БАБИЙ ЯР. Приказы немецкой комендатуры

<<<<Вся библиотека         Поиск >>>

  

Вся электронная библиотека >>>

 Бабий Яр >>>

 

 Великая Отечественная Война

Бабий Яр

 


Разделы: Русская история

Рефераты

 

К ВОПРОСУ О РАЕ НА ЗЕМЛЕ

 

   Нам предстоял долгий путь, через весь город, на Зверинец, и

поэтому бабка положила в  кошелку хлеба,  яблок,  две  бутылки

воды.

   Кирилловская улица была усыпана соломой,  бумагами, конским

навозом: никто не убирал. Все витрины разбиты, стекло хрустело

под  ногами.  Кое-где бабы стояли в  открытых окнах и  смывали

крестообразные бумажки.

   В  ручье,  вытекающем из  Бабьего Яра,  толпа  брала  воду:

черпали  кружками,   стаканами,   наливали  в  ведра.  Воды  в

водопроводе не было, поэтому весь город потянулся вереницами с

разной посудой к ручьям, к Днепру, подставляли под водосточные

трубы бочки или тазы, чтобы собирать дождевую воду.

   На линии стоял трамвай -  там,  где его застало отключение

тока.  Я  вскочил внутрь,  бегал среди сидений,  сел на  место

вагоновода и стал крутить рукоятку,  звякать.  Красотища: весь

трамвай твой,  делай с  ним,  что хочешь.  Лампочки в  нем уже

повывинчивали и начали вынимать стекла.

   Брошенные трамваи стояли с  промежутками по  всей  линии  и

иные не только без стекол, но уже и без сидений.

   На  заборах еще висели советские плакаты с  карикатурами на

Гитлера, но в одном месте они были заклеены свежими. На черном

листе  желтыми  линиями  были  нарисованы картинки  счастливой

жизни,  которая  теперь  будет:  упитанные  чубатые  мужики  в

шароварах  пахали  волами  землю,  потом  размашисто сеяли  из

лукошка.  Они весело жали хлеб серпами, молотили его цепами, а

на  последней  картинке  всей  семьей  обедали  под  портретом

Гитлера, украшенным рушниками.

   И вдруг рядом я прочел такое, что не поверил своим глазам:

 

   "ЖИДЫ, ЛЯХИ И МОСКАЛИ - НАИЛЮТЕЙШИЕ ВРАГИ УКРАИНЫ!"

 

   У  этого  плаката впервые в жизни я задумался: кто я такой?

Мать  моя - настоящая украинка, отец - чистокровный русский.

Значит, я наполовину украинец, а наполовину "москаль", то есть

враг сам себе.

   Мои лучшие друзья были Шурка Маца -  наполовину еврей,  то

есть жид,  а Болик Каминский - наполовину поляк, то есть лях.

Получалась сплошная чертовщина. Немедленно сообщил бабке.

   - Не  обращай  внимания,  сынок,  -  сказала она.  -  То

большие дураки написали.

   Я  подумал,  что действительно дураки.  Но  кто им разрешил

такой бред печатать и расклеивать по заборам?

 

   На Подоле улицы кишели озабоченными, занятыми людьми - все

тащили  вещи, шныряли с мешками. Старик и старуха, надрываясь,

волокли  зеркальный  шкаф.  Ехал  ломовик с испитым лицом, вез

ослепительный   концертный   рояль.   И   тут   все  магазины,

парикмахерские,  сберкассы  разбиты, усыпаны стеклом. Немецкие

солдаты  ходили  компаниями  и  поодиночке, тоже носили разное

барахло. Они никого не трогали, и на них не обращали внимания.

Каждый грабил сам по себе.

   Чем  ближе  к  Крещатику,  тем  больше попадалось навстречу

офицеров;  они  ходили четко,  чеканя шаг,  с  высоко поднятой

головой,   все  они  были  в  фуражках,  расшитых  серебром  и

надвинутых на  самые  брови.  Висели  красные  немецкие флаги.

Центр  полотнища  у  них  был  занят  белым  кругом  с  черной

свастикой.    Иногда    рядом    с    таким    флагом   свисал

"жовто-блакитный" флаг украинских националистов - из желтой и

голубой полос. Друзья, значит.

   День был прекрасный.  Осень, желтели каштаны, грело солнце.

