БАБИЙ ЯР. Дарница, приказы, арийцы, фольксдойчи

<<<<Вся библиотека         Поиск >>>

  

Вся электронная библиотека >>>

 Бабий Яр >>>

 

 Великая Отечественная Война

Бабий Яр

 


Разделы: Русская история

Рефераты

 

ПРЕКРАСНАЯ, ПРОСТОРНАЯ, ЛЮБИМАЯ ЗЕМЛЯ

 

   Придумал все это дед и,  по-моему,  правильно:  нельзя было

Василию оставаться в городе, а надо было отправляться в глухую

деревню,  где сейчас к тому же мужик да еще с конем -  на вес

золота. А я поехал провожатым.

   ...Дымерское шоссе всегда раньше было оживленным, но сейчас

мы  ехали  по  нему,  не  встречая ни  души,  и  только грохот

больших,  в  мой  рост,  колес  нашей  воинской повозки звонко

раздавался в лесу.

   Кое-где  в  булыжник были втоптаны солома,  конский навоз и

пожелтевшие обрывки  газет.  Между  камнями  проросла трава  и

пустила стрелки.  Когда-то  здесь проходили люди,  но это было

давно, и эти люди исчезли, вымерли, остались только я, Василий

и конь вороной,

   Еще  был мир.  Просторный,  вечно живой.  Высоченные старые

сосны вздымались в небо,  тихо шумели и качались там в голубой

высоте, спокойные, мудрые.

   Я  лежал  в сене лицом кверху, смотрел, как плывут вершины,

иногда  замечал  рыжую  белку  или пестренького дятла и думал,

кажется,  сразу  обо  всем:  что  мир  просторен,  что Василий

оказался  прав - эта серо-зеленая саранча ходит по ниточкам и

узлам,  вроде нашего города, где творится черт знает что, есть

Бабий   Яр,  Дарница,  приказы,  голод,  арийцы,  фольксдойчи,

горящие  книги, а вокруг все так же, как и миллионы лет назад,

тихо  шумят вершинами сосны, и под небом раскинулась огромная,

благословенная земля, не арийская, не еврейская, не цыганская,

но просто земля для людей, именно для Людей...

   Когда Пуща-Водица кончилась, справа, с высоты, открылся вид

километров на  семьдесят,  внизу  в  своей долине петлял синий

Днепр,  на котором тоже не видно было ни парохода, ни лодочки.

Безлюдье,  безлюдье,  только поля до горизонта,  и эта прямая,

как  проведенная по  линейке,  светлая линия  поросшего травой

шоссе, ведущая, кажется, в небо.

   У обочины, среди живописных кусточков, стояли два креста -

простые,  деревянные,  с надетыми на них немецкими касками. На

холмиках были положены и цветы, но они давно сгнили и высохли.

   Василий все время дремал,  иногда засыпал,  и  тогда хромой

вороной,  которому явно до чертиков надоело хромать неизвестно

куда,  сбавлял шаг, переступал все тише и тише, пока совсем не

останавливался. Тогда Василий просыпался, огревал его по пузу,

и вороной бойко,  охотно дергал,  активно кивая головой:  мол,

ясно, ясно, вот теперь все понял!

 

   Первой деревней на нашем пути были Петривцы, и мы пересекли

ее как истинные пришельцы с Марса или выходцы с того света.  К

плетням выбежали бабы и дети,  потрясенно и изумленно смотрели

на нас, и вся деревня смотрела вслед, пока мы не выехали опять

в поле и не скрылись на безжизненном шоссе.

   К  обеду от  тряски по камням у  нас печенки перемешались с

селезенками,  и  мы предложили вороному ехать по обочине.  Ему

это не  очень понравилось,  он перестал смотреть на дорогу,  а

только  и  косил  глазом,  видимо,  молясь своему богу,  чтобы

Василий заснул, - и тогда радостно сворачивал на мостовую, но

он  не  учитывал  того,  что  от  тряски  Василий  просыпался.

Протащившись  еще   километров   семь,   полный   непонимания,

противоречий и  обид,  вороной  забастовал.  Мы  выпрягли его,

спутали и  пустили пастись,  сами пожевали сухарей,  намостили

сена под кустом шиповника,  постелили поверху драный плащ и не

менее драную телогрейку,  легли поспать, никуда не торопясь, и

был этот один из самых лучших снов моей жизни.

