Экономика

ФОРМУЛА ЭКОНОМИИ:

Беседы по экономике

Раздел: Бизнес, финансы

Он сейчас мозгует,

нынешний     промышленник, Чтоб   в   Париже   газу   русскому

синеть, В Орше и Камышине

чтобы не прошмыгивала Мимо покупателей естественная снедь.

А. Вознесенский

Не надо путать подлинную экономию с показной, со скопидомством, скупердяйством. Хозяйственник, склонный к скопидомству, подчас вызывает у экономически неграмотных людей одобрение. «Хозяин!» — говорят о нем, нередко имея в виду лишь его неумеренную запасливость. Такие «хозяева» долгие годы висели ярмом на шее государства, усугубляя  диспропорции, дефицит в экономике.

Вот что говорит по этому поводу академик А. Г. Аганбегян:

«Жесткая бюрократическая система управления логично приводила ко многим негативным последствиям. Чтобы жить спокойнее, «выколачивались» фонды с запасом. Где-то они скапливались в неразумных количествах, зато в другом месте их резко не хватало. Дефицит неминуемо ведет к стремлению создать страховочный запас, причем не всегда того, что нужно. Психология накопительства «на всякий пожарный случай» привела к тому, что суммарные запасы различных видов сырья и материалов достигли у нас колоссальных размеров — по народному хозяйству запасы оцениваются в 460 миллиардов рублей. На их производство были затрачены колоссальные средства. Ожидалось, что они будут приносить доход. На самом же деле запасы сырья и материалов, осев мертвым капиталом, приводят к убыткам».

Выходит:

Запасливость - расточительность.

Интересно, что запасливость и ее родственники — накопительство, скопидомство — на первый взгляд как бы сродни экономии. «Я ведь коплю, а не транжирю. Я запасаю, а не расходую».

Бережливость — хорошая черта, но накопительство — извините... А если в горшок, в кубышку, в чулок, в копилку — один вред государству, да и вам самим. Дело в

том, что замороженные миллиарды не дают «урожая» — отдачи. Если их разморозить, пустить в оборот, в магазинах заметно прибавится нужных товаров.

Что такое оборот денег?

Представьте себе рынок, на котором продается ящик яблок за десять рублей, шапка за десять рублей и гусь тоже за десять рублей. Спрашивается, сколько нужно денег, чтобы купить яблоки, шапку и гуся?

Вопрос покажется чересчур простым не только ученику третьего класса, но и первоклашке. Ответ очевиден: понадобится тридцать рублей. Действительно, если я приду покупать яблоки, гуся и шапку, мне придется заплатить тридцать рублей.

Столько же понадобится денег, если на рынок придут три покупателя — один за яблоками, другой за шапкой и третий за гусем.

Но ведь может случиться и по-другому.

Торговец продал свои яблоки за десять рублей и купил на них шапку. Получив десятку за шапку, шапочник купил гуся. Все, довольные своими продажами-покупками, отправились по домам. Сколько же ушло денег на все покупки? Десять рублей!

В торговле, которую затеяли три наших продавца, назовем их Яблочкин, Шапкин и Гусаков, товары обменивались каждый раз на одну и ту же десятку.

Допустим, я купил яблоки. От этого ведь деньги не исчезли. Их ценность нисколько не изменилась. Яблочкин на ту же десятку купит шапку, а Шапкии отдаст ее за гуся. Хоть сто раз, хоть тысячу покупайте на эту бумажку, она так и останется десяткой. А если порвется или станет очень ветхой, затертой, в банке ее обменяют на новенькую хрустящую десятирублевую бумажку.

Оборот денег — очень важное свойство. Чем чаще оборачиваются деньги, тем выгодней государству, всем людям. Чем медленнее они оборачиваются, тем накладнее для страны.

Десятка сменила трех хозяев, она обернулась три раза. Первый ее оборот — при покупке яблок, второй — при покупке шапки, третий — при покупке гуся.