Бабка размеренно шла и шла себе,  а я носился по сторонам, как

борзой щенок.  И  так мы миновали Крещатик,  где дядьки тащили

ряды кресел из  кинотеатра,  поднялись на  Печерск,  буквально

забитый войсками. И вдруг перед нами открылась Лавра.

   Киево-Печерская  Лавра - целый город, обнесенный стенами с

бойницами,  город  фантастический:  сплошные  церкви,  купола,

купола,  белоснежные  дома,  белоснежная колокольня, и все это

утопало в зелени... Я успел ее узнать и полюбить, потому что в

ней  были  все  главные  музеи  Киева,  она  так  и называлась

"Музейный городок".

   Там  -  страшные лабиринты пещер  с  мощами  в  гробах под

стеклом,  сюда ходили экскурсии при  свете проведенных тусклых

электрических лампочек. В центре - старинный Успенский собор,

и у его стены могила Кочубея, казненного Мазепой. Когда-то над

нею стоял Пушкин и списывал стихи,  отлитые старинными буквами

на  чугунной плите,  и  с  этого началась его  "Полтава".  Там

похоронен даже основатель Москвы Юрий Долгорукий.

   Мы с бабкой сели в траву и стали смотреть.  Церкви,  стены,

купола -  все это так и сверкало под солнцем, выглядело таким

красивым,  необычным. Мы долго-долго молча смотрели, и мир был

у меня в душе.

   Потом бабка сказала:

   - Не доверяй, сынок, людям, которые носят фуражку на самые

глаза.

   - Почему?

   - Это злые люди.

   - Почему?

   - Я  не  знаю.  Меня  мать так  учила.  Немцев сегодня как

увидела, так сердце упало: враги! Враги, дитя мое. Идет горе.

   У бабки слово "враг" было очень емкое;  и болезнь случалась

потому, что в человека забирался враг, и антихриста обозначало

оно: "пойдет по земле враг".

   - Дед говорит: рай на земле.

   -  Не слушай его, старого балабона. Рай на не6е - у бога.

На  земле его никогда не было. И не будет. Сколько уж тех раев

людям  сулили, все кому не лень, все рай обещают, а несчастный

человек  как  бился  в поте лица за кусок, так и бьется, а ему

все  рай  обещают... Твой дед селедку да ситец помнит, а как я

по чужим людям за пятнадцать копеек стирала от темна до темна,

--  он  это  помнит?  А  ты  спроси у него, как его петлюровцы

расстреливали  в Пуще-Водице. Да что там говорить, не видела я

на земле добра! Вон там рай.

   Она кивнула на Лавру и стала бормотать молитву.

   Мне  стало  тревожно,  не  по  себе.  Я-то  ведь  давно был

безбожником,  и учился в советской школе,  и знал точно, что и

того, бабкиного, рая нет.

 

   На  Зверинце  жила  тетя  Оля  с  мужем.  Они  работали  на

"Арсенале" и  эвакуировались с  ним.  Перед  самой  войной они

построили  домик  на  Зверинце.   Уезжая,  пустили  туда  жить

одинокую  женщину  по   имени  Маруся,   но  все  документы  и

доверенность  оставили  бабке,   чтобы   она   наведывалась  и

присматривала.

   Домишко не  сгорел,  не  был  разграблен,  Маруся встретила

хорошо,  у  нее  сидел  веселый,  смуглый  и  небритый дядька,

которого  она  отрекомендовала  своим  мужем.   Бабка  тут  же

расцеловала ее и поздравила.

   Сосед Грабарев из-за забора окликнул бабку. Она ахнула:

   - А вы почему тут?

   - Вот,  ужасная глупость вышла,  -  сказал Грабарев. - Я

ведь,  Марфа Ефимовна,  вывозил "Арсенал", уехал на Урал, жду,

жду семью, шлю телеграммы, а они никак не могут выехать. Тогда

я   все   бросил,   примчался  сюда,   а   они   только-только

эвакуировались. Я обратно, а Киев уже окружен. Вот они уехали,

а я застрял.

   Был он грустный,  ссутулившийся и  постаревший.  Я отметил,

что у него фуражка сидит на затылке, и стало мне его жаль.

   - О, господи, - сказала бабка, - но вы же коммунист!

   - А что вы думаете, из-за этого окружения мало коммунистов

в Киеве осталось? Да и какой я там коммунист: числился, только

взносы платил. Летом меня ведь исключали, вы разве не слышали?

