмблемы — включение в нее живых, реальных наблюдений:

Взойди на брег крутой высоко, Где кончится землею Понт, Простри свое чрез воды око, Коль много обнял горизонт; Внимай, как юг пучину давит, С песком мутит, зыбь на зыбь ставит. Касается морскому дну, На сушу гонит глубину, И с морем дождь и град мешает; Так Росс противных низлагает.

ра'жается гордо парящий орел; орел как выра- Геройство России («Так Росс противных жение доблести — .это эмблема.   низлагает») приводит на память поэту детское.

Источником эмблем была геральдика (на-впечатление: когда Ломоносов жил на берегу пример, луна означала Турецкую державу: Ледовитого океана, он часто видел, как южный на знамени турок — луна), античная мифоло-ветер гнал крутую волну на берег, гия (Фортуна означала счастье, Марс — вой- Так в эмблему входит описание, вырази- ну), устойчивые традиционные представления тельно-живописная картина; в поздних стихах (змея — эмблема коварства, заяц — эмблема трусости и т. д.).

Оды Ломоносова часто представляют собой Фрагмент мозаики «Полтав- вереницы эмблем. Вот как рисует Ломоносов победу русских над турецким войском при Хотине:

Как в клуб змия себя крутит, Шипит, под камень жало кроет, Орел когда шумя летит, И там парит, где ветр не воет; Превыше молний, бурь, снегов, Зверей он видит, рыб, гадов. Пред Росской так дрожит Орлицей, Стесняет внутрь Хотин своих. Но что? в стенах ли может сих Пред сильной устоять царицей! Выделены слова, которые имеют эмблемный смысл: представляют некие отвлеченные, обобщенные понятия.

Ломоносов умел создавать поэтичные, выразительные эмблемы:

И меч твой, лаврами обвитый, Не обнажен, войну пресек...

Рифейских гор верхи неплодны, Оденьтесь в нежный цвет лилей... Твое прехвально имя пишет Неложна слава в вечном льде... На месте брани и раздора Цветы свои рассыплет Флора...

Ломоносова их особенно много. Прославляя отечественных исследователей Тихого океана, он пишет:

Там влажная стезя белеет На веток плывущих кораблей: Колумб Российский через воды Спешит в неведомы народы Сказать о щедрости твоей. Там тьмою островов посеян, Реке подобен океан; Небесной синевой одеян Павлина посрамляет вран. Там тучи разных птиц летают, Что пестротою превышают Одежду нежныя весны, Питаясь в рощах ароматных, И плавая в струях приятных, Не знают строгия зимы.

Иногда пристальная наблюдательность Ломоносова заставляет вспомнить поэзию XX в.:

Волна, о берег ударяя, Клубится пеною в траве.

В начале — середине XVIII в. русские люди владели двумя близкими, но все же различными языками: «славенским» (он господствовал в книгах, в церковных проповедях, в торжественных речах) и русским, бытовым, повседневным языком. Ломоносов в своих произведениях искусно соединил оба языка: и славенские, и русские слова поставил рядом.

Славенские слова были пригодны для выражения отвлеченных понятий, они имели торжественную стилистическую окраску. Русские слова называли массу реальных, конкретных предметов и явлений, они были достоянием нейтрального стиля. М. В. Ломоносов слил эти две стихии.

Фрагмент мозаики, выполненный по рисунку М. В. Ломоносова.

Объединить славенские и русские слова в одном речевом потоке пытались и до Ломоносова, но больших удач не было. В стихах современника Ломоносова читаем (в- рассказе о Хароне, перевозчике мертвых в царство Аид): он тени усопших, «от челна пхая, отревает». Здесь неискусно поставлены рядом русское пхая (от глагола пхать) и отревает (славянское отревати — «отталкивать»).

Ломоносов соединил отвлеченное и конкретное в эмблеме, дав простор конкретным, образно-живописным картинам. Он же умело соединил славенские и русские лексические пласты, и здесь предоставив простор для слов русских, рисующих реальность.

Современники восхищались умением поэта соединить противоположности в гармоническую целостность. Мы уже плохо чувствуем это искусство — именно потому, что опыт Ломоносова блестяще удался, был усвоен русской культурой, стал обычной и потому незаметной для нас нормой.