Можно представить и такой случай. Шапкин захотел приготовить гуся с яблоками, он продал шапку и купил, добавив еще одну десятку, яблоки и гуся. Сколько ему понадобится денег? Очевидно, двадцать рублей.

Как видишь, цена всех товаров каждый раз одинакова — тридцать рублей, а количество нужных для торговли денег разное. В первом случае надо тридцать рублей, во втором для торговли достаточно десяти рублей, в третьем — двадцати.

Разобрав пример с шапкой, гусем и яблоками, можно решить и более трудную задачу: как рассчитать, сколько стране нужно иметь денег?

Допустим, цена всех товаров, продаваемых в год,— 300 миллиардов рублей, а деньги оборачиваются в течение года пять раз. Значит, денег, чтобы купить все товары, надо в пять раз меньше, чем эти товары стоят. 300 миллиардов рублей разделим на 5, получится 60 миллиардов рублей. Вот сколько необходимо денег для нормального товарооборота.

Но вот ведь вопрос: на маленькие бумажные листки обменивались такие ценные вещи, как шапка, гусь, яблоки, любые другие вещи.

Все люди верят бумажным деньгам. Причина такой доверчивости проста. Бумажные деньги — представители настоящих ценностей. За это поручился Государственный банк. Поэтому на десятирублевой купюре написано: «Билет Государственного банка СССР», а ниже, смотри, маленькими буковками: «Банковские билеты обеспечиваются золотом, драгоценными металлами и прочими активами Государственного банка».

Вот и получается: ускорить оборот денег — это значит ускорить оборот товаров, позаботиться, чтобы они не залеживались на полках магазинов, на складах и базах.

А как же сберегательные кассы?

Вы, наверное, видели плакаты: «Храните деньги в сберегательной кассе!»

Там другое дело!

В сберегательной кассе тем, кто приносит на сохранение деньги, даже платят за вклад. Положил сто рублей, а через год на сберегательной книжке окажется уже сто три рубля.

Кто-нибудь, возможно, спросит: а разве не все равно, где копить деньги — в копилке или в сберегательной кассе?

В том-то и дело, что не все равно. В копилке деньги «безработные», а из сберкассы их сразу пускают в оборот.

Они вместе со всеми деньгами государства помогают строить дома, школы, кинотеатры, дороги, поликлиники, фабрики, стадионы, клубы и многое другое.

В государстве каждая копейка на учете. Но все же сберкассы выплачивают вкладчикам проценты. Значит, это государству выгодно.

А почему?

Давай проследим, что произойдет с деньгами, положенными в сберегательную кассу.

Допустим, их передают на строительство нового завода. Через три года завод построен. Он выпускает хорошие станки, приносит государству большую пользу — дает доход.

Так же, как и зерно, пока не попадет в почву, не даст урожая, так и копейка, рубль, пока они лежат в сберкассе или в копилке, не дадут прибыли — дохода.

Поэтому деньги в сберкассе не задерживаются. Их стараются поскорее отправить в банк, а оттуда они распределяются по всей стране на нужные дела.

Живучий стереотип: хозяйственник — скупердяй. Он выпустит инструкцию об экономии бумаги, затратив на нее больше бумаги, чем будет сэкономлено; он уволит из соображений экономии машинистку, и отчет будут перепечатывать научные сотрудники, на недели отрываясь от своих микроскопов и компьютеров; он сэкономит на пуговицах, и костюмы с нелепыми пуговицами будут годами висеть в магазине, ожидая уценки.

Кстати об уценке. В магазине два года висело немыслимого цвета платье устаревшего фасона. Наконец его уценили, вместо 94 рублей оно стало стоить «всего» 89. И до сих пор висит. Треснутая ваза, чайник без носика, туфли с отломанными каблуками уценены аж на 10%. Можно не сомневаться, что при такой уценке эти товары будут лежать долгие годы.

