Великая Отечественная Война

Брестская крепость

Разделы: Русская история

Рефераты по Великой Отечественной войне

 Читатель, вероятно, хорошо помнит эту фотографию - она обошла  страницы

многих  газет  и  журналов  и  стала  широко  известной.  Трое  мужчин,  уже

немолодых, на лица которых время положило свои  заметные  борозды,  замерли,

крепко обнявшись друг с другом.

 Смело можно сказать, что фотокорреспонденту Марку Ганкину этим  снимком

удалось создать профессиональный шедевр.  Целая  гамма  настоящих,  глубоких

человеческих  чувств  запечатлена  в  нем,  три  характера  раскрыты  каждый

по-своему, и вместе с тем этот снимок полон большого  внутреннего  единства,

свойственного  подлинному  произведению  искусства.  Да  и  в  самом   деле,

фотография Ганкина смотрится, как картина художника, и ее можно разглядывать

подолгу и многократно, всякий раз находя новую пищу для ума и чувства.

 Три однополчанина,  три  бывших  командира  Красной  Армии,  три  героя

Брестской крепости, прошедшие через самое пекло этих боев. А потом на долгие

четыре года - три узника фашизма, испытавшие всю  горестную  долю  пленного:

позор и унижения, голод и побои, издевательства и вечную угрозу смерти. Но и

на этом не кончились их мытарства. Освобожденные победой  и  вернувшиеся  на

Родину, они  встретили  несправедливое,  предвзятое  отношение  к  себе,  то

неоправданное недоверие  к  бывшим  пленным,  какое  господствовало  в  годы

Сталина, в годы бериевщины. И это было едва ли не самым жестоким  и  обидным

испытанием в их нелегкой судьбе. Люди, честно выполнившие  свой  долг  перед

народом, они словно  оказались  чужими  в  родной  стране,  посторонними  на

празднике Победы, в которую внесли свой посильный и немалый вклад.  До  слез

оскорбительное клеймо "отсидевшегося в плену" или даже "предателя"  жгло  их

огнем.

 И вот сейчас, спустя много лет, когда  уже  далеко  позади  остались  и

война,  и  плен,  и  послевоенные   несправедливости,   наконец   решительно

пресеченные партией, трое боевых  товарищей,  переживших  все  это,  впервые

сошлись вместе. И тотчас из глубин сердца всплыло пережитое  и  охватило  их

неудержимо и властно.

 Склонившись,  как  бы  под  тяжким  грузом  нахлынувших   воспоминаний,

прижавшись головой к щеке друга, замер  в  этом  тройственном  объятии  Петр

Гаврилов. Он закрыл глаза, целиком отдавшись и грусти  прошлого,  и  теплому

счастью этой душевной встречи с  дорогими  ему  людьми.  Богатырски  мощный,

крупнолицый  Александр  Семененко  почти  повис  на  шее  у   друга,   будто

обессиленный всем тем, что принесла  ему  сейчас  память.  Он  роняет  слезы

тяжело и скупо, как все сильные мужчины, а на лбу, над  переносьем,  залегла

напряженная трагическая  складка.  И  навзрыд,  громко,  безудержно  плачет,

прильнув лицом к товарищам, Николай Зориков. Вот на переднем плане его  рука

- как бережно и нежно сжимает она локоть друга.

 Только одна рука. Вторая осталась в Брестской крепости.

 История интенданта 44-го стрелкового полка старшего лейтенанта  Николая

Зорикова была мне известна давно.

 Я впервые услышал ее в те дни, когда искал майора Гаврилова, от бывшего

комиссара этого же полка Николая Романовича Артамонова. Полковник  Артамонов

рассказал мне о Зорикове в 1955 году при нашей встрече в Москве.

 Как-то так повелось в нашей военной литературе, что интенданта писатель

обычно изображает или отрицательной, или смешной  фигурой.  Николай  Зориков

был живым опровержением этой литературной "легенды об интендантах".  Он  был

поистине героическим интендантом Брестской крепости.

 Это происходило  в  первые  часы  войны.  Как  только  начался  обстрел

крепости, батальонный комиссар Артамонов прибежал из своей квартиры  в  доме

комсостава к северным воротам, около которых, в казематах  внутри  земляного

вала, располагался один из батальонов полка. Роты этого батальона,  поднятые

по тревоге, комиссар вывел за крепостные ворота и отправил на окраину Бреста

- на заранее назначенный рубеж  обороны.  Сам  же  Артамонов  еще  ненадолго

задержался у ворот, ожидая, что сюда с минуты на минуту  подоспеет  командир

полка майор Гаврилов.

 В этот момент из глубокого туннеля ворот выбежал человек. У него  почти

по самое плечо  была  оторвана  рука  и  обрубок  наспех  обмотан  рубашкой,

насквозь пропитавшейся кровью. Артамонов узнал интенданта Зорикова.

 Зориков бросился к нему, крича:

 - Товарищ комиссар, дайте мне машину!

 Артамонов подумал, что интендант  просит  отправить  его  на  машине  в

госпиталь: рана была действительно страшной, и он, видимо, потерял уже много

крови. Но оказалось, что Зориков беспокоится совсем о другом.