Только до конца не довели:  война приостановила.  Ну, теперь я

остался в оккупации - точно исключили.

   Бабка сочувственно покачала головой.

   - Что ж вы делать будете?

   - Работать. Столярничать.

   Он насыпал мне полный картуз яблок и передал через забор.

 

   Мы остались ночевать. Мне хорошо спалось на новом месте, но

среди ночи меня разбудила бабка:

   - Сынок,   проснись,   дитя  мое!  -  тормошила  она,  -

Переберись под кровать!

   Пол и  стекла дрожали от  стрельбы,  отвратительно завывали

самолеты.  Мы  с  бабкой кинулись под кровать,  где уже лежало

одеяло,  и  прижались друг  к  дружке.  Это  бомбили советские

самолеты,  и  в  кромешной тьме  взрывы бомб казались особенно

близкими и мощными. Кровать так и ходила ходуном, и весь домик

пошатывало, как при землетрясении.

   - Оченаш,  жои си на небеси... - страстно шептала бабка и

трясла меня. - Молись! Молись!

   Я стал бормотать:

   - Да прииде царство твое.  Я -  ко на неби,  та -  ко на

земли. Хлеб наш насушный...

 

   Утром Маруся сказала бабке;

   -  Я  вас  очень уважаю, Марфа Ефимовна, но только вы сюда

больше  не  ходите.  Этот  дом  будет  наш  с мужем. Советы не

вернутся, а вам он не нужен, мы его запишем на себя.

   Бабка всплеснула руками.

   - Так  сейчас все делают,  -  объяснила Маруся.  -  Дома

эвакуированных берут себе которые нуждающие, тем более что это

дом коммуниста.  Кончилось их время!  Доверенность вашу мне не

показывайте,  она советская, недействительная, и не забывайте,

что вы сами родственница коммуниста.

   Вышел небритый веселый ее муж, стал в дверях, уперев руки в

бока.  Бабка и  про совесть упоминала,  и про бога,  и что она

пойдет жаловаться - он только, забавляясь, усмехался.

   Обратный путь наш был унылым. Бабка шла как оплеванная.

   У начала Крещатика нас вдруг остановил патруль.

   - Юда?  -  спросил солдат у  бабки.  -  Пашапорт!  Бабка

испуганно полезла за пазуху доставать паспорт. Рядом проверяли

документы у какого-то старичка.

   - Да, я еврей, - тоненьким голосом сказал он.

   -  Ком!  ("Пойдем!"  - нем.) - коротко приказал немец, и

старичка повели.

   - Я украинка, украинка! - испуганно заговорила бабка.

   Солдат вернул ей паспорт и  отвернулся.  Мы скорее кинулись

вниз по улице Кирова на Подол. Тетка сказала бабке:

   - Утром  видели,  как  по  улице  бежала  девушка-еврейка,

выстрелила  из  пистолета,   убила  двух  офицеров,   а  потом

застрелилась сама. И они стали евреев вылавливать. Говорят, их

гонят разбирать баррикады... Господи, то их строили, теперь -

разбирать, а все жителям, ходят по дворам, выгоняют.

 

   У  афишной тумбы  стояла кучка людей,  читая объявления.  Я

немедленно протолкался.  Это  были первые приказы комендатуры.

Привожу их по памяти:

 

   ПЕРВЫЙ.  Все вещи, взятые в магазинах, учреждениях и пустых

квартирах,  должны быть не позднее завтрашнего утра возвращены

на место. Кто не выполнит этого приказа, будет РАССТРЕЛЯН.

   ВТОРОЙ. Все население обязано сдать излишки продовольствия.

Разрешается оставить  себе  запас  только  на  двадцать четыре

часа. Кто не выполнит этого приказа, будет РАССТРЕЛЯН.

   ТРЕТИЙ.  Все  население  обязано  сдать  имеющееся  оружие,

боеприпасы,  военное  снаряжение и  радиоприемники.  Оружие  и

радиоприемники надлежит доставить на  Крещатик в  комендатуру,

военное снаряжение -  на Крещатик,  27. Кто не выполнит этого

приказа, будет РАССТРЕЛЯН.

 

   Волосы у  меня  поднялись дыбом;  побледнев,  я  отошел:  я

вспомнил про свои награбленные щетки, гири, лампу, пуговицы...