Миллиарды рублей в виде «неходовых» товаров чахнут годами на полках и складах магазинов. Беглого взгляда достаточно, чтобы понять: увы, эти деньги потеряны. Кто купит сегодня туфли образца 70-х годов за 40 рублей? Смех, да и только! Их надо было уценить сразу при изменении моды.

Надо не жалеть потерять, «если надо», чтобы в конечно

ном счете приобрести больше. Это хорошо понимал бухгалтер синьор Гамберони — герой веселого рассказа итальянского писателя Джанни Родари «Как спасти Бусто Арсицио».

Ребята в городе Бусто Арсицио так все портили, ломали и рвали, что горожане не на шутку встревожились...

«Да понимаете ли вы,— с горячностью убеждал синьор Гамберони,— понимаете вы, что на половину этой суммы мы можем построить целый дом, так сказать, дом на слом, и заставить наших ребят разнести его в щепы. Если уж и от этого они не придут в себя, то, значит, их ничем не вылечишь».

Предложение бухгалтера приняли. Дом был построен. В нем было без счета зеркал и полным-полно мебели... В день открытия дома ребятам выдали молотки и по сигналу городского головы распахнули все двери.

Очень жаль, что не сумели вовремя привезти телекамеры и не передали по телевидению это небывалое зрелище.

...К концу первого дня во всем доме не осталось ни одного целого стакана. К концу второго дня — ни единого стула. На третий день ребята взялись за стены. Они начали с последнего этажа, но, едва добравшись до четвертого, отступились и сложили оружие. Полумертвые от усталости, покрытые пылью, как солдаты Наполеона в пустыне, они шатаясь разбрелись по домам, повалились на свои кровати и заснули без ужина. Теперь они по-настоящему отвели душу и им больше ничего не хотелось ломать.

Бухгалтер Гамберони сделал подсчеты и доказал всем, что город получил два трюфельярда с мелочью чистой прибыли... Город Бусто Арсицио вручил бухгалтеру в знак признательности «медаль с серебряной дыркой».

*  *  ♦

Экономист должен уметь вовремя потерять, чтобы не потерять завтра намного больше. Скупердяйство «из соображений  экономии» — высшая  форма  расточительства.

В купе скорого поезда попутчики с Севера жаловались на «экономов»-головотяпов:

— Отобрали для экономии у прорабов, буровиков, геологов «уазики». А чего добились? Север не Москва. От

стройки до управления «на своих двоих» не доедешь. Теперь мастера да прорабы на многотонных КРАЗах ездят на обед, на «Уралах», а бывает, что и на гусеничных вездеходах, на автокранах то в контору, то на объект, то по другим делам — мало ли. Только машины от дела отрывают да топливо цистернами переводят. Вот тебе и экономия!

А то пришло распоряжение: мол, геологическим партиям в целях экономии жидкого топлива в зимний сезон переходить на дрова. Раньше, бывало, геологам на отряд несколько бочек забросят, они всю зиму и смолят, горя не знают. Теперь дрова. Они в тундре не валяются. Вертолет снаряжают, туда два кубометра дров погрузят — и за 300 километров лети. Сбросят геологам — и обратно. Час полета вертолета сколько стоит? Не знаете? 800 рублей! А топлива вертолет съест больше, чем геологическая партия за весь сезон спалит. Дрова золотые получаются.