 

   После крестов с  касками война еще один раз напомнила нам о

себе  живописно взорванным мостом через реку  Ирпень,  у  села

Демидова.  Села не было одни пепелища с  яркими белыми печами,

трубы которых, как указательные пальцы, торчали в небо.

   Ирпень -  речушка плохонькая,  но быстрая. Немецкие части,

проходя тут,  устроили гати  через ру  кава,  но  сами же  так

разбили их, что мы едва не утопили свою колымагу, перебираясь,

зато когда мы въехали в  сожженное село и свернули с булыжного

шоссе на проселки, цель наша была близка.

   Мне   очень  нравилась  военная  коляска  -   с   откидной

ступенькой,  рукоятками по бортам, замками, как в грузовике, и

ящиками под сиденьем; в ней все было продумано, за исключением

одной  мелочи:  ее  колеса  не  совпадали с  колеями грунтовых

дорог.  Все  деревенские телеги  имеют  одинаковое  расстояние

между колесами,  не дай бог отступить,  тогда по нашим дорогам

хоть не езди.  У нас еще обычно дорога - либо засохшее месиво

с глубокими колеями,  по которым телега идет,  как по рельсам;

либо месиво жидкое,  в нем опять-таки,  если свернешь с колеи,

засядешь по самые ступицы; либо, наконец, просто выбитые через

луга две глубокие канавы с лужицами и лягушками. Кругом колеи.

   Одно  колесо нашей повозки шло  по  колее,  другое отчаянно

прыгало,  болталось,  проваливалось по кочкам, гребням и ямам,

так что мы  ехали,  накренясь,  чуть не  опрокидываясь.  Пяток

километров такой  езды  вымотал душу,  давшись впятеро труднее

всего, что мы проехали за целый день.

 

   Иван Свинченко жил на дальнем конце Литвиновки,  на слободе

за  плотиной,  которую  украшала сгоревшая мельница.  Их  там,

Свинченков,  был целый куток, и меня взяла к себе сестра Ивана

 Галка.

   Ее хата была низехонькая,  вросшая в землю,  с малюсенькими

оконцами,  под соломой,  в  которой прогнили дыры.  Внутри она

походила  на  пещеру  с  неровным глиняным полом,  на  котором

валялись тряпки,  соломенные куклы,  ползали дети и котята.  В

центре стояла,  раскорячившись, облупленная печь, возле нее -

с  набросанным тряпьем помост,  который назывался "пол"  и  на

котором  спали  "покотом".  Дух  в  хате  стоял  с  непривычки

странный и тяжкий.

   Галкин муж пропал на войне,  и  она осталась с кучей деток,

да  за  стеной у  соседки были дети;  в  общем,  все  эти дети

ползали по хате и двору,  как тараканы, голопузые, измазанные,

сопливые,  в  ветхих рубашонках и платьицах.  А на печи сидели

пугавшие меня сначала таинственные дед и баба,  патриархи рода

Свинченков, Дед был жиденький, прозрачный, непрерывно кашлял и

харкал,  а  баба сползала,  тяжко шаркала по двору,  сама едва

ходила,  а  все  пыталась что-то  сделать:  она была горбатая,

согнутая пополам,  так  что ходила,  глядя прямо в  землю,  на

которую ступала.  Мама  еще  дома говорила мне,  что  Галка -

великая  труженица и  древние дед  с  бабой  -  золотые люди,

делавшие всю жизнь другим людям только добро. Но поначалу я не

мог избавиться от какого-то жуткого ощущения.

   Выспросив про  наше  городское житье-бытье,  поужасавшись и

наахавшись, Галка стала рассказывать про свое.

 

   Немцы,  как здесь прошли,  так их  с  тех пор и  не  видели

больше.  И стал каждый жить по своему разумению. Вокруг стояли

неубранные  колхозные  поля.   Каждый  выходил,  выбирал  себе

участок и  жал  хлеб,  копал  картошку,  бураки.  Возить  было

некуда.  Все оставалось на месте. Потому мало сказать, что все

мы  были сыты,  говорила Галка.  Запасались на  зиму,  погреба

ломились,  чердаки были завалены яблоками и грушами.  Ну прямо

как будто не было кругом никакой войны, никакой беды у народа.

А старухи говорили: "Это перед концом света".