 - Дайте мне машину! - настойчиво требовал  он.  -  У  меня  на  складах

продовольствие, фураж. Ведь все фашистам достанется.

 Этот человек, так опасно раненный, шатавшийся от слабости, думал  не  о

своем спасении - он прежде всего заботился о материальных ценностях, которые

были поручены ему.

 С  трудом  комиссару  удалось  убедить  Зорикова  немедленно  ехать   в

госпиталь, и он отправил интенданта  в  тыл  попутной  повозкой.  Так  и  не

дождавшись Гаврилова, Артамонов вскоре поспешил на рубеж  обороны,  к  своим

бойцам, и потом отступал на восток вместе  с  ними.  О  Зорикове  он  ничего

больше не слышал.

 Но я уже знал о дальнейшей судьбе интенданта со слов участника  обороны

Александра Махнача, который встречал его  в  плену.  Зорикова  доставили  из

крепости в госпиталь, но  через  несколько  дней,  когда  раненых  везли  на

восток, они попали в окружение и оказались в гитлеровском лагере. Потерявший

руку старший лейтенант вдобавок  заболел  в  плену  туберкулезом,  и  Махнач

вспоминал, что к моменту освобождения их в 1945 году Зориков чувствовал себя

очень плохо. Куда он уехал по возвращении на Родину и где находится  теперь,

было неизвестно.

 Неожиданная встреча друзей произошла 24 июля 1956  года,  в  тот  день,

когда герои крепости должны были  выступать  в  Центральном  доме  Советской

Армии. Утром мы, как всегда, собрались  на  скамейках,  стоявших  в  зеленом

палисаднике перед гостиницей. Участник  обороны  крепости  и  бухенвальдский

подпольщик, однополчанин Матевосяна Николай Кюнг, толковал о чем-то с  Петей

Клыпой, Юрий Фомин  просматривал  газеты.  Рядом  фотокорреспондент  журнала

"Советская женщина" Марк Ганкин хлопотал около Раисы Абакумовой, то  и  дело

нацеливался на нее объективом, выбирая удобную позицию для  съемки.  Подошли

Гаврилов и Семененко и сели тут же, продолжая увлеченно вспоминать  какую-то

забавную историю, случившуюся в полку перед войной.

 И никто не заметил,  когда  около  этой  скамейки  появился  худощавый,

лысоватый и рыжеволосый человек в простой полосатой рубахе. Левый рукав  его

рубахи был пуст почти до самого плеча.

 Он остановился  у  скамейки  и  молча,  странным  пристальным  взглядом

смотрел на Семененко и Гаврилова, поглощенных своими воспоминаниями.  Только

чуть-чуть подергивалась, как от нервного тика,  его  небритая  щека.  Как-то

машинально Семененко поднял голову и поглядел на незнакомца. И вдруг  не  то

крик, не то стон вырвался  у  него,  и,  стремглав  вскочив  со  скамьи,  он

бросился к  однорукому.  А  вслед  за  ним,  увидев  этого  человека,  также

вскрикнул и кинулся к нему Гаврилов.

 Обнявшись, прижавшись щекой к щеке, они плакали  в  голос,  громко,  не

обращая внимания на прохожих. И деловитые  москвичи,  спешившие  по  площади

Коммуны, спрашивали друг друга, что случилось, а узнав, что это  встретились

через  пятнадцать  лет   герои   Брестской   крепости,   понимающе   кивали,

останавливались и смотрели на них повлажневшими глазами.

 Еще  не  зная,  кто  этот  человек  без  руки,  мы  все  тоже  замерли,

захваченные и потрясенные этой сценой. Только один из нас не остался  стоять

на месте. Это было фотокорреспондент Марк Ганкин. Как ни сильно  взволновала

его  эта  встреча,  профессиональная  хватка  фотографа-журналиста  все   же

сработала: он понял, что в его  руках  возможность  редкой  удачи,  что  это

момент  необыкновенный  и  неповторимый.   И   с   мгновенным   вдохновением

фотографа-художника он выбрал единственно верную точку  съемки  и  поднял  к

глазам аппарат.

 Так родилась эта фотография, доставившая ее автору широкую популярность

и Золотую медаль Международной фотовыставки.  У  нашего  большого  художника

Сергея Коненкова она вызвала хорошую творческую зависть. Известная  немецкая

писательница Анна Зегерс повесила ее в  своем  кабинете.  Многие  зарубежные

журналы на всех континентах мира  перепечатали  этот  снимок  из  "Советской

женщины".

 Уже нет в живых одного из  тех,  кто  изображен  здесь.  В  1961  году,

несколько месяцев спустя  после  торжеств  в  Бресте,  посвященных  20-летию

обороны крепости, Николай Иванович Зориков умер:  его  одолел  туберкулез  -

наследие войны и плена.

 Но его лицо, как и лица его товарищей, останется вечно  живым  на  этой

фотографии-картине, будет постоянно волновать зрителя  большим  человеческим

чувством, с проникновенной силой напоминать людям о бедствиях  войны,  звать

их бороться за мир на земле.