Особенно вредно экономить на всем том, что облегчает труд и быт людей. От такой «бережливости» пропадает интерес к работе и экономия оборачивается значительно большим ущербом. Академик А. Аганбегян говорит:

«В нас укоренилась привычка недооценивать социальные факторы, считать их чем-то второстепенным, экономить на них. Тогда как даже плохое настроение людей (я уж не говорю о здоровье), вызванное условиями труда, приводит к колоссальным материальным потерям. Приедешь на иной завод — по территории не пройти, в цехах грязь, у рабочих мест грязь, шкафчики в бытовках в ужасном состоянии, в душевых воняет какой-то тухлятиной и нет горячей воды, туалеты — антисанитария, обед в заводской столовой есть нельзя. Ну а если для человека на предприятии нет жизни, то и работа для него — лишь вынужденное времяпрепровождение. У станка он думает не о деле, а о том, как придет домой, сядет у телевизора, будет смотреть любимую передачу. Как в субботу и воскресенье отправится на рыбалку. Как летом поедет в отпуск. Начинается переоценка ценностей. Постепенно весь круг его интересов начинает замыкаться на квартире, машине, даче, отпуске. Работа, с которой связаны толысо неприятные ощущения,— от сих до сих. О какой производительности, каком качестве может идти речь?

Человека   нужно   заинтересовать   работой,   сделать  ее

привлекательной,  чтобы труд постепенно  стал жизненной потребностью».

...Приборостроители все эффективнее борются с головотяпством. В электронной аппаратуре применяется «защита от дурака». Пусть по незнанию или по глупости нажимает любую кнопку, переводит любой рычаг — ничто не испортится, не взорвется, не сгорит.

К сожалению, экономика «от дурака» защищена недостаточно. Особенно от прикрывающихся словами об экономии.

Формы «бережливости наизнанку» удивительно разнообразны. Почему у нас так много людей занято на сортировке продукции, на упаковке, на погрузочно-разгру-зочных операциях? Это все конечные, как их называют — «хвостовые» стадии технологического процесса, на них и экономят, не дают денег на их механизацию.

Почему сотни тысяч маляров-ремонтников раскачиваются ежедневно в люльках на фасадах зданий, подновляя чдешевую» известковую отделку? Под излишествами в строительстве понимают нечто дорогое-мраморное. Подсчитано: даже мрамором, не говоря уж о керамических плитках или декоративном бетоне, отделывать панельные дома экономичнее, чем известковыми красками. Оказывается, бесхозяйственность иногда маскируется самыми невзрачными одеждами.

Почему столько лет армия научных работников выручала из прорыва овощные базы, на которых слабо внедряется механизация, экономятся штаты и фонд зарплаты профессиональных рабочих? Может быть, экономика требует, чтобы конструкторы и кандидаты наук заменяли грузчиков на базе? Впрочем, тут уж не скупердяйство — тут неспособность, а может, и нежелание ответственных за это лиц организовать дело на базах на уровне современных требований. Вот и держатся за расточительный способ экономии.

Сегодня принимаются меры, чтобы уменьшить отвлечение трудящихся от их основной деятельности. Выделяется немало средств и на переоборудование овощных баз, оснащение их современной техникой.

*  *

Итак, экономия бывает расточительной, но экономия бывает и щедрой. Не надо это путать. Экономия и щедрость понятия не противоположные. Человек разумный — homo sapiens — должен быть и щедрым и экономным одновременно. По-умному щедрым и по-умному экономным.

Что это, щедрая экономия?

Это, например, автобус, который в колхозе «Заря» объезжает дома, собирает малышню в детский сад, а вечером развозит по домам. Не пожалело правление колхоза, выделило автобус для ребятишек. Забота о детях и о родителях — экономия для колхоза тысяч драгоценных рабочих часов. Скупердяйство, скопидомство, жадность, жмотничество, прижимистость, плюшкинство ничего общего не имеют с экономностью. Хотя и прикрываются нередко лозунгами экономии.

Сталкиваясь с вопиющими фактами бесхозяйственности, не перестаешь удивляться: до чего же богата наша страна!

Ведь как было до недавних пор?

Предприятие не выполнило план — осталось без средств. А добрые дяди в банке дадут ссуды, министерство скорректирует план, Госплан и Госснаб со скрипом, но уладят дело. Все осталось на своих местах, а добрые дяди глубокомысленно рассуждают: не масло ли масляное эта экономная экономика? Лишь в очередной статистической сводке об итогах выполнения плана мы читали: «Вместе с тем многие предприятия не выполнили...»