   Вечерами  собирались  при   лучине  на   посиделки,   гнали

самогонку,  до  одури грызли семечки.  А  днем во  всех дворах

стучали цепы:  молотили хлеб и  махали цепами бабы,  девчонки,

деды, веяли, мололи на двух камнях...

   Галка  сварила  огромный  казан  картошки,  вывалила ее  на

деревяный стол,  и  все семейство окружило этот стол,  и я меж

ними, - очищали, макали в соль, запивали кислым молоком, - и

я наелся тоже,  до того наелся,  что голова пошла кругом, меня

качало, как пьяного, и яблоки я уже грыз с неохотой.

 

   Василия принял к  себе  в  хату сам  Иван Свинченко,  и  на

следующий день Василий, как выехал в поле возить картошку, так

и  не  видел божьего света до воскресенья.  Мужики и  лошади в

Литвиновке были действительно наперечет, картошка ставилась ни

во что,  и  Василию платили за доставку с поля "с половины" -

из каждых двух мешков он получал один. Он ссыпал это богатство

во дворе у Свинченка, был занят по горло, я же "байдыковая",

   Дети Свинченков повели меня в  поле,  где была масса мелких

воронок,  и  почти  в  каждой  торчал хвостик от  мины,  такая

крылатка,  из  которой  получалась неплохая водяная мельничка.

Лазили  по  длинным  и  темным  колхозным конюшням  и  сараям,

выискивая потайные куриные гнезда,  находили яйца и  тут же их

выпивали.  Набирали теплого барахла, набивали углями "кадила",

сделанные из консервных банок,  садились на коней и  вели их в

ночное,  и  я  ездил на вороном.  В поле стоял подбитый танк с

черно-белыми крестами на броне,  распотрошенный внутри, но еще

с  сиденьями  и  исправными  люками.   Кони  паслись,   мы  же

устраивали войну:  одни залезали в  танк,  другие обстреливали

его камнями. Лязг внутри стоял сильный, звенело в ушах.

 

   Наконец,  как-то  Иван и  Василий нагрузили повозку,  и  мы

отправились:  они - в город, я - домой. На мою долю положили

мешок картошки,  полмешка зерна и  еще  чего-то.  Целый день я

топал пешком,  далеко уходя вперед по глухому шоссе, все думал

и думал,  переполненный странными,  противоречивыми чувствами.

Домой я явился некоторым образом спасителем семьи.

 

СОДЕРЖАНИЕ: «Бабий Яр»

 

Смотрите также:

 

Советско-германские соглашения 1939 года    Вторая мировая война    

 

Великая Отечественная Война   Предсмертные письма борцов с фашизмом   "От Советского Информбюро"   Орлята партизанских лесов

Всемирная история   История Войн 

 

РОССИЯ В ХХ веке

Великая Отечественная война (1941-1945 гг.)

 

История России (учебник для ВУЗов)

Глава 11. Великая Отечественная война

Начало Великой Отечественной войны

 

BОEHHO-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ СССР И ГЕРМАНИИ. Начальный период военных действий

Решающие сражения Великой Отечественной войны

Наступательные операции 1944-1945 годов

ВОЙНА НАРОДНАЯ. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны

 

 Советское искусство середины 40-х – конца 50-х годов. История ...

Листы «У Бабьего яра», «Мать», «Хиросима», «Тревога» и другие –всего 10 рисунков ... Все листы серии глубоко трагичны, некоторые – «У Бабьего яра» или ...

 

 БИОГРАФИЯ АНДРЕЯ САХАРОВА. Против смертной казни. Ядерная ...

Освенцим, Бабий Яр, портреты погибших в лагерях, которые один за другим. появляются на экране, с внезапно умолкнувшей музыкой (были случаи, когда ...

 

 Виктор Суворов. Из второй части трилогии Тень победы. Жуков и ...

И с немцами путь до первого перекрестка, и красным попадемся - за яйца подвесят" (А. Кузнецов. Бабий Яр. Нью-Йорк, 1986. С. 425

 

 Имя радости. Леонид ЛЕОНОВ

Едва стали блекнуть в памяти подробности Майданека и Бабьего Яра, она Освенцимом напомнила нам об опасности даже и поверженного злодейства

 

 ПОБЕДА. Утро Победы. Леонид ЛЕОНОВ

Я сам, как Вергилий, проведу вас по кругам Майданека и Бабьего Яра, у которых плачут и бывалые солдаты, поправшие смерть под Сталинградом и у Киева. Вложите ...