   Только сейчас я  обратил внимание,  что на улице совершенно

нет  грабителей,  только кучки  людей читают приказы и  быстро

расходятся.

   Мы  с бабкой пришли домой очень встревоженные. Мама сложила

кучкой мое награбленное добро и коротко велела:

   - Неси.

   - Не надо гири!  - завопил дед. - У нас есть весы, пусть

докажут, что это не наши гири! А пуговицы я выкину в уборную.

   В  общем,  меня заставили возвращать лампу и щетки,  потому

что вся улица видела,  как я их нес. Страшно и стыдно мне было

идти к базару. Еще никто ничего не сносил я оказался первым, и

я  долго выжидал,  пока поблизости не  будет прохожих.  Выбрав

такой  момент,  сунул лампу в  витрину,  зашвырнул щетки -  и

ходу.

   Дома все  озабоченно обсуждали,  что  делать с  продуктами.

Учитывали торбочки с  горохом,  гречкой,  сухари,  -  их было

недели на  полторы,  и  дед  был  готов  на  казнь,  только не

сдавать.

   - Это  они  пугают!  -  жалобно кричал он.  -  Это пусть

такие,  как  Шатковский,  пусть те,  кто грабил масло бочками,

возвращают! Мы сначала поглядим,

   Вечером  меня  послали поглядеть.  Магазины были  такие  же

разбитые и пустые. В витрине уже не было моей лампы, не было и

щеток.

   Никто ничего не вернул и  не сдал.  Но на всякий случай дед

спрятал продукты в  сарае под  сено.  Узлы  и  чемоданы были в

"окопе" под землей. Оружия и приемника у нас сроду не было.

   Пришли двое солдат на другой день.  Мы так и затряслись. Но

они походили по дому,  взяли старый бабкин платок и  ушли,  не

сказав ни слова.  Мы ошарашенно смотрели вслед: никак не могли

привыкнуть. Бабка сказала:

   - И правда, замки не нужны, можно палочкой подпирать... Уж

и три дня прошло, а они все грабят.

   - Значит, продлили на пять, - не сдавался дед. - Киев -

большой город,  столица,  вот им  позволили Грабить пять дней.

Двадцать четвертого числа все кончится.

   Он очень ошибался.

   Двадцать четвертого сентября все только началось.

 

СОДЕРЖАНИЕ: «Бабий Яр»

 

Смотрите также:

 

Советско-германские соглашения 1939 года    Вторая мировая война    

 

Великая Отечественная Война   Предсмертные письма борцов с фашизмом   "От Советского Информбюро"   Орлята партизанских лесов

Всемирная история   История Войн 

 

РОССИЯ В ХХ веке

Великая Отечественная война (1941-1945 гг.)

 

История России (учебник для ВУЗов)

Глава 11. Великая Отечественная война

Начало Великой Отечественной войны

 

BОEHHO-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ СССР И ГЕРМАНИИ. Начальный период военных действий

Решающие сражения Великой Отечественной войны

Наступательные операции 1944-1945 годов

ВОЙНА НАРОДНАЯ. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны

 

 Советское искусство середины 40-х – конца 50-х годов. История ...

Листы «У Бабьего яра», «Мать», «Хиросима», «Тревога» и другие –всего 10 рисунков ... Все листы серии глубоко трагичны, некоторые – «У Бабьего яра» или ...

 

 БИОГРАФИЯ АНДРЕЯ САХАРОВА. Против смертной казни. Ядерная ...

Освенцим, Бабий Яр, портреты погибших в лагерях, которые один за другим. появляются на экране, с внезапно умолкнувшей музыкой (были случаи, когда ...

 

 Виктор Суворов. Из второй части трилогии Тень победы. Жуков и ...

И с немцами путь до первого перекрестка, и красным попадемся - за яйца подвесят" (А. Кузнецов. Бабий Яр. Нью-Йорк, 1986. С. 425

 

 Имя радости. Леонид ЛЕОНОВ

Едва стали блекнуть в памяти подробности Майданека и Бабьего Яра, она Освенцимом напомнила нам об опасности даже и поверженного злодейства

 

 ПОБЕДА. Утро Победы. Леонид ЛЕОНОВ

Я сам, как Вергилий, проведу вас по кругам Майданека и Бабьего Яра, у которых плачут и бывалые солдаты, поправшие смерть под Сталинградом и у Киева. Вложите ...