Длинный ^хвост» хронически убыточных предприятий также один из жизненно важных вопросов экономической стратегии. Таких объектов тысячи. Обычно это мелкие, устарелые предприятия с отсталой техникой, тяжелыми условиями труда, плохой базой для отдыха рабочих.

Экономисты любой отрасли знают, как тяжел «хвост» отстающих предприятий. Производительность труда там низкая, продукция плохого качества, высокой себестоимости. При мизерном вкладе в общие объемы производства мелкие нерентабельные предприятия снижают средние технико-экономические показатели, общую эффективность производства.

Спору нет, условия не могут быть везде одинаковыми. Средний уровень производства определяется не только пе-

редовыми предприятиями, но и рядовыми, и более отсталыми. Еще Маркс говорил, что стоимость изделия определяется не индивидуальными, а усредненными общественно необходимыми затратами труда.

Вопрос лишь в том, являются ли «общественно необходимыми» огромные издержки производства на «хвостовых» предприятиях? Где та грань, которую плановое социалистическое хозяйство переступать не может?

Особенно накладно для государства то, что предприятия эти, как правило, дают низкокачественную продукцию, не находящую спроса, тяжелым грузом ложащуюся на полки магазинов и складов.

Об этом убедительно говорилось в докладе М. С. Горбачева XXVII съезду КПСС. «Пришло время решить и такой вопрос. Надо, чтобы размер фонда заработной платы предприятий был непосредственно увязан с доходами от реализации их продукции. Это поможет исключить производство и поставку ненужных, низкокачественных изделии, работу, как говорится, на склад. Кстати, такой подход следует применять не только в легкой промышленности. Мы не можем дальше мириться с тем, что работники предприятий, выпускающих негодную продукцию, живут без особых забот, получая сполна и зарплату, и премии, и другие блага. В самом деле, почему мы должны оплачивать труд, производящий продукцию, которую никто не берет? Так или иначе все это оборачивается против нас, товарищи! Об этом не надо забывать».

Рыночный механизм экономики в капиталистических странах, как известно, решает этот вопрос без затруднений — сметает не выдержавших конкуренции.

В наших условиях ликвидация предусмотрена Законом о социалистическом предприятии. Решающее значение при этом имеют два главных вопроса: обеспечат ли выполнение государственного задания другие предприятия при ликвидации устаревших мощностей; что делать с рабочими закрытого предприятия, как их трудоустроить, как рационально использовать оставшиеся на предприятии здания, дороги, станки и прочее имущество?

Вот об этом-то в первую очередь и думают планирующие органы и местные власти. Тут есть о чем подумать. Это сложнее, чем сохранять «статус кво», чем держать «планово-убыточное» предприятие в нахлебниках у государства.

«Безвыходные» ситуации нередко создаются бумажным потоком всевозможных указаний, инструкций, положений, распоряжений. Спору нет, без специальных инструкций, положений, упорядочивающих хозяйственную деятельность, нельзя. Но живая жизнь все равно многообразнее и не укладывается в прокрустово ложе зачастую устарелой, иногда даже довоенной инструкции. Эта инструкция нередко противостоит благородным порывам сделать экономику экономной. Новый хозяйственный механизм заставляет пересмотреть все инструкции, перечеркнуть ненужные.

Когда движение на перекрестке не укладывается в инструкцию (много транспорта, ремонт дороги, испортился светофор и т.п.), выходит милиционер и быстро и эффективно налаживает дорожное движение.

Обратите внимание, порядок на перекрестке зависит от четырех простых слагаемых: регулировщик в своих действиях руководствуется совершенно определенной целью; он профессионально знает свое дело; руководить движением и нести полную ответственность за это должен только он один; все участники движения беспрекословно подчиняются регулировщику. Вот и все. Как просто! Если бы в экономике можно было бы так же!

Оказывается, можно! И в экономике.

Вот пример: на полгода раньше срока был построен знаменитый газопровод Сибирь — Западная Европа. Ни мерзлота, ни болота, ни многочисленные реки не затормозили хода работы. Победителей ждали награды, благодарность народа.

Значит, можно и в таких сложных условиях строить быстро и дешево? В данном случае помог, как говорят специалисты, экономический механизм.

На строительстве газопровода провели смелый экономический эксперимент. Раньше на участках газопровода каждая организация выполняла свой вид работ. Одна организация копала канавы, другая сооружала фундамент, третья укладывала трубы, четвертая монтировала изоляцию и так далее. Теперь создали единый производственный поток, одну крупную бригаду на каждый участок. Такая комплексная бригада сдает готовый кусок газовой маги-

страли и получает зарплату. Принцип простой: один километр газопровода стоит столько-то. Сделали столько-то километров — получите деньги.

До этого строительства опыта работы таких крупных коллективов, включающих инженерно-технических работников, по принципам бригадного подряда в стране не было.

Результаты превзошли все ожидания: отдельные бригады построили за год по 200 километров трубопроводов, в то время как в прошлой пятилетке в среднем за год строили по 45—46 километров. Заработная плата работников при этом возросла в 1,3—1,5 раза.

Главный эффект, полученный в результате всего этого,— значительное повышение трудовой и творческой активности людей.

Трудовой коллектив, нацеленный на достижение нужного государству результата, обладает огромной силой. Именно здесь создаются реальные условия для превращения «моего» в «наше». Жизнь показывает, что мелкие бригады, выполняющие отдельные процессы, такой силой не обладают. У членов бригады, часами ожидающих, чтобы «подсобники» пробили для них отверстие, сделали подмостки или убрали мусор (словом, проделали за них какую-либо «мелочовку»), не воспитывается сознательное отношение к целевым государственным интересам и уважение i; труду товарищей, выполняющих смежные работы. Коллективный подряд, словно ножом, срезает эти недостатки. Он диктует необходимость достижения конечного результата. Подряд побуждает экономить все: время, труд и численность персонала, материалы и горючее, лошадиные силы, киловатт-часы и моторесурсы. За достижение всего этого тоже причитаются премиальные. Материально воздействуя на нравственный климат коллектива, такая форма организации и оплаты труда повышает слаженность действий, делает их целеустремленными. Подряд выбивает почву из-под рвачества, халтуры, приписок...

«Литературная газета» так рассказывала об эксперименте на стройке газопровода: «Трасса — глухомань. Строители атакуют ее десантами. Термин не случайно созвучен с военным; условия труда прямо-таки боевые. Обычно по 200—300 специалистов — рабочих основных профессий и подсобников, инженеров и управленцев — посылают сюда не на день, не на два... Здесь коллектив, замкнутый «сам

на себя», действует под прямым давлением суровых и частых капризов стихии. Почти 4,5 тысячи километров трассы су перга зопровода прошли через 561 реку, в том числе форсировав Обь, Волгу, Каму, Днепр. На двухсоткилометровой дистанции трубы шли под водой. Они карабкались по горным склонам Урала и Карпат. Добавьте 150 километров вечной мерзлоты, еще 700—по болотным топям. Трассовики подняли и вернули на их природное место 130 миллионов кубометров земли! А какова общая длина сваренных швов? 2200 километров!

Самая весомая прибавка к заработку назначается здесь за выигрыш времени. Сделали в полтора-два раза быстрее — отлично, получайте сполна премиальный фонд, рассчитанный на весь плановый период. По идее, если бы они могли справиться с годовой работой за три дня, им, согласно правилам эксперимента, отдали бы сразу и весь годовой (!) поощрительный фонд. За три дня, конечно, не получается. Но ускорение вдвое и более стало обычным. Принципы, заложенные в эксперименте, создали необходимые предпосылки: рабочим и ИТР стало возможным зарабатывать (подчеркиваем — зарабатывать, а не просто получать) от полутора до пяти и более окладов или ставок. И вышло, что наибольшая из выплаченных сумм не превысила 750 рублей в месяц, а наименьшая не опустилась ниже полуторного тарифа,— выгода и для государства, и для рабочих..-.

«Литературная газета» не один раз писала о расточительности «экономии» на инженерном труде. И вот обнаружилось: 20 процентов фонда зарплаты расходуется на оплату внутрисменных простоев, вызванных недостатками в инженерно-технической подготовке и материально-техническом обеспечении производства. Каждый пятый рубль впустую! Вот и доэкономились на инженерах.,. Было над чем задуматься. Экономическое мышление инициаторов эксперимента на газопроводе разглядело в этих потерях резерв.

Скупой переплачивает вдвое! Простая эта мудрость, если ее усвоить и на нее опереться, разрушает стереотипы «опасливой экономии*. Оказывается, щедрость в расходовании фондов материального стимулирования может при-вети к подлинной бережливости.

Стали строителям хорошо платить за совмещение профессий —- и численность работников сократилась на 56,7

процента. Часть сэкономленных сумм обратили в резерв материального поощрения. Появились доплаты за снижение потерь материалов, горючего, энергии, за увеличение межремонтных сроков службы техники, за повышение качества работ...

Новое смелое решение, воплощенное в жизнь. Результат такой экономной щедрости — сотни миллионов рублей подлинной экономии государственных средств.

Щедрая справедливая оплата труда способна удешевлять сработанное. Если, конечно, щедр.ость эта вызывает еще больший рост производительности труда.

Сегодня коллективный подряд распространен повсюду. Он делает более производительным труд — ив больших коллективах, и в самых малых. Экономист А. Петров приводит пример в «Правде». В одном из райцентров Эстонии в небольшой сапожной мастерской работало четыре человека. Даже при монопольном положении мастерской люди трудились плохо: халтурили, искали левые заработки.

Но вот в порядке эксперимента каждому сапожнику был установлен обязательный месячный план выручки, сверх которого он мог неограниченно работать «на себя». Что же произошло? В мастерской возникло экономическое состязание, борьба за клиентов. В итоге резко повысилось качество обслуживания. У каждого сапожника появилась своя клиентура. А один из четырех работников — лодырь и пьяница — вынужден был уволиться: к нему перестали обращаться клиенты. Этот микроэксперимент показателен и ценен, поскольку в нем затрагивается сущность экономического соревнования за качество обслуживания, за качество продукции.

Производительность труда должна расти быстрее, чем зарплата,— это требование экономии. Пушкинский Балда вполне подходит как модель для иллюстрации этого требования. Он, как известно, работал за семерых, ел за четверых. Если бы было наоборот, если бы он ел за семерых, а работал за четверых, от такого работника в хозяйстве одна убыль, разорение. Важное неравенство для формулы экономии:

РОСТ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТИ ТРУДА ДОЛЖЕН БЫТЬ ЬОЛЬШЕ РОСТА ЗАРПЛАТЫ.

 Формула должна быть красивой, говорят выдающиеся ученые. Правильная формула всегда изящна, красива, экономна, эффектна. Громоздкая — часто не доведена до конца, а скорее всего, неверна.

Самолет должен быть красив, утверждают авиаконструкторы. Совершенство формы обеспечивает и прекрасные аэродинамические качества самолета, прочность, надежность.

Оказывается, не только в человеке все должно быть прекрасно, но и в машине тоже. Ее объем, вес, габариты, ее силуэт, изящество и завершенность линий, фактура поверхности и окраска деталей всегда свидетельствуют о классе, о техническом уровне продукции. Такую машину приятно и наградить Знаком качества.

Заботятся об этой красоте дизайнеры. Дизайнеры — современные модельеры станков, косилок, тракторов, фотоаппаратов, табуреток, обыкновенных молотков, которыми обыкновенные  гвозди  забивают  в  обыкновенные   стены...

Обыкновенный молоток превратить в необыкновенный — красивый, удобный — целая наука. Она так и называется: техническая эстетика. Сегодня всесоюзный институт, филиалы, тысячи художников-конструкторов, дизайнеров — трудятся на благо технической эстетики. К нашей теме работа дизайнеров имеет самое непосредственное отношение.

Могу утверждать, что красота экономна. Установлено, что она снижает материалоемкость продукции, облегчает труд, повышает его производительность.

Искусство дизайна завоевывает мир. «Дизайн» означает «рисунок», «чертеж».

Когда к зданию технического центра фирмы «Дженерал моторе» приближается вертолет, немедленно срабатывает электронный страж — и жалюзи на окнах студии дизайна закрываются. То, что происходит здесь,— большая тайна предприятия.

Но спрашивается, какая там, за окнами, может быть тайна? В этой студии, в полном соответствии с ее названием, сидит себе художник-конструктор над листом ватмана и прорисовывает контуры, скажем, будущей автомашины. Кажется, получается красиво, оригинально. Особенно удалась линия, очерчивающая капот...

Вот эту-то линию и жаждут подсмотреть конкуренты. Ибо изящные очертания автомобиля — это симпатии покупателей, это спрос, это, следовательно, право на существование самого предприятия-производителя.

Оказывается, техническая эстетика в близком родстве с экономикой. Специалисты утверждают, что только правильная окраска заводского оборудования снижает брак в работе, травматизм почти наполовину. А производительность труда при этом растет на 15—17%.

Красивая машина улучшает настроение. Даже при тех же технических характеристиках такая машина даст больше. Сбережет больше труда. Выходит, нельзя экономить на красоте.

Растет сложность машин, растут скорости. Это отрицательно сказывается на работе, утомляет, приводит к ошибкам, а иногда и к авариям. Дизайнеры упорядочивают нагромождение узлов машины, какофонию звуков, мелькание деталей. Все лишнее убирается, все нужное выделяется. Скорость и точность считывания показателей с автомобильных приборов, например, в результате дизайнерского «колдовства» возросла более чем вдвое. Даже номера автомашин стали приметнее: раньше номер был ясно виден за 30 метров, теперь — за 60.

И все же много еще убогих, некрасивых изделий на производстве и в быту, которых обошел профессиональный взгляд художника-дизайнера.

Спрашивается: почему? Почему нередко процветает серость, а иной раз и «шедевры», достойные 16-й страницы «Литературной газеты»?

Директор Всесоюзного института технической эстетики так отвечал на этот вопрос: «Вот обычный случай. Создана хорошая, талантливая модель нового изделия. Предприятие-заказчик его принимает, оплачивает. Но в том виде, в каком модель была утверждена, она пускается в производство далеко не всегда. Нередко на предприятии наивно стараются «улучшить» разработку художника — дескать, мы и сами с усами. В результате появляется безобразное изделие. И новый автор.

Проект должен быть осуществлен именно в таком виде, в каком он утвержден,— в эталонном. Ибо даже мелкое отступление от него грозит гибелью замысла. Исправьте улыбку Джоконды — и Джоконды не станет. Надо, чтобы в документах, сопровождающих изделие, или на нем самом

обязательно значилось имя автора-разработчика. Сейчас в большинстве случаев, исключая авиацию, никому не известно, кто создал ту или иную модель, кто отвечает за просчеты и нелепости. Отказ от ничем не оправданной анонимности — это шанс либо на славу, либо на позор...»

Слава и позор — хорошие составляющие для формулы экономии в эпоху гласности и демократии.